Познакомился я с Игорем на заводе. Шоферили вместе. Он на «КамАЗе», я на машине помельче. Он мужик малоразговорчивый. Мало говорил не потому, что ему сказать нечего было. Сильно заикался от контузии.

В армии в горячей точке выручал свой взвод солдат из-под огня, прапорщиком служил. Там случилась у него в бою контузия с осложнением на речь. Комиссовали по профнепригодности из войск, и подался Игорь шоферить.

Однажды рассказал Игореха мне свою историю. Про горячую точку, про заикание, про мечту свою заветную — стать дальнобойщиком.

Подружились. Летом ездили на природу, на дачу Игоря недостроенную, но с крышей. На первом этаже даже пола не было. Мы на втором отдыхали. Печка там русская, три кровати, холодильник старинный «Москва», стол круглый.

Воздух сосновый, освежающий, но зимой туда не добраться. Дорога заметена снегом с самой станции электрички. А летом собирались мы там частенько, неразлучные товарищи-водилы. Хоть и банька почти развалилась, и за водой далековато на колонку топать. Это терпимо. Главное — природа, покой и тишина. Русский дачный рай.

Мечта у Игоря не прошла. Нашел коммерсанта со старой фурой, двадцатитонный «КрАЗ» с будкой. Начал ее перебирать, под себя ремонтировать. Коммерсант обещал его на дальнобой в Якутию с товаром отправлять.

Однажды звонит Игореха:

— Через неделю в Мирный (Якутия) ехать. Напарника нет. Ты как?

— Ну, как? — отвечаю. — Раз зовешь, поеду.

И мне захотелось на дальнобой, романтики шоферской, восточную Сибирь, тайгу, север посмотреть, людей новых. Не ездил я на грузовой машине так далеко. Заработок рейса Игорь пополам обещал поделить.

В то лихое время 90-х грабили нещадно местные селяне на глухих таежных дорогах груженные продуктами и вещами фуры. Представьте подъем в гору в тайге.

Машина рычит, пыжится, ползет еле-еле вверх по склону, груженная под самую крышу. Вдруг позади машины из леса выскакивают местные селяне и незаметно накидывают на двери фуры мощный трос с крючком. Другой конец троса наглухо примотан к здоровенной сосне.

Двери вырывает с «мясом», груз под уклоном сам высыпается на дорогу. Его тут же подбирают аборигены и исчезают в лесу. Водитель, конечно, чувствует толчок, но выходить опасно. И останавливаться тоже. Вдруг бандиты вооружены. Может, и не убьют, а покалечить могут. Так и грабили машины с грузом на глухих таежных дорогах. Виноватых не найти. Убытки отправитель списывал по заявлению шофера в милицию.

Мы это предусмотрели. Наварили поверх дверей будки рельсу. Никакой трос ее не вырвет.

«КрАЗ» — карьерный самосвал. Совершенно не приспособленный к дальним рейсам. К нему просто приварили рефрижераторную будку, набили продуктами под завязку. Машина мощная, но не скоростная. В кабине гул, как в тракторе. Спать негде. Игорь на сиденьях дремлет, я на полу. От шума голова не своя. И ползем с перегрузом. Доехать обязаны, раз взялись. В дождь, в грязь, по глине и песку, по щебню.

Думаю: «Когда Игорь мне даст рулить?»

Вторые сутки почти без остановок шпарим. Завариваем «Доширак», чай литрами хлюпаем, деньги экономим. Магнитофон сломался. Радио в глуши нет. Только рев мотора.

— Игорь, ты устал, давай я порулю, — предлагаю.

— Нет. Тут слишком опасно. У тебя опыта такого нет. Перегруз большой. Дороги кривые, скользкие, перевернемся легко. Обратно поедешь ты.

И правда, смотрю, на обочинах то фура вверх колесами лежит, то бортовой длинномер по грязи в откос снесло, и даже легковые разбитые то тут, то там валяются… Ладно, едем, молчу…

Добрались до парома в Усть-Куте, по реке Лене плыть суток несколько. Дождище хлещет. А в кабине хорошо, тепло и тихо. Капли по крыше тук-тук.

Стоим у причала, ждем погоды и очереди на паром. Нам хорошо. Дальше нас повезут по реке. Отдых…

Наконец-то заехали на паром. Весело, машин много. Шофера все разные, со всей страны… Из кабин музыка орет, кто-то по видео кино смотрит. И красоты реки сибирской неописуемой. Наслушался там баек дальнобойщиков матерых. Хоть роман пиши…

По Лене сплавлялись, наверное, суток пять. Эти места прекрасны и в штиль, и в грозу.

То скалы отвесные, то холмы, то перекаты опасные, бурные, то мели тайные, скрытые. Медвежата на берегу разок играли, сам видел. В тех местах снимали прекрасный советский фильм «Угрюм-река», там шаманка Синильга была — на берегу ей даже памятник каменный есть. В общем, места странные, заповедные, малолюдные, дикие.

На пароме тоже интересно. Много якутов, и уже грамотных и совсем еще дремучих. Водилы все перезнакомились, сдружились. Один Игорь ходит, как туча, мрачный. Спит, молчит или огрызается…

Я всегда на берег хожу, когда в селения местные причаливаем, наблюдаю за людьми, животными, домами, хозяйством. Так все необычно, своеобразно, интересно. Например, никогда не видел в деревнях наших столько чистокровных лаек, больших, пушистых, наверное, ездовых. Еще заметил, к подходу парома сельские жители готовятся, как на праздник. Местные женщины надевали национальные наряды и бусы, а мужчины сапоги блестящие и пиджаки…

Игорь не ходил на причалы, обычно в кабине спал. А мне-то негде. На полу надоело. Правда, потом приютил меня на время сплава один добрый водитель, он ехал один, а у него в супер-«МАЗе» два спальника.

Еще вот достопримечательность. Есть посередине реки Лена остров. Небольшой, с песчаными отмелями, тихими заводями, без скал, поросший скудной растительностью, за исключением нескольких высоченных сосен. Рассказывали шоферы, что на том невеликом островке свил себе гнездышко старичок-лесовичок. Дед Федор, кажется. Если хорошая погода, мог тот древний отшельник выйти на берег островка и приветливо помахать рукой проходящим мимо судам и паромам.

По вечерам собирались мы на корме парома, пили обжигающий крепкий чаек, разговаривали, много интересного там услышал. Из жизни шоферской, дальнобойной, да и вообще о жизни разных людей.

Рассказывали о легендарном дальнобойщике Саныче. Его многие знают из водил. Ради экономии начал он ездить в одиночку в далекие северные рейсы на своей фуре. Без напарника. Да так и привык к этому. Хотя всем понятно, насколько это тяжело и опасно в дороге.

И случилось однажды Санычу замерзать. Какая-то поломка в дизеле. Лес, тайга, темень, метель, мороз за сорок. Двигатель заглох. Саныч костер развел, думал, ненадолго сломался. Пробовал отремонтировать дизель — никак. Руки-ноги мерзнут, света мало. А тут пурга, метель, машин проезжающих нет совсем. Пережидают где-то шоферы пургу. Так и отморозил Саныч себе все пальцы на ногах и частично на руках.

Но спасли его дальнобойщики. Груз доставили получателю, а самого Саныча в больницу местную. Выжил водила. Ампутировали пальцы на руках-ногах, подлечили. Вернулся домой. Жена, вся в слезах, вопит истерично:

— Ну что, старый идиот?! Вдоволь накатался в одиночку по северам?! Вот теперь сиди дома, инвалид…

Саныч молча отдал жене деньги за рейс. Потом дней десять пил. После всего этого опять стал подумывать о рейсах. Дальнобой — это не только тяжелая работа, но и образ жизни. Дорога дальняя как наркотик тянет. Шоферы, как и моряки. В рейсе мечтают о доме, а дома о рейсе. Вот и вернулся искалеченный Саныч за руль, опять колесит где-то по северам.

Еще рассказывали бывалые дальнобойщики — по весне на сплаве случай страшный был. С перепою или недосыпу сел водитель за руль своей тяжелой груженой фуры, стоящей на пароме. Завел машину и поехал на перила. Перескочил через рельсу ограждения и бултых в Лену. Так и ушел на дно за рулем. Течение сильное, не спасли. Потом, конечно, вытащили утопленника, чтобы домой тело отправить и захоронить. Лена шуток и пьяных не любит, ошибок не прощает… Угрюм-река.

В итоге пришвартовались мы к причалу назначения. Название не помню. То ли Якутск, то ли Ленск, то ли еще какой причал. Съехали с парома. И тут началось самое веселое…

Вся трасса от причала до Мирного разбита тяжелыми грузовиками, бензовозами, фурами, лесовозами, тракторами. Перевернуться нефиг делать. А у нас еще к тому же перегруз — несколько тонн долбаной колбасы и остального скоропортящегося барахла.

Несколько раз мне приходилось вылезать из кабины «КрАЗа» в глинистую грязь и таежный сумрак, смотреть, как Игорь на машине осторожно ползет, накренившись, по скользкому склону. Отслеживать каждый метр движения. Тогда мы даже говорить боялись. Только жестами давали друг другу понять, как ехать или вовсе остановиться.

Доставили мы те сыры и колбасы в целости и сохранности в алмазный край, город Мирный. Выгрузились на складах. Отоспались малеха. И надо назад, в домашние края, груз искать. А что оттуда, из Якутии, везти-то? Не меха же песцовые с красной икрой и не алмазную руду в продуктовой будке. Кое-как нашли какой-то металлолом, всего-то тонн шесть. Лишь бы бесплатно порожняком такой тягач не гнать в обратный путь.

Мой друг Игореха у коммерсанта, прилетевшего самолетом, получил все денежки за рейс в оба конца. И выдает мне речь:

— Андрюха, машину ты не вел, за рулем не сидел, а порожняком я ее и сам быстренько назад отгоню. — Не намекает, а прямо говорит, что деньги за рейс делить со мной не собирается.

Вроде как я просто с наслаждением и комфортом попутешествовал на полу «КрАЗа». Мне вот тогда и понятно сразу стало — чего он такой мрачный да угрюмый по парому-то ходил. Делиться неохота, зачем ему теперь лишний пассажир.

Ничего ему не ответил. Просто забрал свой термос с чаем и ушел без денег к тому попутчику, который меня на сплаве приютил… Он с Абакана, сколько может, подбросит. А с Красноярска как-нибудь на попутках доберусь. Добрых людей много еще на Руси, особенно среди простых работяг. А вот ехать назад неделю рядом с таким жлобом я бы не смог.

Так закончилась наша дружба с Игорехой. Больше его не встречал. Да и не хочется…

Денег я не заработал, но столько красот живой природы повидал, людей интересных. Рассказов прекрасных и поучительных о суровой жизни дальнобойщиков наслушался. Ни о чем не жалею!

Мало, наверное, кто сам постоял на краю огромной алмазной кимберлитовой трубки «Мир». Там дыхание от восторга и величественного страха захватывает. А я постоял!