С девяностыми годами, прозванными лихими, обычно ассоциируются новые русские в малиновых пиджаках и их подручные — бритоголовые качки в спортивных штанах и коротких кожаных куртках. Что еще? Конечно, толстенные золотые цепи, черный «бумер», МММ, шоколадные батончики «Баунти», дарующие райское наслаждение, то ли голландский, то ли польский спирт «Рояль».

Великую страну, развалившуюся на части, стали именовать неблагозвучным СНГ. Повсюду торговый бум. Рынки вырастают быстрее грибов, даже главная спортивная арена, относительно недавно провожавшая в полет олимпийского мишку, превратилась в кишащую «челноками» «Лужу». На тачках и тележках — связанные в тюки «аляски», пирамиды обувных коробок, толстые кипы футболок, джинсов; в разномастных ящиках — «амаретто», кофе, сигареты. В глазах рябит от красно-коричнево-сине-белых клетчатых сумок. Трудно представить, скольким тысячам инженеров довелось с ними сродниться!

Мой первый, по-настоящему предпринимательский опыт связан с баулами из темно-вишневой плащовки, которые я поднимал, обрывая руки, на борт теплохода «Миклухо-Маклай». На выдраенный до блеска красавец корабль занесло меня случайно, если точнее — сагитировал Славка.

Было это в августе 1991 года, когда импортные шмотки преимущественно продавались в комиссионках или изредка выбрасывались на прилавки крупных универмагов. Я крутился, как умел, и через пару лет после окончания института переквалифицировался из мастера дорожно-строительного управления в инструктора райкома комсомола, а потом в замдиректора молодежного центра. Базировалась наша посредническая фирма рядом с сектором учета членов ЛКСМУ довольно крупного государственного предприятия.

У Славки, освобожденного комсорга, общественная деятельность отнимала минимум времени, и мы частенько резались в шашки или курили, обсуждая новости и строя планы повышения материального благосостояния. Ведь, сидя на одном окладе, хочется подзаработать, не правда ли?

И вот однажды Славка предложил поехать не в какую-то Польшу, где советские туристы освоили все базары, а в Китай. Ну не так, чтобы прямо к товарищам в Поднебесную — не те пока отношения между нашими странами, — а на вещевой рынок в Благовещенск. Китайцы с другого берега Амура привозят жемчуг, шелк, кроссовки, пуховики, спортивные костюмы. И самое главное — они не продают, а меняются на заурядный ширпотреб. Даже солдатские шинели гребут.

Славка сказал, что уже забронировал в обкоме две путевки в круиз по маршруту Хабаровск — Комсомольск-на-Амуре — Благовещенск — Хабаровск. Другими словами, сделал предложение, от которого я не смог отказаться. Но нужно было решить пустяковый вопрос: что везти из Харькова?

Водки, отпускаемой по талонам, много не достанешь, к тому же неизвестно — доставишь ли ее в целости с несколькими пересадками до пункта назначения. И вообще, в чем везти? И сколько? Короче, пять бутылок «Столичной», обернутые комплектом нижнего белья, носками и свитером, находились в бывшей тренировочной сумке, официально именуемой ручной кладью.

До отправления в коммерческий круиз оставалась неделя, и я носился по магазинам в поиске такого товара, чтоб не занимал много места и был дорогостоящим.

В «Детском мире» я хапнул десять радиоуправляемых машинок: пять желтых тягачей-вездеходов на резиново-гусеничном ходу и столько же вазовских «девяток» цвета слоновой кости — Харьковский завод «Электроприбор» знал толк в потребкооперации. Моей дочке Яське исполнилось два с четвертью года, и хотя на коробке написали «для детей старше десяти лет», она крепко держала дистанционный пульт во время ходовых испытаний игрушечной техники.

«Девятка», как и настоящий автомобиль, действительно гоняла, но радиуса для разворота в однокомнатной хрущевке не хватало, и она постоянно врезалась в полированную прибалтийскую стенку или застревала под креслом. Дочка смеялась и кричала «есе!», а я, обнаружив мелкие царапины на бамперах, сказал, что у машинки закончились батарейки, и принес более маневренный, но неторопливый тягач.

Вездеход лавировал между ножками стульев и куклами, сидящими на ковре; без проблем переезжал домашние тапки; не застревая в складках, взобрался на упавшую с дивана подушку. И все бы отлично, если б он не рычал, не мигал красным сигнальным фонарем на крыше и не тряс угрожающе антенной. Дочка пряталась у меня за спиной и отказывалась крутить руль на пульте.

В хозяйственный возле метро я заходил регулярно, и — о, чудо! — две компактные электродуховки, привезенные утром, поплотней упаковали в бумагу и перевязали шпагатом, чтоб удобно было нести в руках.

Ранее я прикупил складных дорожных утюгов и роторных электробритв «Харьков-7101». Какой-то электрический подход получился в закупке товара, подумал я и только тут понял, что не во что этот товар складывать. Уж больно объем оказался приличным. Но слава богу торговли Гермесу! Подходящего размера сумки за день до отъезда я взял напрокат у подруги жены, отшивающей на дому цеховикам пресловутую «мечту оккупанта».

Славка не узнал меня на железнодорожном вокзале или просто не заметил на фоне гигантских сумок, куда реально было поместиться, слегка поджав ноги. Он с удовольствием затягивался и насколько мог аристократично стряхивал указательным пальцем пепел с сигареты, улыбаясь симпатичной шатеночке. В другой руке Славка держал пакет, в какие обычно складывают пироги и бутерброды в дорогу, а на плече висела фирменная вилсоновская теннисная сумка. И все. Никаких раздутых рюкзаков, чемоданов, баулов. Подобного добра с каждой минутой прибавлялось на перроне и по возбужденному гомону становилось ясно, что кучкуется туристическая группа — окончательным доводом, что это именно наша группа, служили рулоны скатанных шинелей.

Потом был Курский вокзал, аэропорт Домодедово, девятичасовый перелет с посадкой и перекуром в Новосибирске, и наконец-то здравствуй, Хабаровск! Здравствуй, Амур! Здравствуй, «Миклухо-Маклай»!

Мне очень понравилась пахнущая свежим ремонтом двухместная каюта, а плавность хода солидного корабля напомнила речной трамвайчик из счастливого детства, когда я с бабушкой плыл по Днепру из Запорожья в село Беленькое.

«Миклухо-Маклай» с открытием навигации вернулся из доков Харбина. Модернизированный после тридцати лет эксплуатации, он из двухпалубного речного трудяги превратился в комфортный трехпалубный круизный лайнер. Два ресторана, библиотека, все каюты с кондиционером, туалетом и душем, в видеозале по расписанию боевики, ужасы и эротика. Дополнительно нас развлекали конкурсами художественной самодеятельности, а вечером открывался бар и гремела дискотека.

Я едва не возомнил себя эдаким пресыщенным европейцем, везущим туземцам безделушки для натурального обмена, однако, находясь, по сути, в экспедиции, был ближе к путешественнику и этнографу Миклухо-Маклаю.

За две недели круиза корабль преодолел около двух тысяч километров. Я загорал на верхней палубе, читал, любовался бескрайними зелеными лугами, извилистыми протоками, сопками и обрывистыми скальными утесами. И как-то не верилось, что лесные заросли на берегу — дикая тайга, и, может, оттуда за мной наблюдает амурский тигр?

Мы побывали в Троицком — административном центре нанайского района. Честно говоря, думал, что нанайцы живут где-то на севере с якутами, но ни одного представителя коренного народа не встретил. Водку спрашивали русские, и я махнул-таки одну бутылку на майонезную баночку со свежайшей икрой кеты. Родное сало и чеснок, безусловно, вещь хорошая, но хотелось излишеств, и перед дискотекой горькая совершенно по-другому шла под деликатес.

Неожиданно мрачным оказался Комсомольск-на-Амуре. Серые и коричневые невыразительные здания, низкое небо, затянутое свинцовыми тучами, влажный до липкости ветер, запах гари. Мы молча постояли у памятного камня на набережной, где в 1932 году высадились первые комсомольцы — строители города. А когда в книжном магазине на карте СССР я прикинул расстояние до Харькова — мигом осознал, насколько широка страна моя родная, и как-то жутковато стало, если вдруг отстану от теплохода.

Вожделенный Благовещенск встретил кумачом с гостеприимным «Добро пожаловать!» — в том числе иероглифами — и препроводил указателями на рынок. Хорошо, что переть сумки пришлось недалеко. В ожидании парома из Хэйхэ, я репетировал русско-китайские торговые диалоги.

Каково же было мое удивление, когда вместо низеньких кривоногих менял в униформе Мао по рядам пошли модно одетые волейбольного роста парни и девушки, позже прибыли старики, такие же спортивные. Они отмахивались от предлагаемых шинелей и демонстрировали содержимое своих сумок лишь тем, чей товар представлял интерес. Я с одобрительным «хао!» показывал на электрические сокровища, как хвастается абориген стеклянными бусами. Однако безуспешно.

Славка, жучара, собрал очередь. Китайцы, толкаясь, тянули за кожаные ремешки фэдовские фотоаппараты и размахивали перед его носом веерами из абсолютно не деревянных рублей. Мне, чтобы хоть частично избавиться от радиоуправляемых игрушек, пришлось в буквальном смысле побегать за «девяткой», привлекая внимание, — спасибо опытному ленинградцу. Славка быстро отстрелялся и вернулся каким-то сияющим под закрытие рынка. Он помог дотащить мои баулы в каюту, зубоскаля всю дорогу, что нереализованный товар придется засолить до лучших времен.

Утюги, электробритвы и одну духовку я за час до прощания с «Миклухо-Маклаем» сдал оптом диск-жокею. По закупочным ценам. На вырученную сумму в ЦУМе Хабаровска купил Яське чудесные венгерские платьица, фломастеры и замшевые зимние сапожки; жене — шелковый платок, кофточку с вышивкой, пуховик и ожерелье из речного жемчуга; себе — кроссовки.

Славка, затарившийся по полной программе красной икрой, так и не довез ее — завоняла из-за нехватки дефицитной у браконьеров соли.

Лучшие времена наступили не скоро. Пока мы возвращались домой, в Москве Ельцин перехватил инициативу у ГКЧП, и Украина провозгласила независимость.

Несложно догадаться, что коммерсантом я так и не стал, и в кладовке до сих пор стоит один из непроданных тягачей. Я научу им управлять будущих внуков и обязательно расскажу о «Миклухо-Маклае».