Дмитрий Чарков
Москва
До 90-х — студент, сын партработника; в 90-е — менеджер, наблюдатель; после 90-х — профессиональный менеджер, MBA.
И был у него свой колодец…
Разговаривая как-то с одним из моих старых добрых приятелей за столиком в уютной московской кафешке, услышал от него такую историю:
— Вот послушай: Семен в прошлом — философ, скажем так. Не великий, нет. Проще говоря, из бомжей — сословие такое. В бочке не сидел, но в лихие девяностые попал под общую раздачу ваучеров с легкой руки Чубайса, как и все в то время, и обзавелся собственным канализационным люком. Вместо проср… простите, двушки, у моря. Конечно, хотелось ему избушку лубяную, а получил ледяную. Но это другая тема. В общем, сидит однажды под Новый год на краешке своего колодца, у дороги, соображает, где каплю шампанского раздобыть, чтобы хотя бы для приличия сопричастность с остальным российским народом почувствовать, и тут вдруг «мерин» с разворота его окатывает снежно-соляной жижей — припорошил слегка и метров в десяти остановился. Выскакивают братки в малиновых костюмчиках да при бабочках — игра слов, однако! — а Семен шасть к себе вниз, от греха. Они к люку — пьяные, веселятся, кричат ему: «Вылезай, бродяга, шампуси нальем». А он сидит впотьмах, ни гугу, забился в дальний угол, крестится только. Те склонились над люком и давай ему кидать вниз чего ни попадя, прямо на матрац его холостяцкий — покуражились вдоволь, ну, и восвояси. Сеня переждал, пока затихло все наверху, зажег свечку и стал разгребать свалившееся на него сверху добро да классифицировать его в соответствии, так сказать, с полученными навыками заведующего в свою бытность советского хозяйства — «завхоз» по-старорусски, им он и был в прошлой своей жизни, как оказалось. В общем, разложил все, как по номенклатурной ведомости, примерно в таком порядке:
«— бутыль спирта питьевого «Рояль» початый;
— кепка норковая иноземная слегка помятая;
— стаканы пластиковые разноцветные, пользованные;
— бутерброды разрозненные — где сыр, где ветчина с зеленью, навалом;
— цепь золотая, с мизинец другана-дворника Вольдемара, длиннющая;
— салфетки одноразовые пользованные, слава богу, не в туалете;
— колечко маленькое золотое, вроде женское;
— часы с браслетом с надписью Rolex, похожи на золотые;
— удостоверение водительское нового образца на красотку Машу Попову, жгучую брюнетку с голубыми глазами — ну, е-о-омае;
— перчатка кожаная одна;
— пачки «зелени» тугие в банковской упаковке ненарушенной — две».
…И звездное московское небо, конечно, над головой. Семен, понятное дело, не стал в ту ночь дожидаться поздравлений от президента и мигом сменил дислокацию, от греха подальше: очевидно же было, что «бабки» и дорогие вещицы выпали из карманов золотой молодежи случайно и что те могут повторно наведаться к нему в любой момент, если вспомнят, конечно, где, что да как с ними приключилось — в те времена народ безбашенный совсем был, и долго-то молодые такие и горячие не жили, если помнишь. Но второй раз на те же грабли Сеня, понятное дело, не стал наступать: зарекся на недвижимость, хватило ему одной проср… простите, двушки. Теперь он, знаешь кто? Именно — хозяин этой самой сети кафешек, где мы сейчас сидим. И ты наверняка сможешь мне сказать, как зовут его нынешнюю жену?
Я вздохнул и улыбнулся в ответ. Тут и экстрасенсом быть не нужно:
— Марией, я думаю. И вместе они, видимо, более пятнадцати лет.
— Вот теперь я верю в магию, — широко улыбнулся мой собеседник.
А я не знал, верить ли в такую чужую звезду или нет. Допускаю, что легенда обросла обязательными в таких случаях непременными подробностями, но на пустом месте они тоже не возникают. Собственно, это дело каждого — верить или нет, ведь объективная реальность от этого не меняется. Но я был заинтригован.
Когда буря девяностых накрыла российскую провинцию безработицей и безденежьем, многие потянулись в столицы — в одну да другую, будто там все как бы обошлось, и люди оставались добрее и бодрее. Наивные мы, однако.
Через некоторое время под каким-то ничем не примечательным предлогом я узнал, что Семена Григорьевича ожидают в маленьком офисе этого кафе ближе к вечеру в среду. Будучи в душе авантюристом из тех самых «лихих», решил посмотреть на «легенду».
Я сидел в дальнем конце зала возле окошка и пил чай, перечитывая какие-то журналы, когда мимо в сторону парковки проехал BMW — тот самый, как я предварительно разузнал. Семен Григорьевич зайдет в офис кафе через служебный вход, поэтому у меня будет возможность с ним пересечься только по его пути туда с парковки: он не давал интервью любопытствующим, просто потому что не было на то ни времени, ни интереса — это мне с предельной откровенностью сообщили в его офисе на Павелецкой площади, куда я предварительно позвонил с наивным намерением просто организовать с ним встречу. В Москве есть и ограничения, однако, помимо возможностей.
Я выскочил наружу и направился в сторону паркинга. Но поздно: он уже быстро направлялся ко входу в здание, а его «семерка» стояла рядом на персональном парковочном месте. Что-то, тем не менее, толкало меня вперед, и я подошел к автомобилю, когда его хозяин уже скрылся внутри бизнес-центра. Черный вычищенный до блеска капот, белый кожаный салон. Возле водительской двери все еще колыхался легкий и еле различимый запах кожи — я много работал с этим материалом и никогда не спутаю с чем-либо его уникальный терпкий аромат: даже выдубленная и предварительно обработанная натуральная кожа способна хранить оттиски информации, запечатлевшейся в ее животных волокнах.
Запах материален. В нем присутствуют феромоны — летучие биологические продукты секреции, способные моделировать поведенческие реакции. Вы наверняка замечали, как порой какой-то запах может вызвать в голове волну воспоминаний или эмоций. Так же, как и определенная музыка — это все ягоды с одного поля, так сказать: волновые вибрации тонкой материи, вызывающие ментальные образы.
Я глубоко вздохнул, полной грудью, и медленно выдохнул. При этом мой взгляд самопроизвольно уперся в землю, а там, в шаге от автомобильной дверцы, — запонка. Я наклонился за ней, поднял и тут же определил, что на моей ладони в серебряном обрамлении лежит кусочек необработанного аметиста: с природными камушками я тоже знаком не понаслышке. Да, Семен Григорьевич совсем непростой человек, если носит запонки «не в тренде» — ценность этого предмета как раз не в его монетарной стоимости и не во внешней форме, хотя дизайн, безусловно, имеет значение, уж кому-кому не знать, как не…
— Позвольте?.. — вывел меня из оцепенения низкий глуховатый голос.
Я обернулся. Он стоял рядом, напряженно улыбаясь. Затем протянул правую руку ладонью кверху, приглашая меня поделиться находкой. Рука не скрипача и не учителя младших классов. Я молча вернул ему запонку, взглянув в глаза.
— Благодарю вас. — Он повернулся и быстро удалился.
С тех пор я больше никогда не видел Семена Григорьевича.
Но кое-что все-таки он оставил при этом нашем мимолетном «пересечении»: видимо, очень большая доля в легенде об источнике его благосостояния соответствует истине. По крайней мере, свой колодец он действительно отшлифовал теми самыми ладонями в отведенное ему для этих целей время.