Девяностые — это время или стиль жизни? Черта характера или старое платье, которое можно натянуть, чтобы предаваться воспоминаниям?

Девяностые — это больше, чем эпоха, хотя меньше, чем жизнь.

Наверное, люди всегда вспоминают с некой ностальгией годы, когда они были молоды. Вот только само понятие молодость иногда размывается и временами не зависит от возраста.

Мой первый муж, родившийся в 1974-м, однажды разглагольствовал на тему «Бригады»:

— Мы родились не вовремя. Вот если б чуть раньше, тоже постарались бы какое-нибудь дело замутить. — Это он про себя и своих друзей. — А если б чуть позже, то детьми пережили бы девяностые и не задумались ни о чем. Так же обидно…

Он вообще любил разглагольствовать. И пиво в больших количествах.

Через несколько лет, уже после развода, я завела отношения с мальчиком, родившимся в 1981-м. Девяностые он прожил в большом уральском городе. Занимался самбо. Боролся даже как-то с одним криминальным авторитетом. Проиграл, конечно, старику. Как можно?! Рассказывал, что водил определенные знакомства и зарабатывал за один вечер больше, чем я за месяц, когда выезжал «толпу посоздавать» на «стрелы» или как там на жаргоне этих ребят их разборки назывались? Часто даже кулаками махать не приходилось. А денюжка капала.

Сколько ему стукнуло ко времени таких заработков? Четырнадцать? Шестнадцать? Имелась возможность пережить девяностые не совсем ребенком и задуматься кое о чем.

А я жила в Ижевске и в 1994-м бросила техникум, потому что собралась пойти работать. Для таких, как я, тихонь по жизни работа под ногами не валялась. Бойкие бабы в то время ездили в Польшу и тащили оттуда баулы с крутыми шмотками, за какие в свое время законодательство совка предусматривало жесткое наказание. И вот в те годы мы приходили на Рынок и покупали себе levi’s-ы, где на этикетках читалось «made in USA». Мерили их за ветхой занавеской и пытались рассмотреть себя в карманном зеркальце.

Зато сейчас можно прийти в хороший магазин, разглядывать себя в зеркале во всю стену, и девочки-продавщицы будут таскать в примерочную этих levi’s-ов столько, сколько понадобится. И штаны вроде неплохие, только на них написано «Made in Turkey».

Так вот, девочка-очкарик бойкой не являлась. Даже один баул бы не утащила. И вообще любила проводить время с книгой. Это я про себя. Но у меня имелась овчарка. И подруга Карина, жившая этажом ниже. Родители Карины работали в строительном управлении. А сама она бросила институт.

Нас объединяло соседство, юность и одинаковые глупые поступки. И работать мы пошли в одно место. Папа Карины устроил нас на стройку. Сторожами. Подруга тоже держала овчарку. Впрочем, и сейчас убежденная собачница. Единственный в их семье, кто не имел отношения к строительству, — это старший Каринкин брат Жорик. Он трудился на том заводе в Ижевске, где собирают автоматы Калашникова.

Первая запись в моей трудовой книжке: «Стрелок военизированной охраны». Все последующие мои работодатели очень веселились, читая эти слова. Однако оружие «стрелкам» не полагалось. Если вы, дуры восемнадцатилетние, дежурите по ночам на стройке, то обнимайтесь со своими собаками. Авось не так страшно.

Обниматься мы с собаками могли хоть до посинения. Вот только в Ижевске, особенно в девяностые, ни для кого не составляло труда купить что-нибудь стреляющее. Ну, или выглядящее так, будто умеет стрелять. Мы с Каринкой решили приобрести газовый пистолет. А потом по очереди брали его на работу. Он лежал, завернутый в промасленную тряпку, в глубине сумки и, должно быть, успокаивал наши слегка трепетные сердца.

Однажды у меня сидел на работе в бытовке приятель, а мне названивали с соседнего объекта на предмет «познакомиться». И вот приятель сунул этак по-киношному пистолет сзади за ремень и отправился «разрулить» ситуацию. Крутой такой. С оружием, блин. До сих пор смеемся, когда под неведомое (во всяком случае, нам) в девяностые шампанское потрындеть садимся.

Но чаще пистолет извлекался со своего лежбища лишь для того, чтобы я глянула, как он там, в тряпочке.

Потом Каринка ушла в декрет, и эта черная, ни разу у нас не выстрелившая штуковина перешла в мое полное распоряжение. Выбираться из сумки она стала совсем редко. Так хоть мы друг другу передавали, а тут…

Но однажды я вспомнила о важном условии из инструкции. А я вообще люблю придерживаться правил, установленных всякого рода инструкциями (странное утверждение для человека, два года владевшего незаконным оружием). Так вот, там говорилось, что пистолет нужно регулярно чистить. Все, что я знала о чистке стреляющих предметов, почерпнула из классических русских романов и повестей. Тех, где говорилось о дуэлях и использовались странные слова, типа «шомпол». Вот вы знаете, что такое шомпол? И я лишь приблизительно себе представляю.

Возникшую проблему требовалось решать. Инструкции не любят, когда их игнорируют. И я спустилась к Жорику.

Жорик сидел за столом перед заполненной доверху рюмкой. Любил он это дело (и до сих пор любит), а тут я со своими шомполами. Выслушав от меня сбивчивый рассказ о пистолете, чистке и инструкции, он выдал веское:

— Да.

И я положила рядом с рюмкой увесистый предмет, конечно же, в промасленной тряпочке.

Жорик остался с выпивкой, а ко мне пришел ухажер Не-помню-как-его-зовут. Мы уселись на лавочку возле подъезда. Вечер обещал быть теплым. И да, в те времена (насколько я помню, озадачилась чисткой летом 1995-го) возле подъездов еще стояли лавочки. Основательные такие, массивные, доставшиеся в наследство от Союза. Еще не верящие, что вскоре какие-то невоспитанные руки отправят их на цветмет.

А Жорик (как и Каринка, папа с мамой, овчарка и иногда вылетающий из окна кот, доставший голодным мяуканьем) жил на первом этаже. И вот беседую я с Не-помню-как-его-зовут и вдруг слышу хлопо́к. А вслед за ним нескончаемый поток слов, каковые на приличных телеканалах принято запикивать. Жорик подбежал к кухонному окну, под которым сидела я с ухажером, распахнул его, не заметил нас и, громогласно сквернословя, поспешил к другим окнам. «Опаньки!» — подумала я и решила убраться подальше от эпицентра. Мы с Не-помню ушли гулять.

А просто Жорик, как адекватный человек, решил, что я притащила ему пистолет беспатронный, как и полагается. Но все равно я не понимаю, зачем он взял его с собой в туалет, да еще и пальнул там. Вы видели эти туалеты в хрущевках? По размеру немногим больше спичечного коробка.

У меня в магазине находилось всего два патрона. А в стволе ни одного. То есть Жорику на толчке больше заняться было нечем, как затвор передергивать. Стрелять я не собиралась, это сто процентов, но патроны требовались для порядка. Жорик один использовал, а второй выкинул, когда снова дернул затвор, желая избавиться от гильзы. Чего от нее избавляться? Она автоматически вылетает. Откуда я это знаю, если ни разу не стреляла? Объяснял, наверное, кто-то.

В общем, осталась я без патронов, зато с чистым пистолетом. Я-то, как адекватный человек, полагала, что Жорик, имеющий понятие о том, как нужно чистить пистолеты, просто сделает это дома. Ведь дядьки из классических произведений именно так и делали. А он отнес его на завод и почистил там. На тот самый завод, где «калашниковы» собирают. Нормально, да? Через проходную туда-сюда. Я считала, там все строго. В этой стране будет вообще когда-нибудь порядок?

А еще я думала, что сложно купить патроны. Просила помощи у друга, работающего в органах.

Потом пистолет продолжал лежать в сумке и молчать в промасленную тряпочку. Позднее я уволилась и сплавила его куда-то. А однажды в моей жизни прекратился и Ижевск. Я уехала в столицу.

Только иногда мы с приятелем садимся пить шампанское да вспоминаем Жорика и газовую атаку, устроенную им в туалете-коробке.