Эпилог
– А ты действительно лег бы перед КПП, если бы Никита не вызвался бы остаться в Зоне и мотаться между ней и реальным миром? – спросил Денис, когда Дух отправил за Периметр первый десяток бойцов. Они с Вороном так и так возвращались последними, так что могли сидеть на асфальте и болтать. Со стороны присмиревшей Москвы никаких выкрутасов они не ждали.
– Я на твоем месте не сомневался бы, – сказал Ворон и улыбнулся. – И не испытывал бы на прочность мои нервы, поскольку характер у меня и так не сахар, а делить со мной одну жилплощадь тебе, надеюсь, предстоит еще долго.
– Какой ужас, – усмехнулся Денис. – Догадываюсь, почему Алла не выдерживает тебя долго.
– Просто мы с ней две очень свободолюбивые птицы. Но к тебе я действительно привязался, пожалуйста, больше не пугай так. Мои седины будут на твоей совести.
– Врешь ты все по поводу седых волос. – Денис фыркнул и вдруг посерьезнел. – Щищкиц, конечно, разорется. Может, даже дело возбудит.
– Пусть попробует, – сказал Ворон и повел здоровым плечом. – Мой адвокат его в бараний рог скрутит.
– А кто у нас адвокат?
– Выдра. Кто ж еще?
– О… – только и сказал Денис. Он, будучи подростком, боялся этого типа едва ли не до икоты. Правда, тогда Выдра выглядел отталкивающе, считался правой рукой Стафа, лидера клана «Доверие», в котором Денис и взрослел, и никак не афишировал свое знакомство с Вороном.
– Какой еще Щищкиц? Нашли о ком думать. Вот уж о ком точно волноваться не стоит, – отправив за Периметр следующих десять человек, обернулся Дух. – Мы же все подтвердим, что парень добровольно согласился сотрудничать с эмиониками.
Так или иначе, а слюной Щищкиц все же побрызгал – ровно до того момента, как в переговорную ИИЗ пришел Вронский. Уголовное дело действительно завели, Ворон провел неделю под домашним арестом (хоть выспался), а затем из Москвы вышел Никита, и все обвинения отпали сами собой.
Никита, явив людям волю эмиоников и поделившись информацией, ушел обратно, но то уже было дело ЦАЯ и ИИЗ, а никак не отдельных представителей правопорядка.
Ученые распотрошили все имеющиеся в ноуте Дима данные, зарылись в архивы чуть ли не вековой давности и все-таки откопали информацию о многих проектах Сестринского. Один из них описывал создание идеальных помощников для людей, работающих в заведомо сложных условиях. Профессор утверждал, будто крысы, если им дать немного подрасти, будут незаменимыми партнерами для людей и куда более сообразительными, нежели собаки.
В документах, увы, никак не расшифровывался механизм, с помощью которого предполагалось устанавливать общение между крысами и людьми. Шрам, попавший в цепкую паутину ЦАЯ, минуя все иные инстанции, либо не мог объяснить, либо молчал (Ворон предполагал равновероятными оба варианта).
Свисток ученые изучили вдоль и поперек самыми новейшими методами и на самой лучшей аппаратуре. Они если только его не облизывали, но, по словам Шувалова, пока еще не пришло время о чем-либо судить и говорить.
– Если Сестринский жив, – утверждал он, – мы сталкиваемся с очень сложной проблемой. Я даже скажу: гениальной проблемой, не побоюсь этого слова.
Ворон молчал. Ему точно не хотелось не только ворошить свое прошлое, но и прикасаться к нему или просто смотреть в его сторону. Ни Сестринский, ни один из его «птенцов», ни собственный отец (если он тоже как-то выжил) Ворона не трогали, и тот собирался тоже оказать такую любезность.
Жизнь понемногу входила в обычное русло. Денис пропадал то в институте, то с Романом, который внезапно загорелся идеей экстремального вождения. Ворон же наслаждался бездельем, глядя, как Алла что-то набирает в телефоне.
Аппарат издал два коротких гудка, принимая очередное сообщение.
– Фух…
– Вызывают?
Алла покачала головой, взглянула на него и передислоцировалась на диван, прижавшись боком. Ворон приобнял ее за плечи и бросил взгляд на экран, почти сразу рассмеявшись.
«Я сегодня разговаривал с тремя женщинами, – писал Дмитриев. – Самую истеричную звали Самюэль Эммануил Бауэр-Гарсия. Да, это все – один человек, причем мужик. Приезжай, уставая, я тренирую своего секретаря «B» своим чувством юмора… а у него уже слюна заканчивается».
«Слюна, которой надо брызгать?» – спрашивала Алла и ставила хохочущий смайлик.
«Ага. – Дмитриев печатал и отвечал быстро. Как будто не набирал литеры, а наговаривал сообщение на телефон. Впрочем, возможно, у него стояла соответствующая опция. – Я ушел спать. Скажите… м… мужу. Завтра есть самолет в Питер из Стокгольма».
– Дорогой, завтра есть самолет Стокгольм – Питер, – прочитала Алла. – Я слетаю, мне надо с начальством биты в байты переводить.
– Разумеется. – Ворон приобнял ее сильнее, и только потом до него дошел смысл. – А с каких пор муж-то?!
– С давних. Муж – для отпуска по первому требованию. За границей, знаешь ли, на печати в паспортах не смотрят.
Ворон был уверен, что дело вовсе не в традициях «заграницы», а в личном отношении Дмитриева, однако предпочел не затрагивать данную тему.
Вылет был запланирован в том же печально памятном чеховском аэропорту. Провожали всем миром. Алла познакомилась с Духом, поприветствовала Романа, обнялась с Денисом.
– Люблю, скучаю, надеюсь, что приедешь, – сказала она Ворону на прощание. – Хотела было добавить, что ты настоящий мужик, но решила – перебор.
– Но ведь правда, – рассмеялся Ворон и удостоился поцелуя.
Потом он долго сидел в кафе, окруженный самыми настоящими друзьями, и старался наслаждаться моментом. В конце концов, скоро события обещали захватить их всех в очередной водоворот.