Глава 31. Дела явные и тайные

Федору я о своем плане говорить ничего не стал. Была мысль поделиться, чтоб, так сказать, знал свой манёвр и в нужный момент чуточку помог мне. Но, по счастью, тот по моему задумчивому виду успел смекнуть – я не собираюсь сдаваться без боя. И откровенный разговор он затеял первым.

Случилось это, едва мы добрались до царских палат. Ни слова не говоря, он направил коня не к Красному крыльцу, а свернул в сторону Архангельского собора. Доехав до него, он спешился и, поманив меня за собой, велел остальным обождать снаружи. Едва мы зашли вовнутрь и я плотно затворил за собою двери, догадываясь, о чем пойдет речь, как он обрушился на меня с упреками. Мол, он видит, как я задумал недоброе, а потому Христом-богом умоляет ничего эдакого не учинять.

Глядя на его лицо, я понял – переубедить его у меня не получится, лучше и не пытаться. Слишком он озабочен благополучием Марины. И еще один аргумент пришел в голову. Если я ему ничего не расскажу, послезавтра он будет выглядеть куда убедительнее: унылый, печальный, на глазах слезы…. Такого в тайном умысле никто не заподозрит. Соответственно, и меня, ибо навряд ли кому-то из татар придет в голову, что я отважусь действовать вопреки прямому приказу своего государя.

Итак, решено, разыграю парня втемную. Хотел сразу пояснить, что не собирался ничего предпринять, но подумалось – куда убедительнее, если чуточку посопротивляться.

– Ты же сам назначил меня верховным воеводой.

– Назначил, не отказываюсь, – согласился он. – И ныне смещать тебя не собираюсь. Борони Москву, кто не дает. Но жизнь Марины Юрьевны я тебе не вверял, – и напустился на меня. – Все одно, не выйдет у тебя ничего, и тогда…, – он содрогнулся. – Ладно, пущай царица тебе не люба, но ты хотя бы о жизни Ксюши помысли! Ведь тогда ханский гнев на обоих обрушится, а они в его руках и чего он с ними пожелает, то и учинит, – и умоляюще напомнил: – Сам ведь слыхал словеса ентого мурзы про тоску, от коей они обе помрут. Неужто не уразумел, к чему он это сказывал?! Жизни он их лишит!

– Слыхал и уразумел, – кивнул я, осведомившись. – А в гареме для нее жизнь? – и с упреком уставился на него.

Нет, будущего классика нашей литературы я ему не цитировал, не то Федор непременно прицепился бы к предпоследнему слову, начав доказывать, что Ксения станет ханской женой, а это совсем иное. Кстати, насчет женитьбы на царевне хан возможно и не солгал. Как мне сообщил Власьев, мусульманину полагается иметь не более четырех супружениц и все они у Кызы были, но год назад одна из них умерла. Словом, свободная вакансия имелась. Но спорить, если не желаешь поссориться и согласен на поражение, надо аккуратно и умеренно, поэтому я продолжил иначе.

– И о тебе, государь, помыслил. Навряд ли ты оттуда вернешься живым. Впрочем, как и я. Поверь, Сигизмунд сделает все для того, чтоб трон достался наияснейшей.

– Ну и пущай, – отмахнулся Федор. – Нам с тобой как бог даст, зато Марину Юрьевну с Ксюшей убережем и… Москву спасем, – ухватился он за новый аргумент, пришедший ему в голову. – Потому и сказываю тебе, нет, – поправился он, – повелеваю: откажись от своих затей! Для того и сюда привел, чтоб ты перед домовиной моего батюшки в том поклялся.

Кажется, пора заканчивать, а то ишь как распалился. Я сокрушенно вздохнул, кивнул и удрученно склонил голову. А в ответ на его коварный вопрос, в чем собственно заключалась моя задумка, промямлил, что надумал напасть на эту сотню, когда они начнут считать деньги, перебить, переодеть гвардейцев в татарское платье и вперед, к ханскому шатру.

Согласен, план неумный, но иного в голову не пришло. Зато смог, положив руку на саркофаг с телом Бориса Федоровича, честно поклясться, что обязуюсь на крымчаков во время пересчета ими наших денег не нападать, ничего худого им в Скородоме не учинять, своих гвардейцев в их одежду не переодевать, и, мрачно махнув рукой, обобщил:

– Словом, клянусь, татары выедут за Арбатские ворота живыми и невредимыми, ну и мы вместе с ними, – а дабы Федор не потребовал прибавить к моей клятве такое, что мне все-таки придется нарушить, взмолился, срочно меняя тему нашего разговора. – Неужто тебе сестру ни чуточки не жалко?!

Помогло. Больше Годунов от меня ничего не потребовал, вместо того принявшись поучительно разъяснять, что пребывание в гареме, конечно, не мед, но более-менее сносно, и вообще – в сравнении с жизнью русских боярынь, не говоря про цариц, оно не многим и отличается. Ну и вновь напомнил про угрозу басурманина умертвить обоих.

Словом, «убедил». Заодно Федор, видя мою уступчивость, порекомендовал примириться с Романовым и прочими, ибо не время для распрей – общая беда надо всеми нависла. Да и выгоднее оно. Когда станем уезжать из Москвы, куда лучше, если за нас станут молиться все без исключения – авось дойдет до ушей господа единогласие.

Мне припомнился рассказ Галчонка, переодетый в татарское платье неизвестный русский мужичок, который мог оказаться кем угодно, в том числе и доверенным холопом Федора Никитича, почему бы и нет, и я зло скрипнул зубами. Нет, предателем запросто мог быть и кто-то иной, не имевший к боярину никакого отношения и действовавший самостоятельно (деньжат, к примеру, кому-то захотелось срубить по легкому), но уж слишком все сходилось на нем.

Чересчур рьяно заботился Романов о безопасности Годунова, уговаривая бежать из Москвы для сбора ратей не куда-нибудь, а в Вардейку. Опять же и казну именно он первым посоветовал прихватить с собой. А его удивление при виде меня вчера вечером? Не ожидал он, что я вернусь, никак не ожидал. Да плюс его слова насчет полученного от Годунова наказа беречь Москву, поскольку он – самый ближний к царскому роду. И касаемо обороны города… Не собирался Романов оборонять столицу. А зачем, если любому понятно – захватив столь знатных пленников и кучу денег Кызы-Гирей непременно уйдет прочь, отказавшись от штурма.

Но не было у меня времени выкладывать Годунову свои соображения. Не до разоблачений – к иному бы успеть приготовится. И вдруг мне в голову пришла отличная идея.

–Хорошо, – покладисто согласился я. – Действительно не время. А в знак, что больше не держу на него зла, нынче в Думе, как верховный воевода, объявлю, что именно боярину Федору Никитичу доверю возглавить… пересчет денег, предназначенных для выплаты хану.

– Вот и хорошо, – заулыбался Годунов, – давно бы так, – и я, чуть помедлив, улыбнулся в ответ, мысленно порадовавшись, как удачно мне удалось решить проблему с проклятым золотом.

Теперь ни один из моих людей пальцем до него не дотронется. Хватит с меня погибшей полусотни, своей смертью лишний раз подтвердивших истинность предсказания пророчицы. Да и князь Хворостинин неведомо выживет ли…. И добавлять в этот список кого-то из «своих» я не стану. Пусть сундуки с ним ворочают и лапают его почем зря холопы Федора Никитича. Они, правда, ни при чем, но лес рубят – щепки летят. А уж заставить самого боярина и его прихвостней запустить руку в проклятые сокровища я как-нибудь исхитрюсь.

Больше в соборе нам делать было нечего, и я заторопился, норовя поскорее увести из него Годунова, а то потребует еще в чем-нибудь поклясться. Да и выпитый медок пусть и с опозданием, но на него подействовал, захмелел государь, а потому надо побыстрее уложить его спать.

Причин для собственной спешки я ему выставил уйму. И одна из основных заключалась… в поведении татар. Мол, я-то поклялся ничего послезавтра не учинять, а хан и его послы – нет. Возьмут и нападут – человеку всегда мало. Да, не сразу, а дождавшись нашего прибытия в их лагерь вместе с выкупом. Не зря же хан потребовал к себе и меня. Как знать, возможно, он тем самым задумал обезглавить оборону Москвы. Народ расслабится после нашего отъезда, тут -то крымчаки и пойдут на приступ. Следовательно, надо отладить механизм обороны столь надежно, дабы басурмане даже в наше отсутствие получили надежный отпор. Кроме того, они при получении «приданого» заедут в Скородом, а значит, непременно увидят все изнутри. Получается, Арбатские ворота – самое опасное направление для возможного штурма. Придется заняться срочной передислокацией, сосредоточив там всех своих гвардейцев.

Ну и позаботиться об отряде сопровождения необходимо. Хочу, чтобы они выглядели достойно. Однообразного зеленого цвета штаны и кафтаны – замечательно, но требуется подыскать что-то соответствующее и из верхней одежды. За сутки с нею не управиться, но если подсуетиться, то успеем пошить хотя бы зеленые плащи-накидки. Все-таки кое-что. К тому же последние месяцы они занимались исключительно охраной царских покоев, а про строй совсем забыли. Значит, надо им напомнить, как его держать и немного потренировать, чтоб не осрамились, стоя подле ханского шатра.

Я много чего перечислил, не забыв и о делах для самого Федора. Дескать, следует тебе помыслить, государь, кого оставить вместо себя – уезжаем-то надолго. Может Кызы и выполнит обещание отпустить Марину, но в одиночку ей не управиться, посему надо уже сейчас назначить ей в помощники самых достойных. Нечто вроде Малого совета. Заодно прикинь, кого из лекарей прихватить с собой. Если б был жив Давид Вазмер, дважды успевший прогуляться с нами по Прибалтике, вопросов бы не возникло, но увы – он погиб в Вардейке, а остальных – кто на что годен – я не знаю. Да и согласятся ли они ехать? Словом, выбор кандидата и его уговоры тоже на тебе, государь. Но это все завтра, поскольку нынче тебе надо как следует выспаться, ибо негоже в таком состоянии выступать перед боярами.

А под конец, когда мы почти дошли до его покоев, попросил в ближайшие два дня обойтись без телохранителей. Не совсем, конечно, замену я им пришлю, но этих на время заберу. Годунов удивленно посмотрел на меня и вновь насторожился, не готовлю ли чего тайного. Но я успокоил его, пояснив, что путь до Бахчисарая неблизкий, окружение враждебное, всякое возможно. А если на нас нападет кто-то из ханской знати, из числа люто ненавидящих Русь? Посему надлежит преподать ребяткам кое-какие дополнительные уроки – чего опасаться на привалах, как правильно рассаживаться, какие позиции занимать в пути….

Сдав парня с рук на руки неизменному дядьке Чемоданову, недовольно заохавшему при виде своего пьяного питомца, я первым делом вызвал командира второго полка Микиту Голована и распорядился заменить людьми второго полка всех, кто дежурил на стенах от Арбатских до Чертольских ворот Скородома, вплоть до Москвы-реки. Для надежности я велел сменить и стражу на соответствующих воротах Белого города, обеспечив полную тайну всего, чем я с гвардейцами собираюсь заниматься в ближайшие двое суток.

Хотя нет, не полную. Оставались слободы. Просто выгнать из них население не годилось. Может дойти до Годунова, вызвав у него очередное подозрение. Поступил иначе, распорядившись, чтобы тайные спецназовцы запустили слух, будто основной штурм татары начнут именно на этом участке. Думаю, его хватит, а теми, кто не испугается, займусь попозже.

 Далее Дума, где меня давно поджидали. Рассиживаться мне в ней было недосуг, поэтому, кратко известив обо всем происшедшем бояр и сообщив, что государю нынче неможется, я удалился. Однако перед уходом честно сдержал обещание, даденное Годунову, и объявил, что выбрал главным для послезавтрашних финансовых расчетов с татарами боярина Романова. Тот удивленно уставился на меня. Еще больше он удивился, когда я перечислил его помощников – князя Репнина, Троекурова…, словом, всех самых видных из клана Федора Никитича. Не забыл упомянуть и Семена Никитича Годунова вместе с его зятем Телятевским. Объяснять ничего не стал, не до того, лишь торопливо распорядился, чтоб через пару часов их люди явились на моем подворье для перевозки золота и серебра, предназначенного для выкупа, к Арбатским воротам Скородома, и был таков.

Анисим Ермолаев, добросовестно и в срок обеспечивавший мой полк всем необходимым еще в Костроме, за что по возвращению в Москву был назначен мною дьяком Стрелецкого приказа, уже поджидал меня на ступеньках Красного крыльца. Ему я заказал срочно прикупить у купцов зеленую ткань для пошива плащей гвардейцев, которым предстоит сопровождать нас с государем. То есть я в этом не соврал Годунову. Вот только мне эти плащи были нужны для маскировки, чтоб никто из татар не смог заметить заткнутые за пояса пистолеты и гранаты.

За швецами, то бишь портными, гвардейцы уже ускакали. Командовать ими я назначил Охрима Устюгова, тоже костромича из числа депутатов Освященного собора. Помнится, в свое время он успешно управился с пошивом маскхалатов, должен уложиться в срок и сейчас, благо, что плащ-накидки шить куда проще. Местечко им для работы я подобрал поблизости от своего терема, в пустующем доме пана Мнишека.

А теперь настал черед тайных дел, и я направился на Пушечный двор, где надлежало встретиться с мастерами, трудившимися над моим спецзаказом.

Как ни удивительно, но к началу семнадцатого века многоствольная артиллерия уже имелась. Не знаю как там в других странах, но на Руси точно. Причем аж в двух видах: «сороки» и «органы».

Первые представляли из себя предков знаменитых «катюш», то есть от трёх до десяти стволов размещались в рядок на одной станине. Стволы соединялись общим железным желобком, куда засыпался затравочный порох для воспламенения зарядов, чтоб получился залп. Правда, калибр их ядер был невелик, пара-тройка сантиметров в диаметре.

Органы выглядели как сильно увеличенные в размерах револьверы, только не с одним, а множеством стволов, закрепленных на вращающемся барабане. Тот же Андрей Иванович Чохов чуть ли не двадцать лет назад и вовсе отлил стоствольный орган, ныне установленный у Водяных ворот Китай-города прямо напротив наплавного моста, ведущего в Замоскворечье. Да и ядра у органа приличные – где-то с гусиное яйцо.

Одна беда – все, что имелось в наличии, оказалось чересчур громоздко, а потому для тайной перевозки не годилось и я прошлым летом обратился с просьбой к Чохову. Отнесся он к ней весьма внимательно, ибо, оказывая дань почтения великому мастеру, я называл его исключительно по имени-отчеству, что ему весьма льстило. Просьба заключалась в уменьшении их размеров. Точно такую же задачу я поставил и перед его учениками, поехавшими со мной в Кострому.

Первый результат они выдали на-гора ближе к весне, но в сундук больше четырех стволов – по паре в два ряда – не входило, хоть тресни, а увеличивать его размеры нельзя – вызовет подозрения. Да и экспериментальный образец был один, больше сделать они не успели. Но тогда же, по весне, сам Чохов предложил иной вариант: сунуть в сундук стволы обычных пищалей, которых в него войдет куда больше. По его подсчетам вмещалось аж сорок штук – пять рядов по восемь стволов. Каждый ряд точно так же, как и у имевшихся моделей, соединялся общим железным желобком, куда насыпался затравочный порох. Итого получалось пять залпов.

Я одобрил новую идею, но отказываться от сундука с четырьмя стволами, зато крупнокалиберными, тоже не хотелось, благо, заряжались они сразу двумя ядрами, соединенными цепью. Чуть поколебавшись, я заказал изготовить по сотне комплектов и того, и другого, после чего… укатил воевать. По приезду я как-то заглянул поглядеть, сколько они наработали. Оказалось, порядком. Теперь предстояло опробовать их на деле. Выполнили они к сегодняшнему дню заказ не целиком, на треть, приготовив по тридцать сундуков каждого изделия, но мне и такое количество – весомое подспорье.

Кстати, где-то месяц назад у одного из мастеров – Дружины Богданова – возникла дополнительная идея насчет маскировки. Он приспособил к внешнему уголку сундука спусковой крючок, приводящий в действие ударнокремневый замок внутри. Мало того, для подстраховки (вдруг какая поломка или осечка с искрой) он продублировал его, разместив точно такой же крючок и замок с другой стороны. Оба крючка снаружи были замаскированы полукруглыми деревянными шариками, закрывающими их.

Получалось, что теперь, во-первых, не нужен горящий фитиль, а во-вторых, для стрельбы не требовалось открывать верхнюю крышку сундука. Нажал на две защелки, удерживающие боковую стенку, закрывающую дула стволов, сорвал шарики, высвобождая крючки, и, пожалуйста, пали на здоровье.

А чтоб татары до самого последнего момента ничего не заподозрили, я велел срочно собрать в Скородоме всех сундучников и древоделов, то бишь столяров. Разместить их я надумал в плотницкой слободе, находившейся как раз между Арбатскими и Чертольскими воротами.

Нет, сундуков на торжищах было предостаточно, покупай – не хочу, но мне-то требовались как две капли воды схожие доставленными моими гвардейцами с Пушечного двора. И хорошо, что я распорядился использовать для размещения четырехствольных «органов» (они уже не вращались на одном барабане, но не менять же из-за этого название) и сорокаствольных «сорок» самые простые сундуки безо всяких рисунков, узоров и прочих излишеств. Можно надеяться, что столяры успеют уложиться к завтрашнему вечеру с изготовлением точно таких и в нужном количестве.

Уже собравшись в Скородом, я обратился с просьбой к двум своим дамам. Травница Петровна, узнав, что от нее требуется, напомнила о своем зароке, но я ведь нуждался не в яде, а в снадобье, притормаживающем реакцию. Словом, нехотя, но согласилась. Резване же, памятуя, сколь мастерски она приправляет блюда, не захочешь, да съешь, я поручил сбор травок для грядущего угощения татарской сотни.

Пока разговаривал с ними, прибежал озадаченный Устюгов с увесистым свертком под мышкой. Оказалось, образцы тканей. Мол, прослышавшие о моей проблеме купцы наперебой кинулись вручать ему все, что у них имелось зеленого и теперь он в недоумении, из чего шить.

– Под цвет травы, – отмахнулся я. – Главное, чтоб все восемьсот плащей были абсолютно одинакового цвета, а остальное меня не интересует. Поэтому бери ту ткань, которой хватит на всех.

– Так их эвон скока и почитай кажной хватит, – не отставал он. – Новоесского сукна уже шесть кип приволокли, не мене, настрафиля чуть ли не восемь, гамбургского не мене пяти, рословского да брюкиша столько же, лунского чуток помене, но четыре будет.…. Да чего там про сукно сказывать, – спохватился он, – коли мне и шелку притащили видимо-невидимо. Одних бархатов сколь. Литовского косматого и вовсе чуть ли не три кипы – и пожаловался. – А главное, все несут и несут – девать некуда. Ты не серчай, княже, но я их к тебе отправил, так что они у твоих ворот толпятся. Ожидают.

– У меня столько и денег нет, – растерялся я и напустился на выглядывавшего из-за спины портного Анисима Ермолаева. – А ты-то чего молчал? Зачем нам лишнее?

– Да не надо никаких денег, – торжествующе выпалил он. – Они задарма все отдают. Сказывают, пущай они нашим вкладом станут, токмо заступись. Мне самому красного всучили стока, что и не ведаю куда девать. Какую возьмешь-то, княже?

– Ах задарма, – протянул я. – Тогда дело иное.

– Ну, не совсем задарма, – замялся он. – Они еще просят дозволения семьи свои в Кремле оставить, покамест татаровье не уйдет. Сами-то, мол, на стены встанут, город боронить, а детишек с бабами уберечь хотелось бы. Ну а кои с бархатами да парчой, хотели остатнее добро непременно на твоем подворье сложить. Да те, что из басурман, опаску имеют. Мол, ты их отпустить повелел, ан все одно – без тебя могут сызнова в тенета сунуть, покровительства твоего просят. И тоже сукном кланяются всяким.

Что ж, такие просьбы можно и уважить. Дав распоряжение Багульнику разместить купеческие товары на подворье, а Еловику заготовить охранные грамоты для купцов-мусульман, я наконец-то выехал за ворота. Выехал, а проехать не смог – улица была буквально забита подводами, доверху загруженными сукном, в основном зеленого цвета, причем разных тональностей, от светлого до темного. А у самых ворот меня терпеливо поджидала целая делегация купцов из суконной сотни.

Завидев меня, все радостно загалдели и принялись наперебой уверять, что именно у них самое лучшее, самое крепкое и самое нарядное. Еле отбился, заявив: приму у всех, чтоб никого не обидеть. В конце концов, у меня имеется еще и второй полк, да и у гвардейцев одежда не вечная – сгодится. А вспомнив маскхалаты – надо бы обновить – осведомился и про белую. И она нашлась.

Что же касается красной материи, то требований к ней у меня было два: легкая и прочная. Выяснив, какая примерно длина у рулона, я пришел к выводу, что восьми мне за глаза – четыре понадобятся на сегодня и на завтра, для тренировки телохранителей, остальные послезавтра.

Кажется все, можно отправляться к заждавшимся меня гвардейцам, но куда там – дорогу перекрыла еще одна делегация. «Никак молебен решили предложить», – подумалось мне при виде суровых лиц бородачей в рясах, но я ошибся. Город они защищать хотели. Благословение на то они от патриарха Игнатия получили, а вот оружие… За ним и пришли…. А следом за ними толпился мастеровой люд из числа тех, кому ничего не досталось из кремлевских складов, опустевших еще вчера.

…Когда я, управившись со всем, отправился в Скородом на встречу со своими людьми, меня сопровождал колокольный звон, собирающий народ на вечернее богослужение. Но мне не до молитв. Предстояло самое главное, ибо остальное было лишь прелюдией….