Экономика

Книга: Азиатская европеизация. История Российского государства. Царь Петр Алексеевич

Логика петровских преобразований была, в сущности, очень проста. Царю хотелось, чтобы его держава была сильной. Для этого требовались мощные вооруженные силы. Для того чтобы они появились, следовало иметь больше денег. Доходы государства можно увеличить двумя способами: самый простой, неоднократно использовавшийся и предшественниками Петра, – обложить население еще большими поборами; другой, более сложный, – развивать торговлю и промышленность. Первый ресурс имел ограничения, поскольку страна была бедная, а население нищее. Второй, делавший богаче саму страну, сулил гораздо больше прибылей, но не сразу, а в перспективе. Петр хорошо это понимал и сделал очень многое для становления российской экономики, однако военные обстоятельства понуждали царя форсированно эксплуатировать и самый быстрый способ пополнения казны. Промышленность росла, но постоянно возрастало и податное бремя. С петровской эпохи возникает странная ситуация, при которой государство может богатеть, а народ при этом нищать.

Бюджет России при Петре увеличился колоссально – от полутора миллионов рублей в конце правления царя Федора до (по разным оценкам) восьми или даже десяти миллионов в 1725 году. Но значительная часть этого роста была достигнута за счет обнищания народа. В 1710 году, ощущая острую нехватку денег, царь велел учинить ревизию финансов. В то время расходы составляли 3,8 миллиона, доходы – только 3 миллиона, то есть дефицит бюджета превышал 20 %. Тогда Петр велел произвести перепись населения, чтобы никто не мог уклониться от налогов. Раньше подати брали с целого хозяйства («двора»), но обер-фискал Нестеров предложил перейти на «поголовщину», потому что крестьяне-де нарочно не делят имущество, а помещики этому потакают, чтобы приуменьшить количество своих крепостных. Несколько лет понадобилось на то, чтобы собрать «ревизские сказки» и подсчитать количество «душ». Потом, как уже рассказывалось, правительство поступило просто: разложило свой главный расход, содержание армии, на всех податных. Платежеспособность в расчет не бралась, так что далеко не все могли вносить требуемую сумму, и объем недоимок от года к году увеличивался. С крепостных брали 74 копейки; свободные землепашцы должны были платить на 40 копеек больше; горожан и вовсе обложили податью в 1 рубль 20 копеек. Введение подушной подати увеличило налоговую нагрузку на народ в полтора-два раза против прежнего. Этот побор стал обеспечивать бюджет больше чем наполовину.

По камер-коллежскому отчету 1724 года видно, из чего складывались тогда государственные доходы. Подушная подать обеспечивала 53 % поступлений. Далее, по степени важности, шли таможенные пошлины, почти столько же давали «пьяные деньги». В 1716 году было дозволено производить алкоголь свободно, выплачивая в казну пошлину по 25 копеек с ведра. Эта мера, вряд ли полезная для народного здоровья, приносила почти миллион рублей в год.

Было и множество мелочных поборов, в совокупности дававших немного: с домашних бань, с пчелиных ульев, «с попов за драгунские лошади» и даже с клеймения шапок и сапог (за год 389 рублей).

Что касается развития промышленности, здесь Петр смотрел на Европу и хотел иметь у себя всё, что было там: такие же производства, заводы, мануфактуры. Стремление к полному самообеспечению собственной продукцией, независимость от всякого импорта стала доминантой государственной индустриальной политики. Затраты, а подчас и целесообразность Петром при этом обыкновенно не учитывались, да и на предприимчивость отечественных предпринимателей он не полагался, говоря: «Хотя что добро и надобно, а новое дело, то наши люди без принуждения не сделают». С принуждением у царя проблем не возникало. Он сам приказывал, что, когда, кому и как производить.

Российских предпринимателей петровской формации трудно назвать капиталистами в полном смысле. В-первых, деятельность всех мало-мальски важных предприятий регулировалась государством: Берг- и Мануфактур-коллегиями. Во-вторых, само понятие частной собственности применительно к таким предприятиям выглядело как-то зыбко. «Имеют оные промышленники рудокопных дел, по данным им привилегиям или жалованным грамотам сим обнадёжены быть, что у них и у наследников их оные заводы отняты не будут», – говорилось, например, в «Берг-привилегии», законодательном акте 1719 года.

Петр отучил аристократию чураться промышленности и торговли. Учреждение «кумпанств» и заводов стало считаться делом почетным, способом заслужить высочайшее поощрение. Поскольку самыми богатыми людьми в стране были крупные землевладельцы, привлечение их капитала к развитию производства обеспечивало необходимые финансовые ресурсы.

Больше всего государя, конечно, занимали отрасли, напрямую связанные с военным делом. Горнорудная промышленность, прежде находившаяся в зачаточном состоянии, стало одной из ведущих отраслей российской индустрии. Раньше хорошее железо приходилось ввозить из Швеции, меди тоже вечно не хватало.

Рудные богатства Урала были разведаны и разработаны при Петре. Первый железный завод там появился еще в 1699 году. Управлял им тульский оружейник Никита Демидов, основатель прославленной династии промышленников. Двадцать лет спустя на Урале существовало уже больше двадцати казенных и частных заводов, на которых работали 20 тысяч человек.

В год смерти Петра в стране было выплавлено 800 тысяч пудов чугуна – более чем достаточно для удовлетворения внутренних потребностей, так что оставалось и для экспорта.

Железо добывали и в Западной Сибири, в Нерчинске нашли серебро, в Кунгуре и Верхотурье – залежи меди, очень важного стратегического сырья, нужного не только для пушек, но и для чеканки монеты. (Благодаря этому при Петре наконец разрешилась очень давняя проблема разменной наличности.)

Невьянский завод Демидовых. Гравюра. XVIII в.

Берг-коллегия завела четыре металлургических округа: тульский, олонецкий, уральский и петербургский.

Одних только армейских пушек (не считая корабельных) при Петре было отлито больше 16 тысяч.

Но армии и флоту требовалось не только вооружение. Кораблям были нужны хорошие паруса, солдатам – мундиры. Ни парусины, ни хорошего сукна в стране в таких количествах не производилось. Парусное производство облегчалось тем, что было много льна. Казенная фабрика, построенная в Москве, научилась делать ткань отменного качества и в таком количестве, что адмиралтейство забирало всего 15 % продукции – остальная поступала в свободную продажу. Но для сукна требовалось много шерсти, а ее не хватало. Мундиры шили из материала, закупаемого в Европе. Пришлось разводить овец и строить мануфактуры. Они были и частными, и государственными, но производили недостаточно сукна – его, хоть и в меньших количествах, чем прежде, продолжали ввозить из Англии и Пруссии. Ведала фабричной отраслью Мануфактур-коллегия.

Развитие других, «мирных», производств тоже не было обойдено вниманием вездесущего монарха.

Бюрократическое государство стало расходовать очень много бумаги, и Петр велел поставить «бумажные мельницы» как в старой столице, так и в новой. Известно, что одна только Красносельская фабрика под Санкт-Петербургом производила до 20 тысяч стоп (почти десять миллионов листов) бумаги в год.

Другим существенным событием было создание собственных сахарных заводов – правда, из привозного сырца.

Благодаря избытку качественного железа появился большой игольчатый завод. Раньше иголки привозили из-за границы, теперь начали экспортировать.

Ткацкие фабрики начали выпускать гражданскую одежду, скатерти, салфетки, полотенца, шпалеры, чулки. Появились русские зеркала.

Далеко не все промышленные начинания получались удачными и прибыльными. Двое ловких сановников, вице-канцлер Шафиров и тайный советник Петр Толстой, желая отличиться перед государем, вызвались наладить производство русского шелка. Это было в 1717 году, сразу после французского визита царя – ему очень понравилась парижская шелковая мануфактура.

Петр обрадовался, немедленно запретил ввозить шелка из Европы, а новоявленным фабрикантам, к которым примкнул генерал-адмирал Апраксин, пообещал освобождение от пошлин сроком на 50 лет.

Но дело оказалось технически сложное и хлопотное, вельможные заводчики с ним совладать не умели. Не клеилось и у других предпринимателей, так что скоро пришлось от эмбарго отказываться, иначе страна осталась бы без шелка. Собственное производство при Петре так и не наладилось, хотя несколько маленьких фабрик все же появилось – в основном они копировали рисунки европейского дизайна.

Всё же, несмотря на отдельные неудачи, по уровню индустриального развития Россия 1725 года разительно отличалась от московского царства. Подсчитано, что после смерти Петра в стране работало 233 промышленных предприятия: заводы, фабрики, мануфактуры.

Богатство державы стоит на торговле. Эту древнюю истину знали и прежние правители, но Петр твердо усвоил европейскую идею меркантилизма, одним из основных положений которого был тезис об обязательном преобладании экспорта над импортом. Мы видели, как последовательно царь придерживался этой концепции в своей экономической политике.

Цель тяжелых войн, которые он затеял – сначала с Турцией, потом с Швецией, – главным образом заключалась в открытии новых торговых магистралей, а флот был нужен, чтобы Россия могла экспортировать товары на собственных кораблях, не завися от иностранных компаний.

И вот великая мечта, к которой стремился еще Иван IV, осуществилась. У России появились порты на Балтике, европейские рынки стали и ближе, и доступнее. Петр всячески поощрял предприимчивость отечественных купцов и покровительствовал торговле, в 1713 году он разрешил свободно ею заниматься всем подданным, какого бы они ни были сословия, однако это вовсе не означает, что русская торговля стала свободной. Как во всем, царь руководствовался здесь одним-единственным соображением: государственной прибылью и, исходя из этого, сам решал, чем, где и как торговать.

Прежде всего это проявлялось в жестком регулировании перечня так называемых казенных товаров, которыми не могли торговать частные лица. Главным стратегическим товаром был хлеб, и правительство гибко распоряжалось этим ресурсом, стимулируя экспорт в урожайные годы и запрещая при недороде. Но ассортимент монопольной торговли сначала был много шире, в него входили самые выгодные товары: «сибирские» (мех и «рыбий зуб»), китайский и персидский импорт, алкоголь, соль, пенька, табак, кожа и так далее. Когда же Петр понял, что государству проще и выгоднее не торговать самому, а получать пошлину за лицензирование, он стал сокращать этот список и в 1718 году упразднил его почти полностью.

Ограничения затрагивали не только виды торговли, но и ее маршруты. Безмерно любя свой невский «парадиз», Петр развивал его не только за счет казны, но и за счет частной коммерции. Прямо в 1713 году, едва учредив новую столицу, царь приказал русским купцам везти свои товары, предназначенные для европейского рынка, туда, а не в Архангельск. Этот указ был развешан повсюду, его читали даже в церквях. Запрет разрушал давно сложившиеся связи, подрывал долгосрочные контракты, разорял всю северную торговлю, но Петра это не остановило. Через несколько лет последовал новый указ, дозволявший возить в Архангельск продукцию только из близлежащих областей и, что окончательно подорвало экспортно-импортное значение беломорского порта, теперь любые договора с иностранными купцами могли заключаться только в Петербурге. Какая уж тут свобода торговли?

Морской город Санкт-Петербург. Е.Е. Лансере

С такими привилегиями петербургский товарооборот быстро рос, архангельский же совсем захирел. В 1726 году через прежний главный порт было ввезено продукции всего на 36 тысяч рублей, а через Петербург – на полтора миллиона.

Кроме столицы на Балтике у России появилось еще пять портов: Рига, Ревель, Нарва, Выборг, Пернов. Самым крупным всё же оставалась Рига. Хоть Петр и пытался перенаправить торговые операции оттуда в Петербург, но Рига для европейцев была ближе и удобнее. Известно, что в 1724 году в Петербург пришло 240 иностранных кораблей, а в Ригу – 303.

Новые торговые маршруты не ограничивались морской балтийской торговлей. Товары шли в Европу и сухим путем, через Украину и Польшу, причем не только в Австрию и германские государства. Россия завязала активную торговлю с отдаленными странами – Францией, Испанией, Португалией. Французский импорт был нацелен на удовлетворение изменившихся потребностей русского дворянства, иберийский давал всякие редкие товары вроде драгоценных пород дерева, красителей или оливкового масла. Особенно много завозили вина, к которому русские приобретали все больший вкус, так что с 1723 года в Бордо даже появилось российское консульство.

Подытоживая перемены, произошедшие с экспортом и импортом в первой четверти XVIII, Ключевский пишет: «Из двух задач, какие Петр поставил себе в устроении внешней торговли, успешно разрешена была одна: русский вывоз получил значительное преобладание над ввозом; года через два по смерти Петра Россия вывозила на 2400 тысяч рублей, а ввозила на 1600 тысяч рублей. Но совсем не удалась другая задача – завести русский торговый флот, чтобы вырвать внешнюю торговлю из рук захвативших ее иноземцев: русских предпринимателей на это не нашлось». Добавлю, что в империи, приоритетом которой являлся государственный, а не частный интерес, и не могло получиться иначе. Военный флот в России всегда будет много сильнее коммерческого.

В области внутренней торговли развитие получилось более скромным – прежде всего из-за бедности населения. Однако и здесь произошли перемены.

Еще перед Северной войной, беря за пример Европу, царь ввел новшество – «купецким людям торговать так же, как торгуют иных государств торговые люди – компаниями», пояснив смысл непонятного слова следующим образом: «иметь о том всем купецким людям меж собою с общего совета установление, как пристойно бы было к распространению торгов их, отчего надлежит быть в сборах великого государя казны пополнению». Последнее пояснение раскрывало всю суть затеи – государя интересовало не обогащение коммерческих компаний, а выгода для казны. Потому торговые компании и не получили в России такого распространения, как в Западной Европе – государство слишком активно вмешивалось в их деятельность. Не говоря уж о том, что объединение купцов в ассоциации вообще-то должно быть делом добровольным, а Петр, бывало, сгонял людей в «кумпанства» и насильно.

Вмешивалось государство и в контроль качества товаров. В 1718 году для некоторых видов продукции, имеющих особенно важное (главным образом, экспортное) значение, была введена процедура проверки. Ее осуществляли специальные должностные лица – «браковщики». За жульничество полагались суровые кары вплоть до смертной казни.

Попробовал Петр, опять-таки по европейскому примеру, развивать в России торговые ярмарки, но особенного значения они не получили по той же самой причине – у народа не было денег. Более или менее успешной была только Рижская ярмарка, но она работала и прежде, в шведские времена.

Существовал еще один тормоз для развития торговли помимо низкой покупательной способности населения: вечная российская беда – ужасающее состояние дорог, весной и осенью вовсе непроходимых. Здесь мало что изменилось со времен Владимира Красно Солнышко, когда товары перемещались почти исключительно речными трассами. Строить дороги при таких расстояниях и при такой разбросанности населенных пунктов русскому государству во все эпохи было не по средствам. Не хватало на это ресурсов и Петру. Самая главная сухопутная артерия страны, тракт между двумя столицами, завершенный с огромными издержками в 1718 году, пребывал в ужасающем состоянии. Пишут, что из-за плохо устроенных переправ и непролазной грязи даже иностранные послы при всех положенных проездных привилегиях могли потратить на преодоление этого не столь великого расстояния пять недель (то есть двигались со средней скоростью не более 20 километров в сутки).

Строительство дорог оплачивалось за счет специального налога – дорожной повинности, возложенной на купечество и обывателей, а крестьяне должны были участвовать в этом общем деле своим трудом. Однако рассчитывать на то, что огромная страна покроется сетью коммуникаций, пригодных для перевозки грузов, не приходилось. У Петра возник иной план, менее фантастический, но все равно грандиозный: создать общероссийскую водно-транспортную инфраструктуру. Для этого предполагалось прорыть множество каналов и построить несколько шлюзовых систем.

Надо сказать, что эта идея в ту пору была очень популярна и в Европе – ведь баржа, которую тянула всего одна лошадь, могла перевозить до 30 тонн товаров. Значительная часть континента, от Британии до Италии, в восемнадцатом и девятнадцатом столетиях покроется разветвленной сетью гидротрасс, соединяющих моря и речные бассейны. Конец европейскому каналостроительству положит лишь изобретение железных дорог.

Петр, с легкостью ввязывавшийся в гигантоманские затеи, приказал вырыть первый канал сразу после Азовских походов, одновременно с началом строительства Воронежского флота. Артерия должна была соединить Волгу и Дон, то есть Черное море с Каспийским. Десятки тысяч мужиков копали землю и сооружали шлюзы, но потом началась шведская война, и стройка была приостановлена. После поражения 1711 года и потери выхода к Азовскому морю ее вовсе свернули.

Основав Санкт-Петербург, царь загорелся еще более смелым прожектом: соединить Каспий прямо с Балтикой. Особенно нравилась ему перспектива путешествовать из одной столицы в другую, не трясясь по бездорожью в возке, а покачиваясь на волнах.

Двадцать тысяч рабочих потратили четыре года, чтобы связать Волжский бассейн с Волховским, но со временем от неупотребления «слюзы» пришли в негодность, их занесло песком. Этим водным путем оказалось невыгодно пользоваться, потому что он проходил через Ладожское озеро с его внезапными бурями, легко топившими плоскодонные речные баржи. Тогда Петр велел рыть канал в обход Ладоги.

Эпопея с этим обводным каналом заслуживает отдельного описания, она весьма характерна для петровской эпохи.

Дело было казенное, важное – самый главный строительный проект своего времени, поэтому за исполнение взялся лично князь Меншиков, по выражению Ключевского, ничего не понимавший, но во всё совавшийся. Светлейший сгубил воровством на продовольственных поставках тысячи работников, потратил более двух миллионов рублей и продвинулся очень недалеко.

Пришлось вводить специальный налог: по 70 копеек с каждого двора, да 10 % дохода купечества, да выдать подрядчикам таможенные льготы на продажу вина и табака для рабочих (прямой убыток казне).

За пять лет из потребных ста семнадцати километров прорыли двенадцать. Людей не хватало.

Пригнали пять тысяч новых рабочих с Украины. Потом прислали 20 тысяч солдат. Вместо Меншикова назначили на строительство инженерного генерала Миниха, в будущем – одного из ярчайших деятелей российской истории. Педантичный немец смог завершить работу только через шесть лет после смерти Петра. В дальнейшем канал, обошедшийся в много миллионов рублей и много тысяч человеческих жизней, приходилось все время достраивать, а профункционировал он меньше одного века.

В общей сложности великое гидротехническое строительство Петра дало весьма скромные результаты (из шести начатых каналов был достроен только один) и мало чем помогло развитию торговли.

Назад: Армия и флот

Дальше: Сословия