ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
— Ваше величество, нам придется остановиться, — сказала Амелия, и королева едва заметно шевельнула рукой, что могло означать согласие.
Терри была настолько измотана, что повисла на перилах лестницы, да и Пэтси на галерее выглядела не многим лучше. Ботаник Боб вроде бы не переменился, но он предусмотрительно устроился на стуле. По безмолвному сигналу Амелии они стали снимать созданное ими заклинание, и постепенно потусторонняя атмосфера редела. И все мы превратились в неудачно подобранную компанию жутиков во дворе новоорлеанского дома, перестав быть беспомощными свидетелями магической реконструкции.
Амелия пошла в угловой сарай и вытащила несколько складных стульев. Зигеберт и Вайберт не могли понять, как с ними обращаться, и потому стулья поставили Амелия и Боб. Когда королева и колдуны расселись, остался один незанятый стул, и я его взяла, сперва безмолвно переглянувшись с оставшимися четырьмя вампирами.
— Итак, мы знаем, что произошло следующей ночью, — сказала я устало.
Как-то глупо я себя чувствовала в нарядом платье и на высоких каблуках. Приятно было бы переодеться в обычное.
— Извините, может, вы и знаете, а мы вот нет.
Это сказал Боб, совершенно не стесняясь присутствием королевы.
Что-то симпатичное было в этом не от мира сего колдуне. И вообще все четверо трудились изо всех сил, и если теперь они хотели знать продолжение истории, не было причин им в этом отказывать. Королева возражений не высказала, и даже Нефритовый Цветок, вложившая меч в ножны, проявляла едва заметный интерес.
— На следующую ночь Уолдо заманил Хедли на кладбище рассказом про могилу Мари Лаво и вампирской легендой, что мертвые могут поднимать мертвых — в данном случае жрицу вуду Мари Лаво. Хедли хотела получить от Мари Лаво ответы на свои вопросы, которые призрак даст ей, если она выполнит ритуал, описанный Уолдо. Уолдо сообщил мне причину, по которой Хедли согласилась на это, но теперь я знаю, что он лгал. Зато я могу придумать много других причин, по которым она решила ехать с Уолдо на кладбище. — Королева молча кивнула в ответ на эти слова. — Я думаю, она хотела узнать, каким будет Джейк, когда встанет. Хотела узнать, что с ним делать. Она не могла дать ему умереть — вы это видели сами, — но не хотела ни перед кем признать, что создала вампира, тем более такого, который раньше был вервольфом.
Внимание аудитории было всепоглощающим. Зигеберт и Вайберт стояли по обе стороны от королевы и полностью превратились в слух. Для них это было как в кино сходить. Колдунам была интересна подоплека событий, которые они только что видели. Нефритовый Цветок не сводила с меня глаз. И только Андре остался равнодушным — он выполнял работу телохранителя, непрестанно оглядывая двор и небо.
— Возможно также, что Хедли верила, будто дух ей даст совет, как вернуть расположение королевы. Прошу прощения, мэм, — добавила я, с опозданием припомнив, что королева от меня в трех футах на складном стуле, на котором еще болтается уолмартовская этикетка с ценой.
Королева махнула рукой, отметая инцидент. Она была погружена в свои мысли так глубоко, что могла вообще меня не слышать.
— Не Уолдо выпил кровь Джейка Перифоя, — вдруг к моему удивлению сказала королева. — Он не мог представить себе, когда сумел убить Хедли и доложить об этом мне, представив дело как работу Братства, что эта разумная колдунья весьма буквально последует приказу запечатать квартиру, и даже наложит заклинание стазиса. У него уже был план. А у того, кто убил Джейка, был отдельный план — возможно, обвинить Хедли в возрождении Джейка… что привело бы ее в тюрьму, в вампирскую камеру. А может быть, убийца рассчитывал, что Джейк убьет Хедли, поднявшись через три дня… что было бы вполне возможно.
Амелия попыталась принять скромный вид, но это было безнадежное дело. Хотя гордиться ей было нечем, поскольку единственной причиной, почему она закрыла квартиру заклинанием, — это было предотвратить мусорную вонь в тот момент, когда ее откроют. Амелия это знала, и я знала. Но это было отлично сделанное колдовство, и я не собиралась выпускать из нее воздух. Это сделала она сама.
— А может быть, — сказала она жизнерадостно, — кто-то заплатил Уолдо, чтобы убрал Хедли, не так, так этак.
Мне пришлось тут же закрыть щиты, потому от всех присутствующих колдунов пошли волны паники неимоверной громкости. Они знали, что слова Амелии расстроили королеву, а когда королева Луизианы волнуется, окружающим предстоит взволноваться намного сильнее.
Королева вскочила со стула, так что все мы тоже поднялись, поспешно и неуклюже. Амелия сидела, подобрав под себя ноги, потому и оказалась особенно неловкой, что пошло ей на пользу. Нефритовый Цветок отступила от прочих вампиров на два шага, но, быть может, хотела иметь место для маневра, если ей придется взмахнуть мечом. Кроме меня это заметил только Андре — и не сводил глаз с телохранительницы короля.
Не знаю, что было бы дальше, но в ворота въехал Квинн.
Он вылез из большой черной машины, в упор не видя собравшуюся в напряжении публику, будто ее и не было, и зашагал по гравию прямо ко мне. Небрежно обняв меня за плечи, он наклонился слегка меня поцеловать… сравнивать поцелуи вообще не имеет смысла, ведь все мужчины целуют по-разному? И это кое-что говорит об их характере. Квинн целовал меня так, будто у нас шел разговор.
— Детка, — начал он, когда я «сказала» заключительное слово, — может, я приехал в неудачное время? Что у тебя с рукой?
Напряжение несколько ослабло. Я представила его собравшимся во дворе — со всеми вампирами он был знаком, но колдуний видел впервые, и потому отошел от меня, чтобы с ними поздороваться. Пэтси и Амелия о нем явно слышали и очень старались не выглядеть слишком ошеломленными первой встречей.
Мне надо было сообщить ему остаток сводки новостей.
— У меня укушена рука, Квинн, — начала я. Квинн ждал продолжения, внимательно на меня глядя. — Меня укусил… боюсь, мы теперь знаем, что сталось с твоим сотрудником. Его ведь звали Джейк Перифой?
— И что?
В ярком свете дворового освещения было видно, как напряглось его лицо. Он знал, что его ждет что-то неприятное. Ну, при виде собравшейся компании любой бы такое предположил.
— Из него выпили всю кровь и бросили здесь во дворе. Чтобы его спасти, Хедли его обратила. Он стал вампиром.
До Квинна дошло не сразу. Видно было, как постепенно свыкается он с мыслью о чудовищной судьбе Джейка Перифоя. Лицо его окаменело. И мне захотелось надеяться, что никогда не посмотрит он на меня таким взглядом.
— Перемена произошла без согласия этого вервольфа, — сообщила королева. — Конечно, никогда ни один вервольф не согласился бы стать таким, как мы.
Если и была в ее голосе горечь, резкость или язвительность, я не удивилась. Вампиры и оборотни относились друг к другу с едва скрываемым отвращением, и лишь тот факт, что они совместно выступали против нормалов, не давал разразиться открытой войне.
— Я заезжал к тебе перед тем, как ехать сюда искать Джейка, — неожиданно сказал Квинн. — Посмотреть, не вернулась ли ты из Нового Орлеана. Кто у тебя на дорожке демона сжег?
— Кто-то убил Гладиолу, слугу королевы, когда она принесла мне послание.
Вампиры вокруг меня зашевелились. Королева, конечно, знала о смерти Гладиолы, мистер Каталиадис не мог ей не сказать. Но никто больше об этом не слышал.
— Что-то много народу погибло у тебя во дворе, — сказал мне Квинн, и хотя тон его был нейтрален, не могу сказать, что задних мыслей у него не было. Но его можно понять.
— Только двое, — ответила я задиристо, быстро подсчитав. — Я бы не сказала, что это много. Конечно, если добавить еще и тех, кто погиб в доме…
Эту мысль я быстро пресекла.
— А знаете что? — вмешалась Амелия высоким и деланно-светским голосом. — Я думаю, мы, колдуны, сейчас просто двинем в ближайшую пиццерию на углу Хлои и Джастин. Так что если мы будем нужны, вы знаете, где нас найти. Годится?
Боб, Пэтси и Терри с неожиданной быстротой оказались у ворот, а вампиры, не получившие от своей королевы никакого сигнала, отступили и пропустили их. Поскольку Амелия не дала себе труд захватить сумочку, я только понадеялась, что у нее в одном кармане ключи, в другом деньги. Ладно, как-нибудь.
Я чуть не пожалела, что не смылась с ними… минуту! А почему бы и нет? Я посмотрела с вожделением на выход, но там уже встала Нефритовый Цветок, глядя на меня черными, как дыры на лице, глазами. Вот ни капельки я этой женщине не нравилась. Андре, Зигеберту и Вайберту я могла быть совершенно безразличной, Расул мог думать, что со мной неплохо бы провести часок в городе, а вот Нефритовый Цветок с удовольствием снесла бы мне голову своим мечом — тут сомневаться не приходилось. Мысли вампиров я читать не умею (иногда только их проблески, но это большой секрет), но язык их жестов я понимаю, и выражение лица тоже.
Я не знала причины этой враждебности, да в этот момент и не важна была эта причина. Королева задумалась.
— Расул! — сказала она. — Мы ненадолго вернемся в дом.
Он поклонился и вышел к машине.
— Мисс Стакхаус! — позвала меня королева.
Ее глаза сияли, как темные лампы. Взяв меня за руку, она повела меня вверх, в квартиру Хедли. Андре шел за нами, будто привязанный к ее ноге нитью. Я все подавляла неразумное желание выдернуть руку — рука королевы была суха, холодна и сильна, хотя она следила, чтобы мою руку не сжать. От такой близости древнего вампира у меня тело вибрировало, как струна на скрипке. Не понимаю, как Хедли это могла выдерживать.
Она завела меня в квартиру и закрыла за нами дверь. Наверное, даже острейшие уши вампиров внизу не могли теперь услышать нашего разговора. Это и была ее цель, потому что первые ее слова прозвучали так:
— Ты никому не расскажешь то, что я сейчас скажу.
Я кивнула, онемев от ожидания.
— Я начала свою жизнь там, где теперь северная Франция, где-то около… тысячи ста лет назад.
Я проглотила слюну.
— Конечно, я точно не знаю, где это было — наверное, в Лотарингии. В прошлом веке я пыталась найти место, где провела первые двенадцать лет своей жизни, но не могла бы этого сделать даже под угрозой смерти. — Она рассмеялась при этих словах лающим смехом. — Моя мать была женой самого богатого жителя деревни — это значит, что у него было на две свиньи больше, чем у любого другого. Звали меня тогда Юдифь.
Я пыталась скрыть потрясение, изобразить интерес, но это было непросто.
— Когда мне было лет десять-двенадцать, в нашу деревушку забрел бродячий торговец. Мы уже полгода нового лица не видели, все оживились. — Но она не улыбнулась, вспоминая это оживление, просто изложила факт. — Он принес какую-то болезнь, которой раньше мы не знали. Сейчас я думаю, это был какой-то вид гриппа. За две недели его пребывания у нас умерли все, кроме меня и одного мальчишки постарше.
Минута молчания — мы обдумывали это. То есть я обдумывала, а королева вспоминала. Андре — он вообще мог думать о ценах на бананы в Гватемале.
— Кловис меня не любил, — сказала королева. — Забыла уже, почему. Наши отцы… нет, не помню. Все могло быть по-другому, если бы он относился ко мне лучше. А так он меня изнасиловал, а потом потащил в соседнюю деревню, где начал меня сдавать напрокат. За деньги или за еду. Грипп кружил по нашей округе, но мы с ним не заболели.
Я старалась глядеть куда угодно, только не на нее.
— Почему не смотришь мне в глаза? — спросила она сурово.
Выбор слов и акцент изменились, будто она только что выучила английский.
— Мне очень вас жаль, — ответила я.
Она издала звук: прижала верхними зубами нижнюю губу и втянула воздух, чтобы тут же его выдохнуть. Что-то вроде «ффффт!»
— Не бери в голову, — сказала королева. — Потому что почти сразу, когда мы заночевали в лесу, его поймал вампир. — Видно было, что ей приятно вспоминать. Ничего себе путешествие по волнам памяти. — Вампир был очень голоден и начал с Кловиса, потому что он был больше. А когда он с Кловисом покончил, то успел меня рассмотреть и решил, что приятно будет иметь спутницу. Его звали Алейн. И три года я бродила с ним. В те времена, естественно, вампиры скрывались. Существовали они только в байках, которые рассказывали старухи у очага. И Алейн отлично умел поддерживать это положение. Он когда-то был священником, и очень любил заставать священников врасплох в кровати.
Она улыбнулась, вспоминая. Я ощутила, что сочувствую ей уже меньше.
— Алейн все обещал и обещал обратить меня, потому что я, конечно же, хотела быть такой, как он. Хотела силы.
Она покосилась на меня, и я истово кивнула. Это мне было понятно.
— Но когда нам нужны были деньги — на одежду или на еду для меня, он делал то же, что и Кловис — просто меня продавал. Он знал, что мужчины заметят, если я буду холодная, и еще он знал, что я их покусаю, если он меня обратит. И мне эти невыполненные обещания надоели.
Я кивнула, показывая, что слушаю. И я действительно слушала, но в глубине сознания думала, куда, к черту, ведет этот монолог и почему именно мне рассказывается столь увлекательная и печальная история.
— Потом мы однажды пришли в деревню, где староста знал, кто такой Алейн. Дурак Алейн забыл, что уже проходил здесь, и высосал жену старосты! Поэтому мужики его связали серебряной цепью — потрясающая редкость в маленькой деревушке, могу тебе сказать… и бросили его в сарай, собираясь додержать до возвращения местного священника из поездки. Потом его собирались выставить на солнце в каком-то церковном обряде. Бедная была деревушка, но на него сверху навалили все серебро и весь чеснок, которые нашлись у местного люда, чтобы не дергался.
Королева хихикнула.
— Они знали, что я человек, и знали, что он меня насиловал, — сказала она. — Поэтому меня связывать не стали. Семья старосты думала взять меня в рабыни, раз уж они из-за этого вампира лишились женщины. Я понимала, каково оно будет.
Выражение ее лица было такое, что сердце разрывалось — и одновременно леденело. Я сидела тихо-тихо.
— В ту ночь я вытащила несколько отставших досок из задней стенки сарая и заползла внутрь. Алейну я сказала, что если он меня обратит, я его освобожу. Долго мы торговались, но наконец он согласился. Я вырыла в полу яму, такую, чтобы мое тело поместилось. Мы рассчитывали, что Алейн меня осушит и похоронит под нарами, на которых лежит, и землю загладит. Настолько он свободой движений обладал. А на третью ночь я встану, разорву на нем цепь и смету весь чеснок, хотя он мне руки обожжет. И сбежим мы с ним в темноту. — Она рассмеялась в голос. — А священник вернулся раньше третьего дня. И когда я выкарабкалась из могилы, Алейн уже пеплом развеялся по ветру. Это они в сарай священника его сунули, и старый поп мне рассказал, что случилось.
У меня возникло чувство, что ударную концовку я уже знаю.
— О'кей, — сказала я быстро, — насколько я понимаю, этот поп и стал вашей первой едой?
Я жизнерадостно улыбнулась.
— О нет, — ответила София-Анна, бывшая Юдифь. — Я ему сказала, что я ангел смерти и пришла его призвать, ибо он добродетелен.
Вспомнив состояние Джейка Перифоя, когда он поднялся первый раз, я смогла оценить титанические усилия, которых это должно было стоить вампиру.
— И что вы стали делать дальше? — спросила я.
— Через несколько лет я нашла сироту, который бродил в лесах, как я. — Она посмотрела на своего телохранителя. — С тех пор мы всегда вместе.
Наконец-то я увидела на неживом лице Андре выражение: беспредельная преданность.
— Его продавали, как продавали меня, — сказала она тихо. — И я приняла меры.
У меня холодок пробежал по позвоночнику. И хоть озолоти меня, не знала я, что сказать.
— Я затем утомляю тебя этой древней историей, — сказала королева, чуть встряхиваясь и садясь еще прямее, — чтобы ты поняла, почему я взяла Хедли под свое крыло. К ней приставал ее двоюродный дед. И к тебе тоже?
Я кивнула. Понятия не имела, что он добрался и до Хедли. До фактической пенетрации он не дошел только потому, что у меня погибли родители и я переехала жить к бабушке. Родители мне не верили, но бабушку я убедила, что говорю правду — к тому времени, когда он почувствовал, что я созрела, а было это в мои девять лет. Конечно, Хедли была старше. У нас, оказывается, было куда больше общего, чем я думала.
— Жаль, я не знала, — сказала я. — Спасибо, что рассказали мне.
— Хедли часто о тебе говорила.
Что же, Хедли, спасибо тебе. Спасибо, что подставила меня под худшее… стоп, это несправедливо. Узнать про колоссальный обман Билла — не худшее, что со мной случилось. Но в моем личном списке не слишком от первого места далеко.
— Это я уже поняла, — сказала я голосом холодным и хрустким, как стебель сельдерея.
— Ты огорчена, что я послала Билла навести о тебе справки и решить, можешь ли ты быть мне полезна, — заявила королева.
Я вдохнула как следует, заставила себя разжать зубы.
— Нет, я не расстроилась из-за вас. Вы такая как вы есть, и вы даже меня не знали. — Еще один глубокий вдох. — Переживаю я из-за Билла, который меня знал и все же выполнил всю вашу программу тщательно и расчетливо. — Мне пришлось подавить боль. — К тому же какое дело вам до моих чувств?
Тон этот был на шаг от оскорбительного, что не слишком разумно, когда говоришь с могущественным вампиром. Но она ткнула прямо в больное место.
— Дело есть. Ты была дорога для Хедли, — неожиданно сказала София-Анна.
— По ее обращению со мной это трудно было бы заключить, когда она стала подростком, — ответила я, решив, что лучше всего будет следовать курсом беспощадной честности.
— Она об этом сожалела, — сказала королева, — особенно после того, как стала вампиром и поняла, что значит принадлежать к меньшинству. Даже здесь, в Новом Орлеане, масса предрассудков. Мы с ней часто говорили о ее жизни, оставаясь наедине.
Не знаю, отчего мне стало неуютно: от мысли о сексе между моей кузиной и королевой, или от мысли, что они в постели говорили обо мне.
Мне все равно, если взрослые занимаются сексом по согласию, каким бы этот секс ни был — лишь бы все стороны заранее договорились. Но слышать подробности такого рода я тоже не обязана. Интерес, который мог бы возникнуть у меня к этим вопросам, давно смыло потоком образов из мозгов посетителей бара.
Разговор оказывался долгим. А мне хотелось, чтобы королева перешла к сути.
— Суть в том, — сказала королева, — что я тебе благодарна: ты — с помощью этих колдуний — дала мне более точное представление, как погибла Хедли. И еще ты мне дала знать, что против меня существует более широкий заговор, нежели ревнивое сердце Уолдо.
— Я?
— Так что я у тебя в долгу. Скажи, что я могу сейчас для тебя сделать.
— Э-гм… прислать побольше ящиков, чтобы мне упаковать вещи Хедли и увезти в Бон-Темпс? И еще прислать кого-нибудь забрать то, что я не возьму, и отвезти на благотворительную раздачу?
Королева опустила глаза — готова поклясться, она старалась скрыть улыбку.
— Да, это я, наверное, смогу. Пошлю завтра из людей кого-нибудь.
— Если кто-то уложит в фургон все, что я увожу, и отвезет в Бон-Темпс, это будет очень хорошо, — сказала я с чувством. — А можно мне будет тоже в том фургоне вернуться домой?
— И это не проблема, — ответила она.
А теперь можно попросить большой любезности.
— А мне обязательно нужно быть с вами на этой конференции? — спросила я, хотя знала, что это перебор.
— Да, — ответила королева.
Ну вот, уперлась. Но она добавила:
— Зато я тебе очень хорошо заплачу.
Я просияла. Часть денег от прежней службы вампирам еще лежит у меня на сберегательном счету, и у меня был колоссальный финансовый успех, когда Тара «продала» мне свой автомобиль за доллар, но я так привыкла жить в обрез, что любой запас весьма приветствуется. Всю жизнь боюсь, что ногу сломаю, или в машине шатун пробьет двигатель, или дом сгорит… стоп, это уже было… ладно, случится какое-нибудь несчастье — скажем, сильный ветер сдует дурацкую жестяную крышу, которую так хотела поставить бабуля, или еще чего.
— Вы хотите что-нибудь из вещей Хедли? — спросила я у королевы, когда мои мысли ушли от денег в сторону. — Ну, на память?
Что-то у нее блеснуло в глазах, и меня это удивило.
— Ты прямо с языка у меня сняла, — ответила она с милым французским акцентом.
Ой. Не к добру она включила свое обаяние на все обороты.
— Я просила Хедли кое-что для меня спрятать, — сказала она. А у меня индикатор вешаемой на уши лапши загудел будильником. — И если ты наткнешься на это случайно, когда будешь собирать вещи, я бы рада была получить это обратно.
— А каково оно с виду?
— Украшение, — ответила она. — Муж мне его подарил на помолвку. Как-то вышло еще до свадьбы, что я его оставила здесь.
— Ради Бога, посмотрите в шкатулке с украшениями у Хедли, — предложила я. — Если найдете ваше, заберите, конечно.
— Очень любезно с твоей стороны, — ответила она, и лицо ее стало обычным — непроницаемо-глянцевым. — Это бриллиант, большой бриллиант, вставленный в платиновый браслет.
Я ничего такого в вещах Хедли не помнила, но я ведь и не смотрела внимательно. Шкатулку с драгоценностями я собиралась уложить, как есть, и потом разобраться в ней на досуге.
— Посмотрите прямо сейчас, — предложила я. — Я понимаю, что потерять подарок мужа — это в некотором смысле серьезный проступок.
— Ты даже понятия не имеешь, какой серьезный. — София-Анна закрыла на секунду глаза, будто слов не было, чтобы это передать. — Андре! — позвала она.
Он двинулся в сторону спальни — я отметила, что указаний ему не надо было, — и пока его не было, королева смотрелась как-то странно неполно. Я подумала: почему же он не сопровождал ее в Бон-Темпс, и тут же импульсивно спросила.
Она посмотрела на меня своими хрустальными глазами, большими и спокойными.
— Я не должна была уезжать из города. И я знала, что если Андре будут видеть в Новом Орлеане, все так и решат, что я тоже здесь.
А я задумалась: верно ли обратное? Если королева здесь, не решат ли все, что и Андре тоже здесь? За этим мелькнула какая-то мысль, но тут же ускользнула, я не успела ее поймать.
Андре в этот момент вернулся, и едва заметное качание головы дало королеве понять, что он не нашел предмета, который она ищет. Какой-то миг София-Анна выглядела очень недовольной.
— Хедли это сделала в минуту гнева, — сказала королева, и я решила, что она это сама с собой. — Но она может и с того света меня уничтожить.
Но тут же на ее лицо вернулось обычное бесстрастное выражение.
— Я буду смотреть, не попадется ли этот браслет, — сказала я. Очевидно, дело тут совсем не в стоимости украшения. — Не мог быть этот браслет оставлен здесь в последнюю ночь перед свадьбой? — осторожно спросила я.
Может быть, моя кузина Хедли украла у королевы браслет от ярости, что королева выходит замуж. Вполне в ее духе было бы. Если бы я знала, что Хедли спрятала браслет, я бы попросила колдуний еще отмотать время назад на эктоплазменной реконструкции. Увидели бы, куда она его положила.
Королева только кивнула.
— Я должна его вернуть, — сказала она. — Ты же понимаешь, что не ценность бриллианта меня беспокоит? Видишь ли, свадьба двух повелителей вампиров — это не брак по любви, где многое можно друг другу простить. Утратить подарок супруга — это смертельное оскорбление. Весенний бал состоится у нас через две ночи после сегодняшней. Если я не…
Голос ее пресекся, и даже Андре казался почти встревоженным.
— Понимаю, — ответила я. Раньше я обратила внимание на волны нервозности, прокатывающиеся по коридорам и залам ее резиденции. Расплата будет чертовски дорогой, а платить придется Софии-Анне. — Если эта штука здесь, вы ее получите, о'кей?
Я развела руками, будто спрашивая, верит ли она мне.
— Да, конечно. Андре, у меня больше нет времени здесь быть. Нефритовый Цветок доложит, что я поднималась сюда со Сьюки. Сьюки, мы должны притвориться, что занимались сексом.
— Извините, но все, кто знает меня, знает и то, что я не ложусь с женщинами. Не знаю, кому должна будет доложить Нефритовый Цветок… — (конечно, я знала, что королю, но бестактно было бы это показать), — …но если этот человек хоть что-то обо мне выяснил, то ему это известно.
— Тогда у тебя был секс с Андре, — сказала она спокойно. — А мне разрешили смотреть.
Мне в голову сразу пришло несколько вопросов, из которых первый: «Это для тебя обычное дело?», а за ним второй: «Значит, браслет терять нельзя, а трахаться с кем попало — можно?» Но я успела зажать себе рот. Под дулом пистолета я бы все-таки выбрала секс с королевой, а не с Андре, независимо от половых предпочтений, потому что от одного присутствия Андре мне всерьез становилось жутко. Но раз уж мы только притворяемся…
Андре с деловым видом снял с себя галстук, сложил его и положил в карман, потом расстегнул несколько пуговиц на рубашке и поманил меня согнутыми пальцами. Я настороженно приблизилась. Он обнял меня и прижал к себе, тесно, положил голову мне на плечо. Секунду я думала, что он хочет меня укусить, и меня охватил панический страх, но потом он вдохнул. Для вампира это сознательное действие.
— Приложи рот к моей шее, — сказал он, еще раз меня глубоко вдохнув. — Твоя помада перейдет на кожу.
Я сделала, как он сказал. Он был холоден, как лед, и это было как… ну, в общем, жутко это было. Мне вспомнилась фотосессия с Клодом: что-то в последние дни я много времени изображаю, будто занимаюсь сексом.
— Я люблю запах фейри. Как ты думаешь, она знает, что в ней есть кровь фейри? — спросил он у Софии-Анны, пока я старательно измазывала его помадой.
Тут у меня голова отдернулась. Я уставилась прямо ему в глаза, а он смотрел на меня в ответ. Он все еще обнимал меня — чтобы от меня уже точно им пахло, как я поняла; будто мы действительно делали то, что притворялись. Но на настоящий секс он точно не был настроен, и это меня радовало.
— Во мне — что? — переспросила я, уверенная, что ослышалась. — Что во мне есть?
— Он это отлично чует, мой Андре, — сказала королева.
Какая-то затаенная гордость слышалась в этих словах.
— Я сегодня долго общалась с Клодиной, моей подругой, — возразила я. — А она фейри. Вот откуда и запах.
Надо бы мне под душ сходить, это точно.
— Позволишь? — спросил Андре и, не ожидая разрешения, ковырнул мою больную руку ногтем, прямо над повязкой.
— Эй! — вскрикнула я, протестуя.
Он выпустил чуть-чуть крови себе на палец и вложил себе в рот. Покатал на языке, будто глоток вина, и наконец сказал:
— Нет, этот запах фейри — не от общения. Он в твоей крови. — Он смотрел на меня так, будто доводил до меня факт: его слова ставят в этом деле последнюю точку. — У тебя небольшая примесь крови фейри. Может быть, наполовину фейри была твоя бабка или твой дед?
— Я про это ничего не знаю, — ответила я, понимая, что слова мои звучат глупо, но не зная, что еще можно сказать. — Если кто-то из моих дедов не был на сто процентов человеком, то эта информация к потомкам не попала.
— И не должна была попасть, — сказала королева. — Обычно люди с фейрийскими корнями скрывают этот факт, потому что ему не верят. Они предпочитают считать своих родителей сумасшедшими. — Она пожала плечами — необъяснимо! — Но эта кровь объясняет, почему у тебя много сверхъестественных воздыхателей и нет поклонников-людей.
— Их нет, потому что они мне не нужны, — ответила я, определенно задетая. — Я умею читать мысли, так что они отпадают в полуфинале. Если их раньше не отпугнет моя репутация дамы со странностями, — добавила я, привычно соскальзывая в колею избыточной честности.
— Не очень хорошо характеризует людей, что ни один не оказался приемлемым для той, кто умеет читать их мысли, — заметила королева.
И это, пожалуй, было последнее слово о ценности умения читать мысли. Лучше на этом разговор и окончить. Мне и так есть, о чем поразмыслить.
Мы спустились вниз — впереди Андре, за ним королева, я последняя. Андре настоял, чтобы я сняла серьги и туфли — это должно было создать впечатление, что я раздевалась, а потом натягивала платье в спешке.
Вампиры дисциплинированно ждали во дворе, и вытянулись по стойке смирно, когда мы стали спускаться во двор. При виде признаков того, чем мы якобы занимались последние полчаса, лицо Нефритового Цветка не изменилось, но зато хотя бы не стало скептическим. У Бертов был вид понимающий, но не заинтересованный, будто сценарий, когда София-Анна смотрит, как ее телохранитель занимается сексом (практически с незнакомой женщиной), для них вполне рутинный.
Расул стоял в воротах, ожидая дальнейших инструкций, куда ехать, и смотрел на меня с легким унынием, будто сожалел, что его не взяли в компанию. Квинн же сжал губы в такую жесткую линию, что булавку не просунуть. С этим придется что-то делать.
Но, когда мы выходили из квартиры Хедли, королева мне специально напомнила никому не рассказывать, сделав особый упор на слове «никому». Так что придется придумать способ рассказать Квинну, но рассказать, не рассказывая.
Без вопросов и без долгих прощаний вампиры залезли в машину. У меня в мозгу так роились идеи и гипотезы, что голова шла кругом. Хотелось позвонить брату Джейсону и сказать ему, что не так уж он неотразим, а дело в фейрийской крови. Интересно, что он на это скажет. Нет, постой, Андре намекнул, что на людей близость фейри действует не так, как на вампиров. То есть люди не рвутся есть фейри, но находят их привлекательными сексуально. (Мне вспомнилась толпа, которая всегда собирается возле Клодины у Мерлотта). И еще Андре сказал, что других супернатуралов тоже привлекает кровь фейри, но не в смысле слопать, как вампиров. Эрику станет легче? Он наверняка обрадуется, узнав, что на самом деле он меня не любит! Все дело было в фейрийской крови, с самого начала!
Я проводила взглядом королевский лимузин.
А пока я сражалась со смесью шести примерно эмоций, Квинн сражался только с одной.
Он оказался прямо передо мной, очень рассерженный.
— Как она тебя уговорила на это, Сьюки? — спросил он. — Если бы ты закричала, я бы туда ворвался. Или ты сама этого хотела? Я готов был ручаться, что ты не из таких.
— Я ни с кем сегодня не ложилась, — ответила я и посмотрела прямо ему в глаза. В конце концов, я же ничего не открываю из того, что рассказала мне королева, я просто… исправляю ошибку. — Хорошо, если другие будут заблуждаться на эту тему, — добавила я осторожно. — Но не ты.
Он посмотрел на меня долгим взглядом. Будто читал, будто у меня на глазном дне было что-то написано.
— А хотела бы ты лечь сегодня с кем-нибудь? — спросил он и поцеловал меня, поцеловал долгим, долгим поцелуем, и мы стояли во дворе, будто склеенные вместе. Колдуны не вернулись, вампиры уже уехали. Только иногда случайный автомобиль или далекая сирена напоминали нам, что мы в большом городе. Это было настолько отлично от объятий Андре, насколько я только могла бы себе представить. Квинн был теплый, и я ощущала под кожей его мышцы. Я слышала, как он дышит, чувствовала, как бьется его сердце. Я ощущала его скачущие мысли, в основном они сосредоточились на постели, которая должна была бы найтись в квартире Хедли. Он наслаждался моим запахом, моим прикосновением… и довольно приличный кусок его тела этот факт подтверждал. Этот кусок как раз сейчас был зажат между нами.
Мне случалось ложиться в постель с двумя другими мужчинами, и оба раза это ни к чему доброму не привело. Я мало что о них знала, действовала импульсивно. А на ошибках надо учиться. На секунду я почувствовала себя не очень хорошей ученицей…
Но, к счастью для моей способности принимать решения, у Квинна зазвонил телефон как раз в этот момент — благослови Господь телефоны! Потому что я как раз была на волосок от того, чтобы все свои мудрые решения зашвырнуть к чертовой матери, потому что была напугана и одинока в этот вечер, а Квинн был уже относительно знаком и так я ему была нужна.
Но у Квинна мыслительный процесс шел в другую сторону — совсем другую, — и он с сердцем выругался, когда телефон прозвонил второй раз.
— Извини, — сказал он с яростью в голосе и ответил.
— Хорошо, — сказал он, послушав минуту. — Хорошо, сейчас буду.
Он захлопнул телефон.
— Джейк хочет меня видеть, — сказал он.
Меня настолько захлестнула странная комбинация желания и облегчения, что я не сразу сообразила, что к чему. Джейк Перифой, сотрудник Квинна, сегодня переживает вторую свою вампирскую ночь. Накормленный добровольцем, он достаточно пришел в себя, чтобы говорить с Квинном. Недели он пролежал с приостановленной жизнью в чулане, и сейчас ему многое придется догонять.
— Тогда тебе надо ехать, — ответила я, гордясь, что голос у меня звучит ровно. — Может, он вспомнит, кто на него напал. А завтра я должна буду тебе рассказать, что я видела здесь сегодня.
— А ты сказала бы «да»? — спросил он. — Если бы нам сейчас не помешали?
Я секунду подумала:
— Если бы я так сказала, я бы очень потом сожалела, — ответила я наконец. — И не потому, что я тебя не хочу. Это не так. Но последние пару дней у меня глаза открылись. И я знаю, что меня очень легко обмануть. — Я пыталась говорить спокойно, ни в коем случае не бить на жалость — просто констатировать факт. Хнычущих баб никто не любит, и меньше всех я. — Мне не интересно начинать отношения с мужиком, у которого просто вот сейчас встал. Никогда не было у меня вкуса к встречам на одну ночь. Я хочу быть уверенной, если у нас с тобой будет секс, что это потому, что ты хочешь быть со мной какое-то время, потому что ты меня любишь как личность, а не почему-то еще.
Наверняка еще миллионы женщин говорили примерно тоже самое. И я сейчас была искренней, как любая из этого миллиона.
А Квинн дал идеальный ответ:
— Всего одна ночь с тобой? Да кого же это устроит?
И он уехал.
