На должность помощника шерифа Гораций Куин был назначен недавно, чтобы приглядывать за порядком в окрестностях Кинг-Сити. Он жаловался, что новая работа не оставляет ему времени заниматься собственным хозяйством. Жена его жаловалась еще больше, но если говорить правду, за время пребывания Горация на этом посту никаких значительных преступлений пока не произошло. Гораций рассчитывал стать в округе известным человеком и затем баллотироваться в шерифы. Шериф — начальство важное. Суетится он меньше, чем окружной прокурор, а положение у него почти такое же прочное и солидное, как у старшего судьи. Горацию отнюдь не хотелось просидеть всю жизнь на ферме, а жена его мечтала переехать в Салинас, где у нее были родственники.

Когда через Индейца и плотников дошел слух, что Адам Траск ранен, Гораций немедленно оседлал коня и велел жене самостоятельно разделать тушу свиньи, которую он заколол утром.

Чуть севернее большого платана, как раз в том месте, где дорога на Хестер сворачивает влево, Гораций встретил Джулиуса Юскади. Джулиус никак не мог решить, то ли ему ехать охотиться на куропаток, то ли двинуть в Кинг-Сити и успеть на поезд, чтобы слегка встряхнуться в Салинасе. Юскади, состоятельные люди приятной наружности, по происхождению были баски.

— Вот если бы ты тоже со мной поехал, я бы махнул в Салинас, — сказал Джулиус. — Мне говорили, в двух шагах от Луговинки, прямо под боком у Дженни, открылось новое заведение. Хозяйку зовут Фей, Я слышал, у нее там очень приятно, все на манер Сан-Франциско. Даже тапер есть.

Гораций упер локоть в выступ седла и плеткой согнал слепня, впившегося лошади в лопатку.

— В другой раз, — сказал он. — У меня тут одно дело есть, разобраться надо.

— Ты никак на ранчо Траска собрался. Я угадал?

— Угадал. Слышал что-нибудь про эту историю?

— Слышал, только ни черта не понял. Говорят, мистер Траск прострелил себе плечо, а потом уволил всех рабочих. Как это можно стрельнуть самому себе в плечо да еще сорок четвертым калибром, а, Гораций?

— Не знаю. Эти с Восточного побережья все большие умники. Я потому и решил: дай, думаю, съезжу, проверю. У него ведь жена только что родила, да?

— И, как я слышал, близнецов. Может, это они в него стреляли?

— Ну да, один держал револьвер, а другой спускал курок. А еще что-нибудь слышал?

— Всякую болтовню. Хочешь, поеду с тобой?

— На должность я тебя все равно не возьму, Джулиус. Шериф говорит, окружное начальство и так уже кричит, что слишком много нас развелось и все на жалованье. Б Алисале, например, Хорнби привел к присяге и зачислил в отряд свою двоюродную бабку, и она получала деньги три недели, до самой Пасхи.

— Ладно врать-то!

— Ничего я не вру. И на звезду

ты не целься.

— Очень надо! Я и сам не хочу. Просто думал съездить с тобой за компанию. Вся эта история мне любопытна.

— Мне тоже. Ладно, Джулиус, поехали, вдвоем веселее. Но если увижу, что дело пахнет керосином, ты у меня от присяги не отвертишься. Так как, говоришь, зовут эту новую мадам?

— Фен. Она из Сакраменто.

— Да, в Сакраменто девочки кое-что умеют. — И пока они ехали, Гораций обстоятельно рассказал, что именно умеют девочки в Сакраменто.

В такой день ехать верхом было приятно. Повернув к лощине Санчеса, они оживленно обсуждали, как измельчала нынче охота: вот раньше были времена, а сейчас что — тьфу! Урожаи, рыбалка и охота — три вечных повода для недовольства (в сравнении с прошлым, естественно).

— Зло берет, ей-богу, — говорил Джулиус. — Медведей гризли так вообще уже всех перебили. В восьмидесятом году мой дед пристрелил одного под Плейто, в нем тысяча восемьсот фунтов было.

Въехав в тень дубов, они замолчали, и тишина надвинулась на них со всех сторон. Нигде ни звука, ни шороха.

— Интересно, он уже привел в порядок старый дом? — нарушил молчание Гораций.

— Да нет, куда там. Кролик Холман тоже ведь у него работал, так он мне сказал, что Траск созвал их всех и уволил. И больше, говорит, не приходите.

— Я слышал, у этого Траска денег куры не клюют.

— Да, с деньгами у него вроде бы благополучно, согласился Джулиус. — Сэм Гамильтон колодцы ему бурит, целых четыре. Если, конечно, он его тоже не уволил.

— А кстати, как там мистер Гамильтон? Давненько я к нему не заглядывал.

— Он молодцом. Все такой же неуемный.

— Обязательно на днях к нему заеду.

Ли вышел на крыльцо и спустился им навстречу.

— Здравствуй, китаеза, — кивнул ему Гораций. — Хозяин дома?

— Хозяина больная.

— Я хочу с ним поговорить.

— Нет говоли. Он больная.

— Ты давай знай свое место, — сказал Гораций. — Иди и доложи, что приехал мистер Купи, помощник шерифа, и желает с ним побеседовать.

Ли исчез за дверью и почти тотчас вышел снова.

— Твоя плоходи, — сказал он. — Лосади моя сама уводи.

Адам лежал на кровати под пологом, на той самой кровати, где родились близнецы. Под голову ему были положены высокие подушки, левую часть груди и плечо закрывала толстая полотняная повязка. В комнате едко пахло «Бальзамом Холла».

«Ну чисто мертвец, — рассказывал потом Гораций жене. — Разве что дышит, а так покойник покойником».

Щеки у Адама запали, кожа туго обтягивала скулы, нос заострился. Казалось, от него остались одни глаза; они выпирали из глазниц и воспаленно блестели, напряженные, близоруко вглядывающиеся в вошедших. Исхудавшие пальцы здоровой руки комкали край одеяла.

— Здрасьте, мистер Траск, — сказал Гораций. — Слышал, вы ранены. — Он помолчал, ожидая ответа. Затем продолжил:

— Вот я и подумал: надо заехать, проведать. Как же это с вами приключилось?

На лице у Адама проступило нетерпение. Он заворочался.

— Если вам больно говорить громко, можете шепотом, — доброжелательно посоветовал Гораций.

— Больно, только когда глубоко дышу, — тихо сказал Адам. — Я чистил револьвер, и он выстрелил.

Гораций искоса поглядел па Джулиуса. Адам перехватил этот взгляд, и щеки его порозовели от смущения.

— Что ж, бывает, — кивнул Гораций. — А где ваше оружие?

— Ли его, по-моему, куда-то убрал.

Гораций подошел к двери:

— Эй ты, китаеза, неси сюда револьвер.

Через минуту Ли просунул в дверь кольт, рукояткой вперед. Гораций оглядел револьвер, вывернул барабан, выковырял из него патроны и понюхал пустую медную гильзу.

— Выходит, эти штуки лучше стреляют не когда из них целишься, а когда их чистишь. Я, мистер Траск, обязан доложить в округ. Много времени я у вас не займу. Значит, вы чистили револьвер — чистили, вероятно, шомполом, — он выстрелил, и пуля попала вам в плечо, да?

— Все верно, сэр, — быстро сказал Адам.

— Вы чистили его со вставленным барабаном?

— Да.

— Вы воткнули в дуло шомпол и толкали его туда сюда, а револьвер в это время был направлен на вас и курок был взведен, так что ли?

Адам хрипло глотнул воздух. Гораций продолжал:

— В таком случае шомпол должен был пробить вас насквозь, а заодно вам отстрелило бы и левую кисть, Белесые, выцветшие от солнца глаза Горация не отрываясь следили за лицом Адама. Помолчав, он мягко спросил:

— Как все-таки было дело, мистер Траск? Расскажите правду.

— Это несчастный случай, я вам правду говорю, сэр.

— Вот вы сейчас меня слушали, и неужели вы думаете, что в докладе шерифу я напишу такую же чепуху? Он решит, что я спятил. Как все было на самом деле?

— Видите ли, я не очень умею обращаться с револьвером, Может, было не совсем так, как я рассказал, но я действительно его чистил, и он вдруг выстрелил,

В носу у Горация что-то засвистело. Ему пришлось дышать ртом. Медленно подойдя к изголовью кровати, он взглянул в настороженные глаза Адама.

— Вы ведь перебрались к нам недавно, мистер Траск? С Восточного побережья, как я понимаю?

— Да, правильно. Из Коннектикута.

— И там, наверное, уже редко пользуются револьверами?

— Да, нечасто.

— Но на охоту там все же ходят?

— Иногда.

— Стало быть, вы больше привыкли к дробовику?

— Совершенно верно. Хотя сам я охотился мало.

— Насколько я понимаю, револьвером вы едва ли пользовались, так что обращаться с ним не умеете.

— Все правильно, — нетерпеливо сказал Адам. — Там почти ни у кого нет кольтов.

— И значит, когда вы переехали к нам, вы купили этот револьвер, потому что здесь такой есть у каждого, и вы хотели набить руку.

— В общем, да. Я думал, неплохо будет научиться.

Джулиус Юскади стоял застыв, весь внимание, и не произносил ни звука, только слушал.

Вздохнув, Гораций отвернулся от Адама. Скользнув глазами по лицу Джулиуса, перевел взгляд куда-то в глубь комнаты, потом вновь посмотрел себе на руки, на револьвер. Положил его на низкий комод, рядом аккуратно выложил патроны.

— Знаете, я служу помощником шерифа совсем недавно, — сказал он. — Я думал, эта работа мне понравится и, может, через пару лет попробую пройти в шерифы. Но, видно, у меня кишка тонка. И работа эта мне совсем не нравится. Адам следил за ним с беспокойством. — Раньше, мне кажется, никто меня не боялся… злились, да, но чтоб бояться — такого не было. Неприятно, когда тебя боятся, противно мне это.

— Хватит тебе! — раздраженно сказал Юскади. — Все равно ты не можешь уйти в отставку сию минуту.

— Что значит не могу?! Захочу и уйду. Ладно, все! Мистер Траск, вы служили в кавалерии. На вооружении у кавалерии карабины и револьверы. Вы… — Он замолчал и проглотил слюну. — Что здесь произошло, мистер Траск?

Глаза у Адама, казалось, стали еще больше; они повлажнели, веки налились краснотой.

— Это был несчастный случай, — прошептал он.

— Кто-нибудь видел, как это произошло? Ваша жена при этом присутствовала?

Адам не отвечал, и Гораций увидел, что глаза у него закрыты.

— Мистер Траск, вам сейчас плохо, я понимаю. И я, как могу, стараюсь вас не утомлять. Может, я пока поговорю с вашей женой, а вы отдохнете? — Он подождал ответа, потом повернулся к двери, где у порога по-прежнему стоял Ли.

— Китаєза, передай своей мисси, что я буду счастлив поговорить с ней.

Ли молчал.

— Моя жена уехала в гости, — не открывая глаз, сказал Адам.

— Так ее не было здесь, когда это случилось? — Гораций взглянул на Джулиуса и увидел, что у того какое то странное выражение лица. Губы у Джулиуса слегка кривились в иронической улыбке.

А ведь этот соображает лучше меня, пронеслось в голове у Горация. Вот из кого бы вышел дельный шериф. Так, так, — сказал он вслух. — Это уже интересно. Всего две недели назад ваша жена родила, причем двойню, а сейчас вдруг уехала в гости. Детей она тоже с собой взяла? Мне показалось, я слышал, как они тут где-то пищат. — Нагнувшись над кроватью, Гораций тронул Адама за стиснутый кулак. Мне самому все это очень неприятно, но разобраться я обязан. Траск! — рявкнул он. — Я требую, чтобы вы рассказали правду. И это не праздное любопытство. Я здесь представляю закон. Откройте глаза, черт возьми, и говорите, иначе, клянусь, я отвезу вас к шерифу, и плевал я, что вы ранены!

Адам открыл глаза: взгляд у него был отсутствующий, как у лунатика. И когда он заговорил, голос его звучал на одной ноте — ровно, тускло и мертво. Казалось, он тщательно и правильно произносит слова на языке, которого не понимает.

— Жена ушла от меня, — сказал он.

— Куда?

— Не знаю.

— Как вас понимать?

— Я не знаю, куда она ушла.

Тут впервые за все время в разговор вмешался Джулиус:

— Почему она ушла?

— Не знаю.

Гораций рассердился:

— Траск, не хитрите! Вы играете с огнем, и все это мне очень не нравится. Вы не можете не знать, почему она ушла.

— Я действительно не знаю.

— Может быть, она заболела? Вы не замечали за ней никаких странностей?

— Нет.

Гораций повернулся к Ли:

— Китаєза, ты что-нибудь знаешь?

— В суббота моя уеззай Кинг-Сити. Назад плиеззай поздно, в двенадцать ноци. Находи мистел Тласк на полу.

— Значит, когда это случилось, тебя здесь не было?

— Нет.

— Что ж, Траск, придется снова говорить с вами. Китаєза, приподими-ка штору, а то ничего не видно. Вот так, теперь другое дело. Хорошо, попробуем по-вашему, пока мне не надоест. Итак, жена от вас ушла. А кто в вас стрелял? Она?

— Это был несчастный случай.

— Ладно, пусть несчастный случай, но револьвер держала она?

— Это несчастный случай.

— С вами далеко не уедешь. Давайте так: предположим, что она ушла, а мы должны ее найти — понимаете? — как в детской игре. Вы меня сами к этому вынуждаете. Давно вы на ней женаты?

— Около года.

— Как ее звали до замужества?

Адам долго молчал.

— Я не скажу, — тихо выговорил он наконец. — Я обещал.

— Ох, вы допрыгаетесь. Откуда она родом?

— Не знаю.

— Мистер Траск, вы сами себя упечете в окружную тюрьму. Ладно, опишите вашу жену. Какого она роста?

Глаза у Адама блеснули.

— Она невысокая… маленькая, хрупкая.

— Хорошо. Цвет волос? Цвет глаз?

— Она была красивая.

— Была?

— Она красивая.

— Особые приметы, шрамы?

— Нет, что вы!.. Хотя да… шрам на лбу.

— Итак, вы не знаете, как ее звали, не знаете, откуда она, не знаете, куда она ушла, и не можете ее описать. И к тому же принимаете меня за круглого дурака.

— У нее была какая-то тайна, — пробормотал Адам. Я обещал, что не буду ее расспрашивать. Она кого-то боялась. — И внезапно Адам заплакал. Его всего трясло, дыхание вырывалось у него из груди с визгливым хрипом. В этом плаче было безысходное отчаяние,

Гораций почувствовал, как его захлестывает волна жалости.

— Пойдем в другую комнату, Джулиус, — сказал он и первым прошел в гостиную. — Ну, Джулиус, что ты думаешь? Он сумасшедший?

— Не знаю.

— Он убил ее?

— Это первое, что пришло мне в голову.

— Мне тоже… Тьфу, черт! — Гораций побежал в спальню и вернулся оттуда с револьвером и патронами, — Совсем забыл, — виновато признался он. — Долго я на этой работе не продержусь.

— Так что ты решил? — спросил Джулиус.

— Одному мне это дело, похоже, не по плечу. На жалованье я тебя не возьму, я предупреждал, но все равно давай-ка поднимай правую руку.

— Ну тебя к дьяволу, Гораций! Не хочу я принимать никакую присягу. Я в Салинас собрался.

— У тебя нет выбора, Джулиус. Либо сейчас же поднимешь руку, либо я тебя к чертовой матери арестую!

Джулиус нехотя поднял руку и с отвращением повторил за Горацием слова присяги.

— Это мне вместо спасибо за то, что я с тобой поехал, — проворчал он. Отец с меня шкуру спустит. Ладно, чего дальше делать будем?

— Я поеду за умом-разумом. Мне надо с шерифом поговорить. Я бы и Траска с собой прихватил, но не хочу его пока поднимать с постели. Так что ты останешься с ним, Джулиус. Уж извини. Оружие у тебя есть?

— Нет, конечно.

— Тогда возьми этот револьвер, и звезду мою тоже возьми. — Он отколол с рубашки звезду и протянул ее Джулиусу.

— Думаешь, скоро вернешься?

— Сразу, как только управлюсь. Джулиус, а ты когда нибудь видел миссис Траск?

— Нет.

— И я нет. Стало быть, я доложу шерифу, что Траск не знает, ни как ее зовут, ни вообще ничего. И что она небольшого роста и красивая. Точнее не опишешь, язви его в корень! Пожалуй, подам-ка я в отставку еще до разговора с шерифом, а то после такого доклада он меня, как пить дать, в шею выгонит. Так все же думаешь, он ее убил?

— Откуда я знаю?!

— Не кипятись.

Джулиус взял кольт, вставил патроны обратно в барабан и взвесил револьвер на ладони.

— Хочешь, подкину мыслишку, Гораций?

— Будто не видишь, что своих мне уже не хватает.

— Так вот: ее знал Сэм Гамильтон, он у нее роды принимал, я от Кролика слышал. А миссис Гамильтон потом за ней ухаживала. Может, тебе по дороге заехать к ним, и пусть они опишут ее как следует.

— Ты, пожалуй, оставь себе эту звезду насовсем, — сказал Гораций. — Отлично скумекал. Ну все, мне надо ехать.

— Дом мне без тебя осмотреть?

— Ты, главное, смотри, чтобы он не сбежал… и ничего с собой не сделал. Ясно? И сам поосторожнес.

Около полуночи Гораций выехал из Кинг-Сити на товарняке. До рассвета он продремал в кабине машиниста, а ранним утром был уже в Салинасе. Административный центр округа, Салинас рос быстро. Его население должно было вот-вот перевалить за две тысячи. Он был самым большим городом на всем промежутке от Сан-Хосе до Сан-Луис-Обиспо, и все предвидели, что его ждет блестящее будущее.

Прямо со станции Гораций зашел позавтракать в «Мясные деликатесы Сан-Франциско». Он не хотел поднимать шерифа с постели так рано и без надобности портить ему настроение. В «Деликатесах» он наткнулся на молодого Уилла Гамильтона — в деловом костюме цвета перца с солью тот выглядел преуспевающим бизнесменом. Гораций подсел к нему за столик.

— Как жизнь, Уилл?

— Все отлично.

— Ты в Салинасе по делу?

— В общем, да. У меня тут кое-что наклевывается.

— Мог бы и меня разок в долю взять. — Горацию было немного странно вести подобный разговор с еще молодым парнем, но в Уилле Гамильтоне сразу угадывался везучий делец. Никто не сомневался, что со временем Унлл приобретет в округе большой вес. Есть люди, чье будущее — удачное или неудачное — написано у них на лбу.

— Обязательно, Гораций, не премину. Я думал, ферма отнимает у тебя все время.

— Ради стоящего дела я рискнул бы я в аренду ее сдать.

Уилл перегнулся через стол.

— Знаешь, Гораций, нашу часть Долины в округе явно обходят вниманием. У тебя не было мысли баллотироваться?

— Ты о чем?

— Ну, ты сейчас помощник шерифа… тебе не приходило в голову на следующих выборах предложить себя в шерифы?

— Да нет, я об этом как-то не думал.

— А ты подумай. Языком не трепли, но все обмозгуй. Через недельки две-три я к тебе загляну и мы еще потолкуем. А пока никому не говори.

— Будь спокоен, Уилл. Но у нас и так отличный шериф.

— Знаю. Это здесь ни при чем. В Кинг-Сити нет ни одного представителя окружных властей… понял, к чему я веду?

— Понял. Я подумаю. Да, кстати, я вчера по дороге заглянул к вам на ранчо, видел твоих родителей.

Уилл посветлел лицом.

— Правда? Как они там?

— Да все хорошо. А отец у тебя и вправду шутить мастер, знаешь?

Уилл хмыкнул.

— В детстве, помню, мы от его шуток со смеху дохли. — И к тому же он очень башковитый. Он мне показал свою новую модель ветряка, Уилл. Такая толковая штука, ты в жизни ничего подобного не видел!

— О господи! — вздохнул Уилл. — Опять патентовщику платить. — Но идея замечательная.

— Они у него все замечательные. А богатеют на них только юристы-патентовщики. Моя мать скоро с ума сойдет.

— Тут, наверно, ты прав.

— Есть только один способ делать деньги, — изрек Уилл. — Продавать то, что производят другие.

— Тут, думаю, ты тоже прав, Уилл, но ветряк он изобрел все равно сногсшибательный.

— Вижу, отец и тебе голову задурил.

— Пожалуй. Но уж такой он человек, да ты небось и сам бы не захотел, чтобы он был другим, верно?

— Это уж точно. — Уилл помолчал. — Ты все же подумай, о чем я тебе говорил.

— Хорошо.

— И языком пока не трепли, — добавил Уилл.

В те времена работа шерифа была не из легких, и если в лотерее всеобщих выборов округу доставался хороший шериф, считай, народу повезло. Этот пост таил в себе много сложностей. Наиболее очевидные обязанности шерифа — следить за соблюдением законов и оберегать мир и покой — были далеко не самыми важными. Да, действительно, шериф представлял в округе силу, подкрепленную оружием, но в краях, где что ни человек, то личность, грубый или тупой шериф долго не удерживался. Право на пользование водными источниками, межевые споры, разного рода безосновательные притязания, внутрисемейные отношения, установление отцовства-все эти вопросы требовалось решать без применения оружия. И к арестам хороший шериф прибегал лишь в том случае, если от всех прочих мер не было толку. Идеальным шерифом был не шериф-воин, а шериф-дипломат. По этим меркам в округе Монтерей был хороший шериф. Он обладал изумительным качеством — никогда не совал нос куда не надо.

Было уже начало десятого, когда Гораций вошел в кабинет шерифа в старой окружной тюрьме. Они пожали руки и, пока Гораций готовился перейти к делу, долго обсуждали погоду и виды на урожай.

— Без вашего совета мне не обойтись, сэр, — наконец отважился Гораций. И начал подробно рассказывать: и кто что говорил, и кто как посмотрел, и в котором часу что было — ну, в общем, все, до последней мелочи. Через минуту-другую шериф закрыл глаза и, опустив руки на колени, переплел пальцы. Изредка, показывая, что слушает, он открывал глаза, глядел на Горация, но не произносил ни слова.

— Вот так я и сел в лужу, сэр, — заключил Гораций. Разобраться, что случилось, не смог. Не смог даже выяснить, как эта женщина выглядит. Заехать потом к Саму Гамильтону меня ведь Джулиус Юскади надоумил.

Шериф стряхнул с себя оцепенение, вытянул ноги, скрестил их и посмотрел, хорошо ли у него это получилось.

— Значит, ты думаешь, он ее убил?

— Это я сначала так думал. Но мистер Гамильтон меня вроде как разубедил. Он говорит, Траск убить не способен.

— Убить способен любой, — заметил шериф. — Человек, что пистолет, надо только знать, где нажать.

— А про нее мистер Гамильтон занятные вещи рассказывает. Оказывается, когда он у нее роды принимал, она его за руку укусила. И вы бы видели, как! Будто волк разодрал!

— Сэм описал тебе ее приметы?

— Да, и он, и его жена. — Гораций вынул из кармана бумажку и зачитал подробный словесный портрет Кэти. Чета Гамильтонов располагала в совокупности более чем достаточными сведениями как о внешности Кэти, так и о ее строении.

Когда Гораций кончил читать, шериф вздохнул. — Они оба подтвердили, что у нее на лбу шрам?

— Да. И оба отметили, что иногда он темнеет.

Шериф снова закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Потом вдруг выпрямился, поднял крышку бюро и достал бутылку виски.

— На-ка выпей.

— Не возражаю. Ваше здоровье. — Вытерев рот ладонью, Гораций протянул бутылку назад. — Есть у вас какая-нибудь версия?

Прежде чем ответить, шериф приложился к бутылке, сделал три солидных глотка, заткнул горлышко пробкой и спрятал бутылку обратно.

— У нас в округе дело поставлено очень даже недурно, — сказал он. — С полицейскими я не ссорюсь; если что, выручаю их, и они, когда надо, тоже меня выручают. Возьми, к примеру, Салинас: город растет, полно пришлого люда, приезжают, уезжают — ослабь мы внимание, и хлопот не оберешься. С местным населением мои парни ладят прекрасно. — Он пристально посмотрел на Горация. Ты не беспокойся. Долго говорить я не собираюсь. Просто хочу, чтобы ты понял. Мы здесь людей к ногтю не прижимаем. Нам с ними жить.

— Я что-нибудь не так сделал?

— Нет, Гораций, я не к тому. Сделал ты все правильно. А вот если бы ты ко мне не приехал или если бы арестовал Траска, тогда бы мы с тобой влипли в дерьмо по уши. Подожди, молчи. Я тебе все объясню.

— Я слушаю, — вставил Гораций.

— По ту сторону железной дороги, возле Китайского квартала, стоят публичные дома…

— Знаю.

— Это все знают. Если мы их прикроем, они просто переедут в другое место. Городу эти бордели нужны. Мы, понятно, за ними приглядываем, так что особых неприятностей не бывает. Да и хозяйки борделей сами держат с нами связь. По их подсказке я уже не одного бандита отловил, из особо опасных, за которых премию платят.

— Джулиус мне говорил, что…

— Погоди, не перебивай. Дай досказать, чтобы мы к этому не возвращались. Примерно три месяца назад пришла ко мне одна приличного вида женщина. Сказала, хочу, мол, открыть у вас заведение и чтобы с самого начала все было как положено. Она из Сакраменто приехала. Держала там бордель. Показала мне рекомендательные письма от очень влиятельных людей… репутация у нее безупречная, никогда никуда не тягали. Одним словом, особа вполне достойная и порядочная, комар носу не подточит.

— Джулиус мне говорил. Ее Фей зовут.

— Правильно. Стало быть, заведение она открыла и очень пристойное: все тихо, скромно, порядок. Открыть его было самое время, а то старая Дженни и Негра без конкуренции совсем бы завшивели. Они, конечно, развопились, но я им сказал то же, что тебе сейчас. Самое время, говорю, встряхнуть вас конкуренцией.

— У нее и свой тапер есть.

— Да, есть. И очень хорошо играет… слепой. Слушай, ты дашь мне досказать или нет?

— Виноват, — извинился Гораций.

— Ладно уж. Знаю, я рассказываю долго, но с толком. Так вот, Фей, как я и думал, оказалась женщина достойная и порядочная. Знаешь, чего больше всего на свете боятся хозяйки тихих приличных борделей? К примеру, сбежит взбалмошная шалая бабенка от мужа и наймется в заведение. А муженек отыщет ее и затеет громкий скандал. В эту заварушку сует нос церковь, потом начинают визжать добродетельные дамы, и очень скоро этот бордель уже костерят на всех углах, и нам приходится его закрыть. Понимаешь?

— Все понял, — тихо сказал Гораций.

— Нет, ты вперед меня не забегай. Противно рассказывать, если человек уже сам догадался. Короче говоря, в воскресенье вечером Фей прислала мне записку. Что, мол, появилась у нее новая девочка, и она никак не может ее раскусить. Фей смущало, что девица эта вроде бы похожа на беглянку, но клиентов обслуживает, как опытная шлюха высшего разряда. Bce знает, все умеет. Ну, я сходил, поглядел на эту птичку. Она, как водится, наплела мне с три короба разной ерунды, но придраться ни к чему не могу. Совершеннолетняя, жалоб и заявлений насчет нее ко мне не поступало. — Он развел руками.

— Вот так. Что будем делать?

— А вы уверены, что это миссис Траск?

— Широко посаженные глаза, блондинка, шрам на лбу, к Фей пришла в воскресенье вечером.

Перед Горацием всплыло залитое слезами лицо Адама.

— Боже мой! Шериф, пусть ему кто-нибудь другой сообщает. Я не могу, лучше подам в отставку. Шериф уставился в пустоту.

— Ты говоришь, он не знал ни ее настоящего имени, ни откуда она. Ловко же она его околпачила, стерва!

— Ох он, бедолага! — вздохнул Гораций. — Он ведь ее любит, несчастный. Нет, ей-богу, я ему сказать не смогу — пусть кто-нибудь другой.

Шериф встал из кресла.

— Пойдем в «Деликатесы», выпьем по чашке кофе. Они шли по улице и молчали.

— Гораций, — наконец заговорил шериф, — я знаю много такого, что, если рассказать, весь этот чертов округ дерьмом захлебнется.

— Не сомневаюсь.

— Говоришь, у нее двойня родилась?

— Да. Два мальчика.

— Ну так слушай меня, Гораций. Про нее знают только три человека на свете — она сама, ты и я. С ней я поговорю и предупрежу, что, если она проболтается, я вышибу ее из округа в ту же минуту и дам такого пенделя, что у нее из задницы дым пойдет. И вот что, Гораций, если у тебя вдруг зачешется язык, ты прежде, чем сказать хоть слово кому угодно, даже собственной жене, хорошенько подумай, каково будет этим малышам, когда они узнают, что их мать — шлюха.

Адам сидел в кресле под большим дубом. Левая рука у него была умело закреплена повязкой, чтобы он не двигал плечом. С крыльца спустился с бельевой корзиной Ли. Поставил корзину возле Адама и ушел в дом.

Близнецы не спали, глаза их сосредоточенно и непонимающе смотрели вверх, туда, где ветер шевелил листья. Сухой дубовый лист слетел с ветки и, кружась, упал в корзину. Адам нагнулся и вынул его оттуда.

Он не слышал стука копыт и Самюэла увидел, только когда тот остановил лошадь прямо перед ним, но Ли заметил Самюэла еще издали. Он вынес ему стул, взял Акафиста под уздцы и повел к сараю.

Самюэл тихо сел; чтобы не беспокоить Адама, он не глядел в его сторону слишком часто, но и не отворачивался. Ветер, колыхавший верхушки дубов, посвежел и, задев крылом Самюэла, разворошил ему волосы.

— Я подумал, пора мне снова приниматься за ваши колодцы, — негромко сказал Самюэл.

— Не надо. — Адам отвык разговаривать, и голос у него скрипел. — Колодцы мне не нужны. Я заплачу вам сколько должен.

Самюэл нагнулся над корзиной, положил палец на ладошку одному из близнецов, и крохотные пальчики цепко сомкнулись.

— Давать советы у нас в крови, мы, думаю, никогда не избавимся от этой привычки, — сказал он.

— Я никаких советов не прошу.

— Их никто не просит. Совет — это подарок советчика. Вам надо войти в роль, Адам.

— Какая еще роль?

— Притворяйтесь, что вы живой, играйте, как актер в театре. Со временем, хотя и очень нескоро, вы действительно оживете. — Зачем это мне? Самюэл глядел на близнецов.

— Что бы вы ни делали, и даже если ничего не будете делать, вы все равно что-то после себя оставите, передадите дальше. Вы можете забыть о себе, уподобиться заброшенной земле, но и на этом пустыре что-нибудь да вырастет — хотя бы репей или полынь. Что-то вырастет обязательно,

Адам не отвечал, и Самюэл поднялся. — Я еще приеду, — сказал он. — Я буду приезжать к вам часто. Входите в роль, Адам.

За сараем его ждал Ли. Он придержал Акафиста, пока Самюэл влезал в седло.

— Вот и уплыла твоя книжная лавка, Ли.

— Ну, и ладно, — сказал китаец. — Может, я и сам не очень-то хотел.