Кролик дёрнулся, когда игла вонзилась ему в бедро. Кавакита наблюдал, как тёмная кровь наполняет шприц.

Он бережно посадил кролика обратно в клетку, потом перелил кровь в три пробирки. Открыл центрифугу, вставил их в барабан и закрыл крышку. Щёлкнул выключателем и стал слушать, как гудение переходит в вой, свидетельствовавший, что сила вращения разделяет кровь на компоненты.

Поначалу всё давалось очень трудно: найти подходящее место, собрать оборудование, даже оплачивать помещение. За полуразвалившиеся склады в Куинсе дерут невероятно много. Труднее всего оказалось обзавестись компьютером. Вместо того чтобы купить его, Кавакита в конце концов ухитрился подключиться по телефону к большому компьютеру в медицинском колледже Соколова. Место для прогонов экстраполяционной генетической программы вполне надёжное.

Кавакита заглянул через грязное окно в полу в лабораторию, расположенную этажом ниже. Помещение было тёмным и почти пустым, только свет от аквариумов, стоявших вдоль дальней стены на железных стеллажах, отбрасывал на пол лёгкое зеленоватое сияние. От фильтровальных систем исходило лёгкое бульканье. Резервуаров уже около двух дюжин. Скоро потребуются ещё. Но деньги становились всё меньшей и меньшей проблемой.

Поразительно, думал Кавакита, самые изящные решения вместе с тем и самые простые. Но вот само видение ответа отделяет гениального учёного от просто выдающегося.

Так вышло и с загадкой Мбвуна. Он, Кавакита, единственный, кто усомнился в очевидном, стал искать другой ответ и — теперь — нашёл.

Вой центрифуги стал затихать, вскоре замерцала красная надпись «ЗАВЕРШЕНО». Кавакита открыл крышку и достал пробирки. Кровь разложилась на три компонента: сверху сыворотка, посередине тонкий слой белых кровяных клеток и на дне толстый слой красных. Он аккуратно высосал шприцем сыворотку, потом поместил по капле на несколько предметных стёкол. Добавил несколько ферментов и реактивов.

Одно из стёкол покраснело. Кавакита улыбнулся. Всё очень просто.

После того как Фрок и Марго, столкнувшись с ним на открытии выставки, принялись сбивчиво излагать аргументы за то, чтобы немедленно закрыть мероприятие, его первоначальный скептицизм быстро сменился глубоким интересом. Прежде он почти не уделял внимания этой проблеме. Но буквально едва оказавшись на Риверсайд-драйв — вынесенный истеричной толпой, — молодой учёный начал размышлять. Затем — задавать вопросы. И когда потом Фрок объявил, что тайна раскрыта, любопытство его лишь возросло.

Если быть честным, то, пожалуй, Кавакита сохранял несколько большую объективность, чем те, кто оказался в музее той ночью и сражался в темноте со зверем. Но так или иначе, в решении были мелкие погрешности: небольшие неясности, незначительные противоречия, которых не заметил никто.

Никто, кроме Грегори Кавакиты.

Он всегда был очень скрупулёзным исследователем, педантичным до мелочей и вместе с тем исполненным ненасытного любопытства. Это помогало ему и в Оксфорде, и по приходе в музей. И вот помогло снова. Стремление к точности и осторожность побудили его вмонтирвать в экстраполятор подпрограмму сбора информации. Из соображений безопасности, разумеется, и чтобы знать, для чего используют его программу другие.

Поэтому, вполне естественно, Кавакита посмотрел, чем занимались Фрок и Марго.

Потребовалось лишь нажать несколько клавиш, и компьютер выдал все вопросы, которые они задавали, все введённые данные и все полученные результаты.

Эта информация дала ему ключ к подлинному раскрытию тайны Мбвуна. Решение было под носом, но они не знали, какие вопросы задавать. Кавакита умел задавать нужные вопросы. И вместе с ответом пришло ошеломляющее открытие.

В дверь склада постучали. Кавакита беззвучно, уверенно спустился по тёмной лестнице.

— Кто там? — хрипло прошептал он.

— Тони.

Кавакита лёгким движением отодвинул засов и потянул дверь на себя. Вошёл человек. Невысокий, жилистый, сутулый.

— Темно здесь, — сказал гость, нервозно оглядевшись.

— Света не включай, — предупредил Кавакита. — Иди за мной.

Они прошли в дальний конец склада. Там под инфракрасными лампами на длинном столе сохли волокна. На краю стола стояли весы. Кавакита взял небольшую горсть волокон, взвесил. Затем высыпал их в пластиковый пакет.

И выжидательно посмотрел на гостя. Тот полез в карман брюк, достал несколько измятых банкнот. Кавакита пересчитал: пять двадцаток. Кивнул и подал гостю сумку. Тот нетерпеливо схватил её и хотел раскрыть.

— Не здесь! — одёрнул его Кавакита.

— Извините. — И гость быстро, насколько позволял тусклый свет, направился к двери.

— Попробуй опустить их в кипяток, это повышает концентрацию, — посоветовал Кавакита. — Думаю, результат тебе понравится.

Гость кивнул.

— Понравится, — медленно произнёс он, словно смакуя это слово.

— Во вторник дам тебе побольше, — пообещал Кавакита.

— Спасибо, — прошептал гость, уходя. Кавакита запер за ним дверь. День выдался напряжённый, он очень устал, однако с нетерпением дожидался ночи, когда городской шум станет потише и на землю опустится темнота. Ночь быстро стала его любимым временем суток.

Как только он выяснил, для чего Марго и Фрок использовали его программу, всё встало на свои места. Требовалось раздобыть одно из волокон. Это оказалось сложной задачей. Сохранную зону тщательно прибрали, ящики сожгли вместе с упаковочным материалом. Лаборатория, где Марго проводила начальные исследования, теперь блистала чистотой, пресс для растений уничтожили. Однако хозяйка не потрудилась опорожнить сумку, известную на весь отдел антропологии тем, что там могло заваляться что угодно. Лишь через несколько дней после катастрофы Марго сама на всякий случай швырнула её в мусоросжигательную печь. Но прежде Кавакита успел отыскать в сумке нужное ему волокно.

Да, трудностей было много, однако труднее всего оказалось вырастить растение из единственного волокна. Это потребовало всех его способностей, всех познаний в ботанике и генетике. Но он направил всю свою кипучую энергию на одну цель.

Мечты о продвижении по службе, научной карьере были оставлены, в музее Кавакита взял отпуск. Через пять недель учёный добился своего. Кавакита помнил, какое его охватило ликование при виде зелёного росточка в чашке Петри с агаром. А теперь в аквариумах у него рос большой урожай, полностью инокулированный реовирусом. Заносным реовирусом, возраст которого насчитывал шестьдесят пять миллионов лет.

Растение оказалось разновидностью кувшинки. На нём почти без перерыва появлялись большие тёмно-красные цветы с алыми семенными придатками и ярко-жёлтыми тычинками. Вирус концентрировался в жёстких, волокнистых стеблях. Кавакита уже собирал два фунта волокон в неделю и намеревался добиться большего.

Котога знали об этом растении всё, подумал Кавакита. Они пытались контролировать его мощь, но потерпели неудачу. То, что казалось благословением, обернулось для них проклятием. Легенда гласила совершенно недвусмысленно: дьявол не сдержал слова, и сын его, Мбвун, вышел из повиновения.

Но Кавакита не допустит ничего подобного. Пробы с сывороткой крови кролика показали, что исследователь преуспеет.

Последняя часть головоломки встала на место, когда он вспомнил, что рассказывал этот фараон д’Агоста на проводах агента ФБР: они нашли в логове висюльку в форме сдвоенной стрелы, принадлежавшую Джону Уиттлси. Доказательство, сказали они, того, что это чудовище убило Уиттлси. Доказательство. Что за чушь.

Кавакита прекрасно помнил тот день, когда ему всё стало ясно. Это было апофеозом, откровением. Это явилось объяснением всему. Существом, Музейным зверем, Тем, Кто Ходит На Четвереньках, был Уиттлси. Кавакита ввёл в свою программу данные о ДНК человека и реовируса. И — задал вопрос о промежуточной форме.

Компьютер в ответе описал это существо: Тот, Кто Ходит На Четвереньках.

Реовирус оказался поразительным. Возможно, он сохранился почти неизменным с мезозойской эры. В достаточных количествах он способен вызывать поразительные морфологические изменения. Всем известно, что в наиболее труднодоступных районах тропических лесов есть неоткрытые растения, обладающие почти непредставимым значением для науки. Но Кавакита уже сделал своё открытие: поедая волокна, инфицируясь этим вирусом, Уиттлси превратился в Мбвуна.

Мбвун — этим словом котога называли чудесное, ужасающее растение и существо, в которое превращались те, кто им питался. Кавакита отчасти представлял себе тайный культ племени котога. Растения являлись главным его атрибутом, и ненавистным, и необходимым. Существа наводили страх на врагов котога — и вместе с тем представляли собой постоянную угрозу для своих хозяев. Видимо, племя постоянно держало только одно существо — увеличить их количество было бы слишком опасно. Культ, очевидно, сосредотачивался вокруг растения, его выращивания и уборки. Кульминацией обрядов, несомненно, была индукция нового существа — насильственное кормление растением противившейся жертвы. Поначалу в больших количествах, чтобы гарантировать достаточно реовирусов для телесных изменений. Когда превращение человека в монстра завершалось, требовались небольшие порции растения, с добавлением других белков, разумеется. Но эту дозу необходимо было поддерживать постоянно. В противном случае тело станет возвращаться в прежнее состояние, это вызовет острую боль, вероятно, безумие. Разумеется, смерть наступит раньше, чем совершится возвращение к человеческому облику. И дошедшее до отчаяния существо будет искать заменитель этому растению — а лучшим является человеческий гипоталамус.

В густой, успокоительной тьме, прислушиваясь к тихому гудению ламп над аквариумами, Кавакита представлял себе драму, разыгравшуюся в джунглях. Котога впервые увидели белого человека. Сначала, несомненно, они обнаружили напарника Уиттлси, Крокера. Существо, видимо, было старым или ослабевшим. Возможно, Крокер успел выстрелить из ружья, когда существо напало. Возможно, и нет. Но Кавакита понимал, что, когда котога обнаружили Уиттлси, исход был возможен только один.

Ему стало любопытно, что испытывал Уиттлси, когда его, связанного, кормили, по всей видимости ритуально, странным растением, которое он сам собирал всего несколько дней назад. Возможно, ему варили опьяняющий напиток из листьев, а может, просто заставляли жевать сухие волокна. Должно быть, они пытались сделать из белого человека то, чего не могли из соплеменников: чудовище, которое можно контролировать. Которое не допустит строителей дорог, старателей, шахтёров, намеренных вторгнуться на тепуи с юга и уничтожить их всех. Которое будет терроризировать окружающие племена, не терроризируя своих хозяев: навсегда обеспечит безопасность и уединённость племени котога.

Однако цивилизация со всеми её ужасами была неотвратима. Кавакита представлял, как это случилось: Уиттлси-чудовище притаился в джунглях, глядя, как с неба падает огонь, сжигая тепуи, индейцев, драгоценное растение. Спасся он один. И только он знал, где после уничтожения джунглей можно найти дающие жизнь волокна. Знал, потому что сам их туда отправил.

А может, когда тепуи сжигали, Уиттлси там уже не было. Может, Уиттлси в своём прискорбном, ужасном состоянии наметил себе план, в который не входило быть ангелом возмездия племени котога. Может, он просто захотел вернуться домой.

Но, в сущности, Кавакита был равнодушен к антропологическим подробностям. Его интересовала сила, заключённая в этом растении, и управление этой силой.

Чтобы контролировать существо, нужно контролировать источник.

И вот в этом-то, думал Кавакита, котога потерпели неудачу, а я преуспею. Источник он контролирует. Никто больше не знает, как выращивать эту упрямую, нежную болотную кувшинку из глубины амазонских джунглей. Только ему известны необходимый для её роста кислотно-щелочной баланс воды, температура, освещение, смесь питательных веществ. Только он знает, как инокулировать растение реовирусом.

А с помощью сплайсинга генов при посредстве сыворотки крови кролика он выделил существенную силу вируса, очистил его и устранил самые неприятные побочные эффекты.

По крайней мере он почти уверен в этом.

Его открытия революционны. Всем известно, что вирусы вводят собственную ДНК в клетки своих носителей, после чего по «команде» клетки производят новые вирусы. Именно это происходит со всеми известными человечеству вирусами: от гриппа до СПИДа.

Открытый им вирус иной. Он вводит в свою жертву целую армию генов: генов рептилии. Ископаемой рептилии. Генов, которым шестьдесят пять миллионов лет. И за это время вирус «позаимствовал» гены приматов — вне всякого сомнения, человеческие. Он крадёт гены у своего носителя и передаёт их жертве.

Эти гены, вместо того чтобы производить новые вирусы, преображают жертву. Превращают постепенно в монстра. Вирусы дают организму команду изменить строение скелета, эндокринную систему, конечности, кожный, волосяной покров, внутренние органы… Вирус меняет поведение носителя. Придаёт ему сверхъестественные обоняние и слух, но ухудшает голос и зрение. Даёт громадную силу, массу, быстроту, но почти не затрагивает восхитительный человеческий мозг. Короче говоря, снадобье — вирус — превращает человеческую жертву в машину для убийств. Нет, слово жертва, не подходит к инфицированному этим вирусом. Симбионт, пожалуй, лучше. Потому что получить этот вирус — привилегия. Дар. Дар от Грегори Кавакиты.

Великолепный. Даже величественный.

Возможности генной инженерии безграничны. И у Кавакиты уже возникли идеи относительно совершенствования методики. С помощью реовируса можно вводить в носителя новые гены. И человека, и животных. Он, Кавакита, будет контролировать, во что превратится носитель. В отличие от примитивных суеверных котога он способен осуществить полный контроль — научным путём.

Интересным побочным эффектом приёма растения является лёгкое наркотическое воздействие: это чудесный, «чистый» кайф без неприятных последствий. Может, именно поэтому котога стали это растение употреблять в пищу, а потом и разводить. Но для Кавакиты этот побочный эффект оказался средством получения денег на исследования. Сначала он не собирался торговать этим наркотиком, однако финансовые затруднения вынудили. Кавакита улыбнулся при мысли, до чего это оказалось просто. Кружок избранных наркоманов уже дал название новому снадобью: лоск.

Лоск пользовался спросом, и Кавакита мог продать всё, что изготавливал. Жаль, волокна кончались слишком быстро.

Опустилась ночь. Кавакита снял тёмные очки и вдохнул пряный аромат склада: тонкое благоухание волокон, запахи воды, пыли, выхлопных газов из окружающего воздуха, смешанные с запахами перегноя, сернистого ангидрида и множеством других. Хроническая аллергия почти прошла. Должно быть, благодаря чистому воздуху Лонг-Айленда, подумал он с кривой улыбкой. Снял тесные туфли и с наслаждением пошевелил пальцами ног.

Он добился самого ошеломляющего после открытия двойной спирали успеха в генетике. Мог бы претендовать на Нобелевскую премию, — он иронически усмехнулся.

Если бы он избрал этот путь.

Но кому нужна Нобелевская премия, если открылась возможность обирать весь мир?

В дверь постучали снова.