Четыре
Томми качает головой, будто поверить не может, что я смогла через это пройти.
– Поздравляю.
Я двигаюсь по тротуару вприпрыжку. Когда я в последний раз бегала вприпрыжку? В первом классе?
– Спасибо, что поддержал, Томми. Без тебя я бы никогда этого не сделала. Если бы ты был девчонкой, я дала бы тебе поносить мои призовые туфли.
Улыбка его несколько тускнеет.
– Э-э, спасибо…
– Ну ты меня понимаешь! Ты потрясающий! – Я сажусь в машину. – Хотелось бы отпраздновать это вместе, но ты знаешь моих родителей.
– Ага. Увидимся завтра. – Он немного медлит, будто ждет, что я скажу еще что-нибудь. Потом, смущенно пожав плечами, помогает закрыть дверцу.
По пути домой я включаю радио погромче и всю дорогу подпеваю звезде кантри, которая повествует о том, как она мстит мужчине-обидчику. Ну почему подобные песни такие забавные? Когда я заезжаю в гараж, у меня даже остается лишняя минута. Прекрасно. Приплясывая, я вхожу в прихожую, испытывая сильный соблазн прокричать «Все вокруг цветет и пахнет» из мюзикла «Цыганка», но это вызвало бы чересчур много вопросов у мамы, которая сидит в гостиной и притворяется, будто читает книгу.
Я обнимаю ее, надеясь, что от меня не пахнет кофе.
– Спектакль прошел прекрасно.
– Чудесно, малыш! Нам с папой не терпится увидеть все собственными глазами завтра вечером.
– Третий вечер – всегда самый удачный. Вам понравится!
Пританцовывая, я взбегаю вверх по лестнице, напевая себе под нос. Пока я готовлюсь ко сну, в голове крутится мелодия из «Вестсайдской истории», и я засыпаю, улыбаясь. В счастливом тумане я забываю отключить телефон, и он будит меня в восемь утра. Я его игнорирую и поворачиваюсь на другой бок, чтобы досмотреть сон о Мэтью, где также участвуют красавцы из кафе. Телефон жужжит опять и опять. Ну кому я понадобилась в такую рань? И тут глаза у меня резко открываются. Может, это связано с испытанием? Я быстро проматываю в памяти вчерашние события. В последнем видео не должно быть ничего позорного. Ничего.
И все же я вскакиваю, чтобы проверить телефон.
Первое сообщение – от Сидни.
«Как ты могла?»
Ох. Я и забыла, что обещала ей – больше никаких испытаний.
Но подождем, пока она не увидит мои туфли. Как жаль, что нога у нее на два размера больше моей! Сидни быстро успокоилась бы, если бы мы могли носить их по очереди.
Следующие сообщения – тоже от нее. И приятного в них мало. Но ведь ничего постыдного не произошло, если, конечно, не считать, что пела я просто кошмарно, но ей-то что? А потом до меня доходит. Она же сама хотела попробоваться в НЕРВ. Попробоваться по-настоящему. Пройденные мной испытания, наверное, напомнили ей о том, чего она не может сделать – ну, по крайней мере не в этом месяце. Но ей совершенно незачем ревновать. Я же не собираюсь участвовать в «живых» раундах. Испытания я проходила исключительно ради забавы. Ну, вернее, ради туфель.
Я жду окончания завтрака и только тогда отправляю ей сообщение. Цепляю к нему присланное НЕРВом фото – я в тех самых туфлях. Сидни отвечает звонком. Ой-ой.
Когда я отвечаю на звонок, она начинает орать:
– Плевать мне на приз! Ты же сказала, что не будешь больше играть! А если бы что-то пошло не так? Что-то, что мне не удастся прикрыть так легко, как в первый раз?
Я провожу рукой по волосам.
– Никто тебя не просит меня прикрывать. Это просто еще одно испытание. Ты же видела, никаких мокрых блузок или обнаженного тела, и парень оказался нормальный. И даже если бы и нет – ничего страшного. Со мной был Томми.
– Нет, ты не понимаешь! Что, если бы они велели другим игрокам издеваться над тобой или сделали бы что-то по-настоящему ужасное? Помнишь, как они поступили с той девушкой, с обсессивно-компульсивным синдромом?
Я вздрагиваю.
– Но это же было в «живых» раундах. Слушай, никто не пострадал. Я выиграла потрясающие туфли. Игра окончена.
Я прямо вижу, как она качает головой.
– Знаешь, Ви, иногда я тебя не понимаю. Тебя иногда будто тянет на саморазрушение.
Я напрягаюсь.
– То есть ты имеешь в виду, что я сама пытаюсь причинить себе вред? Уж ты-то должна понимать, как я устала в тот вечер, когда помогала тебе учить роль для рождественского спектакля! Помнишь? Это очень, очень низко с твоей стороны намекать на то, что я намеренно не заглушила двигатель.
– Да я не это имела в виду!
– Ну конечно.
Долгое молчание.
– Слушай, у меня тут дела, – говорю я.
Мы с ней вешаем трубки, не сказав больше ни слова. Просто чудесно. Сегодня последний спектакль, нам бы планировать мой первый вечер на свободе, а лучшая подруга на меня дуется. Как это она так быстро узнала об испытании? Она что, проверяет сайт НЕРВа с утра пораньше? Или они связались с ней так же, как с некоторыми моими друзьями после испытания номер один?
Я залезаю в интернет и нахожу раздел с «Отборочными раундами», где видео можно смотреть бесплатно – наверное, чтобы подогреть интерес публики к «живым» турнирам, где платить нужно за каждый просмотр. Свой клип я ищу недолго. Число комментов перевалило за сотню. Это точно не ошибка? Мне лично не показалось, что испытание было таким уж интересным. Я запускаю видео, которое начинается с фразы Томми о том, как бы Иэну повезло, если бы между нами что-то было по-настоящему. Милый, милый Томми. Видео, однако, явно отредактировано НЕРВом, потому что следующая часть посвящена Иэну, и женский голос за кадром описывает, что обладательница голоса хотела бы с ним проделать. В красочных деталях. Интересно, это комментарий той девушки, которая пришла вместе с ним? Они были вместе с самого начала или это НЕРВ назначил ее Зрителем Иэна?
Дальше начинается часть, где я пою. Я морщусь – вид у меня ужасно испуганный. Но, должна признать, у меня есть… что-то такое, из-за чего я, как это ни противно, выгляжу по-настоящему невинно. Может, это из-за того, что рядом с Иэном я кажусь такой миниатюрной? Этот парень выглядит так, будто только что сошел с экрана. Чеканные черты лица, вот как это называется.
Я читаю комменты под клипом. Десятки девушек клянутся, что подпишутся на участие в игре в качестве Зрителей Иэна, если НЕРВ отберет его для игры в прямом эфире, а ведь это в три раза дороже, чем просто смотреть онлайн. Конечно, Зрители-участники могут выигрывать призы, если им удается сделать особенно удачный кадр, но шансы на это невелики.
В остальном комменты легко отсортировать по половой принадлежности: ребята пишут о том, какая я симпатичная и испуганная, а девушки утверждают, что каждая из них стала бы гораздо лучшей партнершей для Иэна. Да, похоже, у него серьезная группа поддержки.
Что ж, удачи ему с сегодняшним отбором. Пока я мысленно шлю Иэну добрые пожелания, на экране всплывает реклама НЕРВа: «ПОГЛЯДИ, КТО ИГРАЕТ!» – и клипы первых игроков, отобранных для игры в прямом эфире, с двух площадок: из Вашингтона и Тампы. Через пару минут еще один баннер возвещает: «ПОГЛЯДИ, КТО СМОТРИТ!» – с фотками тех, кто уже подписался и стал Зрителем онлайн или лично участвует. Разумеется, даже публика мечтает о своей минуте славы.
Теперь, когда я приняла участие в паре испытаний, мне тоже очень хочется стать Зрителем, и, наверное, так бы я и сделала, если бы у меня уже не было планов на сегодняшний вечер. НЕРВ никуда не денется: он будет и в следующем месяце, и потом. Но прямо сейчас я хочу быть с Мэтью.
Пора выключать компьютер и браться за дела. Между заданием по математике и парой набросков для уроков по дизайну я успеваю испечь три десерта для сегодняшнего вечера. И все же время тянется так медленно!
Ровно в пять я уже в машине. Приехав в театр, я оказываюсь по уши занята: нужно всех загримировать. Для последнего спектакля каждый хочет выглядеть особенно хорошо. Но вот наступает очередь Сидни, и я чувствую, что атмосфера какая-то странная. Сидни такая веселая, шутит со всеми вокруг, но, уверена, я одна замечаю, что она избегает встречаться со мной глазами. А когда кто-то упоминает о том, как круто, что я прошла еще одно испытание, Сидни тут же меняет тему.
Вокруг разливается благоухание пионов, но Сидни отказывается говорить, кто их прислал, игнорируя расспросы и подколы. Как только я заканчиваю возиться с ее накладными ресницами, она быстро исчезает из комнаты.
Однако Мэтью быстро заставляет меня забыть о Сидни, положив руку на мою голую коленку, пока я его гримирую. Он хочет просмотреть мои ролики для НЕРВа, пока я работаю, но я говорю ему: «Прекрати вертеться!»
Он поворачивает ко мне экран телефона с еще одной рекламой НЕРВа:
– Начались онлайн-раунды в Остине. Спорим, ты бы выглядела круто в ковбойской шляпе и со шпорами? Как ты сегодня? Чувствуешь себя отчаянной, а, крошка Ви?
– Больше я водой обливаться не собираюсь, если ты об этом.
Надеюсь, что нет, потому что я обожаю мой винтажный пиджак с вышивкой и шелковую мини-юбку. Жалко только, что, пока я мечусь за сценой, приходится носить эти дурацкие туфли на плоской подошве. Сапоги с каблуками смотрелись бы гораздо лучше. Мой наряд довершает футболка с героями «Настоящей крови» и значок с кампании Джимми Картера, который я нашла на барахолке: идеальная деталь. Хотя парни обычно не в состоянии оценить хорошо подобранный наряд. Да и самого Джимми тоже.
Покончив с гримом и костюмами исполнителей главных ролей, я перехожу к массовке. Многие хлопают меня по плечу или выкрикивают «Дай пять!» – таким образом они отдают должное двум испытаниям, которые я прошла для НЕРВа. Я думаю о том, что нужно успеть насладиться последним спектаклем во всем его великолепии, пока каждый момент словно подвешен между щемящим чувством ностальгии и головокружительным ощущением успеха. И, может, мы с Сидни сумеем помириться еще до капустника. Особенно если я попрошу прощения.
Третий вечер подряд спектакль идет без сучка без задоринки. Сказываются, наверное, долгие месяцы репетиций, хотя вскоре от всего этого останутся только воспоминания да видеозаписи.
Во время третьего акта я стою сбоку от сцены, вдыхая аромат старого дерева и стараясь не касаться пыльного бархатного занавеса. Осторожно выглянув в зал, вижу знакомые лица. Лив и Юлай снова пришли на спектакль. На противоположной стороне, справа, я, кажется, различаю мамин профиль. Ага, вон и папа рядом с ней, рыщет взглядом по зрительному залу, будто ожидает, что я вот-вот свалюсь с балкона.
Я повторяю знакомые строки вместе с актерами – в последний раз. Правда, предстоят еще капустники, на которых фанаты-театралы покажут себя во всей красе, но это будет уже не то. Наконец, спустя час и тридцать две минуты после начала спектакля, Мэтью и Сид встречаются на сцене – воссоединение влюбленных, которое публика давно предвкушала. Он берет ее лицо в ладони, она грациозно выгибает спину. Их губы встречаются. Женщина в первом ряду испускает вздох. Мы все вздыхаем, переживая этот поцелуй.
Секунда, вторая, третья, четвертая, пятая… Какого черта? Бесконечные секунды проходят одна за другой, но объятия становятся только теснее и гораздо, гораздо чувственнее, чем того требует сценарий, и длятся они на века, на тысячелетия дольше, чем любой из их предыдущих поцелуев. В груди у меня будто что-то горит. Мэтью обнимает Сидни так крепко, что, готова поспорить, на коже у нее останутся следы.
Я провожу пальцем по потертому шнуру от занавеса, испытывая сильный соблазн дернуть и дать спектаклю новый, неожиданный конец. В театре все на ладан дышит, так что все решат – это случайность. Но, разумеется, такая девушка, как я, ничего подобного никогда не сделает.
Сидни и Мэтью, наконец, разжимают объятия и, не отрывая друг от друга глаз, переходят к своему дуэту, который перерастает в общий финал. Мимо меня проталкиваются актеры, занимают места на сцене. Грудь Сидни вздымается с последними высокими нотами, и вот уже от мелодии осталось только эхо, и раздаются громкие аплодисменты. Прикусив губу, я опускаю занавес.
Пока члены труппы выходят на поклон, я спешу к пожарному выходу. Дождя нет, и это просто чудо для весны в Сиэтле.
Совсем не так я себе представляла вечер последнего спектакля. После бесчисленных примерок, бесконечных часов в гримерке и дней, которые я провела с Сидни, разучивавшей роль, пока и сама не запомнила все до последнего слова; после трех пирогов, которые я испекла для капустника, – если кто и заслужил долгие поцелуи с Мэтью сегодня вечером, так это я.
Я плюхаюсь на металлическую ступеньку, которая сквозь шелковую ткань юбки кажется ледяной, включаю телефон и меняю свой статус со «Что-то намечается» на «Приветствуются новые идеи».
Нужно уйти, и прямо сейчас. Забыть о глупом капустнике и первом вечере на свободе. Моя так называемая лучшая подруга просто не может вынести, когда кто-то, кроме нее, оказывается на авансцене. И ведь нельзя сказать, что мое участие в испытаниях НЕРВа уменьшили ее популярность. Разве кто-нибудь еще, кроме нее, получил два букета? Интересно, они от Мэтью? А она, что она к нему чувствует? Это их объятие… Одно дело – игра на сцене, другое дело – реальность. Мои мысли лихорадочно мечутся. Может, они уже встречаются тайком? Не могу поверить, что подруга, которая однажды растянула запястье, защищая меня от хулигана, может так обманывать. Но этот поцелуй…
Дверь открывается. Неужели Сидни пришла извиниться?
Это Томми.
– Что ты здесь делаешь? – Он садится на ступеньку выше.
Я смотрю на него.
– Хотелось глотнуть свежего воздуха.
Он улыбается.
– Да, воздух тут хорош.
– Ты разве не должен руководить разбором декораций?
– Нет, до завтра ничего не будем разбирать.
– Ох, надо бы разослать всем еще одно напоминание насчет костюмов: чтобы сдали их в химчистку. Пусть даже не пытаются вернуть что-нибудь, что будет вонять, или…
– Или что?..
Я подпираю рукой подбородок.
– Я повешу их грязные костюмы прямо им на шкафчики, а сверху повешу противогаз. Или еще что-нибудь в этом роде.
Глаза Томми смеются.
– Ты же милая! Не ожидал от тебя такого.
– На «милых» воду возят.
А также на ответственных, преданных и что там еще нацарапали одноклассники в моем школьном альбоме?
Томми смотрит на меня с недоумением.
В полуоткрытую дверь доносятся обрывки смеха – актеры возвращаются в гримерки. Я оставила на туалетных столиках баночки с охлажденным кремом и салфетки, но, готова поспорить на мою недельную зарплату в «Винтаж Лав», большинство предпочтет остаться в гриме и явиться в таком виде на капустник. Им нравятся драматичные глаза и точеные скулы, которые я им сделала.
Я вздрагиваю на апрельском ветру и чувствую, как подкрадывается головная боль. Смотреть, как лучшая подруга при всех вешается на парня, который тебе нравится?.. От этого зрелища у меня в мозгу закоротило эмоциональные цепи, и теперь я чувствую себя какой-то оглушенной. Или, может быть, просто глупо – а чем иначе объяснить мои следующие слова:
– И что вы, парни, находите в Сидни?
На самом деле этот вопрос уже за гранью глупости – не только потому, что я выгляжу неуверенной в себе неудачницей, но еще и потому, что ответ очевиден: ее способность повысить твою самооценку ровно за десять секунд, ее блондинистая грива и тело, которое она не стесняется показывать, нося облегающие свитера и низко сидящие на бедрах джинсы. Не говоря уж о корсете, который она надевает в последнем акте и не снимет, пока кто-нибудь не поможет ей, лента за лентой, крючок за крючком.
Томми отводит взгляд.
– Ну-у, не всем парням нравятся такие девушки. Некоторые предпочитают девушек, не настолько, м-м-м, очевидных.
Это что же, он считает, что миниатюрные девушки, которым нравится стиль ретро – неочевидны? Или точнее, невидимы?
Дверь у нас за спиной с грохотом распахивается – так, что лестница вздрагивает. Сердце подпрыгивает у меня в груди.
Лицо у Мэтью раскраснелось, грим наполовину стерся. Или кто-то его стер…
– О, крошка Ви! Я тебя обыскался.
– Правда? – мой голос звучит как-то пискляво.
Он смеется:
– Пра-а-а-авда!
Томми закатывает глаза. Я встаю и отряхиваю юбку.
– А что такое?
– Я тут подумал, не найти ли нам более уединенное местечко?..
Сердце вот-вот выскочит у меня из груди.
– Э-э, конечно. – Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не запрыгать на месте.
Мэтью берет меня за руку и тащит внутрь.
– Пока, Томми, – говорю я, и дверь за мной с лязгом захлопывается.
Мы пробираемся между группками актеров, их родных и друзей, которые осыпают их поздравлениями. В воздухе висит густой запах духов и одеколона. На секунду мне кажется, что я вижу папу – короткий ежик седых волос, – но я быстро теряю его из виду. Может, это еще чей-нибудь отец. И зачем вообще папе заглядывать за кулисы? Чтобы сказать «Малыш, ты классный костюмер»? К тому же это мой вечер свободы. Должны же они сделать мне хоть какую-то скидку!
Мэтью ведет меня в каморку в конце коридора, которая служит запасной гримеркой. Здесь никого нет. Прежде, чем я успеваю понять, что он делает, он поднимает меня за талию и кружит, как фею из балета.
Я смеюсь, чувствуя, будто парю в невесомости.
Он ставит меня на пол и нажимает мне пальцем на нос. Внезапно мы вновь оказываемся в этом щекочущем нервы пространстве, в котором танцуем вот уже пару недель. И это происходит на самом деле! Я не придумала! Может, я неправильно поняла их с Сидни поцелуй на сцене? Может быть, они просто слишком вжились в роль…
Сердце бешено колотится.
– Ты потрясающе играл сегодня.
– Благодаря тебе и всей нашей команде, – его рука ложится мне на плечи, он подводит меня к зеркалу. – Ты была просто как маленький ангел. Порхала вокруг и всем нам помогала. И еда, которую ты принесла, выглядит ужасно вкусно.
Я сажусь на стойку, а он падает в кресло. Может, он притянет меня к себе на колени? При этой мысли меня бросает в дрожь.
Он берет мои руки в свои.
– Можно одну крошечную просьбу?
– Конечно.
Черт, надо было освежить помаду.
Он указывает на щеку.
– Я тут грим случайно размазал. Можешь наложить заново? Сидни говорит, в гриме я выгляжу брутально, и для капустника будет неплохо, а?
Плечи у меня опускаются.
Он хочет освежить грим? Остаться в роли, потому что Сидни кажется, что так он больше похож на мачо? Я сижу и тупо гляжу на него.
Он указывает на мой чемоданчик с гримом, который, должно быть, принес сюда, прежде чем пойти за мной. Надо же, как он подготовился! Он барабанит по моим коленкам, будто играет на маракасах.
– Сделай только самое основное, в детали можно не вдаваться!
Я делаю вдох и встаю, стараясь успокоиться и не покраснеть от разочарования.
– Конечно.
Я открываю чемоданчик, беру карандаш и контурную пудру. Стоит мне начать, и он убирает руки с моих коленок. Я заостряю линию челюсти и нос, перехожу к контуру глаз. И только наполовину закончив работать с глазами, позволяю горьким вопросам пробраться в мою голову. Нравилась ли я когда-нибудь Мэтью по-настоящему, так, как он нравился мне? Или я – просто способ сблизиться с Сидни?
Я сильнее нажимаю на карандаш, который впивается ему в бровь. Он морщится.
– Прости, – говорю я. Грубый след на его коже подает мне идею. Меня очень тянет придать его гриму новый оттенок. Между пикантной брутальностью и видом одержимого маньяка грань очень тонка. Я могу сделать так, что любая девушка на капустнике почувствует себя неуютно, едва взглянув на него. Рука сама начинает подрисовывать брови чуть ближе друг к другу. Но что-то меня удерживает. То самое «что-то», что никогда не дает мне устроить сцену или скандал. Сдерживая слезы, я рисую Мэтью те сексуально-задумчивые глаза, которые он так хочет.
Выбрасываю ватные шарики в корзину.
– Все готово.
Можно ли еще вернуть ту магию флирта? Я сажусь перед ним и замечаю размазанное красное пятно у него на воротнике – помада, наверное, или румяна.
Он подкатывает кресло к зеркалу мимо меня, чтобы рассмотреть свое отражение.
– Ты просто молодец, Ви! Ты – лучшая.
Я наблюдаю, как он любуется своим отражением, и чувствую себя кем угодно, но только не лучшей. Никто не целует меня с благодарностью. Никто не кружит, как фею.
Мэтью направляется к выходу, и я спрашиваю:
– Это ты послал Сидни цветы?
Он оборачивается с довольной ухмылкой на лице.
– На ее странице в ThisIsMe сказано, что больше всего она любит розы и пионы. Это ведь правда?
– Ну, если это у нее на странице, значит, правда. – Я захлопываю чемоданчик.
– Здорово. Увидимся на капустнике!
И он исчезает.
Последнее, чего мне хочется, – это идти на капустник. Все, вечер можно официально считать отстойным. Чем скорее я выберусь отсюда, тем лучше. Я спешу за кулисы, где оставила сумочку. От дверей зрительного зала меня отделяет гудящая толпа, и я решаю смыться через пожарный выход. Проходя мимо женской гримерки, слышу смех Сидни – вот она, звезда, окруженная роем поклонников и вонью пионов. У меня нет сил проталкиваться через толпу вокруг нее или участвовать в сцене, которую она, конечно же, закатит, узнав, что я не иду на капустник. Рано или поздно до нее дойдет, что я ушла. Скорее поздно, чем рано.
Я выбегаю наружу, стараясь обогнать волну слез, которые вот-вот прольются. Оказавшись, наконец, на свежем воздухе, я делаю глубокий, прерывистый вдох. Как я могла допустить, чтобы Мэтью водил меня за нос, будто влюбленного щенка? Дверь осторожно открывается. Ой, неужели у нас опять грим размазался?
Из двери выглядывает Томми.
– Я тебя не преследую, честное слово. Но мне показалось, ты что-то неважно выглядишь.
Я провожу пальцем под глазом.
– Я в порядке.
Он выходит наружу.
– Может, хочешь воды или еще чего-нибудь?
Он, наверное, думает, что невидимые девушки – хрупкие создания.
Чтобы сдержать слезы, я заставляю себя подумать о передаче «Комеди-Сентрал».
– У меня все хорошо.
Чтобы не встречаться с ним взглядом, я достаю телефон, хотя заглядывала в него всего пару минут назад. Я вижу последнее сообщение, и колени у меня слабеют. НЕРВ проводит раунд в Сиэтле – в прямом эфире. И они хотят, чтобы я участвовала.
Плечи у меня вздрагивают, когда я дочитываю сообщение до конца.
– О господи.
– Что такое?
– НЕРВ выбрал меня! Они проводят онлайн-раунд. Здесь, у нас.
– С ума сойти!
– Знаю. И у меня десять минут, чтобы ответить.
Томми качает головой.
– Ты видела, до чего они довели игроков в прошлой игре? Слыхала когда-нибудь о посттравматическом расстройстве? Мой кузен этим страдает с тех пор, как вернулся из Афганистана. Никакие призы того не стоят.
Я потираю себе коленку.
– Я не спорю. Но, знаешь, большинство этих ужасов наверняка искусственные, ну, как спецэффекты в спектакле. Неужели ты думаешь, что того парня, из последней игры, действительно заперли в лифте с крысой? Спорим, они выпустили бы его по первому требованию! И крыса тоже наверняка была ручная, это уж точно.
Я прикусываю ноготь на большом пальце. С чего это я вообще встала на защиту НЕРВа?
– Ну, вообще-то его ужас выглядел достаточно натурально.
– Ну да, так и задумано. Но они же не могут заставить тебя сделать что-то слишком опасное или незаконное. Их же засудят.
Томми издает стон, будто я говорю глупости.
– Если они не заставляют игроков делать что-то незаконное, почему тогда никто не знает имен тех, кто все это затеял?
– Да они, наверное, на Каймановых островах сидят. Из-за налогов или чего-нибудь в этом роде.
В голосе Томми звучит тревога.
– Кажется, ты не понимаешь, во что ввязываешься. Не нужно быть девушкой с татуировкой дракона, чтобы выкопать личную информацию о человеке. И они используют ее против тебя.
– Мне прятать нечего.
Ну, если не считать моего пребывания в больнице. Но даже НЕРВ не сможет получить доступ к больничным архивам. Кроме того, мне надоело стыдиться того, чего и стыдиться-то нечего.
Он кивает в сторону двери.
– Ладно тебе, давай просто пойдем на капустник. Ты сможешь спеть свой вариант школьного гимна.
Я делаю вид, что сейчас брошу в него телефоном. Томми пригибается. Сквозь приоткрытую дверь слышатся голоса актеров – они зачитывают особенно удачные места из пьесы и смеются. Голоса Сидни и Мэтью выделяются на фоне остальных. Ну, естественно. Я пинаю дверь за спиной у Томми, чтобы она закрылась.
Голос его звучит мягче:
– Я понимаю, наверное, твои чувства были задеты сегодня вечером. Но это не причина превращаться в роковую женщину.
Да если бы!..
– Просто забавно будет сделать что-то совершенно неожиданное.
– Ты уже это сделала. Два раза. И вспомни, как ты расстроилась, когда в первый раз что-то пошло не так.
– Но прошлым вечером все получилось не так уж плохо. Я кое-что выиграла.
– Это отборочные испытания. За просмотр прямого эфира платят тысячи людей по всему миру. Думаешь, мокрой блузки для них будет достаточно?
– Ладно, давай хотя бы посмотрим, что они предлагают. – Я заглядываю в телефон. Уж конечно, НЕРВ описал первый приз во всех соблазнительных деталях. О-о-о, это же целый день в «Салоне Дэв»: массаж, депиляция, консультация по макияжу, все включено. А самое лучшее – стрижку будет делать владелец, к которому невозможно попасть, если ты не знаменитость местного разлива. И как будто этого не достаточно, чтобы у меня потекли слюнки, НЕРВ прислал мое изображение в том самом сарафане с сайта Custom Clothz, который я рассматривала позавчера вечером. На этот раз пропорции у фигуры правильные, но даже с чашечкой размера «почти-B» выглядит неплохо.
По рукам и ногам у меня побежали мурашки – отчасти из-за потрясающих призов, отчасти из-за слов Томми. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
Опираясь о шаткие перила, я раздумываю над возможными вариантами. В переулке внизу две вороны прыгают в мусорном баке. Почему в Сиэтле столько ворон? Разве птицам не нравится тепло? Порыв ветра прогоняет ворон, наступает тишина.
Сегодня первый вечер, когда мне не нужно быть дома к указанному времени. Первый вечер с тех пор, как в прошлом ноябре я заехала в гараж и заснула под свой любимый плей-лист. С тех пор родители видят во мне хрупкое существо, которое нельзя оставлять без присмотра, – и не важно, сколько раз я пыталась доказать им обратное.
По крайней мере, Сидни мне поверила. Или сделала вид, что верит. Все остальные думали, что я тогда слегла в больницу с тяжелым гриппом. Некоторое время обо мне ходили разные слухи, но когда я вернулась в школу, все были заняты только любовным треугольником с участием одного из членов футбольной команды.
Людям интересны свежие драмы. Сегодня у меня появилась возможность отправить свою старую драму в прошлое и попробовать нечто совершенно новое. Знать бы только, лучше это будет или хуже.
Я гляжу в телефон.
– Ты умный парень, Томми. Наверное, самый умный из всех, кого я знаю. Я ценю твой совет.
– Так ты им откажешь?
– Ну уж нет. Игра началась.
