9
Норман шел по улице. На ней не было ни души.
Гроза всех разогнала; гроза, а еще воскресный вечер. В каждом небольшом городишке есть своя Мэйн-стрит, и, когда наступает воскресный вечер, он пустеет. Магазины закрыты, парковки пусты, а если кто-то и появляется, то сразу скрывается в доме, за задернутыми шторами.
Вот где нужно искать Сэма и Лайлу — они прячутся в одном из домов. Сэм, хозяин скобяной лавки, и Лайла, его жена. Она — сестра Мэри Крейн. Это она приехала сюда на поиски Мэри, когда та исчезла. И отправилась к Сэму, зная, что он и ее сестра — любовники.
Никто так и не узнал бы о том, что случилось, если бы они не вмешались. Мэри Крейн и детектив, который пытался найти ее, были мертвы, да и Сэму с Лайлой тоже было предназначено отправиться в могилу. Вместо этого они явились в мотель и нашли там Нормана, и погребенным оказался он — погребенным заживо в психушке в течение всех этих лет.
То, что его заперли, было худшим наказанием, чем смерть, наказанием за преступления, которых он никогда не совершал. Это Мама совершила их, забрав его сознание и его тело и использовав их для убийства. Он был невиновен — это все признали. Будь он виновен, его бы судили.
Но суда не было — только долгие годы наказания, — а Сэм с Лайлой остались на свободе. А потом они поженились и жили долго и счастливо.
До сего дня.
Сегодня все кончится. И не потому, что он безумен; он снова в здравом уме, и он, а не Мама явится мстителем. Спасибо Господу за это.
Нет, не Господу. Спасибо доктору Клейборну. Это он был Спасителем, избавившим Нормана от безумия. Если бы не доктор Клейборн, Норман не оказался бы здесь.
А может, ему и не следует здесь быть, потому что доктор Клейборн не одобрил бы этого. Столько лет вместе, столько разговоров по душам, чтобы помочь Норману вновь обрести себя, избавиться от Мамы, избавиться от страха и ненависти. Замечательный человек, столько доброты и заботы, столько сочувствия. Сложись все иначе, возможно, Норман и сам стал бы врачом.
Но иначе не сложилось. Да и не могло сложиться, пока не восторжествовала справедливость. Справедливость, а не месть. Доктор Клейборн обязательно должен это понять.
Не может быть никакой справедливости, пока Сэм и Лайла живы. Это они заклеймили и приговорили его своими показаниями — но кто они такие, чтобы вершить правосудие? Лайла, отдающая свое теплое тело, чтобы утолить похоть любовника своей мертвой сестры. И Сэм, поддерживающий свою жизнь кровью невинных созданий, торгующий огнестрельным оружием и ножами в своей лавке — охотничьими ружьями, убивающими беззащитных животных, и ножами, чтобы снимать с них шкуры. Вот кто убийца, мясник, торговец смертью. Почему этого никто не видит?
Доктор Клейборн никогда этого не поймет, а Норман понял. Тот, кто живет с мечом, должен от меча и погибнуть. Сегодня же.
Но Мэйн-стрит была пуста, а дома по обеим ее сторонам погружены во тьму. Сэм и Лайла прятались от него, прятались в тени, за окнами. Где… в каком доме? Не станет же он стучать во все двери. Как их найти?
Норман остановился на углу и нахмурился. Здесь, под фонарем, его никто не видит, но невозможно оставаться незамеченным бесконечно. Он в бегах, его будут искать. Если он намерен действовать, надо делать это сейчас. Времени нет…
И тут он заметил телефонную будку возле погруженной во тьму заправки. Ну конечно, вот и ответ. Загляни в телефонную книгу.
Он прошел мимо колонок и вошел в стеклянную будку. А войдя, уставился на болтавшуюся ржавую цепочку.
Телефонной книги не было. Надо позвонить диспетчеру и узнать адрес.
Норман потянулся было к трубке, но потом отдернул руку. Он не может звонить. Здесь адресов не спрашивают, и даже если диспетчер и даст его, она это запомнит. В подобных местах все проявляют любопытство к чужакам. Едва он повесит трубку, она, скорее всего, тут же перезвонит Сэму и Лайле и скажет, что их кто-то разыскивает. И все пойдет прахом.
Прахом. Он пока еще не превратился в прах, да этого и не случится, если он будет осторожен. Но надо действовать быстро. Времени нет…
Норман покинул будку, углубился в темноту, перешел на углу на другую сторону улицы и миновал закусочную. Ее окна были темны, как и положено в воскресный вечер. Все окна на улице были погружены во тьму, все, кроме одного.
Одна витрина была освещена. Только подойдя поближе, Норман смог прочитать вывеску на противоположной стороне улицы.
Скобяные товары Лумиса.
В окне виднелся свет, но это было просто освещение витрины. Важнее был другой свет — тот, что слабо струился из глубины помещения.
Там кто-то был.
Норман начал переходить через дорогу, но внезапно замедлил шаг.
Теперь осторожнее, остановись и подумай. Будь внимательнее. Перейди на ту сторону и пройди от угла вдоль стены здания — вдруг кто-то наблюдает за тобой в окно. Оставайся в тени. С глаз долой, из сердца вон.
Норман кивнул сам себе, потом тихо двинулся вперед. И только дойдя до темного и узкого прохода между магазином и соседним домом, он едва слышно захихикал. Он захихикал, потому что старая поговорка была неверна. Подойдя к задней двери и начав возиться с замком, он действительно пропал из виду.
Но сердце его по-прежнему было полно желания восстановить справедливость.
