Джеймс Хедли Чейз
Алмазы Эсмальди

Эту историю мне рассказал Эл Барни, разбухший от пива бездельник, который постоянно околачивался возле портовых таверн Парадиз-Сити, высматривая, кого выставить на пиво. Говорят, когда-то он был лучшим аквалангистом на побережье. В сезон здесь полно богатых туристов, и он зарабатывал уйму денег, обучая их плавать с аквалангом, гарпуня акул и трахая их жен.

Эл был огромен. Он весил фунтов триста пятьдесят, и, когда садился, его пивное брюхо опускалось к нему на колени, словно воздушный шар. На вид я бы дал ему около шестидесяти трех. За долгие годы, проведенные на солнце, его лицо загорело до красно-коричневого цвета. У него была яйцевидная плешивая голова, маленькие неприветливые зеленые глазки, рот, сразу напоминавший мне хищную рыбину, и расплющенный в пол-лица нос. По его словам, это было результатом удара, полученного от чересчур вспыльчивого супруга, который накрыл его со своей женой.

Мой последний роман имел неожиданный успех, и я получил возможность, не считаясь с расходами, уехать на побережье Флориды из холодного Нью-Йорка в Парадиз-Сити. Я знал, что вполне могу позволить себе провести там целый месяц, прежде чем нужно будет возвращаться и опять браться за работу. Поселился я в отеле «Спэниш Бэй», самом, пожалуй, лучшем отеле из всех флоридских отелей. Он рассчитан всего на пятьдесят гостей и обеспечивает удобства, целиком оправдывающие счет, вручаемый при отъезде.

Директор отеля Жан Дюлак, высокий, красивый мужчина с безукоризненными манерами и тонким шармом, присущим французам, читал мою книгу. Она необычайно понравилась ему, и вот однажды вечером, когда я сидел на ярко освещенной террасе после великолепного, как всегда в этом отеле, обеда, Дюлак подошел ко мне. Тогда-то я и услышал от него про Эла Барни. Улыбаясь, он сказал:

— Вот вам совершенно необычайный местный тип. Он знает всех, знает все об этом городе. Вам было бы интересно с ним поговорить. Если вы ищете материал, у него наверняка что-нибудь найдется.

После того, как я слишком часто купался, слишком много ел, лениво валялся на солнце и заигрывал с красивыми, но безмозглыми девушками, мне вспомнился совет Дюлака. Рано или поздно придется садиться за следующую книгу, а у меня не было ни одной собственной мысли. Поэтому я отправился в «Таверну Нептуна», расположившуюся у самой воды, подернутой маслянистой пленкой. Рядом был причал, где швартовались ловцы губок. Там я и нашел Эла Барни.

Он сидел на тумбе с банкой пива в руках и угрюмо наблюдал за приходом и отходом судов. Представившись, я сказал, что меня прислал Дюлак.

— Мистер Дюлак? Угу… настоящий джентльмен. Рад познакомиться. — Он протянул здоровенную грязную лапищу, жесткую и неподатливую, как стальной трос. — Так вы писатель?

Я подтвердил. Он допил пиво и швырнул пустую банку в залив.

— Пошли выпьем, — сказал он и тяжело поднял свою громадную тушу с тумбы.

Следуя за ним, я пересек набережную и вошел в сумрачную, грязноватую таверну. При нашем появлении чернокожий бармен заулыбался, сверкая белками глаз. Судя по выражению его лица, он понял, что Эл подцепил очередную жертву. Мы пили пиво и разговаривали о том о сем. Управившись с третьим стаканом, Эл спросил:

— Вы, случайно, не ищете сюжет, мистер?

— Я всегда ищу сюжеты.

— Хотите послушать про алмазы Эсмальди?

— Отчего же не послушать? — согласился я. — С меня от этого не убудет.

Эл улыбнулся. Странная у него улыбка. Уголки маленького рыбьего рта приподнимались. Он как будто и улыбался, но, заглянув в его зеленые глаза, я не нашел в них и тени улыбки.

— Я вроде старого потрепанного «Форда», — сказал он. — Накручиваю пять миль на одном галлоне. — Он со значением посмотрел на свой пустой стакан. — Заправьте вовремя, и остановок не будет.

Я подошел к ухмыляющемуся бармену и уладил затруднение. Эл говорил четыре часа подряд. Каждый раз, когда его стакан пустел, подходил бармен и наливал новый. На своем веку я повидал, как пьют, но это было что-то особенное.

— Я ошиваюсь в этом городке уже пятьдесят лет, — сказал Эл, задумчиво глядя на свое пиво, накрытое шапкой пены, — знаю его вдоль и поперек. Я всегда держу ухо к земле, слушаю, мотаю на ус. Смекаю. У меня есть связи с копами, с газетчиками, с парнями, которым известна вся грязь… они все мне рассказывают. — Он сделал большой глоток пива и тихонечко рыгнул. — Понимаете? Я знаю стукачей, уголовников, шлюх, чернокожих, которых никто не замечает, но у них-то глаза зоркие. Я слушаю всех. Вам ясна картина, мистер? Ухо к земле, такой я человек…

Я ответил, что ясна, и поинтересовался насчет этих алмазов Эсмальди. Эл засунул руку под грязный свитер и почесал свое огромное брюхо. Он допил свое пиво, потом взглянул на бармена, который весело улыбнулся и подошел долить. Своей слаженной работой эти двое напоминали поршень и рычаг.

— Алмазы Эсмальди? Хотите послушать про них?

— А почему бы и нет?

Во взгляде его маленьких зеленых глаз появилось новое, жесткое выражение.

— Вы сделаете из этого книжку?

— Не знаю… может быть. Как я могу сказать заранее?

Он кивнул своей плешивой головой.

— Угу. Ну, если рассказывать, то много времени уйдет, а для меня, мистер, время — деньги, хотя вам, может, и не верится.

Предупрежденный на этот счет Дюлаком, я с готовностью кивнул.

— О чем речь?

Я достал из кармана две двадцатидолларовые бумажки и протянул ему. Он осмотрел их, вздохнул полной грудью, отчего живот приподнялся у него с колен, затем заботливо спрятал деньги в карман штанов.

— А пиво?

— Сколько угодно.

— И немножко еды?

— Да.

Впервые с момента нашего знакомства его улыбка выглядела неподдельной.

— Ну что же, мистер, — он сделал паузу, чтобы сделать глоток пива. — Вот какая история вышла с этими алмазами Эсмальди… Это случилось два года назад. — Словно в раздумье он потер приплюснутый, сломанный нос, потом продолжал: — Я узнал все это от копов и от сведущих людей… если знаешь, что к чему, сделать правильный вывод нетрудно… но такого немного, большей частью здесь факты. Все началось в Майами.

Эйб Шулман, так начал Эл Барни, был крупнейшим скупщиком краденого во Флориде. Своим делом он занимался уже около двадцати лет и превратил его в процветающий бизнес. Когда богачи приезжали на побережье со своими женами, любовницами и девками, престиж требовал, чтобы их женщины были увешаны драгоценностями. Если у вас не имелось бриллиантовых колье, брошек с изумрудами или рубинами, сережек на пару к ним и усыпанных камнями браслетов на жирных руках, на вас смотрели, как на белых негров. И поэтому похитители драгоценностей слетались со всех сторон во Флориду, как осы, где их проворные пальцы собирали богатый урожай. Но драгоценности им были ни к чему… им требовались наличные, и здесь-то главной фигурой становился Эйб Шулман.

Он обитал за стеклянной дверью, на которой виднелись потускневшие золотые буквы:

Эйб действительно поддерживал незначительные связи с Амстердамом. Время от времени он заключал сделку с какой-нибудь фирмой торговцев алмазами — очень небольшую, лишь бы не вызвать интереса у налоговой инспекции и оправдать свое присутствие в маленькой запущенной конторе на шестнадцатом этаже здания с видом на залив Бискейн. Но настоящий его бизнес состоял в другом. Он принимал краденые драгоценности и занимался этим с исключительным успехом, припрятывая наличные, только наличные, в сейфах, арендованных в Майами, Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Когда кто-то из связанных с ним людей приносил добычу, Эйб мог с точностью определить ее стоимость. Он выплачивал четверть оценочной стоимости. Затем вынимал камни из оправ и относил их к одному из нескольких ювелиров, которые, как он знал, не зададут лишних вопросов, и продавал камни за половину рыночной стоимости. За двадцать лет непрерывных трудов Эйб сколотил таким образом значительное состояние, вполне позволяющее удалиться от дел и зажить в свое удовольствие. Однако он просто не мог устоять перед соблазном, если подворачивалась выгодная сделка. Его неудержимо тянуло продолжать, хотя он понимал, что каждый раз рискует и в любую минуту к нему может нагрянуть полиция. Но влечение уже стало непреодолимым и не только доставляло ему удовольствие, но и придавало смысл жизни.

Эйб был кругленький, толстый коротышка. Волосы росли у него из ушей, из носа и из-за воротника рубашки. Черными волосами заросли и его маленькие, толстые пальцы, так что, когда он водил рукой, казалось, будто на вас ползет тарантул.

В тот жаркий, солнечный майский день, как раз два года назад, продолжал Эл Барни, Эйб сидел за своим обшарпанным столом, зажав в мелких зубах потухшую сигарету, и с настороженным, непроницаемым лицом смотрел на полковника Генри Шелли. Всякий, хорошо знавший Эйба, понял бы, что его выражение говорило: «Ври, а мы послушаем».

Полковник Генри Шелли походил на старого утонченного аристократа из Кентукки, владельца обширных земель и множества скаковых лошадей, привыкшего проводить дни на скачках или сидеть на веранде в своей колониальной усадьбе, наблюдая, как трудятся его верные негры. Он был высок и худ, с массой белых волос, отпущенных чуть длиннее, чем принято, с растрепанными седыми усами, пергаментно-желтой кожей, глубоко посаженными, умными серыми глазами и длинным орлиным носом. На нем был легкий кремовый костюм, галстук-шнурок и рубашка с гофрированной грудью. Из-под узких брюк выглядывали мягкие мексиканские сапожки. Глядя на него, Эйб не мог сдержать восхищенной усмешки. Вот работа высокого класса, говорил он себе. Не найдешь ни одного изъяна. Если судить по виду, перед ним сидел человек, обладающий значительным весом в обществе и культурой, пожилой утонченный светский джентльмен, принять которого у себя дома любой счел бы за честь.

Полковник Генри Шелли — это имя, разумеется, ему не принадлежало — был одним из самых ловких и продувных аферистов среди людей этой профессии. Пятнадцать лет из своих шестидесяти восьми он провел за решеткой. Он заработал уйму денег и все их спустил. Перечень обманутых им людей выглядел бы как голубая книга светского общества. Шелли был артистом своего дела, но совсем не умел заботиться о будущем. Деньги текли, как вода, сквозь его старые аристократические пальцы.

— Я подобрал тебе как раз такого парня, какого ты искал, Генри, — говорил Эйб. — Пришлось-таки попотеть. И времени ушло на это порядочно. Если он тебе не подойдет, дело наше плохо. Никого лучше у меня на примете нет.

Генри Шелли стряхнул пепел с сигареты в пепельницу.

— Ты знаешь, что нам требуется, Эйб. По-моему, если ты считаешь, что он годится, значит, так оно и есть. Расскажи о нем.

Эйб вздохнул.

— Если бы ты знал, каких хлопот стоило мне его отыскать, — сказал он. — Сколько времени потрачено на всякую никчемную шушеру… сколько телефонных звонков…

— Представляю. Расскажи мне о нем.

— Его зовут Джонни Робинс. Смазливый. Двадцать шесть лет. В пятнадцать он поступил в «Рэйсон сейф Корпорейшн». Проработал там пять лет. Знает буквально все о сейфах, замках и цифровых комбинациях. — Эйб ткнул пальцем в большой сейф, вделанный в стену позади него. — Я думал, этот вполне надежен, а он открыл его в пять минут. Я засекал время. — Эйб осклабился. — Я ничего в нем не держу, а то теперь не спал бы так крепко. Он ушел от Рэйсона и стал гонщиком… помешан на скорости. Тебе лучше с самого начала знать, что с Джонни бывает трудно ладить. Очень вспыльчивый. Устроил потасовку на гоночном треке, и его выставили. — Эйб пожал толстыми плечами. — Он сломал кому-то челюсть… с любым может случиться, но тот тип был там важной шишкой, вот Джонни и выперли. Потом он устроился в гараж, но жена босса положила на него глаз, так что и там он долго не задержался. Босс накрыл их, и Джонни расквасил ему нос. — Эйб хохотнул. — У Джонни рука тяжелая, слов нет. В общем, босс позвал копов, и Джонни крепко приложил одному, а уж второй приложил ему. Он просидел три месяца в захолустной тюрьме. Говорит, он мог бы уйти оттуда в любой момент, до того простые были замки, да компания ему понравилась. И с тюремщиком они ладили, не хотелось огорчать, так и остался. А теперь рвется в дело. Молодой, зубастый, смазливый и с замками управляется — мое почтение. Как тебе такой мальчик?

Шелли кивнул.

— По-моему, в самый раз, Эйб. Ты что-нибудь говорил ему о деле?

— Сказал только, что речь идет о больших деньгах, — ответил Эйб, постукивая толстыми волосатыми пальцами по краю стола. — Его интересуют большие деньги.

— Кого они не интересуют? — Шелли погасил сигарету. — Ладно, надо бы мне с ним потолковать.

— Он ждет тебя в отеле «Приморский».

— Он записался там как Робинс?

— Правильно. — Эйб посмотрел в потолок и спросил: — Как Марта?

— Хорошо, да не совсем.

Шелли достал шелковый белый платок и промокнул виски. Жест восхитил Эйба, в нем чувствовался класс.

— И чего же ей не хватает?

— Она не довольна долей, Эйб.

Толстое лицо Эйба сразу застыло.

— Она всегда недовольна, сколько ни дай. Я виноват? И вообще, она слишком много ест.

— Не уклоняйся от темы, Эйб. — Шелли закинул одну длинную ногу на другую. — Она считает надувательством с твоей стороны предлагать нам четверть. Я склонен согласиться с нею. Видишь ли, Эйб, это будет наше последнее дело. Мелочь нас не устроит. Самый лучший товар — самый большой куш. — Помолчав, он добавил: — Она хочет треть.

— Треть? — Эйбу удалось принять возмущенный и вместе с тем изумленный вид. — Она спятила? Я же не выручу за товар и половины! Да что я ей — Армия спасения?

Шелли разглядывал свои отлично наманикюренные ногти. Потом он поднял на Эйба умные, вдруг посуровевшие глаза.

— Эйб, если выйдет осечка и нас сцапают копы, мы не станем тебя впутывать. Ты нас знаешь. Мы пойдем за решетку, а ты будешь и дальше загребать денежки. Если ты не сделаешь какую-нибудь глупость — а ты на это не способен, — бояться тебе нечего. Марте осточертел этот рэкет. И мне тоже. Мы хотим получать столько, чтобы можно было завязать. Четвертью мы не обойдемся, но трети бы хватило. Вот такие дела. Что скажешь?

Казалось, Эйб размышляет. Потом, изобразив на лице сожаление, он покачал головой.

— Не могу, Генри. Ты ведь знаешь Марту. Ее одолела жадность. Между нами: если бы я дал треть, то понес бы убыток. Так было бы несправедливо. Раз я сбываю ваш товар, мне полагается разумная прибыль. Ты понимаешь?

— Треть, — мягко сказал Шелли. — Да, я знаю Марту. Она уперлась и меньше чем на треть не согласится.

— Никак нельзя. Слушай, а если мне самому поговорить с Мартой? — Эйб улыбнулся. — Я сумею ей все объяснить.

— Треть, — повторил Шелли. — Берни Баум тоже пока не закрывал лавочку.

Эйб среагировал так, будто в его толстую задницу воткнули иголки.

— Баум? — голос его сорвался на визг. — Ты ведь не говорил с ним, правда?

— Пока нет, — спокойно ответил Шелли, — но Марта пойдет к нему, если ты не дашь ей трети.

— Баум никогда не даст ей треть!

— Может дать, если узнает, что перехватил сделку у тебя. Он же ненавидит тебя, правда, Эйб?

— Слушай, ты, старый жулик! — закричал Эйб, подавшись вперед и свирепо уставясь на Шелли. — Меня не возьмешь на пушку! Баум никогда не даст вам треть… никогда! Я знаю. Со мной твои шутки не пройдут!

— Послушай, Эйб, — беззлобно заговорил Шелли, — давай не будем спорить. Ты знаешь Марту. Ей нужна треть. Она готова обращаться с нашим планом ко всем крупным барыгам — ты ведь не один такой, — пока не получит треть. Начнет она с Берни. Это ведь не мелочь какая-нибудь. Куш составит два миллиона долларов. Даже если на твою долю придется только четверть, ты все равно хорошо заработаешь и притом безо всякого риска. Мы хотим треть, Эйб, и точка. Иначе мы будем договариваться с Берни.

Эйб почувствовал, что дальше торговаться бессмысленно.

— Эта Марта! — проговорил он с отвращением. — Не терплю женщин, которые много едят. Есть в них что-то такое…

— Неважно, сколько Марта ест, — сказал Шелли, уже улыбаясь своей чарующей улыбкой. Он понимал, что выиграл. — Получим мы треть или нет?

Эйб посмотрел на него со злобой.

— Да, вор, получите!

— Не волнуйся, Эйб. Нам всем достанется по хорошему куску. Ах да, еще одно…

Эйб подозрительно нахмурился.

— Что еще?

— Марте нужна какая-нибудь побрякушка… браслет или часы. Что-нибудь позаметнее. Только на время. Это понадобится ей для дела. Помнишь, ты обещал…

— Иногда мне кажется, что у меня голова не в порядке, — сказал Эйб, но все-таки отпер ящик стола и вынул продолговатый плоский футляр. — С возвратом, Генри… без фокусов.

Шелли открыл футляр и стал с одобрением рассматривать платиновый браслет с бриллиантами.

— Не будь таким недоверчивым, Эйб. В конце концов, ты и себе перестанешь доверять. — Он спрятал футляр в карман. — Очень даже ничего. Сколько он стоит?

— Восемнадцать тысяч. Мне нужна расписка. — Эйб нашел лист бумаги, быстро нацарапал расписку и подвинул ее через стол.

Шелли подписал и встал.

— Поеду знакомиться с Джонни Робинсом, — сказал он.

— Я не связался бы с этим делом, — сказал Эйб, глядя на него снизу вверх, — если бы не Марта его организовала. У этой бочки сала есть мозги.

Шелли кивнул.

— Да, Эйб, есть. И еще какие!

— Вам надо иметь в виду, мистер, одну вещь, — сказал мне Эл Барни, когда бармен в пятый раз принес ему виски. — У меня есть склонность немного расцвечивать свои истории. Знай я грамматику, сам бы писал книжки… если бы умел писать. Так что придется мириться с моими поэтическими вольностями. Может быть, то, о чем я рассказываю, происходило иначе… только поймите меня правильно, я говорю о мелочах, о живописных деталях… когда сидишь вот так со стаканом пива в руках, появляется охота дать воображению порезвиться. — Он почесал необъятный живот и взглянул на меня. — По-другому-то мне резвиться не приходится.

— Давайте дальше, — сказал я. — Я слушаю.

— Итак, мистер, мы вывели на сцену Эйба Шулмана и Генри Шелли, а теперь пора познакомиться с Мартой Шелли. Она сошлась с Генри, когда ее выпустили из тюрьмы. Только не воображайте, будто они поженились. Она знала его как одного из ловких аферистов, а он ее — как одну из искуснейших воровок. Но заметьте себе — сама она никогда не воровала. Она организовывала кражи. Марта была до того жирна, что вряд ли сумела бы украсть соску у младенца, но голова у нее работала отлично, и Генри оценил это качество. В ту пору она только что вышла из тюрьмы после пятилетней отсидки. Для такой женщины, как Марта, было настоящей пыткой попасть в тюрьму — ведь она жила ради еды, а вы можете себе представить, какой дрянью ее кормили в тюрьме. Она похудела на восемнадцать фунтов и дала себе клятву больше никогда, повторяю — никогда, туда не возвращаться. Она познакомилась с Генри в каком-то дешевом отеле. Встреча произошла случайно. Она слышала о нем, он слышал о ней. У Марты возникла идея, которую она обдумала со всех сторон, пока сидела в камере. По внезапному вдохновению она решила предложить Генри участвовать в этом деле. Он выслушал ее и увлекся ее замыслом. Они решили, что при осуществлении плана им не обойтись без Эйба Шулмана: тот мог обратить добычу в деньги, а их только наличные и интересовали. У Марты была молодая племянница, и она считала, что та им пригодится. Но кроме племянницы требовался еще молодой человек. Отец девушки — брат Марты — любил Верди: знаете, это тот малый, который сочинял оперы. Он как раз вернулся домой после одной из этих дурацких опер, когда родилась дочь. Он назвал ее Джильдой.

— Риголетто, — сказал я.

Эл безразлично посмотрел на меня, почесал брюхо и опять приложился к пиву.

— Ну, не знаю. В общем, в конце концов, девушка стала выступать на трапеции в одном захудалом цирке. Ее не устраивала тамошняя плата, и когда у вышедшей на свободу Марты появилась мысль использовать Джильду, та охотно согласилась. Акробат может быть очень кстати для работы на верхних этажах. — Эл помолчал, разглядывая свой стакан, затем продолжал: — Я хочу обрисовать вам Марту. Она была, пожалуй, самой толстой женщиной, какую мне довелось видеть. Тут насмотришься на сало, когда понаедут старые коровы из Нью-Йорка, но с Мартой их сравнить было нельзя. Марта непрерывно ела… если она не орудовала ножом и вилкой, то нажиралась конфетами и булочками с кремом. Я полагаю, она весила никак не меньше двухсот восьмидесяти фунтов. Она была низенькая, квадратная, светловолосая. В момент знакомства с Генри ей было около пятидесяти четырех. У нее было больше мозгов в мизинце, чем у Генри во всей голове. Она задумала эту грандиозную операцию и сама ее организовала. Ей же пришло в голову попросить Эйба найти еще одного исполнителя. Эйб имел связи в других городах, а Марта боялась, как бы о ее замысле не узнали местные гангстеры. Случись им что-нибудь пронюхать, и они тоже вмешались бы в игру. Марта умела беречь деньги — не то что Генри — и потому смогла взять на себя финансирование операции. Она не сказала Генри, каким капиталом располагает. Фактически она имела около двадцати тысяч долларов и теперь решила не скупиться на расходы на дело. Марта сняла трехкомнатный номер в отеле «Плаза» на Бэйшор-Драйв, не очень роскошный, но хороший. К нему примыкала терраса на крыше отеля, что пришлось по душе Джильде. По ее мнению, никогда не следовало упускать случай попользоваться комфортом на дармовщину. Генри тоже был доволен: номер соответствовал его мнимому положению в обществе и, опять-таки, ничего ему не стоил.

Пока Генри говорил с Эйбом, Марта сидела под зонтом на террасе, поедая конфеты с мятной начинкой, а Джильда, совершенно голая, загорала на лежаке… Марта Шелли, более известная в преступном мире как «Толстуха Гаммрич», запустила два толстых пальца в коробку и извлекла конфету. Прежде чем отправить ее в рот, она полюбовалась ею.

— Прикройся, девочка, — сказала она, глядя на голую загорелую спину Джильды. — Генри может войти в любой момент… что он подумает?

Джильда, лежавшая на животе, положив голову на руки, задрала в воздух длинные красивые ноги и напрягла поджарые ягодицы. Она захихикала.

— Я знаю, что он подумает, — сказала она. — Да какая разница? Старый козел давно с этим покончил.

— Мужчина никогда с этим не кончает, по крайней мере, в мыслях, — возразила Марта. — Надень что-нибудь!

Джильда перевернулась на спину, закинула ногу на ногу и стала смотреть сквозь солнечные очки в ослепительно-голубое небо.

Ей исполнилось двадцать пять лет. У нее были густые длинные волосы цвета спелого каштана, большие зеленые глаза, окаймленные длинными темными ресницами, и озорное пикантное личико — из тех, на которое всегда оглядываются мужчины. Пусть не красавица в прямом смысле слова, она была достаточно красива, а ее загорелое тело выглядело потрясающе. На нем не было белых следов бикини. Джильда загорала только нагишом.

— Ты слишком много ешь, — заметила она, приподнимая свои конические груди. — Как ты можешь без конца нажираться, час за часом… Фу!

— Речь не обо мне, а о тебе! — рявкнула Марта. — Прикройся! Я не хочу, чтобы Генри смущался. У него старомодные понятия.

Джильда расхохоталась, дрыгая в воздухе длинными ногами.

— Умора! Да старый стервятник поставил мне такой синяк на заднице, какого у меня давно не было. Посмотри… — она повернулась и показала. Марта подавила смешок.

— Ну, может, он не такой уж и старомодный, но ты все же прикройся, лапочка. У меня и так полно забот, не хватало еще, чтобы Генри отбился от рук.

Состроив гримасу, Джильда потянула халатик со стоявшего рядом стула.

— Каких забот? Я думала — все на мази. — Она перебросила халатик через бедра.

— Хочешь? — Марта показала конфету.

— В такую жару? Нет, спасибо! — повернувшись на бок, Джильда настороженно посмотрела на массивную женщину, сидящую под зонтом. — Какие у тебя заботы?

— Никаких, — сказал Генри Шелли, неслышно появившись на террасе. Он с одобрением знатока покосился на ничем не прикрытые груди Джильды. — Совершенно никаких. Эйб все устроил.

К его огорчению, Джильда натянула халатик до подбородка.

— Не пялься на меня, старый развратник! — сказала она.

— Ведь говорится же, что и священнику не возбраняется читать меню в Великий пост, — возразил Генри с лукавой улыбкой.

— Хватит! — оборвала их Марта. — Что сказал Эйб?

— Поднял визг, как и ожидалось, но в конце концов согласился выплатить треть. Он нашел для нас хорошего парня. Через пару дней явится. Ему надо подогнать униформу и купить машину… он знает толк в машинах. Два-три дня, и можно будет начинать.

— Ты его видел?

Генри кивнул. Разглядывая голые ноги Джильды, он промокнул виски шелковым платком. Хорошенькая девушка, подумал он с некоторой грустью. В прошлом он немало забавлялся с хорошенькими девушками.

— Как на заказ. Немного жестковат, но работать с ним можно, уверен.

— Как это понимать? — осведомилась Марта и опять полезла в коробку.

— У него вспыльчивый характер. Любит пускать в ход кулаки, если ему не потрафят, но я эту породу знаю. В случае чего он не подведет.

От Марты не ускользнуло, куда направлен его взгляд. Она повернулась к Джильде.

— Может, ты все-таки оденешься, лапочка? Я думала, мы вместе спустимся в казино.

— Понятно, хотите потрепаться без меня, старые олухи. — Джильда поднялась, прижав к себе халатик и раскачивая обнаженными бедрами, прошла через террасу под зачарованным взглядом Генри.

— Мила, — пробормотал он, теребя усы.

— Надавать бы ей по заднице! — сердито откликнулась Марта. — Так что с этим парнем?

Генри передал ей слова Эйба, добавив:

— Я его видел, он мне не понравился. Работа ему по плечу, тут и сомневаться нечего. Вот только… — Он принялся теребить свой галстук-шнурок руками. — У нас здесь Джильда…

— Думаешь, станет с ней крутить?

— Наверняка.

— Ну и что? — Марта достала новую конфету. — Ей нужен мужчина. По мне так лучше всего… меньше беспокойства. Сумеет он справиться с сейфом?

— Эйб за него ручается.

— Ты взял у него брошь или еще что-нибудь?

Генри достал из кармана футляр.

— Эйб расщедрился. Восемнадцать кусков стоит.

Марта осмотрела браслет и кивком выразила одобрение.

— Как тебе кажется, Генри, у нас не будет неприятностей с Эйбом?

— Не думаю. За ним смотри в оба, но ведь он идет на все наши условия. Будет видно, когда мы выложим товар и потребуем деньги.

С минуту поразмыслив, Марта сунула футляр в свою сумочку, лежавшую на столе.

— Получится у нас, Генри, как ты думаешь? — спросила она вдруг с оттенком неуверенности в голосе.

Генри скрестил длинные ноги, задумчиво уставясь на оживленную гавань внизу.

— Надо, чтобы получилось, — сказал он.

Двумя днями позже все трое собрались на террасе. В воздухе повисла легкая напряженность, но никто не подавал вида, что ее ощущает. Марта и Генри сидели на шезлонгах под сенью большого зонта. Джильда в крошечном белом бикини, подчеркивающем ее золотистый загар, лежала на солнцепеке. Марта трудилась над натянутой на пяльцы вышивкой и время от времени запускала руку в большую коробку конфет, принесенную Генри из магазина в холле. Генри изучал биржевую колонку в «Нью-Йорк таймс». Мысленно он продавал и покупал множество акций и мог часами подсчитывать свои воображаемые барыши. Джильда расслабленно лежала на кушетке, чувствуя, как в нее вонзаются жгучие солнечные лучи. Она могла так лежать целыми днями. Ни Марта, ни Генри понятия не имели, какие мысли бродят в ее голове, пока она загорает. Генри подозревал, что никаких, но Марта, которая лучше знала ее, была не так в этом уверена.

Телефонный звонок заставил их встряхнуться. Марта отложила пяльцы. Джильда подняла голову. Генри бросил газету, встал и пошел в гостиную медленным шагом, напоминавшим Марте неровные движения аиста. Они слышали, как он произнес своим звучным аристократическим голосом: «Да?», и потом: «Будьте любезны, скажите ему, чтобы поднялся». Генри вернулся на террасу.

— Прибыл наш шофер.

— Прикройся, Джильда! — сказала Марта. — Надень халат.

— О Господи! — раздраженно воскликнула Джильда, но все же встала и натянула на себя халатик.

Она отошла к перилам и перегнулась через них, глядя на кишащий людьми бассейн в саду отеля.

Джонни Робинс произвел сильное впечатление на Марту. Он появился в безукоризненной, хорошо сшитой униформе шофера темно-синего цвета, держа под локтем фуражку. Это был высокий парень мощного телосложения, черноволосый и коротко остриженный, с узким лбом, тупым носом, широко расставленными зеленовато-карими глазами и тонкогубым, крепко сжатым ртом. Все в его облике говорило о силе и притаившейся необузданности. Он двигался бесшумно, ступая легким и пружинистым шагом боксера.

— Привет, Джонни, — сказала Марта, разглядывая его. — Добро пожаловать.

— Привет. Я о тебе слышал, — откликнулся Джонни, и его жесткое лицо осветилось непринужденной улыбкой. — Старичок рассказывал.

— Не называй меня так! — с раздражением бросил Генри. — Зови меня полковником!

Джонни закинул голову и расхохотался.

— Само собой… сколько угодно. — Он перевел взгляд с Марты на спину Джильды, выразительно вырисовывавшуюся под халатиком. Марта и Генри, следившие за его лицом, уловили выражение пробудившегося интереса. — Это и есть мисс Риголетто, о которой мне говорили?

Джильда медленно обернулась и оглядела его с головы до ног. От вида этого мужчины по ней словно ток пробежал, но ее лицо оставалось безразличным и отчужденным. Встретившись с ней глазами, Джонни машинально провел большим пальцем по челюсти.

— Ээ… хмм, — он повернулся к Марте. — Кажется, мне здесь нравится. — Улыбаясь, он начал расстегивать двубортный китель. — Фу, жарко! Видали, какую я вам красавицу купил? Посмотрите на нее. Вон та, серо-стальная, у самого подъезда.

Марта тяжело поднялась и подошла к перилам балюстрады. Генри и Джильда посмотрели на стоявшую внизу машину. При виде «Кадиллака» Марта так и ахнула.

— Черт возьми! Во сколько же мне это обошлось? — сердито спросила она, глядя на Джонни.

— Две восемьсот. Совсем даром. Я перепродам ее за четыре. Ты ничего не потеряешь.

Марта присмотрелась к машине и почувствовала, как по ее заросшей жиром спине пробежала приятная дрожь. Вот это машина! Именно о такой она мечтала в тюрьме.

— Ты уверен? Ты в самом деле думаешь, что ее можно будет перепродать за четыре?

Джонни сузил глаза, в которых сразу появилось жесткое выражение.

— Если я сказал, значит, так и будет.

Марта испытующе посмотрела на него, потом кивнула, удовлетворенная. Эйб сделал правильный выбор, решила она. Возможно, с этим парнем будет нелегко ладить, но он подходит для дела, а это самое главное.

— Хочешь выпить, Джонни?

Он отрицательно покачал головой.

— Я не пью. — Сняв китель, он повесил его на спинку стула и сел. — Поговорим о деле. Старичок, то есть полковник… обрисовал мне его в общих чертах. Теперь я хочу узнать подробности.

Марта опустила свою тушу в ближайшее кресло. Устроившись поудобнее, она нашарила очередную конфету. Генри сел рядом. Джильда оставалась у перил и лишь плотнее запахнулась в халатик, отчего ее тело приобрело еще более вызывающий вид. Джонни взглянул на нее.

— Разве мисс Риголетто не участвует?

— Конечно, участвует… Джильда, иди сюда и сядь. — Марта похлопала по сиденью соседнего кресла.

— Совещайтесь без меня… Я иду купаться, — и Джильда вышла, не взглянув на Джонни.

Эл Барни допил остаток пива и нетерпеливо застучал стаканом по столу. Привлеченный громким стуком, прибежал бармен и налил ему новый стакан.

— Когда долго говоришь, хочется пить, — пояснил он, поймав мой взгляд. — Першит в горле.

Я сказал, что отлично это понимаю.

— Ладно, мистер, теперь пора объяснить, как у Марты появилась идея сразу сорвать большой куш, — начал Эл, хорошенько промочив глотку. — Примерно восемь лет назад она подобрала небольшую шайку из трех ловких парней — спецов по драгоценностям. Но они грубо сработали и на этом погорели. Одна богатая старая корова всегда в одно и то же время ездила в казино «Майами», навешав на себя драгоценностей. Марта просто не могла устоять перед искушением. Она организовала ограбление, и ребята вернулись с добычей… а потом на Марту словно вихрь налетел. Она не знала, что драгоценности застрахованы в «Нейшнл Фиделити оф Калифорния», самой зубастой и беспардонной страховой компании в Штатах. У них там есть такой Мэддокс, заведующий отделом претензий и исков. Говорят, для него выплатить страховку — все равно что потерять кварту собственной крови. Связываться с ним в десять раз опаснее, чем с гадюкой. У одного из налетчиков не хватало пальца на руке, и жертва его приметила, даром что едва не рехнулась от страха. У Мэддокса заведена самая полная в мире картотека на всех похитителей драгоценностей, от мелюзги до акул. Ему стоит нажать только несколько кнопок, как выскочила карточка Джо Селика. Сыщикам Мэддокса понадобилось только три дня, чтобы найти Джо, а там они уже взяли его в оборот. Будьте уверены, агенты Мэддокса не церемонятся. Джо заговорил, и Марта очутилась за решеткой.

Она делила камеру с пожилой женщиной, которая сидела за растрату. Звали ее Хетти, как дальше — не помню. Эта Хетти любила поболтать. Она работала у Алана Фрисби, страхового маклера из Парадиз-Сити. Он представлял все главные страховые компании в стране. Если вам требовалось застраховать что-то необычное, вы шли к Фрисби за беспристрастным советом, и он говорил, к какой компании лучше обратиться в вашем случае, чтобы получить самые выгодные условия, и сам же улаживал все остальное. Это был солидный, процветающий бизнес. Так вот, Хетти молола языком, а Марта слушала, и у нее возник замысел крупной операции. Она получила от Хетти информацию, недоступную для посторонних, и основала на ней свой план, который, как надеялась Марта, позволит ей без печали набивать брюхо до конца своих дней.

Эл умолк, поерзал, устраиваясь поудобнее, и спросил:

— Пока все ясно, мистер?

Я подтвердил.

Вилла «Бельвью» расположена на одной из самых шикарных улиц Парадиз-Сити, Лэндсдаун-авеню. Это компактная, элегантная постройка в стиле ранчо с тремя спальнями, четырьмя ванными, огромной гостиной, ультрасовременной кухней, большой террасой и гаражом на четыре машины. Лестница ведет с террасы на маленький огороженный пляж, оборудованный душевыми с горячей и холодной водой, кабинами для переодевания и баром. Дом принадлежит Джеку Карсону, богатому биржевому маклеру из Нью-Йорка, который купил его, желая выгодно поместить капитал. Он сдает его со всей обстановкой за полторы тысячи долларов в месяц.

Отчаянно торгуясь, Марта сбила цену до тысячи трехсот и подписала договор на три месяца. Цена возмущала ее, но она понимала, что для успеха задуманного плана необходимы убедительные декорации и респектабельный адрес.

Через день после того, как Джонни присоединился к трио, их «Кадиллак» отъехал от отеля «Плаза» и покатил в направлении Парадиз-Сити. Джонни сидел за рулем, облаченный в униформу. Рядом с ним — Фло, цветная горничная, которая не расставалась с Мартой уже три года. Это была высокая негритянка, в прошлом ловкая магазинная воровка. В конце концов она попалась и, подобно Марте, решила больше никогда не возвращаться за решетку. Они отлично ладили. Фло никогда не задавала вопросов. Она догадывалась, что затевается какое-то дело, но не хотела о нем знать. Она готовила еду для Марты и остальных, поддерживала на вилле чистоту и получала свои сто долларов в неделю. Все остальное ее не касалось.

На заднем сиденье просторного «Кадиллака» расположились Марта, Генри и Джильда.

За сутки, проведенные в отеле «Плаза», Джонни и Джильда прощупывали друг друга, как кобель и сука, которые еще не решили, подраться им или снюхаться. Джильда знала о мужчинах все. Ее первое знакомство с сексом состоялось в пятнадцатилетнем возрасте. Он пришелся ей по вкусу, и за последовавшие годы она узнала множество мужчин, но сейчас, в 25 лет, решила выйти замуж и остепениться. Задуманное Мартой дело обещало дать ей деньги, которые позволят обзавестись домом, мужем и, может, даже детьми. Джонни заинтересовал ее. Долгий опыт подсказал Джильде, что она с первого взгляда вызвала в нем желание. Кроме того, она чувствовала, что, став его любовницей, испытает самые волнующие сексуальные переживания в своей жизни. Он мог оказаться именно тем партнером, которого она надеялась найти… но в этом еще нужно было убедиться. Она решила узнать его получше и ни в коем случае не торопиться. Просто так он ее не получит, пусть и не старается. Сначала — обручальное кольцо, потом — постель. Если же с кольцом ничего не получится… что ж, очень жаль, только и всего.

До виллы добрались к вечеру. Она произвела на всех сильное впечатление. Тяжело неся свою тушу, Марта обошла все комнаты.

— Ничего не скажешь! — закончила она осмотр и воскликнула: — Ну да, еще бы! Вы посмотрите, сколько я плачу… тысяча триста в месяц!

Она выбрала для себя самую большую и лучше других обставленную комнату, другую, поскромнее, отвела Генри, а оставшиеся две — вполне уютные — Джонни и Джильде. Все комнаты были с видом на пляж и на океан. Джильда сразу пошла к себе, переоделась в бикини и сбежала по ступенькам к воде. Через несколько секунд к ней присоединился Джонни. В одних плавках, поджарый и мускулистый, он был великолепен. Увидев, как он бежит по песку, Джильда снова почувствовала, что все ее тело пронизало что-то похожее на болезнь. Заняться любовью с таким мужчиной! Она заставила себя отвернуться и поплыла, сильно, профессионально взмахивая руками. Джильда гордилась своим умением плавать и была уверена, что не только удивит Джонни, но и оставит его у себя за спиной. Она смахнула воду с лица и подняла брови.

— Ты здорово плаваешь! — сказала она.

— Да и ты не так уж плохо, — он улыбнулся. — Давай обратно наперегонки.

Она кивнула.

Марта, сидевшая на террасе с коробкой конфет, в которую она то и дело запускала руку, смотрела, как они несутся к берегу.

— Выставляется, — заметила она, видя, что Джильда обгоняет Джонни.

Генри наблюдал за молодежью с критическим интересом.

— Женщины выставляются перед мужчинами… мужчины — перед женщинами… природа.

Джонни вырвался вперед на последних двадцати ярдах, но едва-едва. Их разделяли какие-то дюймы, когда он коснулся берега.

— Женщины! — Генри покачал головой. — Удивительные создания. Она могла бы его обставить ярдов на десять. Ты заметила, что она нарочно отстала, чтобы дать ему выиграть?

Марта пренебрежительно фыркнула:

— Ну, если это ему нужно для полного счастья…

— Конечно, нужно. — Генри закинул свои длинные ноги одну на другую. — Ни одному мужчине не понравится, если его победит женщина.