Глава 7
Мы вышли из такси перед отелем и пересели в мою машину. Когда я запускал двигатель, она прижалась ко мне:
— Я вам верю и пленку обязательно отдам. Вы ведь дадите мне деньги, раз обещали?
— Да, дам.
Она рассмеялась, и чувствовалось, что она еще сильно пьяна.
— Знаете, первый раз в жизни верю мужчине.
— Что ж, надо когда-то и начинать.
Я взглянул на часы. Было 23.15. Несмотря на такое позднее время, я решил не ехать сразу к дому Горди. Голстейн мог там оставить пост.
Ворота гаража были открыты. Я заехал внутрь, вышел, захлопнул двери и включил свет. Фреда медленно вылезла из машины.
— Где это мы? — спросила она и ухватилась за мою руку.
— У меня дома. Входите, я приготовлю вам выпить.
— Вот это дело!
Я открыл дверь в дом, и мы вместе вошли в гостиную.
— Ого, у вас тут здорово. — Она слегка пошатывалась.
Я подвел ее к креслу и усадил. Она устроилась поудобнее и стала рассматривать комнату. Я задернул шторы и приготовил смесь джина и тоника.
— Так, мисс. — Я сел рядом с ней. — Располагайтесь поудобнее и рассказывайте о Горди.
— Чего рассказывать, он умер.
— Знаю. Когда вы с ним вообще познакомились?
— Прошлым летом. А почему вы спрашиваете? — Она отпила глоток и поставила стакан на сервировочный столик. — Джесс получил место в магазине. Жена от него ушла. У него водились кое-какие денежки, ну а каждому мужчине иногда нужна женщина. Мы с ним ладили. Не знаю чем, но он мне нравился. Вечно говорил о том, что станет делать, когда доберется до больших денег. Да об этом говорят все мужчины. — Она усмехнулась. — Ну и однажды ночью сказал мне про те кинокамеры. Сказал, что мог бы сорвать целый миллион. Мы оба были пьяны, но он говорил на полном серьезе.
— Миллион долларов?
— Да, миллион. Я сказала, что он рехнулся, но он упрямо гнул свое. Тут я испугалась и сказала, что он может здорово влипнуть. Он и сам это понимал. Говорил, что наловил уйму мелкой рыбешки, но один раз та камера засняла и настоящую крупную рыбу, и с этого ему может отломиться миллион. Пообещал, что если я помогу ему, то мы сможем уехать вместе после того, как он получит деньги. — Она посмотрела на меня. — Слишком много говорю, да?
— Нет, вы отлично рассказываете.
Я быстро соображал. Единственным человеком в Истлейке, способным заплатить миллион, был Криден. Миллион! Уйма мелкой рыбешки и одна крупная рыба. Предположим, Горди поймал десять маленьких рыбешек, включая меня и Бреннера. От всех нас, вместе взятых, он мог получить тысяч двести-триста, не больше. Только из Кридена он мог выжать крупную сумму. Разве это не мотив для убийства?
— Как вы ему помогали? — спросил я.
— Он не хотел держать все в одном месте. Себе он оставил пленку, а у меня прятал карточки.
— Они еще у вас?
— Черта с два! Могла мне прийти в голову мысль, что ко мне кто-то заберется? А треп про миллион я никогда не принимала всерьез. Джесс дал мне сверток и велел хорошенько спрятать. Я сунула его в ящик и больше о нем не вспоминала. В тот вечер, когда его убили, я случайно вспомнила про тот сверток и пошла взглянуть. В ящике его не было. Меня будто по башке огрели, и я побежала звонить Джессу. Никто не подходил. Тогда я поехала к нему и нашла его мертвым. — Она нахмурилась и потянула руку за стаканом.
Все сходилось. Я вспомнил, что, когда я стоял у трупа Горди, звонил телефон.
— Он сказал вам, кто эта крупная рыба?
Она отпила немного, потом поставила стакан и покачала головой:
— Нет, не сказал.
Я встал:
— Сидите смирно, я пойду переоденусь. К Горди я поеду попозже. — Я остановился и со спокойным видом спросил: — Где я найду пленку?
Она попыталась сосредоточиться и с минуту молча смотрела на меня.
— Вы дадите мне деньги?
— Конечно.
— Полторы тысячи?
— Да.
— Вы можете поклясться могилой матери, что дадите мне деньги?
— Честное слово лучше.
Она еще несколько мгновений смотрела на меня, потом кивнула:
— Ну, ладно… наверное, я дура. Она в нижнем ящике письменного стола.
Я удивленно уставился на нее:
— Что вы тут сказки рассказываете! Уж там-то копы наверняка смотрели в первую очередь.
Она замотала головой:
— Джесс не дурак. У этого ящика двойное дно. Он заказывал его столяру. Под столом есть такая щеколдочка, которая освобождает двойное дно. Там и смотрите.
Я оставил ее в темноте и пошел принять душ.
Попробовать стоило.
Только что миновала полночь. Я взял с собой фонарик и отвертку. Когда я заглянул в гостиную, она спала. Ее стакан снова упал на пол, и на ковре образовалась еще одна лужица джина. Я вышел на улицу и направился к дому Горди.
Я приближался к дому очень осторожно. Останавливался через каждые двадцать шагов и прислушивался к окружающему. Ни души. Никто не гулял с собаками. Я миновал два дома, из которых слышались звуки работающих телевизоров. Я был напряжен и понимал, что могу нарваться на полицейский пост. Когда впереди показался дом Горди, я сошел с тротуара и спрятался за куст. Притаившись, я ждал. Ни звука, ни малейшего признака движения. Минут через двадцать я убедился, что никакого поста нет, вышел из своего укрытия и начал медленно приближаться к дому. Ни в одном из окон не горел свет. Но что, если полицейский сидит в темной гостиной?
Крадучись, я обогнул дом и подошел к черному ходу. Здесь я остановился и внимательно огляделся вокруг. Никого. Набравшись храбрости, я подступил к черному ходу. Естественно, дверь оказалась закрытой. Впрочем, я и не рассчитывал, что полиция оставит ее открытой, потому и прихватил отвертку. При свете фонарика быстро оглядел замок. Он немногого стоил. Я вставил отвертку в щель и начал медленно нажимать. Когда я еще усилил нажим, язычок уступил, и дверь отворилась. Мне удалось проделать это почти без шума. Я вошел в темноту дома не сразу. Еще с минуту стоял и прислушивался. Я слышал лишь стук собственного сердца. Осторожно включил фонарик, и он осветил маленькую кухню. Войдя, я закрыл за собой дверь и тут же открыл следующую, ведущую в жилые помещения. Снова остановился и прислушался, потом вышел в коридор. Я помнил, что гостиная находилась слева. И осторожно подошел к закрытой двери в гостиную. Если в этой комнате сидит и терпеливо ждет полицейский, я окажусь в кошмарной ситуации. Я стоял неподвижно, и по лбу у меня стекал пот. Я старался убедить себя, что, если я не найду пленку, будет еще хуже. Решившись, нажал на ручку двери и прошел в гостиную. Никто не набросился на меня и не закричал. Здесь не было никакого полицейского.
Войдя в комнату, я закрыл за собой дверь. Включить свет я не осмелился. Письменный стол был в углу. Я подошел к нему, опустился на корточки и заглянул под него, светя фонариком. Маленькую деревянную кнопку нашел сразу же, но не скажи мне о ней Фреда, я бы вряд ли обнаружил ее. Я выдвинул нижний ящик, полный канцелярских книг и корешков чеков. Выбросив все это на пол, я засунул руку вовнутрь, нажал кнопку. Дно ящика отодвинулось дюйма на четыре и обнажило полость, в которой лежала кассета с пленкой.
Несколько секунд я сидел на корточках и смотрел на нее, не веря своим глазам. Потом быстро взял кассету и положил на стол. Снова нажал на кнопку, и дно стало на свое место. Я аккуратно вложил в ящик все, что выбросил на пол. С кассетой в руке я торопливо приблизился к двери и шагнул в коридор.
Вероятно, этот человек находился в доме еще до того, как я проник сюда, но могло быть и так, что он прятался в саду и, увидя, как я проник, зашел следом за мной. Не знаю. Когда я с кассетой в руке достиг черного хода, сзади послышался шорох. Я обернулся слишком поздно. В голове у меня вспыхнул фейерверк.
Не успев опомниться, я очутился на полу. Где-то блеснул свет, а потом послышался топот ног убегающего человека. Я не шевелился. Казалось, голова сейчас лопнет. Но когда мне стало немного легче, я осторожно ощупал темя. Там вздулась огромная шишка. Ничего опасного, но мне хватило и этого. Я шарил вокруг себя, пока не нашел фонарик. Включив его, убедился, что кассета с пленкой исчезла. С чувством бессильного отчаяния я вышел в теплый мрак.
Мне понадобилось двадцать минут, чтобы добраться до конца Восточной авеню. Голова у меня гудела, шел я неуверенно, как пьяный, и дважды был вынужден присесть на край тротуара. Потом в голове немного прояснилось, вероятно, от ночного воздуха, и наконец ко мне вернулась способность идти прямо. Через несколько шагов я налетел на Марка Кридена.
— Господи! — вскричал я. — Неужели вы снова решаете на ходу какую-нибудь проблему?
— Именно, — ответил он хрипло. — Проблем у человека всегда хватает. — Он рассмеялся. — Вы правы. У меня, например, проблема с собакой. Посмотрите на часы… Представляете, человек в моем возрасте вынужден гулять с этой тварью.
Мне хотелось видеть его лицо, но было слишком темно. Мог ли этот человек убить Горди? Мог ударить только что меня по голове и забрать пленку?
— Я слышал, вы уезжаете из Истлейка, Менсон? Очень жаль. Я огорчен вашим семейным разладом.
— Благодарю. — У меня безумно болела голова, и я не испытывал желания продолжать этот бесцельный разговор. — Ну, мне пора домой.
Я зашагал дальше, но он присоединился ко мне:
— Я тоже уже возвращаюсь.
Несколько минут мы молча шли рядом, потом он спросил:
— Менсон, как вы думаете, начнут кого-нибудь снова шантажировать?
— Не знаю.
— Ведь у кого-то эта проклятая пленка должна быть!
«Если не у тебя», — подумал я.
— Несомненно.
Мы молча продолжали путь.
— Не могли бы вы, пользуясь своими связями, выяснить, где эта пленка?
— А вы?
— Мне пришлось бы действовать крайне осторожно, но вы как главный редактор можете расспрашивать о чем угодно.
Я ни на секунду не забывал, что эта пленка может лежать у него в кармане и он лишь старается замазать мне глаза.
— Попробую что-нибудь узнать.
— Послушайте, Стив, дело грозит серьезными осложнениями. Тут недостаточно просто попробовать. Если Голстейн найдет пленку, нам придется несладко. Я уже был вынужден лгать, теперь наступает ваша очередь.
Мы дошли до моего дома.
— Я слышал, родители Митчелла купили ваш дом. А где вы обоснуетесь?
— Пока подыскиваю жилье. Как только найду, дам вам знать.
Голова болела адски, и мне хотелось как можно скорее избавиться от Кридена.
— Только не забудьте! И сделайте все, что возможно, чтобы найти пленку. Остерегайтесь Голстейна.
— Хорошо.
Оставив его с собакой у калитки, я пошел по дорожке к дому. Открывая дверь, я вспомнил, что в гостиной меня ждет Фреда Хейвз. Я тихо вошел и закрыл за собой дверь. Она все еще была там и все еще спала.
Я пошел на кухню, достал из холодильника поднос с кубиками льда, высыпал их на полотенце и приложил к пылающей голове. Вскоре боль начала утихать. Постепенно ко мне возвращалась способность логически мыслить. Странно, что такой состоятельный человек прогуливает свою собаку сам. Да еще в столь поздний час. Мог ли быть Криден тем неизвестным? Я надеялся, что да, так как он наверняка уничтожит пленку. Но если это был не Криден?
Из соседней комнаты послышался голос моей гостьи:
— Кто там?
— Это я.
Я выбросил лед в раковину, сжал зубы и вошел в комнату. Она сидела в кресле выпрямившись, но, увидев, что это действительно я, успокоилась.
— Господи, как вы напугали меня.
— Что вы говорите! Ну, ничего страшного. — Я подошел к бару и налил себе чистого виски. — Хотите?
— Нет.
Удивленный, я посмотрел на Фреду. Она как-то сразу протрезвела, и лицо ее приобрело жесткое выражение. Я мог догадаться, что последует дальше.
— Ну что, нашли? Все было, как я сказала? — Она подалась вперед и не спускала с меня пристального взгляда. — Теперь вы дадите мне деньги, верно?
Я допил виски и отставил стакан. Голова у меня болела, но я понимал, что передо мной новое затруднение.
Я подошел к ней и сел в соседнее кресло:
— Пленка действительно была там.
Она кивнула:
— Значит, деньги теперь мои.
— Вы достаточно протрезвели, чтобы подняться?
Она глядела на меня, глаза у нее были теперь совершенно трезвые.
— Чего еще?
— Встаньте и подойдите ко мне.
Она встала и приблизилась:
— В чем дело, красавчик?
— Дайте руку. — Я взял ее за руку и приложил к темени. — Пощупайте, только осторожно.
Она провела пальцами по шишке, потом нагнула голову и начала внимательно рассматривать опухоль. Затем отступила назад:
— Что случилось?
— Пленку я нашел, но там кто-то был. Он ударил меня по голове и унес пленку.
Она впала в такую ярость, что я даже испугался. Она стояла надо мной и обливала потоками грязной брани.
— «Честное слово»! — вопила она. — Ведь знала, что врете! Ну-ка выкладывайте денежки! Слышите! Полторы тысячи!
Бог весть как далеко разносились ее пронзительные крики. Я ни за что не поверил бы, что женщина может исторгать из себя столько децибелов. Потом я сообразил, что кто-нибудь из обитателей нашей тихой улицы может вызвать полицию.
Быстро наклонившись вперед, я ткнул ее в живот пальцем. Она пошатнулась, закрыла рот и с размаху села на пол.
— Хотите накликать копов, идиотка вы этакая! — шипел я на нее. Она держалась за живот и смотрела на меня. — Если они явятся сюда, вам будет плохо. Успокойтесь, сядьте вон туда и помалкивайте.
Она сидела на полу и хватала ртом воздух. Видя, что я не спешу помочь ей, она с трудом поднялась, обеими руками держась за зад.
— Ну и мерзавец! Вы перебили мне хребет! — Однако она уже не повышала голоса.
Проковыляв к креслу, она упала в него, издавая жалобное сопение.
Я закурил сигарету и молча ждал. Вскоре Фреда вновь начала соображать:
— Вы меня не дурачите, у вас правда кто-то отнял пленку?
— А вы думали, что я сам себя умудрился огреть сзади по голове?
Секунду она обдумывала мои слова, потом кивнула:
— Ладно, так или иначе этот ублюдок получил только мелкую рыбешку. Та, крупная, ему не досталась.
— Что вы хотите этим сказать?
— Есть две пленки. Та, которую у вас украли, немного стоит. А вот за другую можно сорвать целый миллион. — Она задумчиво посмотрела на меня. — Что, если нам взяться за это вместе, красавчик? Вы получили бы четверть. Я же все остальное. Что скажете?
В этот момент в дверь позвонили.
Я схватил Фреду за руку, поднял и потащил в спальню.
— Оставайтесь здесь и посмейте только пикнуть! — Я закрыл ее там и подошел к входной двери.
Тем временем позвонили еще раз.
В Истлейке имеется собственная полиция. Кто-то позвонил в участок, и через несколько минут патруль был на месте.
На пороге стоял дюжий, рослый полицейский, а возле машины переминался с ноги на ногу другой.
— Что здесь творится? — Он стоял, держа руку на кобуре револьвера.
Я узнал его:
— Здравствуйте, Флинн. Это как понимать, что творится?
Он холодно всматривался в меня:
— Мы получили сообщение, что здесь только что кричала женщина.
— Заходите, — пригласил я его. — Я должен извиниться. Всему причиной мой приемник. Он, должно быть, взбесился. Я слушал радиопостановку — пьесу ужасов.
Он вошел в комнату.
— Я сидел в спальне, приемник был включен, и звук нормально отрегулирован. Вдруг он начал так орать, что едва не лопнули барабанные перепонки. — Я попытался улыбнуться. — Сожалею, что причинил вам неудобство.
Он посмотрел на меня с недоверием:
— Нам сообщили, что здесь попала в беду какая-то женщина.
— Здесь не было никакой женщины.
— Значит, говорите, приемник.
— Да, завтра я отдам его в ремонт.
Он перевел на приемник взгляд, который ясно говорил, что ему хочется проверить его. Но он также хорошо знал, что я главный редактор «Голоса народа».
— Ладно, — сказал он, — но вы беспокоите соседей, мистер Менсон.
— Да, но ведь я сам испугался.
— Говорите, передавали пьесу ужасов?
Он мог легко проверить, но у меня не оставалось выбора:
— Да.
Он кивнул:
— Поздновато слушаете радио, мистер Менсон.
— Разве это запрещено законом?
Мы в упор смотрели друг на друга. Наконец ему пришлось признать, что в этом виде спорта я буду посильнее.
— Времени уже много, — сказал он.
— Я плохо сплю, — объяснил я.
Он кивнул и повернулся к дверям.
— Вы действовали с похвальной быстротой, сержант.
Он холодно кивнул и отчужденно взглянул на меня:
— Это входит в мои обязанности.
Я смотрел, как он идет к машине, как что-то говорит своему партнеру. Потом оба сели в машину.
Фреда вышла из спальни.
— Классно сработано, красавчик, я начинаю вас уважать.
— Бросьте, как будто вы способны кого-то уважать. Ведь вы даже не знаете значения этого слова. Ну-ка, живо обратно в спальню!
— Значит, сообразили наконец. Вам уже ясно, что мое место давно в постели.
Она вошла в спальню. Я погасил свет и отодвинул край плотной шторы. Полицейская машина стояла на прежнем месте. Через несколько минут она отъехала. Голова у меня еще болела, но не так сильно, и мои мысли больше не путались. Две пленки! Пленка, отнятая у меня, уличала в кражах всех этих глупых, ничтожных женщин, включая и Линду… Но другая пленка, которая должна была принести Горди большие деньги… очевидно, на ней была заснята Мейбл Криден. Она могла послужить достаточной причиной для убийства, и из-за нее вполне могли пристрелить Горди. Я стоял в темноте у окна и думал. Я понял, что вторая пленка стоимостью в миллион, пожалуй, приобретает теперь большее значение, чем первая, так как она способна уличить убийцу.
Я вошел в спальню. Странно было видеть чужую женщину в постели, которую я больше года делил с Линдой. Она лежала, прикрытая лишь простыней. Комнату скупо освещала лампа на ночном столике.
— Ну, дружок, забудем сегодняшние дела, — сказала она. — Иди ко мне.
Часы на ночном столике показывали 1.35. Голова болела не переставая, и я чувствовал усталость, но не чрезмерную.
Я сел на кровать и посмотрел на Фреду:
— Ну, что вы там говорили насчет второй пленки?
— Господи! Вы опять за свое. — Она откинула простыню, чтобы я видел ее голое тело. — Раздевайтесь и давайте позабавимся.
Я прикрыл ее простыней:
— Так как же насчет второй пленки?
— Идите к черту! Если от вас нет никакого толку, так убирайтесь!
— Вы что-то говорили про миллион долларов.
У нее заблестели глаза:
— А вас это интересует? Вы получите четверть, остальное забираю я.
— Почему бы и нет?
— Да нет, это не для вас. Вы не смогли бы шантажировать.
— А вы смогли бы?
— За такие деньги? — Она посмотрела на потолок. — Миллион долларов! Вы представляете, что можно сделать с такими деньгами?
Если бы мне удалось вытянуть у нее, где эта пленка!
— Да… это большие деньги… и что от меня требуется?
— Пленка у меня. Джесс боялся держать ее. Он отдал, чтобы я ее спрятала, сказал, что с мелочью справится сам, а за большую рыбу надо браться вдвоем.
— Значит, пленка у вас. Где она?
Она закинула руки за голову и улыбнулась мне:
— Ага, правильный вопрос, только ответ на него стоит в этот раз чертовски дорого. Пленка эта у меня, и я ценю ее в миллион.
— Если вас пристрелят из-за нее, она не будет иметь никакой цены.
Она ухмыльнулась:
— Кто бы ни застрелил Джесса, пленка убийце не досталась, и, если он поступит так со мной, будет то же самое.
Она с вызовом посмотрела на меня.
— Кто эта крупная рыба?
— Джесс мне не говорил, но сказал, что там снята какая-то баба. Нужно только посмотреть пленку, и я буду знать, кто она.
— Почему вы решили, что узнаете ее?
После короткого раздумья она сказала:
— Да, тут вы правы. Здесь полно богатых сук.
— Я узнал бы ее. Моя профессия требует знать в этом городе всех, у кого есть деньги. Послушайте, почему бы нам не заняться этим сообща? Где вы спрятали пленку?
— Я подумаю. Может, вы и взаправду дело говорите. Ладно, так идете вы ко мне или нет?
Я встал:
— В другой раз.
Мне показалось, что она испытала облегчение:
— Тогда выметайтесь, я хочу спать.
Я оставил ее на своей кровати и пошел стелить в комнате для гостей. Как ни старался я уснуть, в голове моей роились беспорядочные мысли. Наконец я встал, пошел в ванную и принял снотворное. Это было ошибкой.
Меня разбудили настойчивые звонки телефона. Я посмотрел на часы и, к своему ужасу, обнаружил, что уже 9.54. Шишка на темени еще отзывалась на каждое неосторожное прикосновение, но голова уже не болела. Я снял трубку.
— Это вы, Стив? Вы хорошо себя чувствуете? — произнесла Джин.
Я боролся с остатками сонливости:
— Да, все в порядке… я проспал.
— Вы нужны мистеру Чендлеру.
— Скажите, что я сейчас буду.
— И еще вы назначили на десять часов Ларри Шершу.
Шерш был нашим художником, и встреча с ним не имела особой важности.
— Пригласите его в следующий раз. — Я выбрался из постели. — Как почта?
— Ее сегодня уйма.
— Хорошо, я сейчас приеду.
Я положил трубку. И тут вспомнил о Фреде. Оставить ее у себя я не мог, так как днем должна была прийти Сисси. Я пошел в спальню, ожидая найти ее спящей, но постель оказалась пустой. Оглядевшись, я пошел на кухню. В раковине стояла немытая чашка из-под кофе.
— Фреда!
Никакого ответа. Я обошел весь дом, но она исчезла. Затем вымыл лицо холодной водой, побрился и привел в порядок комнату для гостей, где спал. Кровать в спальне я оставил неприбранной. Мне не хотелось, чтобы Сисси видела, что спали в обеих комнатах. Я быстро оделся, недоумевая, куда могла деться Фреда. Вряд ли она пошла пешком за целых полмили отсюда. Оказалось, Фреда взяла машину Линды. Я вернулся в дом, нашел в справочнике ее номер телефона и позвонил. Через секунду она отозвалась.
— Это я. Имен называть не надо. Как у вас дела?
— Я укладываюсь и уезжаю отсюда.
Мне казалось, что она говорит немного запыхавшись.
— Вы взяли мою машину.
— Да, взяла. Я оставила ее на Двадцатой улице. Ключ под ковриком. Слушайте, красавчик, мне нужны деньги на дорогу. Ждите меня сегодня вечером у бара на Двадцать второй улице. И принесите с собой полторы тысячи. Мы наверняка столкуемся. — Она дала отбой.
Я положил трубку. В тот момент, когда я выходил из дому, перед ним остановилась полицейская машина. Из нее вышел лейтенант Голстейн. Пока он приближался, я запер дом.
— Мистер Менсон, вы не могли бы уделить мне немного времени?
— Сейчас не могу, лейтенант. Я спешу к мистеру Чендлеру. Он ждет.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Мы могли бы поговорить по дороге в город, — сказал он.
— Пожалуйста.
Я открыл гараж, вывел машину и подождал, пока Голстейн усядется в нее. Отъезжая, я заметил в зеркальце, что полицейская машина следует за нами.
— В чем дело, лейтенант?
— Речь идет об убийстве Горди. У нас есть основания полагать, что некоторые жители Истлейка совершали кражи в универмаге. Там установлены скрытые камеры. По всей видимости, Горди интересовался фотографией и съемкой. Однако ни в магазине, ни в его доме не было найдено ни кусочка пленки. Это похоже на шантаж.
— Возможно, вы и правы. — Я старался говорить безразличным тоном.
— Да, а теперь я стараюсь побеседовать со всеми, кто делал покупки в универмаге. Вы бывали там?
— Нет.
— А ваша жена?
— Она… да.
Он немного помолчал, потом спросил:
— Регулярно?
— Думаю, да.
Я смотрел прямо перед собой, так как движение было довольно интенсивным. Это устраивало меня, так как не давало возможности смотреть на своего собеседника.
— Я хотел бы поговорить с вашей женой. Может, она смогла бы мне в чем-то помочь?
— Сомневаюсь.
— Когда я могу с ней встретиться?
— Она в Далласе.
— Даллас не на Марсе, я буду обязан, если вы дадите мне ее адрес.
— По-моему, не стоит ее беспокоить. Она не сможет вам помочь.
— Мы расследуем убийство, мистер Менсон.
Этим он заткнул мне рот.
— Я никогда не запоминаю адреса, но он у меня, кажется, где-то записан. Я позвоню вам позже.
— Будьте так добры, мистер Менсон.
Мы уже выбрались на шоссе, и перед нами был город.
— Мистер Менсон, меня интересуют мнения других людей. Вы опытный журналист. Что вы думаете об этом деле? Мне кажется неправдоподобным, чтобы какая-то женщина пошла к Горди и застрелила его. Я скорее могу представить в роли убийцы мужа женщины, совершившей кражу в универмаге, которую Горди шантажировал. Что вы на это скажете?
— Звучит логично.
В город мы въехали молча, потом он обронил:
— Сегодня мы получили сообщение, что в вашем доме кричала какая-то женщина.
— Мы уже выясняли этот вопрос с сержантом Флинном. Виноват приемник.
Мы снова умолкли. Когда я заезжал на стоянку перед резиденцией Чендлера, Голстейн снова заговорил:
— Менсон, при моей работе приходится обращать внимание на слухи. Правда, что вы разводитесь со своей женой?
Я взглянул на него:
— Да, но не понимаю, почему вас это интересует.
Он пожал плечами:
— Извините, но все же дайте мне адресок вашей жены, хорошо?
— Разумеется, дам.
Его холодные как лед глаза на минуту задержались на мне.
— Что, если та женщина кричала не по радио?
С меня было более чем достаточно.
— На вашем месте, лейтенант, я не слишком бы на это полагался. И пока мистер Чендлер — мой босс, вообще не полагайтесь ни на что.
Это был подленький прием, но он подействовал. Лейтенант оставил меня в покое. Когда я уходил, он стоял на месте, теребя свой нос и уставившись взглядом в пространство.
Едва войдя в кабинет Чендлера, я понял, что великий человек пребывает в дурном настроении. Глубокие морщины между бровями всегда предвещали недоброе.
— Садитесь. Что, скажите на милость, я слышу о вас с Линдой?
— Мы разводимся. — Я сел. — Это может случиться с каждым.
Он нахмурился:
— Я же, кажется, предупреждал вас, что как главного редактора нашего журнала вас не может коснуться никакой крупный скандал.
Снова разболелась голова, и мне стало все безразлично. На моем счету в банке лежит 130 тысяч долларов, и я могу спокойно вернуться в Лос-Анджелес и жить, ни от кого не завися.
— Да, вы меня предупреждали, мистер Чендлер, и потому я заявляю об уходе. Вы довольны?
Он подался вперед:
— Стив, вы шутите?
— Я говорю совершенно серьезно. Ежели, пожелав развестись с женой, я буду вынужден выслушивать ваши нотации, я предпочитаю уйти.
Он перестал хмуриться.
— Даже и не думайте. — Он достал из шкатулки на письменном столе сигару и закурил. Потом продолжал: — Если вы уйдете, журналу конец. Вы прекрасно себя проявили, Стив. Здесь замешана женщина?
Ладно, пусть знает все, решил я.
— Да, здесь замешана женщина. Линда нашла себе стареющую лесбиянку. У меня никого нет.
Задохнувшись, он опустил глаза и несколько секунд разглядывал кончик своей сигары.
— Вы меня ошарашили, Стив.
— Как вы думаете, что чувствовал я?
— Поднимешь яблоко, а оно гнилое внутри, а?
— Нелегко судить о человеке.
Он затянулся сигарой и пожал плечами.
— Хэммонд заявил, что подаст на вас в суд, — сказал он.
— Принимали же мы в расчет такую возможность. Только не станет он подавать в суд, у нас на руках все козыри. Так, что еще, мистер Чендлер? Меня ждет масса работы.
Он помолчал, глядя на меня, потом кивнул:
— Вы в самом деле прекрасно себя проявили, и я огорчен, что вас постигло такое. Но я хочу, чтобы вы знали — я на вашей стороне.
— Спасибо. — Я поднялся. — Если…
— Нужно еще позаботиться об Уолли Митфорде. Я хочу при первой возможности послать его во Флориду.
Его слова заставили меня остановиться на полпути к дверям.
— Уолли уже в Майами.
На его лице появилось удивленное выражение.
— Что вы говорите? — Он покачал головой. — Это Борг. Всегда на шаг впереди. Что ж, это замечательно. — Он взмахнул сигарой. — А вы держитесь, Стив, и постарайтесь забыть обо всех неприятностях.
— Я уже забыл.
Вернувшись в редакцию, я прежде всего разобрал почту, просмотрел вместе с Джин набросок статьи Рефферти, затем принялся за текущие дела. Я сказал Джин, что пообедаю в кабинете, и она попросила Джули принести мне сандвичи. Сама она заявила, что идет с кем-то обедать и вернется не позже двух. Я спрашивал себя, не идет ли она на свидание со своим приятелем.
Когда она выходила, у меня вновь кольнуло сердце.
Я остался в редакции совершенно один и мог позвонить в Даллас.
К телефону подошла миссис Лукас, мать Линды. Стоило мне назвать себя, как она намекнула, что если мы собираемся развестись, то не следует звонить друг другу.
Я ответил, что, наоборот, разумнее звонить, и после короткого ожидания подошла Линда.
— Лейтенант Голстейн хочет тебя допросить. С ним шутки плохи. По-моему, вам с Люсиль следует отправиться в длительное путешествие по Мексике. Постарайтесь держаться вне пределов досягаемости Голстейна хотя бы месяца два. — Я положил трубку, не успев услышать, что она хочет мне сказать.
Я рассчитывал: Люсиль не глупа и поймет, что запахло жареным. К вечеру они будут далеко. У миссис Лукас достаточно денег, чтобы отправить их в путешествие.
Я доедал второй сандвич, когда в кабинет ворвался Макс Берри.
— Послушай, Стив, у меня идея. — Он уселся в кресло напротив стола. — А что, если нам взяться за сенатора Глинского? Этот старый проходимец уже много лет хапает где только может. Я подобрал на него такой материальчик, что мы его на луну запустим.
— Хорошо, Макс, только постарайся заранее убедиться, чтобы все соответствовало действительности.
Он помедлил в нерешительности, потом, теребя рукой лицо, все же спросил:
— Послушай, Стив, знаешь, говорят всякое, ну… относительно Линды.
Я вздрогнул. Неужели он узнал, что она воровала?
— Что насчет Линды?
— Ну, что вы… — Он растерянно засуетился. — Я знаю, это меня не касается…
— Да брось ты. — Я успокоился. — Это правда, мы разводимся. Да, кстати, тебе нужен мой новый адрес. — Я записал его на листе бумаги вместе с телефоном. — Завтра переселюсь туда.
Я подал ему листок.
— Отлично. — Он заглянул на листок. — Это Борг тебе устроил?
— Борг? Нет, Джин.
— Я спросил потому, что это дом Борга.
Я застыл, уставясь на него.
— Этот дом принадлежит Боргу?
— Ага, правильно. Борг не дурак и вкладывает свои денежки в кирпичики и цемент.
— Я не имел об этом понятия. Значит, договорились, Макс, постарайся как можно больше узнать об этом сенаторе.
Он ответил, что постарается, и ушел.
Некоторое время я сидел, тупо созерцая творившийся на моем столе беспорядок. Снова Борг. И снова у меня появилось чувство, что кто-то подсматривает мои карты.
Из задумчивости меня вывел звонок телефона. Весь следующий час я работал без передышки. Вернулась Джин. Я спросил, хорошо ли она пообедала. Когда она принялась стучать на машинке, я вспомнил Фреду Хейвз.
Ей нужны полторы тысячи долларов. Очевидно, она готова была отдать пленку. Я выписал чек, сказал Джин, что иду в банк.
Кассир отсчитал мне пятнадцать стодолларовых банкнот. Из-за своей перегородки вышел Эрни и широко улыбнулся мне.
— Что ты намерен делать с этими деньгами, Стив? — бросил он, когда мы поздоровались. — Не хочешь ли вложить их в акции? Курс сейчас самый подходящий.
— Пожалуй, я зайду к тебе позже. Выпиши мне на листок все, что ты хотел мне предложить.
— Мне очень жаль, что у вас с Линдой не получилось…
— Спасибо. Извини, мне пора возвращаться в редакцию.
Было шесть часов, когда я вспомнил о своем обещании позвонить Голстейну, и попросил соединить меня с ним. Его не оказалось на месте. Тогда я оставил для него адрес своей жены. «Пока Голстейн раскачается, — думал я, — Люсиль и Линда уже будут в Мексике. По крайней мере, одна забота свалится с моих плеч».
Я решил, что на сегодня хватит. Из соседней комнаты доносился стук пишущей машинки Джин.
Я убрал на столе и вышел к ней. Она подняла на меня глаза:
— Когда вы переезжаете, Стив?
— Вероятно, сегодня вечером. Еще не видел контракт. Кому, собственно, принадлежит дом?
— Компании «Вестерн».
— Что это такое?
— Строительная компания.
— Макс утверждает, что дом принадлежит Боргу.
— Да, он прав. Борг занимается недвижимостью. Мистеру Чендлеру это, скорее всего, не очень понравилось бы, вот Борг и скрывает свои дела. Иногда я помогаю ему со сдачей квартир. Я случайно узнала, что квартира сдается, и потому смогла предложить ее вам.
Мы смотрели друг на друга, и в ее спокойных глазах невозможно было ничего прочесть.
— Вы еще долго здесь будете?
— Примерно с полчаса.
— Ну, я иду домой. Мне надо еще уладить кое-какие дела.
— Доброй ночи, Стив.
— Доброй ночи.
Я приехал домой, принял душ и переоделся. Потом обошел дом. Я уже не имел с ним ничего общего. Днем Сисси вполне прилично убрала его и освободила холодильник. Я сложил оставшуюся одежду в чемодан и бросил его в машину. Вспомнив, что Фреда оставила наш «остин» на Двадцатой улице, я взял такси и поехал туда. Машина оказалась на месте. Я отогнал ее в открытый круглосуточно магазин по продаже подержанных автомобилей. После недолгого торга владелец заплатил мне лишь четверть действительной стоимости.
Десять минут девятого. Следующие полчаса я провел в закусочной, где съел бифштекс и запил его пивом. Потом вспомнил, — как я мог забыть! — что в девять часов я должен был встретиться с сержантом Бреннером в баре «Полумесяц».
Я нашел в справочнике номер телефона и позвонил туда:
— Это Джейк?
— Да.
— Передайте Бреннеру, что не раньше десяти.
— Ладно.
Я допил виски. У меня еще оставалось порядочно времени, и я решил дойти до Двадцать второй улицы пешком. К «Энексу» я добрался без нескольких минут девять.
«Энекс» оказался сверкающим модерновым баром. Он был полупуст. Лишь возле стойки со скучающим видом сидели четыре хорошо одетые парочки. Я внимательно огляделся, но Фреды не увидел.
Бармен посмотрел в мою сторону.
Я попросил шотландского виски со льдом. Когда он принес мне заказ, я взял стакан и отошел к одному из боксов, где решил подождать Фреду. В четверть десятого, когда я уже начал беспокоиться, появилась она, одетая в оранжево-красный плащ, с сумкой через плечо. Увидев меня, она нетвердым шагом направилась к моему боксу и села напротив.
— Я бы выпила немного джина, — заявила она.
Подошел бармен, принял заказ и через минуту принес его.
Мы ждали, пока он отойдет, потом Фреда повернулась ко мне:
— Я сматываюсь отсюда. — Она шумно выдохнула, обдав меня парами джина. — Господи, ну и денек! Бегаю с самого утра. — Она наклонилась ближе и посмотрела мне в глаза. — За всей этой беготней у меня нашлось время подумать и еще кое о чем. Я не гожусь для шантажа. Джесс вот допрыгался. И какой толк от шантажа? Давайте деньги и берите пленку, она у меня здесь.
— Вы можете подсунуть мне и другую пленку.
Она отпила джина, кивнула, потом сказала:
— Честное слово, это настоящая.
Я оглянулся, на нас никто не смотрел. Я достал из бумажника пятнадцать стодолларовых банкнот и протянул ей через стол. Она быстро сунула деньги в сумочку. Потом достала коробку с пленкой и подала ее мне.
— Вот она, и я сматываюсь. Поберегитесь, приятель, я знаю, эта пленка приносит беду, и я рада, что от нее избавилась.
— Куда вы уезжаете?
— Как можно дальше. — Она допила остатки джина, передернулась и выскользнула из бокса. — Если эта пленка поможет вам накрыть того мерзавца, который прихлопнул Джесса, то мне больше ничего не надо для счастья.
Она коротко кивнула мне и исчезла.
Я видел ее в последний раз.
