ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
1
В городе я первым делом купил несколько воскресных газет и бегло просмотрел заголовки. Я ожидал, что убийству Долорес и Эда Натли уделено почетное место на первых страницах, но о них вообще не было сказано ни слова.
Я решил поехать в бар к Слиму, где за бутербродом и бокалом пива смогу спокойно прочитать все газеты и определить план дальнейших действий.
В баре почти никого не было, но в одной из кабинок я увидел Джо Феллоуза. Он сидел с не знакомым мне человеком. Я хотел тут же смыться, но Джо меня уже заметил.
— Эй, Чес! Давай к нам!
Мне ничего не оставалось, как присоединиться к ним.
— А я думал, ты сегодня играешь в гольф, — сказал Джо. — Садись. Познакомься, это Джим Бакли, лучший журналист «Инкуайерера».
— Жаль, что редакторы «Инкуайерера» этого не знают, — сказал Бакли, широко улыбаясь. Он был невысок, толстоват, средних лет. Глаза внимательные, кристальноголубые.
Сейчас он пристально рассматривал царапины у меня на шее.
— Вот это да! — восхищенно воскликнул он. — Чувствую, свою честь она продала за высокую цену.
Джо тоже смотрел на меня с удивлением.
— Если бы! — махнул я рукой. — Мне, как всегда, повезло. Парень приставал к девушке, а я, как последний идиот, вмешался. Оказалось, его приставания ее вполне устраивали, а мое вмешательство — нет. Хорошо, что я вообще цел остался.
Они засмеялись, но Джо продолжал смотреть на меня с любопытством, и по глазам его я понял, что его не удовлетворило мое объяснение.
— Что ты здесь торчишь в воскресенье? — спросил я его, чтобы уйти от опасной темы.
— Я договорился с этим пошлым человеком поехать поваляться на пляже, — объяснил Джо, ткнув пальцем в Бакли, — а сейчас он мне заявляет, что ему надо работать. Поэтому мы сидим и пьем пиво, а на пляж я поеду один, если ты не жаждешь разделить мое одиночество.
— Я бы с удовольствием, Джо, — сказал я. — Но у меня сегодня столько дел — никак не развязаться.
— Знаем мы эти дела. Ей-то, наверное, тоже не развязаться? — сострил Бакли и загоготал.
Я сразу вспомнил о лежащей на моей кровати Люсиль. Он, сам того не ведая, попал прямо в точку.
— Это у вас там «Инкуайерер»? — спросил он, указывая на газеты, которые я положил рядом с собой.
— Да. Хотите посмотреть?
— Вчера вечером я дал материал, а что с ним сделали, еще не видел. — Он стал просматривать первую страницу. Потом хмыкнул, перелистал несколько страниц и на одной остановился. Наконец вернул газету мне. — Три тысячи слов, написанных кровью и виски, а после этого какой-то лишенный фантазии злодей сокращает их до двухсот слов. Убейте меня, если я знаю, почему до сих пор работаю на эту низкопробную газетенку.
Джо объяснил:
— Джим дает материал по расследованию дела о наезде на полицейского.
Я надкусил бутерброд и принялся сосредоточенно жевать.
— Вот как? — спросил я. — А я сегодня утром не успел почитать газеты. Есть какие-нибудь новости?
Глотнув как следует из своего бокала, Бакли откинулся на спинку стула и закурил.
— Новости? Скажу вам по секрету, приятель, это будет главная сенсация года. Наша зажравшаяся и обнаглевшая администрация сядет в огромную галошу.
— Вот даже как? — удивился Джо. — Так ты уж не темни, выкладывай. И вообще, что это за грандиозное событие, если о нем ничего нет в газетах?
— Потому что мы еще не готовы, — объяснил Бакли. — Подождите до завтра. Если нам повезет, завтра мы взорвем редкой силы бомбу.
— Какую бомбу? О чем вообще речь? — продолжал выпытывать Джо.
— Ну хорошо, слушайте, — смилостивился Бакли. — Если бы О'Брайена не убили, до него еще десять лет никто бы не докопался. Помните, что натрепал Салливан насчет того, какой прекрасный полицейский был О'Брайен и тому подобное? Так вот, едва мы его колупнули, сразу стало ясно, что рыльце у него было в изрядном пушку. Представляете, у него на банковском счету лежало сто двадцать пять тысяч красавчиков, а домишко был такой, что любая кинозвезда могла бы сдохнуть от зависти. А если полицейский живет как губернатор, есть только одно простое объяснение: значит, он берет. Об источнике его доходов могли бы рассказать два человека: певица из кабаре, на которой он собирался жениться, и ее агент, некто Натли. Знаете, что случилось с ними этой ночью?
Джо смотрел на него, разинув рот.
— И что же?
— Оба отправились к праотцам. Натли нашли в отеле «Вашингтон» с простреленным сердцем. Ночному дежурному размозжили череп. Убийца, видимо, заставил дежурного сказать, в каком номере Натли, потом тяпнул его по голове, а уж после поднялся наверх и застрелил Натли. А певичка была убита прямо у дверей своей квартиры.
— И об этом нет ни слова в газетах! — негодующе воскликнул Джо.
— Почему нет? Есть десять строк в отделе хроники. Но завтра… ты даже не представляешь, старина, что произойдет завтра. Сейчас мы готовим материал. Надо только докопаться до бизнеса этого О'Брайена — пока неясно, на чем он делал такие деньги. Комиссар полиции считает, что он наверняка был связан с какой-то шайкой. А Салливан говорит, что, скорее всего, он был просто вымогатель.
— Ну, а задавил-то его кто? — спросил я. — Нашли его?
Бакли пожал плечами.
— Полицейские нашли уже двадцать три поврежденные машины, и сейчас они проверяют алиби водителей. Надеются, что один из двадцати трех — это он и есть. На их месте я бы выдал ему медаль. Ведь, если бы О'Брайен не умер, все это дерьмо никогда бы не выплыло наружу.
— А певичка эта пела, случайно, не в «Маленькой таверне»? — небрежно спросил я.
— Она самая. Довольно симпатичный воробушек, только голос у нее был тоже воробьиный.
— А кто стоит за этой «Маленькой таверной»? — спросил я напрямик.
Бакли пожал плечами.
— Представьте себе, от нечего делать я это выяснил. Официальный ее владелец — Арт Галгано, но кто это такой — никому не известно. А фактически все дела в этом кабаке ведет Джек Клод. А почему вы спрашиваете?
— Вчера вечером я слышал, что там наверху есть рулетка и ставки очень высокие.
Бакли внимательно посмотрел на меня, потом покачал головой.
— Это болтовня. Игорных домов в нашем городе нет. Попыток-то было много, авантюристов, слава Богу, везде хватает, но комиссар каждый раз успевал прищемить им хвосты, прежде чем им удавалось снять сливки. «Маленькая таверна» открылась три года назад. Будь там рулетка, об этом давно было бы известно.
— Вы так считаете? А я был там только вчера, и один знакомый сказал мне, что наверху есть рулетка.
Бакли провел пальцами по мясистому носу. В глазах мелькнул интерес.
— Минуточку, минуточку. — Он задумчиво глядел на меня. — Ведь эта «Маленькая таверна» находилась на участке О'Брайена. А если он знал про рулетку, но помалкивал? Может, отсюда и денежки? А вы там часто бываете?
— Не скажу, чтобы часто, — ответил я. — Иногда.
— А вы могли бы выяснить наверняка, есть там наверху рулетка или нет? — Бакли всем телом подался вперед.
— Эй! — вмешался Джо. — Ну ты и нахал, приятель! С какой это стати Чес должен делать за тебя твою грязную работу?
Бакли с досадой отмахнулся.
— Да я же ничего не смогу узнать! Мне скажут ровно столько, сколько полицейскому. А он там, наверное, примелькался. Так почему бы ему мне не помочь, если он в принципе не против?
Пока они таким образом препирались, я быстро прикинул варианты.
— Если смогу, я это для вас выясню, — сказал я. — Я собирался ехать туда сегодня после обеда, и если что-то узнаю, сразу же вам позвоню.
Джо посмотрел на меня так, как смотрят на сумасшедшего, Бакли же радостно похлопал меня по руке.
— Вы настоящий парень. Могу сказать только, что «Инкуайерер» этой услуги не забудет. Когда в следующий раз ваши агенты придут просить место в газете, я позабочусь о том, чтобы ваша просьба была удовлетворена. — Он вытащил из бумажника визитную карточку и протянул ее мне. — Если меня не будет, спросите Джека Леммингса — он сделает все, что нужно. Если там действительно идет игра, мы поднимем страшный шум. Слушайте, а что, если мы заедем в редакцию и я дам вам фотоаппарат? Если бы вам удалось сфотографировать стол с рулеткой, их песенка была бы спета.
— Честно говоря, не представляю, как это можно сделать.
Он хитро прищурил глаз.
— Увидите этот аппарат — сразу представите. Он уместится у вас в петлице. Нужно только нажать на спусковую кнопку у вас в кармане, все остальное сделают объектив с пленкой. Если вы, Скотт, принесете нам фотографию стола с рулеткой, можете считать, что газета переходит в ваше владение.
— Будет за что.
Он похлопал меня по руке.
— Это я вам обещаю. Ну, раз решили, давайте сматываться отсюда. Поедем поговорим с моим боссом.
Я поднялся, но тут Джо схватил меня за руку.
— Постой, Чес, — взволнованно затараторил он. — Боюсь, как бы тебе там не надрали уши. Давай поедем вместе, а?
— Нельзя, Джо, — покачал я головой. — Двое — это уже целая толпа. Ты не беспокойся. Ничего там со мной не случится. Справлюсь.
— Конечно, справится, — поддержал меня Бакли. — Я, правда, готов держать пари, что никакой рулетки в этом кабаке нет, но уж если она там есть!.. Тогда кое из кого полетят перья, а уж комиссара мы как пить дать вытряхнем из мундира.
— Все равно, — стоял на своем Джо. — Я поеду с тобой. Может, двое — это и толпа, но, когда случается авария, в толпе как-то уютнее.
— Нет; Джо, — категорически отрезал я. — Скорее всего, мне не удастся попасть наверх. А уж если нас будет двое, все сразу станет ясно. — Я выскользнул из кабинки. — К тому же, возможно, днем там никто и не играет.
Джо упрямо пошел за мной.
— Я еду с тобой, Чес. Пусть даже мне придется подождать на улице.
Если я хочу добиться успеха, надо действовать в одиночку — тут двух мнений не было.
— Не нужно, чтобы ты там болтался, Джо, только будешь мне мешать. Я просто совмещу приятное с полезным.
— Так что, Джо, можешь пойти и утопиться, — поддакнул Бакли. — А у нас с коллегой работа. Иди, иди, поплещись в океанчике. — Он хлопнул Джо по плечу, потом взял меня под руку и быстро повел из бара к стоянке.
По дороге в «Инкуайерер» я спросил:
— А кто убил эту певичку Лэйн, полиции известно?
— Фамилии они еще не знают, — ответил Бакли. — Но вообще-то этот парень уже у них в кармане. У них есть его описание и отпечатки пальцев. Одно из двух: либо это псих, либо полнейший дилетант. Он оставил отпечатки везде, где только было можно. Его видели, когда он выходил от певички, видели около отеля «Вашингтон». Отпечатки в комнате Натли и в комнате девицы одни и те же. Судя по описанию, это высокий темноволосый малый, примерно вашего возраста. Достаточно видный. Лейтенант Уэст говорит, что они возьмут его в течение суток.
Внутри у меня все оборвалось.
— Вот даже как? — пробормотал я, сосредоточенно глядя сквозь ветровое стекло. В который уже раз за эти дни у меня учащенно забилось сердце.
— Да. Они сейчас возят по городу девушку, которая его видела, надеются, что она узнает его на улице. А дальше совсем просто: они снимают отпечатки его пальцев, и не успеет этот несчастный понять, что к чему, как песенка его будет спета.
2
В «Маленькую таверну» я приехал чуть-чуть после двух. Стоянка была запружена машинами — мне с трудом удалось найти место.
Стоял типичный для Палм-Сити жаркий полдень, когда воздух словно застыл и ты мечтаешь хотя бы о легком ветерке, когда под рубашку набивается пыль и кожа начинает гореть, да и сам ты готов воспламениться по любому пустяку.
На большой террасе, заставленной множеством столиков, по-воскресному расфранченная публика занималась поглощением довольно обширного меню.
Я поднялся по ступеням. Мое появление привлекло внимание разве что швейцара. Вчера при свете луны он показался мне достаточно импозантным, а сегодня в ярком сиянии солнца впечатление было совсем другое — уставший от жизни человек. Узнав меня, он поднес руку к козырьку и подтолкнул вращающуюся дверь.
Узнала меня и гардеробная девушка. На этот раз она даже не сдвинулась с места. Слегка шевельнув губами в улыбке, она тут же отвернулась. Мужчина без шляпы интересовал ее не больше, чем мужчина без рук или без ног.
Я подошел ко входу в бар и остановился. Там было полно народу. Мужчины наливались алкоголем, просаживали честно заработанные деньги, говорили нарочито громкими голосами. Все это делалось с одной целью: произвести как можно более благоприятное впечатление на блондинок, брюнеток и рыжеволосых, которых они привезли с собой.
За стойкой я увидел Оскара Росса. Там же — двоих вчерашних мексиканцев. Работы у них было по горло. Росс, судя по всему, специализировался на посетительницах. Сейчас он обслуживал сразу трех дам, тянувших коктейли из шампанского, и делал это, насколько я мог судить, весьма успешно.
Не стоит пока попадаться ему на глаза. Я немного отступил и огляделся — ведь вполне возможно, что где-то здесь обретается мой вчерашний приятель по рому с лимонным соком.
Он действительно оказался в баре — я обнаружил его, когда он отделился от какой-то компании в дальнем углу и направился в мою сторону.
— Привет, — окликнул я его, когда он подошел поближе. — Помните меня?
Он был слегка на взводе, и ему пришлось прищуриться, чтобы поймать меня в фокусе, но по дружелюбной улыбке я понял, что он меня узнал.
— Привет, приятель, — откликнулся он. — Приехали утопить в алкоголе свои печали?
— Я приехал посмотреть, не удастся ли здесь выиграть немного денег, — сказал я, увлекая его в вестибюль. — Как вы думаете, могу я подняться наверх и поиграть?
— Почему же нет? Я сейчас иду туда. Пойдемте со мной.
— Я думал, могут возникнуть какие-то осложнения.
— Никаких. Меня тут все знают. Как, вы сказали, ваша фамилия?
— Скотт.
— Что ж, пойдемте посмотрим, как вы сейчас просадите ваши денежки.
Он провел меня через холл к какой-то двери и открыл ее. Мы вошли в небольшой, человека на четыре, лифт. Не говоря ни слова, он нажал на кнопку, и лифт начал подниматься очень медленно и очень плавно. На третьем этаже он остановился.
Уэлливер, в изрядном подпитии, благодушно поглядывал на меня, словно священник, благословляющий свою паству.
Неужели все будет так неправдоподобно просто?
Миниатюрный фотоаппарат, которым снабдил меня Бакли, был прикреплен под лацканом моего пиджака. Объектив смотрел через петлицу лацкана. Обнаружить его мог только человек с глазами Шерлока Холмса. Я нащупал в кармане спусковую кнопку. Только один снимок, несколько раз напомнил мне Бакли, только один. Перезаряжать микропленку у меня возможности не будет, поэтому он умолял меня не торопиться.
— Такая возможность выпадает один раз в жизни, — убеждал он меня. — Если вы сфотографируете стол с рулеткой — хоть я и сомневаюсь, что она там есть, — мы разорвем этот город на части.
Он, кажется, не придавал значения одной мелочи: если меня застукают во время фотографирования, на части разорвут не город, а как раз меня.
Лифт плавно остановился. С нежным шорохом открылись двери.
Мы вышли в маленький холл. Почти все пространство в нем занимали двое вышибал. Они стояли и поигрывали мускулами. Выглядели они внушительно, казалось, наставить тумаков Джо Луису и Роки Марчиано для них абсолютно плевое дело — ну разве пришлось бы слегка вспотеть.
Они окинули Уэлливера колючим взглядом. Потом посмотрели на меня.
Никогда не забуду выражения, которое появилось на их лицах. Примерно так могли быть ошарашены масоны, если бы в разгар одного из их самых мистических ритуалов на голову им вдруг свалился балаганный шут.
Уэлливер быстрым шагом направился к двойным дверям в противоположной стене маленького холла, я зашагал рядом. На лице я постарался изобразить беззаботность воскресного гуляки.
Вышибалы были настолько ошарашены такой наглостью, что мы почти дошли до двойных дверей. Почти, но не совсем.
Голосом, которым вполне можно было скрутить ржавую гайку с пароходного винта, один из них пророкотал:
— Эй! Эй вы! Куда это вы собрались?
Звук этого голоса рубанул нас по затылкам и пригвоздил к месту.
Нахмурив брови, Уэлливер обернулся. Окрик его слегка отрезвил, но все-таки он был членом клуба и имел право на более вежливое обращение.
— Это вы мне? — Он постарался зарядить свой голос хорошей порцией грома, но это не помогло: рядом с вышибалой он выглядел безвреднее котенка.
— Нет, ему! — Тот, что был покрупнее, шагнул ко мне. Казалось, на меня надвигается бульдозер. — Куда это вы собрались?
— Это мой друг, — вмешался Уэлливер, демонстрируя максимум собственного достоинства, на которое был в данный момент способен. — Он со мной. У вас есть возражения?
— Мистер Клод в курсе? — спросил вышибала.
— Разумеется, — гордо ответил Уэлливер и, взяв меня под руку, подтолкнул к двойным дверям, не обращая внимания на подозрительные взгляды вышибал.
Мы вошли в большую комнату, заполненную мужчинами и женщинами, мягким светом, табачным дымом и гулом возбужденных голосов.
В середине комнаты стоял стол с рулеткой. Вокруг него сгрудились люди, в которых я без труда узнал верхушку общественной лестницы Палм-Сити. Я вспомнил слова Уэлливера о высоких ставках. Что ж, это было сказано не для красного словца — достаточно было взглянуть на горки разложенных по столу фишек. Наверное, за один этот поворот рулетки разыгрывалось тысяч сорок или пятьдесят.
— Подождем пока, — прогудел себе под нос Уэлливер, окинув стол взглядом профессионала. — С этими сумасшедшими лучше не связываться.
Всеобщее внимание было приковано к пожилому толстяку, перед которым стояла огромная горка фишек. Я протиснулся поближе и увидел, как он передвигает внушительный рядок фишек на черную пятерку.
Кое-кто из играющих, чьи ставки были гораздо меньше, последовали его примеру. Потом колесо рулетки завертелось, и вылетел шарик. После недолгого раздумья он остановился на черной пятерке.
Вокруг стола прошелестел мягкий вздох. Крупье, темнолицый мексиканец с лицом мумии, сгреб лопаточкой фишки проигравших, и горка перед толстяком стала еще больше.
Я оказался за блондинкой, атмосфера вокруг которой была заражена «Шанелыо № 5», и прижался к спине ее кресла. Весь стол был передо мной как на ладони. Сильные лампы над столом высвечивали столбики фишек перед теми, кто играл по-крупному. Лучший ракурс для фотографирования не найти.
Бакли сказал, что нужно стать лицом к столу и нажать в кармане спусковую кнопку, больше ничего. Объектив срабатывал так быстро, а пленка была настолько чувствительной, что никакой промашки быть не могло.
Уэлливер стал рыскать в поисках места и оставил меня одного. Встав поудобнее, я сунул руку в карман и нащупал там кнопку. Я затаил дыхание — Бакли говорил и об этом — и мягко нажал ее. До слуха моего донесся еле слышный щелчок, и я понял, что снимок сделан.
И тут…
Я так до сих пор и не знаю, что меня выдало: то ли меня засекли следившие за игрой и порядком ставок здоровенные детины, то ли всему виной было мое застывшее от напряжения лицо. А может быть, крупье заметил, как в петлице у меня что-то блеснуло. Да какая теперь разница? Короче говоря, вокруг меня сомкнулись два очень неуютных жестких тела. Чьи-то руки, словно стальные наручники, впились в мои кисти.
С сердцем, отплясывавшим рок-н-ролл, я посмотрел сначала направо, потом налево.
По бокам стояли два здоровенных детины. Это были не просто вышибалы, нет. Это были профессионалы. Их можно было принять за близнецов — оба тонколицые, от обоих так и веет холодным, бесстрастным профессионализмом. Кое-какая разница все же была: один чуть выше другого, у одного светлые волосы, у другого — темные. Но не больше. Во всем остальном это были близнецы: у каждого — вытянутое лицо, настоящее кувшинное рыло: равнодушный взгляд, ни признака мысли на лице, безгубый рот и квадратная челюсть.
— Спокойно, приятель, — негромко произнес светловолосый. — Без шума. С тобой хочет поговорить босс.
Они незаметно извлекли меня из толпы, и это тоже было сделано профессионально. Руки мои были зажаты мертвой хваткой. В принципе я мог кричать и брыкаться, но это как-то не пришло мне в голову.
Уэлливер как раз нашел себе место за столом и обернулся ко мне. На лице его отразилось удивление, но терять только что захваченное место он не собирался, поэтому лишь пьяно улыбнулся и проверещал что-то типа «Встретимся позже».
Двое выводили меня из толпы, а в душе моей нарастало неприятное ощущение: мне здорово повезет, если я еще кого-нибудь увижу на этом свете.
Светловолосый сказал:
— Дальше иди сам, приятель. Только без фокусов, иначе будет больно.
С этими словами «наручники» на моих кистях разжались, однако детины, словно две обученные овчарки, продолжали плотно конвоировать меня, подталкивая вперед плечами.
Никто в переполненной комнате не обратил на нас внимания.
Я, наверное, смог бы раз-другой взмахнуть кулаками и закричать «Караул!», но чего бы я добился? Мне бы как следует врезали по затылку, а потом один из этих типов объяснил бы публике, что я нализался сверх нормы и меня надо вывести.
Поэтому я не стал искушать судьбу и пошел вперед. Они провели меня через дверь так, словно я был миллионер-инвалид, которому осталось жить четыре дня и который еще не оплатил счет своему доктору.
Мы прошли к двери на другом конце короткого коридорчика. Светловолосый постучал.
Мы услышали «Войдите», и светловолосый открыл дверь.
Темноволосый ткнул меня локтем в бок, и я вошел в комнату. Что за комната — то ли кабинет, то ли гостиная? Большое окно с густо-малиновыми занавесками, у окна — стол. У стола — директорское кресло, а справа в углу — стальной картотечный шкаф. Это от кабинета. Остальную часть комнаты занимали кресла для отдыха, радиоприемник с мощной акустикой, небольшой бар и диван, покрытый испанской шалью.
За столом в директорском кресле сидел полнотелый крупный мужчина в смокинге. Волосы — смесь рыжины и седины. На мясистом лице застыло ничего не значащее выражение. Маленькие серые глазки смотрели прямо перед собой.
На вид ему можно было дать лет пятьдесят пять — шестьдесят. Ему удалось сохранить неплохую форму, несмотря на лишний жирок. На белоснежном блокноте спокойно лежали веснушчатые, поросшие легкими рыжими волосами руки.
Темноволосый продвинулся к столу, а его коллега закрыл за ним дверь. Кажется, я слышал, как в замке повернулся ключ.
Положение было серьезное. Найди они сейчас у меня фотоаппарат… даже страшно подумать, что может быть дальше.
Человек за столом взглянул на меня, потом, вопросительно подняв брови, перевел взгляд на темноволосого.
— Посторонний, — с легкой растяжкой произнес тот.
Серые глаза полнотелого мужчины — наверное, это и был Джек Клод — снова обратились на меня.
— Прошу прощения, дружище, — начал он обманчиво мягким тоном, — но, как вы можете догадаться, мы не очень любим, когда к нам вламываются без спроса. Можно узнать ваше имя?
— Меня зовут Честер Скотт, — сказал я. — Но в чем, собственно говоря, дело? Меня привел сюда Фил Уэлливер, он мой друг.
Это сообщение не произвело на Клода большого впечатления.
— Где вы живете, мистер Скотт? — спросил он.
Я назвал адрес.
Он наклонился вперед, взял телефонную книгу, лежавшую на углу стола, и проверил мой адрес.
— Мистеру Уэлливеру давно пора знать, что он имеет право приводить сюда друзей только с моего согласия, а также после того, как они уплатят вступительный взнос.
У меня немного отлегло от сердца.
— Этого я не знал, — сказал я. — О взносе Уэлливер ничего не говорил. Я готов заплатить. Сколько?
— Двадцать пять долларов, — ответил Клод и перевел глаза на темноволосого. Тот все еще стоял рядом со мной.
— Нам что-нибудь известно о мистере Скотте?
— Вчера он был в ресторане, — ответил темноволосый. — Ходил за сцену и разговаривал с мисс Лэйн.
Меня бросило в пот.
В глазах Клода мелькнул слабый огонек. Чуть передвинувшись в кресле, он с вежливостью зубного врача, предлагавшего пациенту пошире открыть рот, спросил:
— Вы знакомы с мисс Лэйн, мистер Скотт?
— Нет. Я слышал, как она поет, — ответил я. — Мне понравилось, и я пригласил ее выпить.
— И она согласилась?
— Нет.
— Но вы заходили в ее комнату за сценой?
— Да, заходил и разговаривал. К чему все эти вопросы?
— О чем вы разговаривали?
— О том и о сем, — уклончиво ответил я. — Почему вас это интересует?
Клод взглянул на темноволосого:
— Что-нибудь еще?
— Больше ничего.
Наступила пауза. Наконец Клод сказал:
— Извините за беспокойство, мистер Скотт. С вас двадцать пять долларов.
Я достал бумажник, вытащил две десятки и пятерку и положил их на стол. Он выписал квитанцию и передал мне.
— Приходится быть осторожным, мистер Скотт, — сказал Клод. — Впрочем, я могу вам этого не объяснять. Надеюсь, вы станете нашим постоянным гостем.
— Скорее всего, так и будет. — Неужели все сошло так гладко? Невероятно!
Конвоиры, как по команде, отошли в сторону. Они сразу потеряли ко мне всякий интерес, на их лицах появилась смертельная скука.
Я положил квитанцию в бумажник, а бумажник — в карман.
— Ну что ж, спасибо, — попрощался я и повернулся к выходу, собираясь уходить.
В этот момент где-то за моей спиной открылась другая дверь, и я оглянулся.
Вошел Оскар Росс.
На нем был костюм бармена. В руках он держал поднос, на котором стояли бутылка шотландского виски, стакан и жестянка со льдом.
Он заметил меня, только когда дошел до середины комнаты, но все равно сразу не узнал. И, только поставив поднос на стол Клода, он вдруг обернулся и уставился на меня, уставился так, словно не мог поверить собственным глазам.
Я зашагал к выходу, стараясь не бежать, но все же двигаясь достаточно быстро.
Росс явно лишился дара речи.
Я повернул ручку на двери — дверь действительно была заперта.
Светловолосый шагнул ко мне, чтобы отпереть дверь, но тут Росс выдавил из себя:
— Эй! Не выпускайте его!
Светловолосый остановился.
Ключ торчал в замке. Не долго думая, я повернул его и уже начал открывать дверь, но светловолосый тенью метнулся ко мне и зажал дверь ногой.
— Как он сюда попал? — справившись с голосом, крикнул Росс.
Светловолосый был явно озадачен. Он повернул голову к Клоду, ожидая инструкций.
Собравшись, я резко двинул его правой в челюсть. Удар получился, и боль отдалась до самого плеча. Светловолосый полетел на пол и стукнулся головой о стену.
Я распахнул дверь.
— Стой!
Это скомандовал темноволосый.
Я быстро обернулся. Из его правого кулака торчал пистолет. Конечно, он смотрел прямо на меня.
С отчаяния я решил, что он не осмелится устраивать пальбу здесь, прямо в клубе, поэтому кинулся за дверь.
За мной рванулся Оскар. Я чудом увернулся от его рук, но в коридоре замешкался, и вот он уже рядом. Он промахнулся, и я со всего маху врезал ему по зубам. Он отлетел назад, а я, как заяц, понесся по коридору к двери в комнату с рулеткой.
Но тут что-то сзади ударило мне под колени — что-то похожее на танк, — и я повалился на землю. Это был темноволосый. Я успел чуть отвернуть голову, но спасение было слабое — ударил он здорово. Я застонал, потом отпихнул его ногой, поднялся, но на меня из конца коридора уже несся Росс.
Кажется, больше всего на свете мне хотелось как следует его долбануть. Я увернулся от его удара, шагнул навстречу и, вложив в удар весь свой вес и всю свою силу, поразил его страшным крюком правой.
Но на этом мои успехи кончились.
Я смутно понял, что темноволосый поднялся с пола и приближается ко мне со скоростью и грацией балетного премьера.
Я только услышал, как рука, словно кнут, со свистом рассекает воздух. Голову в сторону, в сторону!
Я на секунду запоздал — слабо освещенный коридор вдруг сверкнул тысячами огней.
В конце концов, он был профессионалом, получал за это деньги. И если он тебя вырубал, ты действительно вырубался.
