Бесконечно большой Центральный архив музея располагался глубоко в подвале. Лишь прошагав по извилистым коридорам и сменив несколько лифтов, можно было добраться до него. Нора не только никогда не бывала в архиве, но и не знала никого, кто его когда-либо посещал. Спускаясь глубже и глубже в чрево музея, она все сильнее опасалась, что заблудилась, пропустив какой-то поворот.

До того как согласиться на работу в музее, Нора приняла участие в одной из экскурсий по его бесконечным галереям и узнала множество фактов. Это был самый большой в мире музей естественной истории. Два десятка сооруженных в девятнадцатом веке и соединенных переходами зданий являли собой лабиринт из трех тысяч комнат. Общая длина коридоров и разного рода переходов составляла примерно две сотни миль. Но знание статистики не спасало от приступов клаустрофобии, которые порождал вид бесконечных пустынных коридоров. «В этом месте, – подумала Нора, – даже у самого Минотавра поехала бы крыша».

Она остановилась, посмотрела на план и вздохнула. Перед ней тянулся длинный и совершенно прямой коридор с кирпичными стенами. Освещали его электрические лампы, защищенные металлической сеткой. От этого коридора под прямым углом уходил другой, столь же длинный и прямой. Пахло пылью. Срочно требовалось найти какую-то веху – точку, которая позволила бы определить ее местонахождение. Нора огляделась.

На находящейся поблизости от нее металлической двери висел замок, а на панели имелась надпись: «Гигантозавры». На двери, расположенной чуть дальше, было написано: «Каликотерии и тапироиды». Нора снова обратилась к подробному плану и нашла, хотя и не сразу, место, в котором находилась. Оказывается, она не заблудилась. Вход в архив был чуть впереди, за очередным углом. Нора зашагала по коридору, слушая перестук своих каблуков по бетонному полу.

Девушка остановилась перед массивными двустворчатыми дверями. На дубовой, несущей на себе следы времени дверной панели значилось: «Центральный архив». Нора постучала, прислушиваясь к негромкому стуку в помещении за дверью. Послышался шорох бумаги, звук от удара брошенной на стол книги и громкое отхаркивание, а через пару секунд она услышала чей-то довольно писклявый голос:

– Минуточку...

Затем до нее донеслось неторопливое шарканье, за которым последовал звук множества открываемых замков и запоров. Дверь открылась, и перед Норой оказался маленький, но довольно тучный старичок. У старца был крючковатый красный нос, а на плечи ниспадали космы седых волос, полукружием обрамлявших сверкающий купол черепа. Как только старик поднял глаза, на его покрытом склеротическими прожилками меланхоличном лице появилась приветственная улыбка.

– Входите, входите, – сказал он. – И пусть вас не пугают эти многочисленные запоры. Я хоть и старый человек, но не кусаюсь. Fortunate senex!

Нора шагнула через порог. Все вокруг нее было покрыто пылью. Слой пыли лежал даже на изрядно потертых лацканах пиджака старикана. На допотопном письменном столе стояла лампа с зеленым абажуром, бросая пятно света на заполонившие стол бумаги. На краю стола располагалась старинная пишущая машинка марки «Ройял», которая, пожалуй, оставалась единственным свободным от пыли предметом. В глубине комнаты виднелись загруженные книгами и коробками полки из кованого железа. Эти бесконечно длинные полки растворялись в темноте, словно в мрачных глубинах океана. Сумрак не позволял Норе определить подлинные размеры помещения.

– Вы, наверное, Рейнхарт Пак? – спросила она.

Старик закивал настолько энергично, что его щеки и галстук-бабочка заколебались в унисон.

– К вашим услугам, – произнес он и низко поклонился.

Норе даже показалось, что старец вознамерился приложиться к ее руке. Но этого не случилось. Старик выпрямился и начал хрипло откашливаться.

– Мне нужна информация о... о кабинетах диковин, – протянула Нора, не будучи уверенной в том, что правильно назвала интересующие ее объекты.

Старик, уже приступивший к процессу запирания замков, поднял голову, а его слезящиеся глаза запылали энтузиазмом.

– Ах вот как! В таком случае вы не ошиблись и пришли куда надо! Музей поглотил почти все кабинеты диковин старого Нью-Йорка. Мы получили их коллекции и документы. Итак, с чего начнем?

– В свое время в Нижнем Манхэттене имелся Кабинет диковин Шоттама.

– Шоттам... – наморщил лоб старец. – Ах да! Этот парень Шоттам пользуется в последнее время большой популярностью. Но начнем по порядку. Распишитесь в журнале посещений, и мы двинемся в путь.

Он знаком пригласил ее проследовать к письменному столу и извлек из него на свет переплетенный в кожу гроссбух. Потертая кожа переплета была такой древней на вид, что у Норы возникло желание потребовать гусиное перо. Однако ей пришлось ограничиться простой шариковой ручкой, при помощи которой она написала на линованной странице свое имя и название отдела.

– К чему все эти замки и щеколды? – спросила она, возвращая ручку. – Мне казалось, что все наиболее ценные предметы – например, золото, алмазы – содержатся в специально охраняемой зоне.

– Все это – затеи наших новых начальников. Устроили эту ерунду после неприятностей, случившихся в музее несколько лет назад. Вообще-то дел у нас здесь немного. У нас в основном бывают исследователи да соискатели докторской степени. Иногда, правда, нас удостаивают своим посещением и богатые спонсоры, почему-то интересующиеся историей науки.

Старик вернул журнал регистрации в стол и направился к батарее старинных электрических выключателей из слоновой кости. Их рукоятки были настолько большими, что походили на вешалки для одежды. Старец щелкнул выключателями, и где-то в темной глубине архивов загорелись огоньки. Пак медленно пошел на свет, шаркая ногами по полу. Нора двинулась следом, вглядываясь на ходу в темнеющие по сторонам стеллажи. Ей казалось, что она бредет через темный лес на свет далеких окон гостеприимной хижины.

– Кабинеты диковин – один из моих самых любимых предметов, – говорил Пак, не оборачиваясь. – Как вам, несомненно, известно, первый кабинет редкостей был создан в тысяча восемьсот четвертом году Делакуртом. Это была отличная коллекция. Законсервированный в виски глаз кита, набор зубов гиппопотама, найденный в Нью-Джерси бивень мастодонта. И там было последнее яйцо птицы дронт. Яйцо было доставлено еще жизнеспособным, но после того, как его выставили на обозрение, оно оказалось разбитым, и... Ага! А вот мы и на месте. – Старик замер, постоял немного, а затем снял с полки коробку и открыл ее.

Однако вместо материалов из коллекции Шоттама Нора увидела три куска скорлупы огромного птичьего яйца.

– Яйцо не находится в главной коллекции музея только потому, что не имеется точных данных о его происхождении, – пояснил старец и, облизав губы, почтительно добавил: – Кабинет естественной истории Делакурта... Они брали за вход двадцать пять центов. Деньги по тем временам совсем немалые.

Вернув коробку на место, он подошел к соседней полке и спросил:

– Итак, что же вы хотели узнать о собрании Делакурта?

– Вообще-то меня интересует Кабинет природных диковин Шоттама. Джона Кэнади Шоттама, – сказала Нора, стараясь ничем не выдать своего нетерпения.

Торопить мистера Пака было делом бесперспективным.

– Да-да. Шоттама, – сказал старец, продолжая копаться в ряду коробок, папок и книг.

– Как музей получил все эти коллекции? – спросила Нора.

– Когда музей открыл бесплатный доступ к своим собраниям, большинство кабинетов разорилось. Значительная часть их экспонатов, да будет вам известно, была поддельной.

– Поддельной?

– Именно, – напыщенно кивнул мистер Пак. – Телята с двумя головами, одна из которых была, как вы понимаете, пришита. Кости кита, выкрашенные в коричневый цвет и выдаваемые за останки динозавров. У нас здесь имеются образцы.

Он двинулся к следующей полке, а Нора стала размышлять о том, как направить этот поток информации в нужное русло.

– В то время кабинеты были повальным увлечением. Даже Барнум начал свою карьеру, прикупив кабинет, известный под названием «Американский музей Скаддера». Барнум первым добавил в коллекцию живые экспонаты. А это, юная леди, положило начало цирку.

– Живые экспонаты?

– Первым экспонатом стала Джойс Хет – усохшая старая негритянка. Барнум утверждал, что даме сто шестьдесят один год и что она когда-то была нянькой Джорджа Вашингтона. Наш Тинбери Макфадден уличил Барнума во лжи.

– Тинбери Макфадден? – переспросила начинавшая впадать в панику Нора. Ей стало казаться, что она отсюда никогда не выберется.

– Тинбери Макфадден. Куратор музея в семидесятых и восьмидесятых годах позапрошлого века. Страшно увлекался кабинетами диковин. Странный парень. Однажды взял и исчез.

– Меня интересует кабинет Шоттама, – сказала Нора. – Джона Кэнади Шоттама.

– Мы туда и направляемся, юная леди, – сказал Пак, начиная проявлять некоторые признаки раздражения. – От него, надо сказать, мало что осталось, поскольку он сгорел в тысяча восемьсот восемьдесят первом году.

– Значительная часть предметов была собрана человеком по имени Мэрисас. Александр Мэрисас, – сказала Нора в надежде удержать старика в рамках заданной темы.

– Вот кто действительно был странным парнем! – обрадовался Пак. – Из богатого нью-йоркского семейства. Умер на Мадагаскаре. Насколько мне помнится, туземный вождь сделал из его кожи зонт, чтобы защитить своего младенца-внука от солнца...

Они шли в лабиринте полок, прогибавшихся под тяжестью папок с бумагами, картонных коробок и множества странных предметов. Пак пощелкал выключателями, и перед ними вспыхнули очередные лампы, образуя островки света в окружающем их океане тьмы. Довольно скоро они вышли на свободное от стеллажей пространство, где на дубовых платформах стояли крупные экспонаты. Там были покрытый шерстью, слегка усохший, но все еще огромный мамонт, белый слон и безголовый жираф. Пак снова остановился, и сердце Норы опять куда-то ухнуло.

– Кабинеты в старину шли на все, чтобы привлечь публику. Взгляните на этого детеныша мамонта. Его нашли в вечной мерзлоте на Аляске. – Старикан запустил руку под брюхо великана и на что-то нажал. Послышался негромкий щелчок, и в животе открылась крышка люка. – Это входило в представление, – продолжал Пак. – На стенде рядом с экспонатом было написано, что мамонт был заморожен сто тысяч лет тому назад и что ученый на глазах почтенной публики попытается вернуть его к жизни. Еще до начала шоу в брюхо мамонта залезал человек небольшого роста. Когда другой парень, изображавший ученого, после короткой лекции начинал разогревать тушу с помощью жаровни, сидящий в брюхе малыш принимался шевелить хоботом и издавать странные звуки. Зал после этого, как вы понимаете, очень быстро освобождался. Люди в то время были гораздо наивнее и чище, чем теперь, – фыркнул Пак и аккуратно закрыл крышку люка.

– Да, да, – сказала Нора. – Все это, мистер Пак, чрезвычайно интересно, и я высоко ценю вашу экскурсию. Но у меня, к сожалению, очень мало времени, и мне очень хотелось бы поскорее увидеть материалы Шоттама.

– Мы уже на месте, – заявил Пак, подкатил к стеллажу стремянку, поднялся по ней в темноту и тут же спустился с небольшой коробкой в руках. – Ах, какое счастье! Получите своего мистера Шоттама. Боюсь, что это был не самый интересный кабинет. И поскольку он сгорел, от него мало что осталось... Всего лишь эти бумаги. Ну и беспорядок! – возмутился Пак, заглянув в коробку. – Не понимаю, если учитывать... Ах да! Когда вы покончите с этим, я покажу вам материалы Делакурта. Гораздо более полные, чем эти.

– Боюсь, что у меня на это нет времени. Во всяком случае, сегодня.

Пак печально вздохнул, а Нора посмотрела на старика, непроизвольно испытывая к нему чувство жалости.

– А это – письмо от Тинбери Макфаддена, – продолжал говорить старик, извлекая из коробки выцветший листок. – Макфадден помогал вашему Шоттаму классифицировать млекопитающих и птиц. Он консультировал многих держателей кабинетов. Сам задавал себе работу. – И, порывшись в коробке, Пак добавил: – Макфадден и Шоттам были хорошими друзьями.

– Могу я познакомиться с содержимым коробки? – спросила Нора после некоторого раздумья.

– Знакомьтесь, но только в исследовательской комнате. Из архива ничего нельзя выносить.

– Понимаю... – протянула Нора и добавила: – Значит, Макфадден и Шоттам были добрыми друзьями... Скажите, а материалы Макфаддена тоже хранятся у вас?

– И вы еще спрашиваете, здесь ли они? Великий Боже! Да у нас здесь горы его документов. И предметов из его коллекции! У него был превосходный кабинет, но публику туда не допускали. Оставил все музею, но поскольку предметы не имели атрибуции, их поместили в архив. Как свидетельство истории. Там, наверху, утверждают, – презрительно фыркнул Пак, – что научной ценности его собрание не имеет и для экспозиции не годится.

– Могу я взглянуть на материалы Макфаддена?

– Конечно! – радостно воскликнул Пак и, если так можно выразиться, сорвался с места. – Они здесь рядом. За углом.

Старый архивист и Нора остановились у двух стеллажей. Они были заполнены коробками и папками. К одной из коробок был прикреплен листок бумаги. Выцветшая надпись говорила, что в коробке содержатся предметы, переданные мистером Дж.К. Шоттамом мистеру Т.Ф. Макфаддену в качестве вознаграждения за оказанные последним услуги. Пояснительную надпись сопровождал перечень переданных предметов. Нижняя полка была уставлена разнообразными любопытными предметами. Там находились завернутые в вощеную бумагу чучела животных, весьма подозрительного вида окаменелости, двухголовый, плавающий в здоровенной винной бутылке поросенок, свернувшаяся в узел высушенная гигантская анаконда и чучело цыпленка с шестью ногами и четырьмя крыльями. Особое внимание Норы привлек странный на вид ларец, сделанный из ноги слона.

Пак трубно высморкался, вытер заслезившиеся глаза и сказал:

– Бедняга Тинбери в гробу перевернулся бы, если бы узнал, что его бесценная коллекция закончит свое существование здесь. Он-то считал, что она имеет огромную научную ценность. Конечно, то было время, когда многие сотрудники музея были дилетантами без достаточной научной базы.

– Получается, что Шоттам передавал Макфаддену предметы из своей коллекции в качестве оплаты за работу? – решила уточнить Нора, показывая на пояснительную надпись.

– Весьма распространенная в то время практика.

– Следовательно, некоторые из этих предметов первоначально находились в кабинете Шоттама?

– Вне всякого сомнения.

– Не могла бы я познакомиться и с ними?

– Я перенесу все это добро в исследовательскую комнату и помещу на столы, – не скрывая восторга, ответствовал Пак. – Как только все будет готово, я вас извещу.

– Сколько времени на это уйдет?

– Один день. – От удовольствия старик даже покраснел. Он был счастлив, что смог оказаться полезным.

– Может быть, вам нужна помощь?

– Да, конечно. Мой помощник Оскар будет рад помочь.

– Оскар? – переспросила Нора, оглядываясь по сторонам.

– Оскар Гиббс. Вообще-то он работает в хранилище скелетов. У нас здесь не так много посетителей. Когда требуется помощь, я его вызываю.

– Огромное вам спасибо, мистер Пак. Вы очень добры.

– Пустяки. Встреча с вами, милая девочка, доставила мне огромное удовольствие.

– Я приду с коллегой.

По лицу мистера Пака пробежало легкое облачко.

– С коллегой? У нас введены новые правила безопасности и все такое... – Он замолчал, явно испытывая смущение.

– Правила?

– В архивы допускаются только сотрудники музея. Раньше они были открыты для всех, а теперь ими могут пользоваться только сотрудники. И члены попечительского совета, естественно.

– Специальный агент Пендергаст имеет отношение к музею.

– Агент Пендергаст? Звучит знакомо... Пендергаст. Да, я его помню. Джентльмен с Юга. О Боже... – На лице старика промелькнуло выражение ужаса. – Что ж, как вам будет угодно. Я жду вас завтра в девять утра.