Струнные великолепно звучат в залах с хорошей акустикой.

Изысканная и легкая мелодия слетала со смычков, порхая над разодетой публикой. Аромат духов смешивался с запахом привядших цветов. Ярко горели люстры, блестела позолота на стенах и потолке, мягко отсвечивали бархатные драпировки. Женщины в вечерних нарядах были похожи на разноцветных диковинных птиц…

Виктор давно не слушал такую прекрасную музыку. Он смотрел на Аглаю, и она казалась ему еще красивее под звуки скрипки. Ее высоко подобранные волосы открывали тонкую линию виска, нежные скулы, чуть тронутые румянцем. Он, наверное, только сейчас понял, как сильно любит эту женщину! Хорошо, что он пошел с ней на концерт, что они сидят рядом, слушают божественную музыку…

Виктор тихонько взял руку Аглаи в свою. Она удивленно покосилась на него, но руку не забрала. Когда он в последний раз держал вот так ее за руку?.. Господи, как давно это было! И он еще возмущается, что жена потеряла к нему интерес!

В перерыве они пошли в буфет пить шампанское.

– Хочешь пирожных?

Он вспомнил, что она любила миндальные пирожные. Захотелось вернуть все то, что было когда-то у них и что они не берегли. А оказалось, что без этого нельзя, что без этого жизнь увядает, как букет, забытый на досках сцены…

Они вернулись в зал, где шумная и улыбающаяся публика занимала свои места, а музыканты настраивали инструменты. Шуршали платья, стоял приглушенный гул голосов, хлопали откидные сиденья стульев. Наконец все затихло… и серебряно, звонко полились в зал тоскующие и страстные звуки скрипок.

Виктор думал о себе, о жене, о ее горячих глазах, в которых появилась непонятная ему тревога, о том, что будет теперь с ними, как пойдет дальше их жизнь, давшая серьезную трещину. Мелодия виолончели обещала, что все будет замечательно, что влажный летний ветер унесет все сложности, неприятности и взаимное раздражение навсегда… что все плохое рассеется, и придет новое, чистое и ясное, что было когда-то между ними – очень недолго!..

По дороге домой Виктор остановил машину, вышел в полную огней городскую ночь и купил жене букет белых лилий. В салоне сильно и горько запахло свежими цветами. Аглая Петровна молчала. Она думала о том, как неприглядно жестока иногда бывает жизнь, а потом вдруг оказывается, что «все к лучшему»! Как можно обмануться, пускаясь в погоню за своими желаниями, а потом убедиться, что через все это надо было пройти! Нужно наконец дотянуться и потрогать то, о чем смутно мечтаешь, чтобы не тосковать по неопределенному и неосознанному «совершенству», которое, как известно, недостижимо…

Звуки скрипок, стонущие и медленно замирающие где-то высоко под потолком, покрытым изящной позолоченной лепниной, в горячем сиянии люстр, напоминали Аглае вкрадчивый, обжигающий ухо шепот любовника, полный страсти и неисполненных обещаний, его руки, ласкающие ей грудь под платьем… Она закрыла глаза и вздохнула, едва не забыв, где она находится.

Виктор никогда не разговаривал с ней во время близости, как будто в этот момент они переставали быть людьми… Аглая до сих пор не могла смириться с подобным, хотя за годы супружеской жизни привыкла и перестала ждать этого. Интимность между мужчиной и женщиной не может выражаться только ласками… Она удивлялась, как мужчины могут не понимать такой простой вещи! Интимность слов, интонации, голоса – все это возбуждает гораздо сильнее прикосновений… Может быть, поэтому так приятна близость под звуки музыки, которая тоже может быть интимной?.. Любовник научил Аглаю многому, о чем она не имела представления, и заставил ее увидеть недостатки Виктора, о которых она не подозревала.

Она смотрела на супруга сквозь призму своей вины перед ним, в то же время считая, что он сам вызвал к жизни то состояние, в котором она теперь оказалась. Он ни разу не спросил в постели, чего ей хочется от него… ни разу не позаботился о том, чтобы одна ночь не была похожа на другую, как две капли воды. Пусть бы это было что-нибудь незначительное – свеча, музыка, необычная поза, коньяк между поцелуями, маленький подарок, слова, которые не каждый день произносятся… Когда отношения так тонки, как интимность в любви, – мелочей не бывает!

Звуки музыки смешивались в ее сознании с порывами страсти, запахом духов, легким опьянением от шампанского, которым Виктор угощал ее в перерыве, привкусом миндальных пирожных…

«Почему я сама не говорила мужу о своих желаниях?» – спрашивала она себя, тут же вспоминая, что говорила, и не раз. Особенно в первый год супружества. Но Виктор не прислушивался, не придавал значения ее словам или просто забывал о них. И постепенно она пришла к выводу, что напрасно тратит усилия. Чтобы восполнить недостаток его внимания, она занялась другим – вечеринками, антиквариатом, новыми знакомствами, флиртом… У нее не было намерения изменять мужу – ей просто хотелось всего попробовать. Виктор постоянно предлагал ей одно и то же блюдо, а это кому угодно надоест!

Еще Аглая Петровна пришла к выводу, что вся история с загородным домом и мертвецом случилась с ней не зря. Это урок, который должен был вернуть ее с небес на землю!

«Кстати, а что с тростью, которую я видела возле трупа? – неожиданно пришло ей в голову. – Это точно трость Наумова, я не могла ошибиться! Эксклюзивная, сделанная на заказ вещь… Я вспомнила! Наумов же сам говорил мне, что другой такой трости ни у кого больше нет. Жаль, что я забыла сообщить это Еве. Какая она милая! Настоящая женщина, кроткая, послушная – не то что я! Бедный Виктор! Ему со мной нелегко. И все-таки… трость! Как она попала в ту страшную комнату?..»

Аглая Петровна почувствовала, как утихшее было волнение просыпается с новой силой. Если Иван Николаевич забыл или потерял трость в день убийства, то… Ей не хватало смелости завершить свои догадки достойным выводом.

Слепой шел очень уверенно, так, что если бы не собака или очки, то и не скажешь об отсутствии у него зрения.

– Простите…

Смирнов ловко выбрался из машины и преградил слепому дорогу.

– В чем дело? Сильва…

Собака насторожилась и беззвучно оскалила клыки.

– Не волнуйтесь, я хочу только поговорить с вами, – мягко сказал Всеслав.

– Кто вы? Я вас не знаю!

Слепой первый раз слышал этот голос. Он растерялся. Нехорошее предчувствие холодком разлилось в груди.

Славка не собирался всем подряд рассказывать, как его зовут и что он здесь делает. Тем не менее он должен был выяснить у слепого все, что возможно.

– Вы разыскиваете Матвеева? – спросил он вместо ответа.

Слепой, и так бледный, побледнел еще больше. Он уже неделю не получал от Дениса Аркадьевича никаких известий, и это пугало.

– О-откуда вы знаете? Я никого не…

– Матвеев мертв! – нарочито зловеще сказал Славка. – Вы будете нести ответственность!

– Я?! – Слепой ничего не понимал, и его охватила паника. – При чем тут я? А… что с ним случилось?

Собака увидела, что ее хозяину пока ничего не грозит, и спокойно уселась у его ног.

– Что с ним случилось? – повторил слепой.

– Его убили… Может быть, это ваших рук дело? – спросил Смирнов.

– Моих?! – поразился инвалид. – Но как я мог? Я же ничего не вижу! Мы встречались в клубе, всегда. Он сам подходил ко мне, выбирал безопасное место для разговора.

– Безопасное?

– Ну да. Денис Аркадьевич давал мне разные деликатные поручения… Письмо передать или вещь какую-нибудь. Люди были спокойны, потому что я их не видел. Они не хотели, чтобы их кто-то видел… Вот Денис Аркадьевич и просил меня, чтобы я…

– Понятно! – Славка решил, что пора направить поток слов слепого в нужное русло: – А почему вы выполняли просьбы Матвеева?

– Как это почему? Он вот собаку мне подарил, обученную! Где бы я ее взял? Благодаря Сильве я могу везде ходить – по магазинам и гулять…

– Он вам платил за услуги?

– Да, конечно… Всегда. Пенсия по инвалидности у меня маленькая, а родни никакой нет. Мне нужны деньги. Денис Аркадьевич никогда ни о чем плохом меня не просил…

– Вы бывали у него в квартире?

– Нет… Только в клубе, – слепой покачал головой.

– А за городом?

– Что вы? Это ведь надо ехать электричкой! Я не могу. И что мне делать за городом?

– А Матвеев никогда…

– Постойте… – Слепой напрягся, что-то вспоминая. – Один раз Денис Аркадьевич возил меня куда-то на своей машине. За город или нет, я точно не скажу… но для Москвы там было слишком тихо, и воздух… совсем не такой, как в городе. Я ведь только лиц и мелких деталей не вижу, а так… я хорошо представляю себе, что вокруг меня делается – по звукам, запахам, движениям воздуха… и даже по чувствам. Я как бы внутренне все вижу…

Слепой так растерялся, что отвечал на все вопросы, даже не интересуясь, кто и зачем задает их ему. Он был очень дисциплинированным и добросовестным человеком и думал, что раз кто-то пришел специально, чтобы расспросить его о Матвееве, значит, так надо.

– А зачем Матвеев возил вас за город? – спросил Слава.

– Не знаю… Может, он очень спешил, а то, что я должен был передать, хранилось у него в доме. Он говорил, когда мы приехали, что это его дом. Теперь я вспомнил…

– А что вы там делали?

– Где? – не понял слепой.

– В доме?

– Так мы не были в доме! То есть… может, Денис Аркадьевич и заходил… – Слепой наморщил лоб, воссоздавая в памяти картину происходящего. – А я ждал на улице. И Сильва вместе со мной.

– Так что же получается, – потерял терпение Смирнов, – Матвеев привез вас за город, сходил в дом, и потом вы поехали обратно в Москву? Да?

– Да, может, он и не ходил в дом. Откуда я знаю? Я у ворот стоял, внутри, за оградой. А дом – в глубине двора, за деревьями. Я так далеко не чувствую.

– Но откуда вы знаете, что дом в глубине? – настаивал Славка.

– Я не могу видеть, но… большие объекты я чувствую… Что там стоит дом, я ощущаю, а вот заходит кто-то в него или нет – это мне трудно определить.

– Хорошо. Зачем, по-вашему, Матвеев ездил за город и вас брал с собой? Покататься?

Слепой пожал плечами:

– Я сам об этом думал… Не знаю. Наверное, он хотел, чтобы я передал кому-то письмо. Денис Аркадьевич мне строго-настрого запретил говорить, что я его знаю и передаю что-либо по его поручению. И я всегда так делал – никогда, никому… Но теперь его больше нет, он умер. Наверное, вы ищете убийцу? Мой долг помочь вам. Я правильно понимаю?

– Очень правильно! – подтвердил Славка. – Все-таки вернемся к нашим баранам! В тот раз, когда Матвеев возил вас за город, он просил вас передать письмо или еще что-то?

– Да, просил. Он достал его откуда-то…

– Не заходя в дом? – перебил Слава.

– Нет, я же сказал. Вы что, не помните? Он достал его откуда-то… что-то, расположенное во дворе. Из сарая, что ли… Хотя нет. Звук был такой, как будто открывают что-то железное, вроде калитки. Он открыл, закрыл… потом дал мне письмо и сказал, что я должен делать.

– Вы передали письмо?

– Нет, – слепой с сожалением покачал головой. Он очень огорчался, когда не мог выполнить поручение Дениса Аркадьевича. – Того человека не оказалось на месте. Он не пришел.

– Почему?

– Этого я не знаю. Я вернулся. Денис Аркадьевич меня ждал. Он взял письмо и снова положил его туда, откуда доставал.

Смирнов подумал, что у Матвеева мог быть тайник во дворе. А воспользовался он им при постороннем человеке только и исключительно потому, что этот человек был слепым и не мог ничего видеть.

– Послушайте, – сказал Славка, подходя ближе к молодому человеку. – Это очень важно. Вспомните еще раз, как все происходило!

– Ну… Денис Аркадьевич открыл что-то железное… похоже на калитку… Оно так еле слышно позвякивало… Обычные двери звучат совершенно не так. А потом еще что-то отодвинул…

– Что именно?

– Откуда я знаю? Я же не вижу! Что-то деревянное… Да, по-моему, звук был глуховатый.

– Вы уверены, что он что-то отодвигал? – переспросил Смирнов.

– Уверен…

– Хорошо. А потом?

– Еще что-то открыл… Достал письмо. Потом все закрыл, в обратном порядке: сначала запер небольшую дверцу, придвинул что-то деревянное, закрыл калитку…

– Вы так хорошо все запомнили? – уточнил Смирнов.

– Конечно! Ведь Денис Аркадьевич проделал это два раза: когда брал письмо и когда клал его обратно.

Действительно! Об этом Смирнов как-то не подумал. Вообще воспоминания в виде звуков казались ему чем-то нереальным. Однако слепой сообщил важную вещь: у Матвеева был хорошо замаскированный тайник во дворе, о котором никто не знал. Вряд ли этот тайник обнаружили после смерти хозяина. А раз так, то… там вполне могли храниться не только письма и деловые бумаги, но и дневники покойного. Теперь дело за малым – найти этот тайник!

– Больше вы ничего не можете вспомнить? – спросил Славка слепого, надеясь на чудо.

– Нет, пожалуй… Но я еще подумаю, если надо.

– Надо, надо… Очень надо! Может, еще что-то всплывет, какая-то мелочь…

Слепой опять погрузился в свой особый мир звуков и ощущений, которые у зрячих как бы притуплены за ненадобностью.

Сильва высунула язык и склонила набок косматую голову. Ей было жарко. Забор, деревья, дома и тротуары – все дышало жаром. В воздухе носилась мелкая пыль, небо казалось туманным от зноя.

– Да! Вспомнил! – радостно воскликнул слепой. Собака подняла голову и внимательно на него посмотрела. – Он с кем-то разговаривал! Очень тихо… скорее бормотал.

– Кто? – не понял Славка.

– Денис Аркадьевич, кто же еще…

– Там что, были еще люди, кроме вас?

– Нет, никого не было. Я бы почувствовал…

– С кем же он тогда говорил? Сам с собой, что ли?

– У него не было такой привычки, – очень серьезно ответил слепой. – Там были собаки. Может быть, он разговаривал с ними?

– Собаки?

Славка тут же вспомнил. Ну да! Конечно! Два любимых бультерьера! Как же это он не догадался? Он думал, что разговаривать можно только с людьми. Это и сбило его с толку. А слепой – молодец! Хоть он и не видит, но с мыслительным процессом у него все в порядке!

Напоследок Славка убедился, что у молодого человека нет на руке часов. Никаких. Он хотел было задать вопрос о часах, но вовремя спохватился. Перед ним стоял слепой. Какие у него могут быть часы? Разве что специальные… Но у трупа Матвеева лежали самые обычные часы, только очень дорогие, с зелеными камушками вроде изумрудов.

Смирнов был доволен. Он распрощался со слепым и поехал домой. У него свой, собственный метод расследования – сначала нужно подумать: дома, на мягком велюровом диване, без спешки и лишнего напряжения. Самые лучшие идеи приходили ему в голову именно так. И на этот раз стоит воспользоваться старым испытанным способом.