Небольшой, солнечный, со множеством молоденьких деревьев и неизменным южным колоритом – таким предстал перед Иваном Сухум. Несмотря на новостройки и широкие проспекты, город все равно оставался тихим и провинциальным. Куда ехать, Иван толком не знал. Судя по плану местности, поселок Анаклия находился на побережье около восточной границы. Как ему подсказали местные жители, туда удобнее всего добираться на электричке. Иван отправился на вокзал и уже через два часа любовался сквозь пыльное окошко мелькавшими за ним горными пейзажами. Желтые цветы, богатая ярко-зеленая листва – в Абхазии вовсю гуляла весна, наслаждаясь своею неистовой красотой. Дурманил аромат цветов, висевший в теплом воздухе, слепило лимонное солнце на ослепительно-синем небе. После блеклой северной весны, больше похожей на осень, здешняя весна казалась настоящим летом. Буйство красок, свежесть и предвкушение чего-то радостного – такое чувство всегда посещало Ивана весной и предвещало романтическую встречу. В этом году план по встречам был выполнен с лихвой. Так что можно было бы предположить, что лимит на них в этом сезоне исчерпан. Ан нет, чутье Ивана подсказывало ему, что главная встреча – впереди. В общем-то, он был не против, тем более что не мешало бы избавиться от уже замучивших его воспоминаний о Марине. Как Иван ни старался выбросить ее из головы – никак у него это не получалось. И не то чтобы он в нее неосторожно влюбился. Это были думы другого свойства, возникшие из интереса, переросшие в сочувствие и стремившиеся вылиться в неприязнь, если с ними не расстаться. А к Марине он неприязни испытывать не хотел, как не хотел испытывать к ней и любых других чувств.

Время в дороге пролетело быстро, станция «Анаклия» встретила его бойкими торговцами и толпой отдыхающих. В Сухуме ему посоветовали в поселке не селиться из-за того, что там слишком многолюдно и цены кусаются, лучше жить на турбазе, коих полно по всему побережью. Этот вариант Ивана вполне устраивал – он не любил толпу, а на турбазе можно почувствовать единение с природой, стоит только подобрать жилье поближе к заповеднику, чтобы было удобно туда добираться.

Ветер гулял по ущелью. Где-то здесь должен бежать по камням приток реки Ингур, о котором говорила Марина, и если повезет, он найдет на его берегу жертвенник древних племен. И вот в чем признался он самому себе: влекли его не легкие деньги – деньги он мог заработать, – а приключения. Его натура авантюриста требовала встряски, чтобы жизнь била ключом, а в душе горел азарт охоты.

Ноги привели его на небольшую симпатичную турбазу. Вокруг фисташкового цвета каскадом лежали горы, вдалеке сияла полоска моря, чистый, как хрусталь, воздух. Чтобы лучше его почувствовать, Иван задержал дыхание. Какой же восхитительный здесь воздух! Такого легкого воздуха в тайге нет, там он пропитан запахами леса и болот – он тоже приятный, но другой.

Он снял деревянный домик, обставленный в стиле минимализма: одна полутораспальная кровать с жестким матрасом, маленький стол, два табурета, в прихожей – вешалка и все. Умывальник – деревенский, классический, из алюминия. Вода – в колонке. Чего он не учел при выборе домика, так это его удаленности от колонки. Его домик располагался от нее довольно-таки далеко, но зато с веранды открывался прекрасный вид на горы.

К спартанской обстановке Ивану было не привыкать. Ему даже нравилась эта простота, напоминавшая его таежное детство. Некоторые туристы питались в столовой трехэтажного пансионата «Восход», но большинство готовили сами на электрических плитках. Продукты продавались в поселке, электрические плитки – там же. Предприимчивые торгаши продавали плитки втридорога, не забывая до предела взвинтить цены на продукты. Ассортимент широтой не отличался, вкусовыми качествами – тоже. В основном предлагались полуфабрикаты, вермишель, каши быстрого приготовления, консервы, лимонады и соки на основе концентратов. Иван с голодухи отоварился в близлежащих ларьках и состряпал себе обед: залил позаимствованным у соседа кипятком пшенную кашу с кусочками сои, жареным луком и приправами. Попробовал – вкус перчено-соленой ваты, которую лучше не есть. Ему посоветовали сходить вглубь и вверх – в горы, где стояли дома местных жителей. У них можно приобрести продукты, тоже не дешевые, но зато свежие и вкусные.

Немного передохнув, Иван пошел по указанной ему тропе вверх. Идти предстояло около часа, и то если быстро и напрямки по узкой тропке, а если по широкой, то выйдет и все два часа. По дороге он заскочил на остановку, где продавали билеты на экскурсии, в том числе и в заповедник. Он подумал, что, если самому начать бродить и выспрашивать, где находится идол, это может выглядеть подозрительно. А на экскурсии ему все покажут, и заодно можно будет задать вопросы.

– Сегодня группа уже ушла. Могу записать вас на завтра, – сообщил ему продавец – бойкий юноша с видом студента-отличника.

– Давайте на завтра, – согласился Иван.

Он сунул в нагрудный карман желтую бумажку с каракулями студента, олицетворявшую собой билет, и потопал в горный поселок искать еду.

Вначале прогулка Ивану нравилась. Восхитительные пейзажи, его пьянил чистый горный воздух, правда, он же очень скоро вызвал сильный кашель.

– То у тебя из легких городская грязь выходит, – успокоил его местный житель, торговавший вином в палатке у дороги. – Как вся выйдет, кашлять перестанешь.

Такое объяснение Ивана устроило: болеть он не любил, особенно же не выносил кашля, потому что он создавал множество неудобств.

– Скажи, брат, где можно купить воды? Жарко у вас тут, пить хочется.

– Зачем вода? Бери вино. Вкусное вино, полезное, сладкое, как мед. Жажду не хуже воды утоляет. Во всей Абхазии такого вина не найдешь!

– Спасибо, я не пью, – сухо ответил Иван.

– Эээ… дорогой, зачем пить? Никто не предлагает пить. Мое вино не пьянит, от него голова – светлая и ясная. Попробуй, сам увидишь! – хозяин лавки с ловкостью бармена налил в пластиковый стакан бурой жидкости. – Это красное, пятилетнее. Есть еще белый мускат. Вах, какое вино! Пальчики оближешь! Чинара! Чинара, принеси мне мускат! – скомандовал он.

Занавеска палатки качнулась, и из-за нее легкой походкой вышла молодая красивая женщина с кувшином в руках. Черная смоль волос из-под платка, тонкие запястья, мелькнувшие в разрезе длинных рукавов, томный взгляд шоколадных глаз… Ивану показалось, что она посмотрела на него как-то особенно. Он был падок на темный цвет глаз и волос, на смуглую кожу, и вообще на восточную внешность. Было в ней что-то таинственное, влекущее, завораживающее, по своей силе похожее на сладкий запретный плод.

Иван вовсе не собирался брать вино, он думал просто уйти, ничего не говоря и не споря с продавцом, но шоколадный взгляд поймал его в капкан. Чинара задержалась всего на несколько секунд, оставила кувшин и ушла. А он стоял как вкопанный, глядя на качавшуюся занавеску.

Торговец усмехнулся, заметив эффект, произведенный Чинарой на покупателя; не сомневаясь, что вино купят, он проворно разлил его из кувшина по бутылкам.

– Бери и красное, и мускатное, не пожалеешь! Потом еще придешь! – торговец уже упаковывал пластиковые бутылки с вином.

– А, давай! – согласился Иван.

Вино оказалось легким, с приятным терпким вкусом и прекрасно утоляло жажду. «А ведь и правда еще приду», – подумал Иван. Он набрал в поселке продуктов, плотно пообедал в чайхане и на обратном пути взял еще вина.

Вечером, сидя на террасе своего домика, Иван любовался закатом, попивая вино с вкуснейшим домашним сыром. Жизнь представлялась ему сказочно прекрасной, и он думал: если и в этот раз никакого клада не найдет, то и черт с ним, только ради этого колдовского заката стоило сюда приехать.

Утром Иван едва успел на экскурсию. Он ходил по оврагам вместе с такими же сонными экскурсантами, как и он сам, и слушал размеренный голос гида, старого абхазца. «И зачем в такую рань вставать, можно подумать, горы куда-то денутся, если прийти к обеду!» – недовольно думал Иван. Пока что ничего интересного он для себя не находил. Старик вещал о происхождении гор, каньонов, водоемов – он, как акын, рассказывал обо всем, что видел. Через два часа группа изрядно утомилась, и все стали мечтать об отдыхе в какой-нибудь тенистой чайхане. «У нас еще по программе заповедник, – объявил гид, – а после обед». Сообщение об обеде придало экскурсантам сил, Ивана оно тоже воодушевило, но больше – предстоящий поход в заповедник. Наконец-то он увидит идола, а то у него уже появились сомнения в том, что им его покажут.

Заповедник представлял собой череду каньонов, переходами между которыми служили неудобные тропинки, ведущие по склонам, так что, если идти, считая ворон, можно запросто на них убиться. Иван, имея навыки хождения по тайге, ступал довольно-таки уверенно, хотя пару раз чуть не навернулся. Другие экскурсанты передвигались медленно, держась за кусты и торчавшие из земли корни деревьев, а кое-где и вовсе карабкались на четвереньках. Лишь их гид шел резво, словно по ровному тротуару.

Они спустились в очередной каньон, где по горному склону бежала юркая речка. Где-то на уровне метра от воды на скале находился овальный диск из темного металла, и на нем – такое же солнце, очень похожее на то, что Иван носил в кармане.

– Необходимо войти в воду и загадать желание! – объявил абхазец. – Только недалеко – речка хоть и мелкая, но быстрая и каменистая, еще поскользнетесь, не дай бог!

Все с готовностью разулись и осторожно полезли в холодную воду. Иван тоже вошел в реку. Он понимал, что «исполнение желаний» – приманка для туристов, и загадывать ничего не собирался, просто вошел в воду, чтобы отдохнули уставшие ноги.

Вода обожгла ноги холодом, мгновенно снимая усталость, мысли, которые до этого беспокойной каруселью вертелись в его голове, улеглись, ничто больше его не тревожило, о заботах своих он позабыл, словно они исчезли напрочь. «Хочу, чтобы для меня все закончилось благополучно», – само собой сформулировалось желание. Иван удивился своим мыслям. Ведь он не хотел вообще ничего загадывать! И с чего это он взял, что ему что-то угрожает? И уж если чего-то желать, то по-крупному, разбогатеть, например… Но – все, поезд ушел, язык мой – враг мой. То есть мысли-недруги.

Пока группа топталась в воде у берега, экскурсовод рассказывал легенду об этом каньоне, безымянном притоке реки Ингур, и о появлении на скале идола. У него была своя версия, сдобренная восточными мотивами и элементами любовной драмы.

– Дочь бога гор полюбила простого чабана, за что отец прогневался и превратил ее в скалу, а чабана засыпал камнями, – мерно рассказывал абхазец печальную историю любви. – Река – это слезы красавицы, а солнце – это приданое, которое приготовил для нее отец к свадьбе, но оно не пригодилось. Раньше солнце было золотым, и ему поклонялись здешние племена. Но пришли лихие люди и позарились на драгоценный металл. Теперь солнце сделано из чугуна – его выковал местный кузнец сто лет тому назад, но и чугунное изваяние не дает покоя туристам, все пытаются его умыкнуть или отпилить часть на сувенир. Некоторые ищут в реке золотые монеты. Может, кто-то что-то и находил, но цена таких находок иногда бывает слишком высокой – люди калечатся, а то и гибнут, поскользнувшись на речных камнях.

– А что-то более ценное в реке есть? – поинтересовался один из экскурсантов. Иван насторожился – задали животрепещущий вопрос!

– Вряд ли. Если что и было, так давно все разграбили. В наших краях почти не осталось нетронутой природы, всюду – люди, а где есть люди, там ничего не сохраняется.

Это известие не явилось для Ивана новостью. Когда он сюда ехал, допускал, что на юге, скорее всего, он ничего не найдет – раз идол из камня, значит, и жертвенник, скорее всего, разграблен. Но проверить-то стоило.

Иван предположил, как он будет сюда добираться без экскурсовода. Он прикинул, примерно в каком месте может находиться жертвенник – от идола на расстоянии копья, которое нужно отмерить в восточном направлении – так сказал ему заблудившийся путник, который двадцать лет тому назад попал к ним, в их таежную избу.

Ни черта он не нашел, только вымок до нитки и едва не убился. Затея с поиском клада язычников в очередной раз провалилась. На следующий день после экскурсии Иван отправился в заповедник в одиночку. Сунул в рюкзак саперную лопатку и нацепил на шею фотоаппарат для создания образа зеваки-туриста. Днем каньон никогда не пустовал, а на ночь вход в заповедник закрывали. Иван пробыл там до вечера, а когда последние экскурсанты ушли, спрятался в одном из каньонов. Затеряться в густых зарослях оказалось несложно, и никто особо не проверял, остались ли туристы в заповеднике или нет – не музей же, красть тут нечего, лишь бы люди не мусорили и не ломали зеленые насаждения.

В нежных лучах заката, когда ничто не нарушало тишину, кроме шума ветра, пиликанья сверчков и щебетания птиц, Иван вышел к реке. Серебристая вода встретила его холодом – в отсутствие палящего солнца она оказалась куда холоднее, чем днем. Осторожно ступая по камням, он направился к склону. Близко подходить к идолу, чтобы отмерить расстояние, Иван не решился – изваяние, хоть и не золотое, все равно внушало ему страх. Он определил длину на глаз – в тайге он издалека безошибочно определял расстояние до зверя, а здесь всего-то несколько метров. Выходило, что требище было расположено на берегу, у самой воды. Прислушался, огляделся по сторонам – не бродит ли где смотритель заповедника или такой же, как он, турист? Если бы он находился в тайге, то по запаху табака определил бы, что рядом кто-то есть. Здесь же запах табака мог источать выброшенный кем-то днем окурок.

Иван достал из рюкзака инструмент и принялся за работу. Земля была мягкой, поддавалась хорошо, но лишь до поры до времени – под илистым слоем почвы оказалась твердая, как камень, глина. Внутренний голос ему подсказывал, что возится он зря. Хотелось все бросить и малодушно уйти, но упрямство заставляло его рыть дальше. Вдруг вместо уже привычных чавкающих звуков послышался глухой скрежет – лопатка наткнулась на что-то твердое. Вмиг забыв об усталости, Иван с нетерпением стал очищать находку. Под глиной показалось нечто металлическое, потемневшее от времени. По округлым формам Иван определил, что он нашел кувшин, возможно с монетами. Но уже через десять минут, когда с него сошло семь потов, показалась большая часть предмета, он понял, что никакой это не кувшин, а обычная армейская фляга. Еще не потеряв надежды, но уже без всякого энтузиазма, Иван извлек находку. Фляга была легкой и никаких монет не содержала. «Алюминий», – определил Иван. Раньше в Союзе многое делали из алюминия, в том числе и солдатские фляги. На ее стенке он прочел едва различимую надпись: «Андрей Проценко 1936. 10. 16». Скорее всего, дата рождения. Получается, здесь ее оставил солдат-срочник пятидесятых годов. Опять пятидесятые! Похоже, МГБ развернулось серьезно – и на Севере Лысую горку обработали, и здесь руку приложили.

Иван с досадой швырнул добытый трофей в кусты и полез в речку мыть испачканные руки. Вдруг он почувствовал на себе чей-то взгляд, как тогда, в самолете, и в закусочной, на площади райцентра. Он поднял голову и зачем-то посмотрел на идола. То ли от усталости, то ли от голода, а может, и от перенасыщения легким свежим воздухом у него закружилась голова. Иван поскользнулся и упал, сильно ударившись спиной. Вода немного смягчила падение и привела его в чувство.

Иван выбрался на берег и пошел прочь от этого странного места, которое может погубить или вернуть к жизни, где, если верить легендам, небо ближе к земле и боги лучше слышат обращенные к ним просьбы.

Стояла страшная жара, находиться на улице было возможно лишь в тени, и то недолго – из-за того, что воздух был настолько горячим и влажным, что тело очень быстро покрывалось потом, как в бане. Движения становились вялыми, голова соображала туго, и думалось только о холодной воде и прохладе. Иван приехал в Сухум, чтобы затем отправиться в Петербург и дальше заниматься делами бизнеса, которые он на время отложил. В Петербурге он уже наладил контакты для развития фрахтовой компании, осталось оформить документы, и можно будет приступать к работе. Ничего нового Иван придумывать не собирался – по его замыслу, новая компания должна была стать аналогом «Паруса», разве что теперь он более внимательно отнесется к выбору партнеров и сотрудников.

Самолеты до Петербурга летали через день, и этот день был не сегодняшним; поезд же отправлялся через четыре часа. Иван подумал, что не сможет прожить еще сутки в такой невыносимой жаре, и взял билет на вечерний экспресс. Он коротал время в городском сквере с незатейливым, сконструированным еще при социализме фонтаном. Его струйки били еле-еле, и казалось, что фонтан вместе с горожанами изнывает от жары. Иван допил последние капли невкусного лимонада, купленного из-за отсутствия какого-либо другого охлажденного напитка. Он подумал, что без питья совсем пропадет, поэтому отправился на поиски воды. Воду продавали повсюду, но, хранящаяся без холодильников, в такую погоду она теряла актуальность.

Иван заприметил расположенный через дорогу торговый центр, где, по логике, холодильники быть должны. Маленькими перебежками, от тени к тени, он добрался до широких стеклянных дверей магазина и почувствовал себя в раю – в помещении работал кондиционер.

Иван магазины не любил и ходил в них лишь по необходимости, а теперь с наслаждением прохаживался между стеллажами с разным товаром. Набрав корзину продуктов, Иван побрел в отдел электроники, где сразу с пяти экранов о чем-то бойко вещал диктор.

«…На выставке будут представлены работы современных художников. Манеж откроет свои двери для посетителей уже в следующую среду, а пока что полным ходом идут подготовительные работы. Наш корреспондент побывал в центральном выставочном комплексе на Исаакиевской площади…» Иван к сообщению прислушался. С недавнего времени тема изобразительного искусства стала ему близка – почти две недели он сам «ваял» пейзажи. На экране замелькали творения пока не получивших признания мастеров: яркие краски, смелые находки, необычные ракурсы, и… Иван решил, что у него от перегрева начались галлюцинации. Кряжистые сосны, золотистый песок, речка – художник не поскупился на жизнерадостные тона. В речке – золотой диск косматого солнца, того самого, что он искал! В голове у Ивана, как узор в калейдоскопе, сам собою сложился план дальнейших действий: найти художника и разузнать – где он видел Золотое Солнце?

Это был последний, четвертый знак, который упоминался в бумагах Соболева, и Иван чувствовал, что возле него клад остался нетронутым. На это еще указывало и то, что солнце на картине художника – из желтого металла, а не из серого камня.