Астра подошла к Борецкому, старательно подбирая юбку, – как бы чего не задеть, – наклонилась и спросила:

– Когда же очаровательные «Русалки» осчастливят нас своим присутствием?

– После девяти. Им нужно отдохнуть с дороги, привести себя в порядок, переодеться. А мы тем временем посидим, выпьем и как следует закусим. Я хочу избежать привычных рамок: хозяин, гости, артисты, прислуга. Сегодня мы все – участники шоу, значит, немного играть придется каждому. Должна быть интрига, ты не находишь?

Илья Афанасьевич, хотя его лицо скрывала маска, показался ей чрезмерно взволнованным. Неужели он так нервничает из-за предстоящего импровизированного представления? Костюм ватафина сидел на нем превосходно: ярко вышитая рубаха, жилетка мехом наружу, шелковые шаровары, заправленные в мягкие красные сапоги. Вряд ли русальский заводила выглядел именно так, но какая, в сущности, разница?

Астра решила разрядить обстановку и сделала ему комплимент. Он улыбнулся. Из-под маски виднелись только кончик его носа и губы, которые слегка раздвинулись.

– Признаться, я думала, русалии празднуются летом, на Ивана Купалу.

– Наши предки отмечали и зимние русалии, – оживился хозяин. – В конце декабря они совершали обряды в честь бога Рода. Гуляли почти до Велесова дня. По-нашему, до шестого января, кажется. Наряжали сноп или делали соломенную куклу, как на Масленицу, только называли ее Коляда. Славяне верили, что сильные морозы, бесчинства злых духов и нечистой силы можно победить весельем, шутками, музыкой и плясками. Русалии в древности были самыми пышными языческими ритуалами, в ход шло все: скоморошьи игры, песни, военные состязания и даже театрализованные представления в масках. Позже христианство назвало эти народные обряды «злыми и скверными делами» и грозило адскими муками за «бубны, сопели, гусли, игранья неподобные, глаголемые куклы, русалия пляшущия и вся игрища бесовския». Удивительно не то, что люди забыли традиции предков, а то, что зимние колядки, Масленица и ночь на Ивана Купалу дожили до наших дней. Очевидно, нелегко вытравить с корнем память крови. Ты знаешь, что раньше всюду существовали «дружины русальцев» из местных жителей, и обряд посвящения в русальцы обставлялся почище, чем в масонскую ложу? А звание ватафина – вождя русальцев – передавалось по наследству от прадедов.

Борецкий увлекся, сдвинул маску на лоб, чтобы она не мешала говорить. Астра с удовольствием последовала бы его примеру, но парик создавал кучу неудобств. Она посочувствовала дамам прошлых веков. Постоянно носить тяжелую, громоздкую одежду и прическу из искусственных волос – испытание не для слабых.

– Без колдуна-ватафина русалии не могут начаться, – с гордостью заявил Борецкий. – Только он уполномочен богами собирать волшебные русальские травы, только ему одному известны все заклинания, он руководит, а ему подчиняются дружинники и русалки. Он готовит у всех на глазах новое знамя и освящает его. Это такое особое полотно, в углы которого зашиваются священные растения. Например, «перуника».

– В честь бога Перуна?

Борецкий кивнул.

– Главарь поливает знамя чародейной заговоренной водой, обрызгивает себя и своих помощников и дает страшную клятву исполнять как положено весь русальский ряд и хранить тайну. За нарушение заветов ему грозит проклятие. «Да погаснет очаг в моем доме, пусть змеи и ящеры совьют свои гнезда в нем, да не примет земля мои кости...» – замогильным голосом протянул он.

– И ты собираешься все это проделать?

– Нет, конечно. Я же не настоящий ватафин, а самозванец и дилетант, как и все присутствующие. Мы просто играем!

К ним подошли Бутылкины – Коломбина и Арлекин.

Арлекин в пестром желто-красном трико, в такой же удлиненной курточке с широким круглым воротником, в туфлях с бантами и смешной шляпе был неотразим. Его возлюбленная Коломбина выглядела настоящей субреткой — длинная пышная юбка, сшитая из разноцветных лоскутков, кокетливый лиф и вторая юбка покороче, в полоску, на голове – белая шляпка.

Бутылкины чувствовали себя неловко в своих вычурных нарядах, но, взглянув на Астру, приободрились.

– Нельзя ли было обойтись без дурацкого маскарада? – натянуто улыбнулся Степан. – Ты, Илья, меры не знаешь в своих фантазиях, а мы идем у тебя на поводу.

– Это в тебе говорит провинциал, консерватор, – парировал хозяин. – В Венеции каждый год карнавал устраивают. Тысячи туристов, между прочим, и наших, русских, валом туда валят! Фотографируются разряженные на фоне собора Святого Марка, на гондолах катаются по грязным каналам, задыхаясь от восторга. Знаешь, какая там самая крутая фишка? Частные вечеринки, балы-маскарады для избранных, которые проводятся в старинных венецианских дворцах. Вход исключительно по приглашениям. Такой билетик стоит около пятисот евро! Съезжаются богачи и знаменитости со всего мира, и никого не смущает жесткий дресс-код: без костюма и маски не впустят, будь ты хоть миллиардером, хоть голливудской звездой.

Бутылкин смешался.

– Чего ты на меня напал? То Венеция, а то костромская деревня Сатино. Сравнил!

– Пора вернуть себе национальную гордость, – не сдавался Борецкий. – Наши традиции ничем не уступают итальянским. Только мы привыкли загранице поклоняться, все чужое копировать. Масленицу, зимние русалии, Купальские гулянья не хуже можно обставить. Было бы желание! И туристов возить. У нас экзотики куда больше.

Астра не принимала участия в споре. Коломбина и Арлекин, эти персонажи итальянской комедии дель арте, вызвали у нее тревогу, напомнили эпизод с кассеты из тайника – венецианский карнавал, пляшущие Коломбины, Арлекины, Пьеро...

– Слышишь, как ветер воет? – шепотом спросила у нее Алина, которой наскучила перепалка мужа с Борецким.

– Это в дымоходе. Кажется, начинается метель.

Протяжный тоскливый звук подтвердил ее слова. Вьюга пела свою заунывную песню и кружилась в бешеном танце, размахивала белыми рукавами, стучалась в окна. К стеклам липли снежинки.

– А Снегурочка будет? – спросила Астра.

– А Дед Мороз? – подхватила Коломбина.

Борецкий развел руками. Увы! Надоевшие персонажи новогоднего праздника в программе предусмотрены не были.

Дамы огорчились, а мужчины принялись обсуждать творчество драматурга Островского. Дескать, костромская земля, ее лирическая красота послужила вдохновению писателя. Матвей присоединился к беседе. Он не был поклонником театра, поэтому больше молчал или отделывался краткими репликами.

– Только здесь могли выйти из-под его пера Берендей, Лель и печальная девочка-Снегурочка...

– Любви ей, видите ли, захотелось...

– Чужому счастью позавидовала...

– Это не зависть, господа! Это женское естество в ней заговорило...

– И чем дело кончилось? Растаяла...

– Ярило ее погубил, сжег своими лучами! Снегурочка должна была оставаться холодной.

– Это жертва, принесенная Эросу...

– Господа! Островский сочинил настоящую языческую мистерию!

Матвей решил переключить их внимание на более насущную тему. Например, почему не спускается в зал Вишняков?

– Дамы скучают, – начал он издалека, жестом показывая в сторону Астры и Алины. – Кстати, где Егор?

Борецкий-ватафин бросил взгляд на лестницу.

– Облачается в костюм волхва, – торжественно провозгласил он. – Это ответственная и сложная процедура.

– Ему давно пора быть здесь, среди нас, – поддержал Матвея Арлекин.

– Нельзя торопить чародея...

Бутылкин смирился.

– Ладно, будем ждать. Матвей, ты сегодня кто? – он дотронулся пальцем до украшенного позументом камзола. – Сен-Жермен? Калиостро?

– Называйте меня Брюсом...

– Ого! – продемонстрировал осведомленность Борецкий. – «Птенец гнезда Петрова»? Неплохо придумано. Сей милостию российского царя граф, кажется, не чурался увеселительных мероприятий и умел развлекать публику. Даже слыл колдуном! В своей подмосковной усадьбе он, говорят, держал пруды замерзшими аж до середины лета и катался на коньках перед гостями. Теперь он тоже не прочь навести шороху и расхаживает по усадьбе привидением. Уж не ты ли это?

– Я.

– Вот это по-нашему! – усмехнулся Арлекин. Он уже выпил пару рюмок анисовки и не прочь был закусить. – Никогда еще не ужинал с привидением. Тем более не встречал Новый год. Алинушка... тьфу... Коломби-нуш-ка... – У него слегка заплетался язык. – Бери графиню, веди ее к нам!

С подачи Бутылкина Астра получила маскарадное прозвище – графиня, – которое все одобрили.

В этот момент по ступенькам спустился ослепительный Вишняков-волхв, вызвав всеобщее восхищение. Он выглядел потрясающе в одеянии из черной парчи с фиолетовым отливом, сплошь затканной дубовыми листьями и желудями, с серебристой вышивкой по вороту, подолу и рукавам, с нагрудным знаком солнца и полумесяца. На голове – белый парик, в руке – деревянный посох с венчающим его позолоченным шаром, а лицо закрыто ритуальной полумаской.

По залу пронесся вздох, Коломбина захлопала в ладоши.

– Чем не Дед Мороз? – съязвил Матвей. – Только мешка не хватает.

– Ты великолепен! – бросился к приятелю Борецкий. – Назначаю тебя моим главным помощником!

Вишняков же, вопреки всеобщему ликованию, был чем-то недоволен, угрюм. Его губы оставались плотно сжатыми. Он окинул взглядом зал, как бы ища кого-то, и медленно опустился в кресло.

«Надеялся увидеть свою „русалку“, а девушки еще не вышли, – подумала Астра. – Вот он и раздосадован. А может, они уже успели встретиться и поругаться?»

Ульяновна накрывала на стол. Блюда русской кухни, напитки исключительно по старинным рецептам, большая глиняная миска с кутьей, печенье в форме фигурок скота. Огромная елка переливалась разноцветными огнями, на ветках, наряду с игрушками, висели фигурные пряники, завернутые в фольгу яблоки, орехи, конфеты.

Вишняков-волхв сидел, не двигаясь, без единого слова, напоминая величественный монумент.

Визгливый вскрик Коломбины заставил всех повернуться в ее сторону.

– Там! Мертвец! – вопила она, показывая пальцем в окно. – Я видела... видела...

К малой гостиной, где разместили девушек, примыкал совмещенный санузел, светлый, просторный, хоть на велосипеде катайся: тут были и круглая ванна, и душевая, и все остальное, как в городе.

– Итальянская плитка молочного цвета! – восторгалась Юна. – Господи, девчонки, я когда-нибудь заработаю на такую ванную?

Она сушила у зеркала рыжие кудри, Бэла принимала душ.

– Небось бывшие хозяева, ну те, настоящие помещики, мылись в обычной бане и о такой роскоши, как горячая и холодная вода в доме, и не мечтали, – отозвалась та. – О, черт! Опять...

– Что?

– Кровит... Сколько я таблеток наглоталась, а толку мало.

– Сильно?

– Не очень. Надеюсь, все обойдется.

Юна вспомнила о больной матери и погрустнела. Она пробовала звонить домой, но мобильник высвечивал «поиск сети».

Бэла выключила воду, завернулась в полотенце.

– Чего это Лейка наша скуксилась? Она еще по дороге нервничала. А как приехали, совсем раскисла. Может, заболела?

Дверь открылась, в образовавшуюся щель просунула белобрысую головку Мио:

– Вы скоро? Сколько еще ждать? Одеваться пора, краситься. Хозяин просил нанести густой грим, вместо масок. Чтобы как у всех. Бэлка, у тебя же волосы мокрые, – вымолвила она нараспев. – Вы даете, блин...

Юна дернула ее за руку и втянула внутрь:

– Закрывай дверь, сквозит.

– Откуда сквозняк-то...

– Как там наша принцесса? Готова?

– Лея, что ли? С ней какая-то фигня творится... – прошептала Мио. – Заклинило! То бледнеет, то краснеет... И ни слова. Будто онемела.

– Как это, онемела? Нам же выступать через полчаса! Калганов убьет...

Бэла поспешно вытерла волосы, включила фен. Надо торопиться. Праздник праздником, а контракт нарушать никому не позволено. Рома гонорар отберет. Скажет – штраф!

– Расшевелим, – процедила она сквозь зубы. – Заставим!

Лея и правда чувствовала себя отвратительно – ее бросало то в жар, то в холод, в горле стоял комок. Даже горячий душ не помог. Ей стало не по себе еще в дороге. Зимний лес, снег, низкое небо, пустая болтовня водителя...

– Замолчи, Лешик! – взмолилась она.

Чара покрутила пальцем у виска, остальные девушки захихикали. За что они ее невзлюбили? Впрочем, это как раз ясно.

Лея уставилась в окно, но вид белой пустыни наводил жуткую тоску, и она вдруг заплакала, беззвучно, глотая соленые слезы.

– Ты чего ревешь? – возмутилась Юна. – У меня мать при смерти, и то я сопли не распускаю.

– Так нельзя, – покачал головой водитель. – Вы – группа, творческий коллектив. Вам положено проявлять чуткость друг к другу и уж если не любовь, то как минимум дружелюбие. Вы же обречены выходить на сцену вместе, петь, тереться локтями!

– А ты нас не учи! – взвилась Чара. – Хватит того, что Калганов воспитывает. Мы уже большие девочки, выросли из коротких штанишек!

– По-моему, все наоборот, – беззлобно возразил Лешик. – Штанишки у вас сильно укоротились и ум тоже.

Перепалка как стихийно началась, так и затухла сама собой. Девушки дремали, одна Бэла вполголоса развлекала шофера, чтобы не уснул за рулем. Сутками мотается, Калганов и его не щадит.

– Прошу, прошу себе сменщика, а Рома отмахивается, как от назойливой мухи, – жаловался Лешик. – Он-де не миллионер, чтобы деньгами разбрасываться. Содержать личный автопарк ему не по средствам. А при чем тут автопарк?

Бэла поддакивала. Калганов – сторонник потогонной системы, выжимает соки из всех.

– Иначе бизнес вести нельзя, – со вздохом признавала она. – Мигом конкуренты вытеснят. В шоу-бизнесе вообще драконовские законы. Честно говоря, Роме не позавидуешь. Быть продюсером – не сахар...

Лея слушала сквозь дрему, стараясь отогнать скверные мысли. Почему ей не по себе? Первый раз, что ли, выступать на частной вечеринке? В предпраздничные дни «Русалки» работали на износ, днями и ночами. А в Сатине им предстоит не столько концерт, сколько участие в каком-то костюмированном представлении. Калганов обещал, что они смогут отдохнуть, подышать свежим воздухом... пожить на всем готовом.

– Покажете «фольклор», подыграете хозяину, – объяснял он. – Господин Борецкий – большой оригинал и любитель языческих обрядов. Сейчас это становится модной тенденцией. Он вам скажет, что нужно делать.

– Что он за человек? – интересовались девушки. – Крыша на месте? Не потребует продолжить выступление в русской бане или в сауне? Потанцевать нагишом?

– Я навел справки. Нормальный мужик. Принуждать ни к чему не станет. Он в курсе, что мы не оказываем интимных услуг.

– Женатый?

– Ой, насмешили! – закатил глаза продюсер. – Какая разница? К нему друзья приедут, приличные люди. Женщины тоже будут. Ваше дело – ритуальные песни и пляски из раздела «Зимние русалии». Понятно?

Лея хотела заснуть, но ее ум отказывался отключаться. Эхо напутствий Калганова мешалось в ее сонном сознании с обрывками разговора водителя и Бэлы, с шумом двигателя, каким-то неясным гулом ветра в лесу и витающей в воздухе угрозой. Вконец измученную, ее таки сморил тревожный, некрепкий сон.

– Вставай, примадонна! – разбудил Лею женский голос. – Приехали!

Это была Чара. Ее смуглое лицо в полумраке казалось землисто-серым. На улице мело. К машине подошел мужчина в маске и в накинутой на плечи дубленке, заговорил. Лешик уже выгружал сумки. Какой-то парень, тоже в маске, спустился с крыльца помогать носить вещи.

Лея, не чувствуя под собой ног, ступила на снег. Сумерки, позолоченные светом фонарей, дохнули в лицо морозом. Внутри у нее все сжалось, сплелось в тугой узел так, что сердце замерло.

– Почему они в масках? – лениво спросила Мио.

– Прикольно... – пробормотала Юна.

На ее рыжие кудри падали снежинки. Мужчина, представившийся хозяином, не сводил с нее глаз. Потом его взгляд остановился на Лее.

– Добро пожаловать... – вымолвил он аккуратно очерченными губами.

По-мужски твердая форма подбородка, гладко выбритого, с продолговатой ямочкой посередине, позволяла сделать вывод о чертах его лица – наверняка весьма привлекательных.

Дом, куда привезли девушек, стоял среди вековых деревьев. Два этажа, двускатная крыша с выступом, крыльцо с широкой пологой лестницей и перилами, колонны у входа, высокие окна – казалось, за ними притаилось что-то страшное. У Леи закружилась голова. Не хватало грохнуться в обморок при всех, дать пищу для сплетен своим «подругам». С каким наслаждением они доложат о ее слабости Калганову...

– Что с вами? – спросил господин Борецкий.

У Леи земля ушла из-под ног, она покачнулась, но устояла, глубоко вдохнула и выдавила напряженную улыбку.

– Мы очень устали, – объяснила за нее Чара. – Нам бы отдохнуть часок-другой...

Но отдых не пошел Лее на пользу, скорее усугубил недомогание. И теперь, когда пора было спускаться на первый этаж, петь, танцевать, развлекать гостей Борецкого, ее тело налилось свинцом и отказывалось подчиняться...