Глава 26
Англия, 1698 год
В Лондоне молодой полковник Брюс все сильнее ощущал себя русским, – пожалуй, даже больше, чем в Москве. Бывшая родина показалась ему чужой, холодной и невообразимо чопорной.
Вечерами Лефорт увлекал маленькую компанию в разгул и пьянство. Наутро никто не мог вспомнить, сколько было выпито и как в их постелях оказались сухие и плоские продажные девицы. В Англии любовь стоила дешево. А Брюс привык ценить дорогие удовольствия. Он мечтал о встрече с Исааком Ньютоном и посещении Гринвичской обсерватории...
Над Темзой висел белесый туман. Воздух был сырым и солоноватым на вкус. Вестминстерское аббатство казалось парящим над землей призраком, эдакой архитектурной Фата-Морганой.
Тауэр поразил Петра своей величавой простотой и мрачностью. Эти серые камни хранили сонмы печальных и грозных образов. Англичане с гордостью показывали высоким гостям собрание оружия и особенно хвалились пушками. Петр придирчиво осматривал артиллерийские орудия, одобрительно покрякивал.
– А ну-ка, поди сюда, – поманил он одного из сопровождающих. – Покажи мне топоры!
Брюс переводил. Его английский отличался от языка лондонцев, и сопровождающий переспрашивал. Петр хмурился, дергал себя за усы.
– Мы уже осматривали холодное оружие... – ответил англичанин.
– Скажи ему! Хочу видеть топоры, на которых осталась кровь Марии Стюарт и Карла I, – заявил царь.
Брюс перевел. Англичанин смешался и молчал, не зная, как поступить. Он сделал вид, что не понял требования, и повел русских в Монетный двор. Лефорт смеялся, поправляя кружевные манжеты. Меншиков с жадным блеском в глазах взирал на россыпи монет богатой чеканки. Петра одолела удрученная задумчивость.
– И короли тоже смертны, друг Якушка, – прошептал он. – А скажи-ка, правда, что твой предок основал Орден Святого Андрея? Выходит, у нас с шотландцами один и тот же заступник на небесах?
Раскатистый хохот неожиданно пришел на смену его меланхолии, и придворные оживились, вторя своему государю. Только Брюс не поддержал внезапного веселья царя.
Его доверительные беседы с царем становились все более странными. Петра, словно одержимого, тянуло к покойникам и тайнам загробной жизни. Он приказал Брюсу перевести на русский язык книги про Сфинкса и мумий.
– Для того, чтобы уберечь тело от тления, существуют специальные растворы. Фараоны достигли бессмертия, как думаешь?
– Мертвое тело подобно кораблю без капитана... – рассуждал полковник.
– Как же уберечь душу? Есть ли для того верные заклинания?
Брюс качал головой:
– Разум бьется над тайной души, равно как и над тайной плоти, но – без всякого ощутимого результата...
– Думай, Якушка... думай! Ищи ответ! Пожалуй, я долго задержаться в Англии не смогу – дела государственные не терпят отлагательств. А тебя тут оставлю. Грызи иноземные науки с присущим тебе рвением, особливо тайные! Ежели иным здешние мудрецы не откроют, то тебе открыть должны... У тебя ключик имеется.
Брюс не спорил. Его происхождение, принадлежность к королевскому дому – вот тот ключик, на который намекал его венценосный друг. Ночью полковнику приснился чудесный порошок алого цвета, «красный лев»... вожделенная суть алхимических опытов, обещающая так много, что дух захватывало...
Очередной бунт стрельцов заставил Петра спешно прервать поездку и вернуться в Москву.
– Пожалуй, оставайся в Англии... – перед отъездом заявил царь. – Постигай ремесла и науки... а пуще всего то, куда разуму зело трудно проникнуть...
Яков Брюс брал уроки математики у самого Джона Коулсона, встречался с членами тайных обществ и пытался познать основу всего сущего – prima materia – первовещество, суть всех творений...
В закопченных, отравленных парами ртути лабораториях с ним вели беседы как маститые алхимики, так и дерзкие новички, попирающие религиозные догмы и философскую схоластику своими идеями. Превращение неблагородных металлов в золото было лишь внешним отражением процесса становления души, которая, «очистившись от скверны и пороков», могла из земной юдоли взмыть в высшие сферы бытия...
Получить золото Брюсу не удалось, зато он крепко задумался о предназначении Магистериума – «камня, который не является камнем», – и самой заложенной в нем опасности. Лондонские оккультисты, и прежде всего – Ньютон, серьезно повлияли на его мировоззрение.
– Вы шотландец, – заметил ему один из мэтров. – В ваших жилах течет кровь самых могущественных чародеев... Не играйте с огнем! Время великих перемен еще не наступило. Будьте солдатом, ученым, верным подданным своего монарха, наконец – так вы принесете больше пользы...
Его все-таки посвятили в секреты особой формы масонства – «шотландского ритуала», самого закрытого и специфического тайного общества.
Брюсу столько всего надо было изучить, понять, закупить по поручению Петра в столице Англии, что ему не хватало дня и он работал ночами – спал урывками, по несколько часов. От переутомления у него темнело в глазах, кружилась голова и подкашивались ноги.
Несколько раз он замечал на улицах странную карету с плотно задернутыми шторками на окнах. Однажды эти шторки дрогнули, и молодого полковника пронизал чей-то пристальный ледяной взгляд. Затылок сразу онемел, тело его налилось свинцом, стало тяжелым и неповоротливым. Однако Брюс усилием воли сумел преодолеть оцепенение и скользнул в первую попавшуюся дверь...
Он не помнил, как оказался на окраине Лондона, в районе трущоб. Жалкие домишки бедняков, грязь и заброшенность составляли резкий контраст с центром сего «нового Вавилона». Нищие прямо на улицах жгли костры и готовили пищу. Горы гниющих отбросов распространяли ужасающее зловоние...
Несколько оборванцев, бродяг, злобно двинулись на чужака.
– Гляди-ка, Майкл, пташка сама прилетела, – хрипло загоготал здоровенный детина. – Будет чем поживиться!
У него не было одного глаза, лицо пересекал глубокий шрам.
Брюс не любил уличных драк, но опыт кулачных боев, полученный им сперва в потешных баталиях, потом у князя-кесаря Ромодановского, пришелся как нельзя кстати. Полковник легко разбросал разбойников; одного зашиб так, что кровь брызнула из сломанного носа фонтаном... остальные, видя подобный конфуз, разбежались под улюлюканье нищих, созерцавших потасовку.
За пару мелких монет чумазый мальчишка в драных лохмотьях вывел его на берег Темзы и объяснил, куда идти дальше. Смеркалось. Серый лондонский туман, словно вата, укрывал город. Пахло речными испарениями. Брюс брел, куда указал мальчишка, пока его ботфорты не ступили на брусчатку мостовой...
Загрохотали колеса, откуда ни возьмись, вылетела из-за угла та самая карета, которая, казалось, преследовала его. Он прижался спиной к глухой стене и вытащил из ножен саблю. Ежели с бродягами он справился и без помощи оружия, то новый противник вызывал у него серьезные опасения.
На небе, затянутом пеленой туч, не было ни звезд, ни Луны. Кромешная темнота окружала Брюса... и только слабый огонек свечи в чьем-то окошке проливал свет на несшийся вскачь экипаж. Лицо кучера оскалилось в злорадной гримасе...
– Это он! – крикнул кто-то по-английски. – Убей его!
Сражение длилось не более минуты, которая показалась Брюсу вечностью. Кучер продемонстрировал недюжинную силу и ловкость. Его хозяин наблюдал за ходом поединка, выглядывая из кареты... Когда кучер неуклюже осел на мостовую, из кареты донесся гневный возглас, и лошади понесли. Брюс не побежал следом... он едва держался на ногах. Все его тело сотрясала дрожь, дыхание со свистом вырывалось из легких. Ежели его что и спасло, так, вероятно, неистовые молитвы его возлюбленной – Маргариты...
Москва. Наше время
Чем дальше продвигалось расследование, тем больше эта дикая история походила на мистификацию. Долгушина многое придумала: например, она намекала на сходство Донны Луны с Астрой, что не подтвердили ни Гарик, ни Майя. Не говоря уже о загадочной «смерти» Тетерина. Значит, с самого начала в основе ее рассказа лежала ложь. Если бы не два трупа – уже не вымышленных, – то можно было бы принять все это за чистый розыгрыш.
Астра стояла на краю тротуара, выглядывая на дороге «Пассат». Матвей обещал забрать ее и заодно поделиться с ней какой-то новостью. Небо хмурилось. Ветер бросал в лица прохожим сорванную листву. Ей стало зябко в короткой курточке и легких полусапожках.
– Садись быстрее, – окликнул ее Матвей, и она поняла, что опять задумалась и перестала замечать окружающий мир.
– Здесь нельзя парковаться, – объяснил он, оглядываясь. – А то штраф заработаем.
– Знаешь, почему Донна Луна не оставляет следов?
– Потому что она – призрак?
– Почти...
– У меня для тебя тоже... послание с того света, – усмехнулся Матвей. – «Письма из шкатулки»!
– В каком смысле?
– Так их назвал переводчик. По-видимому, когда-то они хранились в некоем ларце или шкатулке. Нынешнее их местонахождение гораздо прозаичнее. Лариса нашла их в гараже. Я склоняюсь к тому, что Калмыков украл тетрадку у Долгушиной, потом убил ее... или сперва убил, а потом украл... Ему ничего не стоило подсыпать ей в вино тот же клофелин. Зачем только он потом возвращался?
– Ты ему веришь? Он мог солгать, что возвращался... В этой истории куда ни ткни – всюду ложь.
– Следуя твоей логике, в самой лжи и надо искать ответ.
– Пойдем от противного. Допустим, Калмыков говорит правду. Долгушина не отвечала на его звонки, и он действительно вернулся в надежде на примирение...
– Меня смущает, что он умолчал о тетрадке!
– Выходит, тетрадка не связана с бухгалтершей.
– Еще как связана! – возразил Матвей. – Прочитай и придешь к тому же выводу.
– Я не могу так, на ходу...
Он притормозил на светофоре, достал из кожаной папки помятую тетрадку и протянул ей со словами:
– Занимательное чтение, дорогая! Я увлекся... причем, так сильно, что меня потянуло на то место, где некогда стояла лютеранская кирха святого Михаила. Там была похоронена чета Брюсов. Граф только казался одиноким странником, а на самом деле его сопровождала по жизни Маргарита фон Мантейфель. Отношения между супругами вызывали самые различные толки у современников... и обрастали невероятными слухами. Впрочем, как и личность «русского шотландца». Знаешь, что начертал Брюс на своем гербе? «FUIMUS» – «МЫ БЫЛИ».
– Интересный девиз...
– Брюс умер бездетным, и даже останки его и его жены исчезли. При новом строительстве склеп разрушили, одежду покойных передали в Исторический музей... а перстень Брюса, говорят, присвоил себе Иосиф Виссарионович...
– Неужели Сталин?!
– Он самый. Если верить молве, разумеется.
Астра держала в руках тетрадь, завернутую в прозрачную пленку.
– «Письма из шкатулки»... – повторила она. – Сколько их?
– Всего пять... Оригинал был на английском, как я понял из заметок на полях. Переводчик датировал письма концом семнадцатого века. Ему пришлось порядком «причесать» текст, но в целом смысл не изменился.
– Откуда ты знаешь?
– Чувствую...
Астра все еще пребывала в некоторой растерянности по поводу своих дальнейших действий. Обычные «сыскные» приемы в этом деле не срабатывали. Улик не было, подозреваемые ускользали из поля зрения. Неуловимая Донна Луна растворилась в тумане, покрывающем два убийства...
– Собачники понятия не имеют ни о какой даме в черном, выгуливавшей пуделя... – сказала она, повернувшись к Матвею. – Потому что Мими тоже все придумала! Они с бухгалтершей будто сговорились!
– Не «будто», а именно – сговорились. И теперь их обеих нет в живых.
– Наверное, ты прав...
Он думал о письмах. Астра же не торопилась их читать. Она хотела съездить на пожарище в Ласкино, но, вспомнив о не принесшем пользы посещении «Маркона», оставила эту затею. Ну, побродит она среди обгорелых бревен... и что?
– Долгушина и сама одевалась как Донна Луна...
– С целью – еще сильнее запутать следы, – заключил Матвей.
– В чем же суть этой мистификации? Как ни крути, а Донна Луна присутствовала на вечеринке в «Марконе», играла Бабу Ягу... это бесспорный факт. Не подлежит сомнению и другое – Калмыковы не случайно оказались связаны с этой странной историей. Твоя… Лариса не могла затеять всю эту авантюру?
– Зачем?
– Мало ли... Хочет поссорить нас. Втянуть в неприятности... подставить, наконец!
– Она бы не пошла на убийство.
– Оскорбленные женщины на многое способны...
– Я ее не оскорблял. – Он поставил машину под раскидистой липой, листья которой устилали мостовую, и сказал: – Прочитай письма... а потом поговорим.
