Мельгунов позвонил Кате еще утром, сказал, что хотел бы поделиться с ней кое-какими новостями по их «общему делу», и предложил встретиться в кафе. Тащиться куда-то после записи ей было лень, но оказалось, что кафе находится в двух шагах от ее дома, и она согласилась.

Войдя в пафосный вестибюль с колоннами – какое же это кафе, самый настоящий ресторан – и увидев улыбающегося востоковеда, да еще с букетом белых лилий, Катя удивилась и даже немного опешила. Как назло, именно сегодня, собираясь на работу, она не обнаружила в шкафу ни одной чистой вещи, кроме старых потертых джинсов и дачного свитера, и вечером предполагала заняться стиркой. Так что в роскошный интерьер заведения она с ее незатейливым туалетом не слишком вписывалась. «Эх, что уже теперь, скромность норма жизни. Хорошо хоть накраситься удалось». – Об этом она никогда не забывала.

Заметив Катю, Кир просиял, поспешно встал и вручил цветы, потом метнулся к стулу, чтобы усадить даму, но галантный жест не задался: востоковед тотчас наступил ей на ногу.

– Ну вот, я, как всегда, в своем духе. Простите… – смущенно пробормотал он.

К столику подошел официант с вазой.

– Спасибо вам, Кир, очень красивый букет, – поблагодарила Катя, с опаской втянув носом терпкий запах лилий, на который у нее была аллергия. «Ладно, подумаешь, ну, чихну пару раз… не расстраивать же царского тезку прямо с порога. Вон он какой сегодня торжественный, в белой рубашечке…»

– Ну расскажите, по какому поводу гуляем? – спросила она.

– Разве нужен повод? – уклончиво ответил Кир и протянул ей меню. – Выпьете что-нибудь? На аперитив?

– Разве только пижму… – с лукавой улыбкой проговорила она.

– Ну, полно вам, Катерина Николаевна. Давайте какого-нибудь винца или шампанского?

Из солидного кожаного меню на Катю глянули солидные цены, а в строке шампанских вин они были просто астрономическими. Востоковед, оказавшийся подпольным миллионером, продолжал ее удивлять.

– Давайте лучше вина, – согласилась она, решив не слишком разорять своего спутника – из богатого ассортимента блюд Катя выбрала более или менее бюджетные салат и какую-то горячую закуску.

В зале тихо, ненавязчиво играла музыка. Посетителей было немного. «Оно и понятно, при таких-то ценах, да среди недели…»

– На днях посмотрел фильм, о котором вы упоминали, – с воодушевлением заговорил Кир, выглянув из-за раскидистого букета, размещенного в центре стола, – вас послушал. С величайшим удовольствием! Должен признаться… ваш голос – это что-то необычайное, я его даже не сразу узнал, так он подходит этой американской актрисе, кажется, что она сама говорит.

– О, для нас это лучшая похвала!

– Для вас? – переспросил Кир. Тень от букета легла на его лицо, на лбу появилась ученическая челка, а на левой щеке одинокий бакенбард. Подавив смешок, Катя передвинула вазу на край стола:

– Для меня, для нас… в смысле для тех, кто работает за кадром.

– Скажите, Катя, а долго ли вам приходится репетировать перед записью? – восхищенно глядя на собеседницу, спросил Мельгунов.

– Нет, я совсем не репетирую, – усмехнувшись, ответила Катя. – И никто не репетирует. Обычно в тон-студии просто проглядываешь текст, ну и слушаешь, конечно, интонацию актера на экране, пусть даже на иностранном языке.

– Невероятно! – с чувством воскликнул востоковед.

– Дело привычки. Я ведь очень давно работаю за кадром, – объяснила она.

– Но, позвольте, вы там рыдаете, кричите, зовете на помощь, бьетесь в конвульсиях?

– Ну и что? Я же – актриса.

– Какая у вас редкая профессия!

– А мне кажется, что у вас. Предлагаю за это выпить! – предложила Катя.

– И за ваш голос, он просто удивительный по красоте!

Официант как раз принес вино и разлил по бокалам.

Катя сделала глоток, и хотя она была небольшой поклонницей вина, это ей понравилось.

В кармане Кира зазвонил телефон.

– Это буквально минута, не могу не ответить, – извиняясь, быстро объяснил ей он и тотчас заговорил в трубку на каком-то неведомом, но удивительно красивом языке. Катя сидела и прислушивалась. Речь Мельгунова звучала словно какой-то древний экзотический напев, воскрешая образы далеких городов, яркое бирюзовое небо, солнце, пальмовые рощи, а вдали неспешно бредущий караван…

Разговор длился недолго. Потом Кир достал из сумки ежедневник и записал какие-то цифры. Только сейчас Катя заметила, что он левша.

– Как ловко у вас получается, – сказала она. – Не знаю, почему, но мне всегда казалось, что левша испытывает массу трудностей, когда пишет. Ведь он своей же рукой стирает то, что написал. А у вас, Кир, чернила никогда не смазывались?

Мельгунов усмехнулся:

– Если только в школе. Но вообще-то вы правы, писать по-русски или по-английски леворуким менее удобно. Другое дело на фарси или арабском – там письмо справа налево, кстати, книги листать тоже удобней, когда последняя страница первая.

Официант принес закуски. Блюда выглядели торжественно и аппетитно.

– Так вы говорили сейчас по-арабски?

– Нет, на фарси.

– Красивый язык, вы так это произносили… словно декламировали.

– Да, вы не первая, кто это подметил. Персидский всегда считался языком поэзии, в то время как на арабском учили математике, астрономии, ну и молиться, конечно, – с видимым удовольствием объяснил Мельгунов.

Заметив, что он не решается первым приступить к еде, Катя придвинула к себе тарелку, на которой размещалась затейливая пирамида из картофеля, горячей куриной печенки и зелени, увенчанная маковкой из тертого сыра.

– Скажите, Кир, а все-таки, возвращаясь к нашим баранам, что у вас нового? Как идет расследование? – поинтересовалась Катя.

– Откровенно говоря, ничего сенсационного, – уклончиво ответил Мельгунов и налил ей еще вина.

– Ну, а как ваши знакомые в прокуратуре? Неужели даже с их помощью ничего? – не отставала она.

– Почему же? Похоже, полиция серьезно взялась за дело. Вот только неизвестно, сколько это может продлиться. Шансов что-либо найти, прямо скажем, немного.

– Ну, расскажите, Кир. Любопытно ведь.

– К сожалению, этот новый дознаватель не склонен делиться со мной полученной информацией. Я даже думал вас попросить как-нибудь наведаться к нему… Вы же стояли, в некотором смысле, у самых истоков расследования. Может, он вам что-то расскажет. Во всяком случае, своими соображениями я с майором поделился.

– Ну и?..

– Мне почему-то кажется, – после паузы ответил востоковед, – что в этом деле мы столкнулись с весьма хитрым и умным преступником – он прекрасно знал, что и где искать, то есть кража была тщательно спланирована.

– А убийство Семена Васильевича… – Катя не договорила, аромат лилий окутал их столик, и в носу у нее предательски зачесалось.

– Думаю, к этому он был тоже готов. По крайней мере, нож он держал под рукой. Смотрите, Катюша, что получается. Никто не видел, как он проник на участок и как скрылся тоже. Никаких следов на месте преступления, кроме трупа, разумеется, после себя он не оставил. Он просто нашел то, что искал, и бесследно исчез. Рискну предположить, я, собственно, и в полиции это сказал, что украденные предметы для него не просто золото или золотой лом. В ломбард он их нести не собирался.

– В смысле?

– В том смысле, что преступник отлично понимал, что он ищет, так сказать, отдавал себе отчет в том, какую огромную ценность представляют спрятанные в колодце золотые изделия… Он пришел за золотым истуканом. Но я повторюсь, что это лишь мое мнение, основанное не на фактах, а скорее на интуиции…

– То есть получается, что это был какой-то сумасшедший коллекционер, способный на все ради обладания артефактом?

– Возможно… – Кир в раздумьях застыл над тарелкой с салатом.

– Ой, что-то тут не то… Как говорил Станиславский: «Не верю». Персонаж малоправдоподобный… – возразила Катя и, несмотря на отчаянные попытки сдержаться, все-таки чихнула.

– Тогда это мог быть человек, который знает сумасшедшего коллекционера, то есть потенциального покупателя, чей-то заказ он, вероятно, и выполнял… Понимаете, Катюша, пока у нас недостаточно исходных данных. А стоит мне начать размышлять над тем, как, каким образом, откуда преступник мог узнать о дедовском кладе, и я теряюсь и захожу в тупик. Это просто из области мистики…

– А может, все-таки кто-то знал о дневнике вашего деда?

– Кто? Умоляю, скажите, кто? Меня и в полиции спрашивали! Думаете, я не задавал себе этот вопрос? Да сотни раз… от этого можно просто сойти с ума! – неожиданно громко и с чувством вскричал Кир, он даже покраснел.

Предупредительный официант опрометью метнулся к их столику:

– Вы что-то хотели?

– Нет-нет, спасибо. Все прекрасно, – произнес востоковед и, как только официант удалился, продолжил, а его указательный палец вновь взмыл ввысь и принялся выписывать круги. – Понимаете, с тех пор, как я получил дневник, он находился дома в ящике моего письменного стола и ни на минуту не покидал его! Ни на минуту! Кроме меня о нем знали только мама и моя двоюродная сестра Лена. Но ни та, ни другая не могли прочесть и строчки из записей деда. Они не говорят по-персидски и по-турецки, кроме того, у Лены нет ключа от моей квартиры. Есть еще домработница-молдаванка, но у нее даже с русским возникают проблемы. Поверьте, вести расследование в этом направлении бессмысленно.

– А ваш друг Дмитрий?

– Малов узнал о дневнике спустя две недели после убийства! – тотчас встал на защиту друга Мельгунов.

– Да уж, – вздохнула Катя и снова чихнула, – действительно получается тупик. Только не надо так нервничать.

– Извините. Просто я уже не первый день бьюсь над этой головоломкой. Так о чем я… ах да, именно поэтому мне представляется разумным начать поиски не с преступника, а с покупателя.

– С коллекционера? Но как его вычислить?! Их же десятки!

– Это не совсем так. Тут вы, Катюша, ошибаетесь. Конечно, собирателей всякого антиквариата, бронзы, картин, фарфора в самом деле предостаточно. И у нас, и за границей. Но вот людей, страстно увлекающихся Древним Востоком, коллекционирующих восточные редкости, да еще способных выложить за какой-нибудь артефакт баснословные деньги, – не так уж и много. Кроме того, их, в свою очередь, тоже можно поделить на группы, так сказать, по географическому признаку – китаисты, японисты… Например, для человека, собирающего японские нэцке или китайский фарфор, объект, обнаруженный в Центральной Азии, не представляет особого интереса. У каждого свой профиль.

– Да, пожалуй, – кивнула Катерина, не пропустив мимо ушей нежное «Катюша». – И как вы предполагаете его искать?

– Честно говоря, я уже предпринял кое-какие шаги. К счастью, коллекционеры очень тщеславны. Некоторые из них выпускают каталоги своих коллекций, другие, пусть даже через агентов, участвуют в аукционных торгах.

– Постойте, но вы же говорили, что этот истукан, Ангра-Майнью, еще и культовый объект? Где-то живут многочисленные зороастрийцы… – подала реплику Катя, за которой последовало энергичное троекратное чиханье.

– Катюша, вы что, простужены? – участливо спросил Кир.

– Нет-нет, это не простуда. Давайте только букет лилий поставим на соседний столик…

– У вас от них аллергия?! Вот же я осёл… Простите… – Мельгунов бросился переставлять вазу с цветами, – это моя вина, я не знал… надо было…

– Ничего страшного, не волнуйтесь, – ответила Катя, – сейчас все пройдет.

– Да еще этим расследованием вас замучил… – сокрушался Мельгунов. – Ни слова больше об этом. Как говорил один восточный философ: «Я часто раскаиваюсь в том, что говорил, но редко сожалею о том, что молчал». Я буду молчать, расскажите теперь что-нибудь вы.

Идти от ресторана до Катиного дома было близко. Но все же Мельгунов настоял на том, чтобы довести ее до подъезда. Катя не стала возражать, ей было приятно. Она даже поймала себя на мысли, что востоковед ей симпатичен. По дороге он расспрашивал ее о работе, о сыне, даче. Расспрашивал с интересом. Прозвучал и робкий вопрос о ее замужестве. Надо же, как трогательно! Катя улыбнулась. Грел душу и роскошный букет лилий, который, к сожалению, пришлось оставить в ресторане. Ну и фиг с ним, с букетом, в конце концов, постоял бы пару дней дома и засох. Нет, тут главное внимание…