– Вы полагаете, что Гарик сам? Нет, невозможно…

Или возможно? Маленькие странности, вроде вспышек раздражения, случайных фраз, которые теперь всплывали в памяти, наполняясь иным, извращенным смыслом.

Не думала, не пыталась, не понимала. А сейчас эти высказывания вдруг всплыли и вертятся в голове.

Я сказала Якову, он рассеянно кивнул в ответ. Яков думал, и мне представлялось, как внутри его головы щелкают, толкая друг друга, шестеренки, подымаются и опускаются поршни, раскручивая вал, который тяжко вращается, запуская колесики мысли, а те, в свою очередь, тянут нити, заставляя брови изгибаться, лоб морщиться, а губы – шевелиться.

– Мне нужно поговорить с его врачом, это первое. И второе, Дуся, будь любезна честно рассказать, кем была Нелли. Ты ведь врала утром, верно? Ты не просто поговорила пару минут и разошлась. Ты знаешь гораздо больше.

Он снова поймал меня. А мне и не стыдно почти.

– Давай, давай, Дусенька, мы же, кажется, договаривались о сотрудничестве. Знаешь, когда ты врешь, у тебя левая бровь приподымается.

– Правда?

– Нет. Не правда. Правая. А вообще ты слишком серьезная, и это здорово мешает жить. Но теперь о Нелли. Итак, когда ты с ней встретилась впервые? Ведь было несколько встреч, правильно?

И снова он угадал – человек, который сговорился с дьяволом и теперь видел меня насквозь.

Первая встреча случилась в мае, в тот самый год, когда Гарик женился. Но женился осенью, а Нелли пришла в мае, я точно помню, потому что был последний день учебы, назавтра – торжественная линейка с торжественными речами и напутствиями, а дальше – лето и относительная свобода. Быть может, поездка в Крым – папа обещал. Впрочем, ехать мне не очень хотелось, ведь тогда придется расстаться с Гариком.

Нелли сидела на лавочке у подъезда, я сразу обратила на нее внимание, потому что таких красивых людей никогда не видела. Светлые волосы, карие глаза, лицо доброе и открытое, улыбка очень хорошая. Я еще подумала, что в нее все вокруг должны быть влюблены.

– Привет, – сказала она. – Я – Нелли. А ты здесь живешь?

– Да, – я улыбнулась в ответ, тут же стало немного неудобно: на Нелли – модный джинсовый сарафан и белая блузка, на мне – коричневая форма с черным фартуком. Я – уродина.

– А в какой квартире? Извини, пожалуйста, я Игоря ищу. Игорь Громов, знаешь такого?

– Это наш сосед. – Теперь я ее ненавидела, легкую, весеннюю, невообразимо прекрасную, такую, какой я никогда не стану, пусть даже оденусь так же, пусть даже лучше, чем она. Я могу, у меня есть красивые вещи, но я толстая и неуклюжая, и волосы у меня плохие, и зубы тоже, и палец на ноге кривой.

– Сосед? А я… я, наверное, скоро соседкой буду. – Нелли подвинулась и предложила: – Садись, поболтаем.

– Извините, мне идти пора. Задали много.

Я не хочу сидеть с ней рядом и болтать не хочу, тем более делать вид, что мы подружимся, потому что мы никогда-никогда не подружимся, ведь мы обе любим одного человека.

– Врушка, – сказала Нелли напоследок. Она совсем не рассердилась и, как показалось мне, поняла все правильно.

– И все? – кажется, Яков был разочарован. – Пару фраз, и все?

– А чего ты хотел? Ее признания в ненависти к Гарику и жажде отмщения, которую она пронесет сквозь годы?

– Но в тот год ты ее больше не видела?

– Нет. Мы уехали в Крым… ну, то есть сначала в Крым, потом мы с бабушкой – к ее подруге в Ленинград, потом к другой подруге – в Новгород, потом…

– Неважно, – оборвал Яков. – То есть про Нелли ты больше ничего не слышала. А от Громова? Ты же должна была его спросить?

Нет. Мне было стыдно задавать ему подобный вопрос, это как признаться в собственных чувствах, сказать открыто – «я тебя ревную», а девушки не надоедают кавалерам, это неприлично.

– Ладно, – спокойно согласился Яков, – тогда переходим к следующей встрече. Полагаю, она была интереснее.

Скорее драматичнее. Снова весна или раннее лето, наверное, все же лето – белые облака тополиного пуха и заложенный нос, свербящие глаза и красное от постоянного чихания горло. Я бежала домой, чтобы укрыться от коварных тополей в почти стерильной чистоте квартиры, я торопилась и налетела на женщину, которая почему-то пряталась в подъезде. «Извините», – сказала она и расплакалась.

– И в этот момент ты ее узнала?

– Нет, не в этот, позже. Она сказала, что Игоря ждет, а жена ее не пускает. Вполне в Никином духе…

– И, назло Нике, ты пригласила незнакомку к себе. И дома узнала.

Да, дома, на кухне, когда Нелли села напротив окна, – яркий свет слепил меня, а заодно и стер морщины с узенького личика, вызолотил волосы, выровнял черты, вырисовав вдруг ту самую девушку, с которой я когда-то встретилась на лавочке. И она меня узнала.

– А ты совсем выросла. Все еще любишь его? Не надо, он страшный человек.

Мятая пачка дешевых сигарет, табачная крошка на белой скатерти, дрожащие руки Нелли с темными линиями вен. Она все еще красива.

– Он не умеет помнить, он не умеет ждать, он не умеет держать слово, – она повторяла это, глядя поверх меня.

Я ей не поверила. Игорь был самым лучшим человеком на земле, а после Неллиного ухода пропал кошелек. Мама, узнав о происшествии, обронила:

– Вместо того чтобы исправлять, уродуют. Дусенька, солнышко, не приводи ее больше в наш дом, ладно?

– И ты не приводила. – Яков, дотянувшись до вазы, вынул павлинье перо и, сунув в ухо, почесал. – Черт! Значит, Нелли приходила до отсидки и после нее. Любви к Громову у нее явно поубавилось, только вот могла ли она мстить? Если могла, то почему не сразу? Почему ждала так долго? Не-а, не сходится.