Глава 2
Москва, 1864–1882, Анри Брокар
День выдался, как всегда, непростым. К шести утра пришел Анри на фабрику. Герасим с Алексеем уже протопили печь и положили в большие кастрюли все необходимое для приготовления мыла. Анри быстро смешал ароматические масла, добавил их к мыльной основе, потом долго водил деревянной лопаткой в булькающей светло-серой массе.
К обеду несколько дюжин кусков мыла были уже упакованы в бумагу и сложены в коробки. Рабочие перенесли их в повозку, Анри сел за возницу, и через кружащиеся снежные хлопья поехал по неприветливым, нахохлившимся московским улочкам.
И вот первая лавка, и замирает в волнении сердце.
Но как обычно, отвечает приказчик:
– Купец сказал твоего мыльца не брать, мы уже вдоволь набрали мыла от Рале.
Не получается.
Опять ничего не получается…
Не сдаваться, бороться!
Стиснув зубы, снова туда – в снег, холод, безнадежность.
Там вновь отказ.
Скрипят колеса, леденеют пальцы, застывает душа.
– Не надо нам твоего мыла, забрали уже у Рале…
Опускаются руки: зачем делать товар, который никто не берет?
Нечем платить рабочим, не на что покупать ароматные масла. И Шарлотте дать тоже нечего – вот, наторговал сегодня, всего рубль с мелочью…
Положив деньги в карман жилета, Анри Брокар вздохнул. Пожалуй, на сегодня фабрику можно закрывать. Алексей с Герасимом отпущены после обеда, варить новое мыло ни к чему – сваренное утром еще не продано. Пора возвращаться домой, краснеть, передавая любимой скудный заработок…
– Какая же ты красивая! – вырвалось у Анри при виде свежего румяного личика Шарлотты.
Беременность необычайно шла жене. Она вся словно светилась каким-то невероятным светом, была так счастлива и покойна, словно бы финансовые дела супруга обстояли весьма и весьма недурственно.
Шарлотта чмокнула мужа в щеку, распорядилась, чтобы подавали обед. И, положив руку на живот, улыбнулась:
– Все хорошо будет с твоим мылом. Говоришь, у Рале купцы берут? Так это ничего. Надо сделать такое мыло, какого нет у Рале. Мы ждем ребенка, и вот что мне подумалось – детки умываться не любят. А коли выпустить мыло в форме зайчиков и мишек – им забава будет. А еще на мыле хорошо азбуку разместить. На каждом кусочке – по буковке. Так детки и чистыми будут, и читать выучатся. И конечно, надо сделать мыло для простых людей.
– Дорого оно для них.
Шарлотта пожала плечами:
– А ты сделай недорого. Кусочек поменьше, ароматного масла не лей. Главное – чтобы копейку оно стоило, вот не больше! У Рале-то тридцать копеек за кусок берут. Но ты не переживай. Эти копеечки скорее тебе миллион рублей принесут, чем Рале.
Шарлотта оказалась права.
К тому дню, когда на свет появилась маленькая Евгения, Брокар уже вовсю торговал мылом для детей. Раскупалось оно быстро. Уже не нужно было в повозке объезжать лавки: купцы да приказчики сами в очередь перед фабрикой-конюшней выстраивались. «Читать выучился по Брокару», – хвастались родители успехами своих деток.
А пуще «детского» приказчики брали «народное» мыло. Стоил кусок копейку, копейку и самому бедному человеку на мыло было не жалко.
Пришлось нанимать новых рабочих, потом съезжать из конюшни в более просторное помещение, так как из покупателей постоянно стояла очередь.
Заботы о дочери не мешали Шарлотте живо интересоваться делами мужа. Она придумывала красивые этикетки и новые сорта, помогала выгонять с фабрики пьяниц да воров и при этом ловко считала выручку, расплачивалась с поставщиками.
– Я так счастлив, – признался Анри, зарываясь лицом в мягкие каштановые локоны жены. – Теперь наконец я могу позволить себе сделать то, что давно хотел.
– Что же это? – Шарлоттины тонкие бровки взлетели вверх, и на милом личике отразилось нескрываемое любопытство. – Какое-то новое мыло? Или какой-нибудь другой товар?
Анри покачал головой:
– Даже не пытай меня, все равно ничего не скажу.
На самом деле ему очень давно хотелось подарить Шарлотте духи.
Такие, как она сама – нежные, но яркие, и чтобы они впитали и силу Шарлотты, и ее доверчивую беззащитность, и утреннюю первую улыбку, и обещание страсти в лукавом взгляде.
Состав духов Анри видел пока приблизительно.
Знал, что там обязательно будут роза и жасмин, этот дуэт – воистину душа женской мягкости и очарования. И без ванили обойтись никак нельзя; ваниль – это сама любовь, нежная, сладкая.
Но вот как показать внутреннюю силу, твердость? Кориандр? Гвоздика? Бергамот?..
Работать над духами приходилось по ночам.
Анри принес с фабрики все необходимое и оборудовал в соседней со спальней комнате настоящую мастерскую.
Он составлял композицию – и видел перед собой Шарлотту.
Вот она склоняется над колыбелью дочери. Добавляем нежный иланг-иланг, улыбку матери, любящей милое дитя всем своим сердцем.
Вот жена сидит перед зеркалом, разбирает замысловатую прическу – а потом с легкостью вскакивает и начинает кружиться по комнате. На щеках румянец, губы шепчут: «Милый, милый, как славно я все придумала! Ты только послушай меня! Зачем платить мне за пудру и помаду другим фабрикантам? Сделай все эти дамские штучки для меня. Мы можем выпускать пудру и помаду вместе с мылом! А еще можно сделать красивый, но недорогой наборчик: мыло, помада да пудра. Какой успешно поторговавший на ярмарке мужик не возьмет такого гостинца для своих жены и дочек?» Да, непременно нужно ввести в состав апельсиновый цвет – он точно передает радость, упоение жизнью и работой.
А вот Шарлотта наказывает рабочего-пьяницу. Унюхала хлебную кислость самогона и хмурится: «На первый раз из жалованья вычту, а потом и вовсе выгоню». Гвоздика. Только гвоздика, причем яркая. Эта сила Шарлоттиного характера, твердость его.
Анри много раз представлял, как торжественно вручит жене заветный флакон, как скажет, что она его муза, вдохновение и самая надежная помощница.
Однако с Шарлоттой решительно ничего нельзя было предугадать.
Буквально в тот день, когда состав был окончательно готов, она ворвалась в мастерскую стремительным вихрем, мгновенно определила склянку, где отстаивался состав ее именных духов, брызнула на платок, взмахнула им перед носиком.
У Анри замерло сердце, Шарлотта же удовлетворенно кивнула головой.
– Это то что надо! Мне очень нравится!
– Слава Всевышнему! – вырвалось у Анри.
Он собирался было сказать, что это подарок для обожаемой женушки, однако Шарлотта выпалила:
– Вот эти духи надобно подарить герцогине Эдинбургской. Она приезжает в Москву, будет прием. Мне удалось устроить все так, что мы приглашены. Это твой шанс, Анри!
Брокар робко улыбнулся:
– Шарлотта, эти духи я хотел подарить тебе. Чтобы только ты ими пользовалась!
Жена покачала головой:
– Милый, духи вышли слишком чудесными для меня одной. Это преступление – скрывать твой талант и владеть им единолично. Нет-нет, не вздумай мне перечить! Их непременно надо преподнести герцогине Эдинбургской! Помнишь, ты рассказывал мне свой сон?..
Анри кивнул.
Сон тот приснился ему в самом раннем детстве.
И был он очень странным.
Сначала виделись ему большие снежные просторы, белоснежные, искрящиеся на солнце. Потом на этом снегу вдруг оказывалась корзина цветов, самых разных. Имелись в ней и беленькие ландыши, и сочная сирень, и пламенные тюльпаны, и нежные голубые ирисы. От этой корзины разливался изумительный аромат, его подхватывал ветер, и, казалось, весь мир превращается в сад, благоухающий цветочной сладостью.
– Нам надо сделать ту корзину цветов. – Шарлотта обняла мужа, прижалась к нему всем телом, и Анри почувствовал, как жена дрожит от предвкушаемого возбуждения. – Цветы должны быть восковыми. Но такими искусными, чтобы никто не мог их отличить от самых настоящих. А еще надобно их пропитать духами. Это возможно?
Анри пожал плечами:
– Мне кажется, что нет. Однако коли моей женушке чего-то угодно – я обязан попытаться выполнить ее желание.
Голос Анри прозвучал уверенно. Но в глубине души он понимал, что воск слишком груб для того, чтобы воссоздать нежность цветочных лепестков. К тому же такой материал совершенно не годится для сохранения запахов.
Однако Шарлотта научила мужа главному: идти к своей цели, какой бы недостижимой она ни представлялась. Только в пути можно добиться невероятного. Только двигаясь, можно получить мечту свою, самую дерзкую. Идти – это единственный способ…
Через месяц, к своему огромному удивлению, Анри был представлен герцогине Эдинбургской. В его руках находился подарок – изумительная благоухающая корзинка из восковых цветов, выполненных точь-в-точь как настоящие. К корзинке прилагалась пара флаконов с духами, которыми были пропитаны кусочки платка, искусно и незаметно прикрепленные к восковым ландышам и сирени. На этикетке значилось – «Букет герцогини». Жена посчитала, что название «Букет Шарлотты» в связи с тем, что дар предназначается королевской особе, будет звучать слишком нескромно.
– Мы знаем, что это мои духи. Но говорить про это всему свету нет необходимости, – объяснила она свое решение.
Когда герцогиня Эдинбургская вдохнула аромат, разливающийся от корзины, Анри почувствовал себя самым счастливым человеком на всем белом свете.
Та, в чьих жилах текла кровь монархов, та, которая могла пользоваться лучшими духами из любой парижской лавки, закатила глаза от неописуемого искреннего восхищения. Пару мгновений у нее даже не было слов, чтобы выразить свою благодарность – такое сильное впечатление произвел запах на Марию Александровну.
И лишь потом она выдохнула:
– Месье Брокар, это божественно…
Через пару недель в дом Брокаров передали копию письма московскому губернатору.
«Государь Император Высочайше изволил разрешить Московскому парфюмерному фабриканту и купцу французскому подданному Генриху Брокару именоваться поставщиком Государыни Великой Княгини Марии Александровны с правом употреблять на вывеске вензелевое изображение Ее Императорского Величества».
Прочитав текст, Шарлотта захлопала в ладоши:
– Какая радость! Теперь мы найдем управу на тех, кто подделывает наше мыло!
Анри вопросительно посмотрел на жену. Действительно, в последнее время «брокаровское» мыло подделывали повсеместно. Оно стоило точно столько же, сколько стоит оригинальное, однако плохо мылилось и не обладало тонким приятным запахом. Недовольные покупатели обращались на фабрику – и Анри приходилось терять на разъяснения много времени.
– Ты думаешь, теперь нечистым на руку дельцам станет стыдно? – поинтересовался Анри, обнимая жену.
Она отстранилась и посмотрела на него ласково:
– Ты никогда не поймешь эту страну и этих людей, любезный мой супруг. Им никогда не будет стыдно подделывать твое мыло. Но теперь мы разместим на этикетке вензель императорской семьи. А за его подделку – уже каторга. В кандалы им неохота. Так что они остановятся и прекратят трепать нам нервы…
Шарлотта оказалась права.
Количество подделок сократилось. А понять Россию оказалось для Анри задачей очень сложной или даже вовсе невыполнимой.
Как радовались они с Шарлоттой открытию собственного магазина! К первому дню работы во всех газетах было отмечено это событие как очень значительное для Москвы. Специально к торжественному дню были изготовлены праздничные наборы ценой в один рубль. В них входили и мыло, и духи, и одеколон, и помада, и пудра, и саше. Анри представлялся праздник, солнечный, радостный, семейный. Но с утра двери магазинчика вышибла яростная разгоряченная толпа. Люди хватали подарочные наборы так рьяно, как будто бы помирали от голода, а тут щедрой рукой им даровали корку хлеба. Конная полиция едва справилась с морем покупателей, пролития крови удалось избежать только благодаря воле Всевышнего.
А какой казус произошел на выставке с одеколоном «Цветочный»!
– Я сделаю фонтан из одеколона, и дамы станут туда опускать платочки, – мечтал Анри, предвкушая эффектное представление нового одеколона.
Однако какие платки – набившиеся в павильон мужики опускали в ароматнейший одеколон свои тулупы! Потом Анри казалось, что вся Москва пропиталась этим цветочным духом, и было его уже так много, что запах утратил всю свою красоту, и терпкая смесь гвоздики, ландыша и жасмина стала настырной и даже раздражающей…
* * *
Моя дочь – эксгибиционистка.
Даринка всегда ненавидела одежду, орала истошным ором при любых попытках надеть на нее ползунки или комбинезончик. Как только у леди стало получаться раздеваться – она с удовольствием только этим и занималась. Стаскивала красивые платьица, которые я выбирала для нее с любовью и восторгом (в моем детстве таких тряпочек для маленьких принцесс не было и в помине) и расхаживала нагишом по квартире, периодически заваливаясь то на голенький животик, то на попку. Теперь вредной малипусе пять лет, и она прекрасно понимает, что в детском садике или в присутствии незнакомых людей устраивать стриптиз категорически нельзя. Но дедушка-бабушка – свои в доску, с ними можно балдеть, как только заблагорассудится.
И вот мы празднуем наконец мой день рождения. Даринка, уже сонная, сидит на стуле в одних трусиках и, похоже, терзается дилеммой: пойти спать или съесть еще кусочек торта?
Обычно я не разрешаю ей избавляться от одежды (ребенку скоро в школу, пусть привыкает!), и покупная выпечка если и позволяется, то в небольших количествах.
Но сейчас у меня нет сил воспитывать дитятку и ругаться с ней.
Пускай делает что хочет…
– Как дела у Седова? – поинтересовался папа, наливая себе виски. – Что ж ты его не пригласила? Мы бы с ним вискаря за тебя хлопнули.
Я вздохнула:
– Вот поэтому я его и не пригласила. У Володи были серьезные проблемы с алкоголем. У следователей рабочий день ненормированный. Выпивают, чтобы взбодриться, чтобы согреться, чтобы голова лучше соображала. После передачи дела в суд – застолье. За любые услуги друг другу – бутылка. Потом вот так, незаметно раз – и алкоголь становится проблемой. Жизнь со следователем и так не подарок, времени свободного нет, денег особых тоже, настроение мрачное после трудовых будней. А тут еще запои… Жены от таких ребят сваливают в темпе марша – и это опять повод выпить… Седов вовремя осознал, куда катится, и остановился. Так что не будем соблазнять моего приятеля. Для алкоголиков в завязке стаканчик виски – угроза, а не удовольствие.
Мама под шумок этого монолога ловко подкинула на мою тарелку куриную отбивную и поинтересовалась:
– Так а кто убил несчастного химика? Что Володя сказал?
– Мусь, Седов приехал, потому что я ему позвонила. Дело будет вести другой следователь. Миронов его фамилия, вроде толковый. А кто убил – это долго выяснять еще будут. Мне показалось, что парфюмер, Орехов, может кого-то подозревать. Я честно рассказала Миронову о подслушанном разговоре. Получается, в мастерской был какой-то раритет, артефакт. Духи «Красная Москва» – если я правильно расслышала.
– С ума сойти – из-за духов человека убить, – возмутилась мама.
Отец сделал глоток виски и сморщился:
– Сегодня и без особых причин убить могут. Жизнь человека ничего не стоит. Лика, надеюсь, ты не собираешься играть в следователя и ловить убийцу?
Я покачала головой.
Конечно, еще лет десять назад в такой ситуации я бежала бы впереди паровоза.
А сейчас у меня есть дочь, вся в свою мамочку – упрямая, вредная, шустрая. Если со мной что-то случится, Дарина сведет бабушку и дедушку с ума. Так что надо заботиться о себе, дабы самостоятельно взращивать сей цветочек. Не стоит перекладывать на других свои обязанности, свинство это…
К тому же Миронов мне показался толковым дядькой – вопросы задавал грамотные, судя по лицу – особо не пьет. Так что разберется; отловит урода, который проломил некоему Юрию Иванову череп. Каждый должен заниматься своим делом. Пусть сотрудники полиции и следственных комитетов ловят преступников, отправляют их за решетку. А я буду придумывать добрые светлые сказки, где есть самая настоящая любовь и где добро всегда побеждает зло.
– Родители, вы можете быть совершенно спокойны. Я не полезу в это дело, в моих следовательских потугах нет никакой необходимости, – заверила я, невольно улыбаясь: Дарина перепачкалась в крем и шоколад до самых ушей. Правда, голубоглазого ангелочка с копной светлых кудряшек это ничуть не портило. – Я уверена, что следователь сам прекрасно со всем разберется.
– А ты пойдешь к этому Орехову, чтобы он придумывал для тебя личный парфюм? – не успокаивалась мама. Все мамы такие, я и сама пытаюсь обуздать в себе вечно беспокойную наседку – никаких успехов. – Вот ты придешь еще раз в эту мастерскую, а там опять убийца, и мало ли что может случиться…
У меня зазвонил телефон, и я, увидев недавно внесенный в книжку номер Миронова, вышла из-за стола.
В голове пронеслось, что Муся и так вся на нервах, а из моей мобилы слова собеседника слышны не только мне – ни к чему маме лишние подробности.
На вызов я ответила из кухни. И правильно сделала.
– Лика, на статуэтке, которой убили Иванова, обнаружены ваши отпечатки пальцев. В своих показаниях вы говорили, что не прикасались к ней.
– Совершенно верно, не прикасалась, – отозвалась я охрипшим голосом, распахивая холодильник. Где тут у Муси валидол? Очень для меня это сейчас актуально… – Я заметила статуэтку под столиком и не трогала ее.
– Лика, мне надо с вами поговорить. Криминалист, который снимал ваши отпечатки, сейчас обработал статуэтку и уверен, что ошибки быть не может.
– Послушайте, но я же вам рассказывала… Я оказалась в этой мастерской случайно… если бы мой муж в Штатах не сломал ногу, он никогда не стал бы покупать мне подарок на день рождения через Интернет…
– Я все понимаю. Успокойтесь, я ни в чем вас не обвиняю. Вы человек известный, у вас проблем с законом не было. Но вы и меня поймите: отпечатки совпали, мне надо взять ваши показания. Приезжайте. Вы можете сейчас записать адрес следственного отдела?
Я уныло пробормотала:
– Говорите, я запомню…
Закончив разговор, я забралась на подоконник, обхватила руками колени и уставилась на бегущие за окном цепочки машин.
Мой мозг, последние годы сочинявший детективные романы и сценарии, просто свистел, как старый закипающий чайник, пытаясь обработать полученную информацию.
Я не убивала Юрия – это совершенно очевидно. Я вообще его не знала! Если я и смогу кого-то убить – то разве что в ситуации самообороны. Но это же совершенно не тот случай! Юрий, разумеется, не нападал на меня! Я пришла – а он там лежит, уже мертвее мертвого. Тогда откуда там мои отпечатки? Я не трогала этой статуэтки, не трогала! Уж я-то точно уверена, что была в этой мастерской впервые и не хваталась за орудие убийства!
Можно было бы теоретически предположить, что я могла бы потрогать эту статуэтку в магазине – а потом она попала к Орехову. Но практически таких совпадений не бывает. К тому же антиквариат не мой конек. Я точно не прикасалась к похожим вещицам ни в магазинах, ни в квартирах друзей.
Наверное, любой автор детективных романов, если не на первой книге, так на десятой, начинает интересоваться: а возможна ли такая ситуация, когда человек трогает, допустим, бокал, а потом этот отпечаток с него снимается и переносится на орудие убийства, пистолет (или статуэтку, как в моем печальном случае)? Я консультировалась по этому вопросу с криминалистом, и его мнение было однозначным: такое невозможно, папилярные узоры потожировых следов – вещь хрупкая. Теоретически можно «забрать» отпечаток на бумагу вроде кальки, но «перенести» проблематично, он будет смазан, и на поверхности останутся посторонние следы.
Неправильная идентификация при сравнении одинаковых отпечатков опять-таки невозможна. У меня в мастерской «откатали пальцы», и если эксперт увидел совпадения – значит, они есть, каким бы невероятным это ни казалось!
Итак, получается, отпечатки на злополучной статуэтке принадлежат мне, только мне.
Хотя я точно знаю, что не прикасалась к той по виду мраморной полуобнаженной наяде…
В мастерскую Орехова я попала по наводке Андрея.
Записывать мужа в подозреваемые – просто смешно. Он за нас с Даринкой кому угодно голову открутит, в этом я совершенно точно уверена. Но Андрея могли использовать втемную. Похоже, против меня реализуется какой-то мерзкий план. И Андрей невольно стал его частью. Впрочем, последний вопрос я могу легко уточнить.
Достав мобильник, я открыла скайп, набрала мужа и посмотрела на часы. В Нью-Йорке раннее утро, но в больнице, всегда просыпаются рано.
– С днем рождения! – Андрей сразу же включил вебку, и я невольно улыбнулась в ответ на его солнечную искреннюю улыбку. – Ты все еще именинница!
– Цветы прекрасные, тортик обалденно вкусный. Спасибо! А да, и парфюмер – такой интересный.
– О, ты и к нему успела сходить? Уже с эксклюзивным парфюмом?
– Пока нет, все не так быстро. А откуда ты узнал об этом Орехове?
– Из спама, пришла реклама по мылу.
– Ты открываешь письма от незнакомых пользователей?
– Случается. А в чем дело?
– Я тебе потом расскажу, ладно? Сейчас мне надо идти.
– Но все в порядке?
Я вздохнула. Врать мужу даже из благих побуждений не самое лучшее занятие.
– Не все в порядке, солнце. Но мне сейчас надо бежать. Как только я освобожусь – наберу и все расскажу. А ты пока перешли мне, пожалуйста, тот мейл, с которого к тебе отправили письмо о мастерской Орехова.
Андрей кивнул и звонко чмокнул планшет.
Я попрощалась, спрыгнула с подоконника и засунула мобильник в карман джинсов.
Надо ехать к Миронову.
Дарину придется оставить у родителей – она и так уже носом клюет, в машине отрубится. Не тащить же детку в следственный отдел…
Да уж, вот такой день варенья у меня выдался – врагу не пожелаешь. Сколько подарков, и один другого веселее и затейливее…
* * *
«Владлен Ильич Миронов», – значилось на табличке, прикрепленной к двери нужного мне кабинета.
Теперь понятно, почему следак представляется исключительно по фамилии. Подколки на предмет вождя мирового пролетариата надоели. Мало того что Владлен – так еще и Ильич! Да уж, на редкость неосмотрительными оказались родители Владлена Ильича. Не подумали о явном переборе? Или были яростными коммунистами?..
Постучавшись для проформы, я вошла в кабинет, и на секунду мне показалось, что нахожусь у Седова: тот же кряхтящий от старости компьютер с пыльным монитором, гора окурков в пепельнице, чашка кофе на столе, бутылка водки под столом, банка из-под шпрот, судя по запаху, также в наличии. Довершают сию «прекрасную» картину покрасневшие глаза на сером от усталости лице, густая щетина с сединой и мятый-премятый пиджак, явно свидетельствующий о том, что в личной жизни следователя Миронова имеется вакансия.
Только зеленой попугаихи Амнистии, живущей у Володьки в кабинете и обожающей снайперски нагадить на девушек (конкуренток в нас видит, что ли?) тут не наблюдается. Зато на подоконнике затаился чахлый фикус, робко намекающий на глубоко законспирированную в душе Владлена Ильича тягу к прекрасному.
– Проходите, Лика. – На лице Миронова мелькнуло подобие усталой улыбки. – Слушайте, может, вы случайно эту статуэтку схватили? Вы были в шоковом состоянии, люди часто не соображают, что делают. Такое возможно.
Присев на стул, я покачала головой:
– Не тот случай. Конечно, я перепугалась до одури. У меня день рождения, прихожу, думая мило поговорить о духах – а тут труп лежит! Я к такому делу не привычная. Для меня это всегда – стресс и шок. Но я совершенно точно знаю, что не прикасалась к статуэтке. Ручки дверей трогала, к подоконнику подходила. Убитого за руку брала, пульс искала. Но статуэтку – не было такого, точно помню. Видеть – видела, она под столик закатилась, в кровище вся. Но не трогала я ее!
– Вы могли забыть. Творческие люди часто бывают рассеянными. Тем более – в состоянии шока.
– Я устала повторять – не прикасалась я к статуэтке. И забыть об этом не могла. Я могу забыть сроки сдачи проектов – потому что одновременно пишу и сценарий, и книжку, и пару-тройку статей. Но я не забываю свои действия! Кстати, – устав от объяснений, я решила сменить тему, – вы установили человека, которому звонил Орехов? Помните, я рассказывала вам о его телефонном разговоре?
Миронов прищурился:
– Извините, обсуждать с вами ход следственных действий я не имею права.
– Еще скажите, что я главная подозреваемая!
– Не знаю, – устало пробормотал Миронов, открывая бутылочку с йогуртом. Он сделал глоток, и над его губой отпечатались белые «усики». – Я уже ничего не знаю. По-хорошему – так задержать бы вас надо для выяснения всех обстоятельств. Отпечатки на орудии убийства – это вам не шуточки.
Я с наигранным испугом залепетала про Даринку и про то, что муж в отъезде – а сама только и ждала эффекта, который произведет йогурт, смешавшись в желудке Владлена Ильича с банкой шпрот и водочкой. Вот если бы он стремительно умчался в туалет, а дело не успел закрыть в сейф…
Мои прогнозы оправдались лишь частично. Порыв посетить «комнату для медитаций» у следователя возник, однако бдительности мужчина не утратил. Он не стал убирать материалы в сейф, а просто выставил меня из кабинета и закрыл его на ключ.
Правда, этот факт меня расстроил совсем ненадолго. Прогуливаясь по коридору, я вдруг обнаружила выход на длинный общий балкон, который вел прямиком к окнам рабочего кабинета Миронова! А окно следователь, имеющий обыкновение курить прямо в кабинете, держал открытым.
Через минуту я уже изучала те самые бумаги, о содержании которых Владлен Ильич не желал говорить.
Впрочем, теперь понятно – дело не только в тайне следствия. Просто хвастать Миронову пока особо нечем. На его запрос о детализации звонков Орехова уже ответили – абонент, с которым парфюмер разговаривал сразу после убийства, не установлен, так как использовалась незарегистрированная сим-карта. Сам Орехов в своих показаниях тот телефонный звонок объясняет просто: ошиблись номером. На настойчивые вопросы Миронова, не пропало ли чего из мастерской, парфюмер почему-то утверждал: ровным счетом ничегошеньки. А как же его жалобы неустановленному собеседнику на пропажу «тех самых духов «Красная Москва»?! Если исчезновение чего-либо пытаются скрыть – значит, явно имеются проблемы с законом… И еще один любопытный момент. Камеры видеонаблюдения, захватывающие вход в подъезд Орехова, как раз накануне были повреждены, и их забрали на ремонт. Этот факт может свидетельствовать о том, что убийство химика было запланированным… Данных экспертизы о моих «пальчиках» в деле пока нет, но это нормально. Эксперт часто сначала сообщает следователю информацию по телефону, а уж потом оформляет акт экспертизы. Впрочем, фамилию криминалиста из протокола осмотра места происшествия я все-таки на всякий случай записала.
Дальнейшее копание в документах показалось рискованным, я выбралась через окно на балкон. И к моменту появления следователя Миронова как раз успела принять вид человека, утомленного ожиданием под дверью.
– Будем составлять протокол допроса? – поинтересовалась я, делая вид, что ничего не знаю об отсутствии в деле экспертизы, до появления которой весь разговор со мной юридического смысла не имеет.
– Пока нет. – Миронов повернул ключ в замке и отошел в сторону, давая мне возможность пройти внутрь.
«Ну, ясно, решил меня на понт взять. А вдруг нервы сдадут и я расколюсь – в случае причастности», – пронеслось у меня в голове. Вслух же я ехидно посоветовала следователю не запивать шпроты йогуртом.
– Мне надо взять с вас подписку о невыезде, – устало пробормотал Миронов, распечатывая бланк. – А йогурт… я уже вторые сутки на ногах. Не соображаю, что ем, что пью…
Пока кряхтел старенький принтер, я пыталась понять, симпатичен ли мне следователь и можно ли ему доверять. Методы работы у него не самые гуманные. Для пользы дела, может, это и неплохо. Но он выглядит слабым, жалким, уставшим… Нет, похоже, с таким контингентом каши не сваришь. Если бы меня, не приведи господь, кто-нибудь отправил на тот свет – я бы предпочла, чтобы мое дело вел следователь поэнергичнее и посообразительнее…
* * *
Оказавшись в своей машине, я первым делом достала телефон и проверила почту. Андрей, как и обещал, прислал мне мейл, с которого ему пришла реклама парфюмерной мастерской Орехова. Однако адрес, судя по написанию, явно принадлежал самому Стасу. Таким образом, откуда у Орехова появилась электронная почта Андрея, по-прежнему непонятно.
Внезапно на меня накатила волна раздражения.
Блин, мой день рождения испорчен! Какой-то труп, какие-то допросы! Во что этот проклятый нюхач втянул нашу семью?! Да я сейчас его в порошок сотру!
На мой звонок парфюмер ответил мгновенно. Судя по голосу, Орехов уже успел снять стресс и сейчас находился в той стадии алкогольного опьянения, когда хочется обнять все человечество.
– Лика, душа моя, – кажется, я буквально увидела, как он расплывается в пьяной улыбке, – а я как раз собирался вам звонить.
– По поводу?
– По поводу нашей встречи, конечно.
– Может, нам лучше не встречаться? Как-то не приводят наши с вами рандеву к добру.
– Не приводят… Бедный Юрка… Но жизнь продолжается! И я уже примерно представляю композицию, которая могла бы вам подойти. В вас чувствуется сильный характер. Ноты табака с ванилью или пачули с белыми цветами…
– Скажите, а как вы узнали электронный адрес моего мужа?
– Я не имею чести знать вашего мужа.
– А кто делает рекламную рассылку вашей мастерской? У вас есть пресс-секретарь?
Парфюмер икнул:
– Нет. Один я, совсем один. Но не одинок – мир полон самых чудесных ароматов.
Убеждая себя мысленно, что мои запасы терпения неиссякаемы, я все-таки смогла добиться от парфюмера следующей информации. Рекламные письма он рассылает сам. А электронные адреса ему дают менеджеры интернет-магазинов, торгующих парфюмерией. Что, в общем, логично: если люди покупают парфюм, они скорее заинтересуются рекламой персонального запаха, чем покупатель условной бетономешалки. И это очень похоже на правду: Андрей и правда не любит ходить по торговым центрам, ему проще выбрать товар на сайте, и он действительно иногда покупал мне и себе парфюм в интернет-магазинах. К сожалению, информации о статуэтке, которой пробили голову несчастному лаборанту, оказалось совсем мало. Орехову кто-то ее привез то ли из Греции, то ли из Италии. Кто именно – он не помнит. Рассказывать парфюмеру о своей беде с отпечатками пальцев на орудии убийства я не стала. Мы договорились встретиться завтра, составить мне парфюм – и распрощались.
Я позвонила нашей соседке, Насте, живущей в коттедже напротив, и попросила выпустить беднягу Снапа, который, должно быть, уже проклинал свою безответственную хозяйку самыми гневными собачьими выражениями.
– Все сделаю, именинница, – пообещала Настя. – Моя малышня будет просто счастлива погулять с собакой.
Я улыбнулась. Соседские дети, как и Даринка, обожают Снапа, катаются на нем верхом, таскают за уши и за хвост. Снапуня всегда стоически переносит подобные знаки внимания. Мы хорошо сделали с соседями, что оставили друг у друга ключи от наших домов. Здорово выручает вот в таких ситуациях, когда застреваешь в городе.
Попрощавшись с Настей, я завела двигатель, собираясь заехать за дочкой и вернуться в деревню. Но мой телефон зазвонил, на экране появилась фотка сурово нахмурившего брови Седова. И я очень обрадовалась. Действительно, себе я уже весь мозг с этими отпечатками на статуэтке сломала. Так пусть же мой приятель присоединится к этому увлекательному процессу!
– У меня не галлюцинации, это действительно ты и твоя «Тойота», – констатировал мой приятель, и я завертела головой по сторонам.
Действительно, так и есть – на противоположной стороне улицы стоит Вовкин «Форд» с выключенными фарами.
Через пару минут я сидела в машине Седова и активно жаловалась на жизнь.
– Как неудачно я к коллегам заехал, тут снова ты, и у тебя, как всегда, неприятности, – улыбнулся Володя, но его лицо сразу же стало серьезным. – А вообще, я удивлен, что этот эксперт-криминалист Сергей Казько опять работает. – Я вопросительно посмотрела на Володю, и он пояснил: – Да мутный он тип, твой Казько. Пару лет назад его выгоняли. Поймали на какой-то левой экспертизе за большие деньги, но к ответственности привлекать не стали. Он там кого-то отмазывал – с очень крутыми связями. Поэтому его просто уволили, без скандала, но все свои знали: сомнительная история. Да уж, такой контингент, с гнильцой, похоже, не тонет.
– Так, может, ему кто-то заплатил, чтобы он нашел на статуэтке именно мои пальцы? – осенило вдруг меня.
На лице Седова появилось скептическое выражение:
– А доказательства? Если твоих «пальцев» на статуэтке нет – как он потом выкручиваться будет? Хотя ладно, что мы тут гадаем на кофейной гуще. Поехали к нему, и все выясним. Скоро он нам все расскажет как миленький.
Пока Седов выяснял адрес, я пыталась обдумать, как мы будем разговаривать с экспертом. Козырей на руках фактически нет. Если он сознательно меня топит – то чем мы его прижмем, чтобы он раскололся? Володя – лицо процессуальное, руки распускать очень уж активно не сможет. От меня тоже пользы ноль…
Впрочем, никаких аргументов для беседы не понадобилось.
Когда мы с Седовым нашли эксперта, к разговорам он был уже не расположен. Потому что накануне нашего появления к криминалисту Казько, направлявшемуся в свой подъезд, кто-то подкрался сзади, накинул ему на шею удавку и ловко придушил, а потом оттащил тело с дорожки.
Володя первым заметил лежащий за припорошенным снегом кустом труп. Пока он звонил в полицию, я попыталась нащупать пульс на руке Казько. Мне все казалось, что Седов ошибся и мужчина до сих пор еще жив – слишком естественным выглядело его лицо, несмотря на изуродовавший шею узкий красный шрам (или странгуляционную борозду, как называют его судебные медики). Однако пульса не было. Рука оказалась теплой. Похоже, все произошло буквально за пару минут до нашего появления…
– Скоро приедет следственно-оперативная группа. – Седов приблизился и с тоской посмотрел на труп Казько. – Тебя, Вронская, вообще из дома выпускать нельзя. Где ни появишься – там уже трупак лежит.
– Читаешь мои мысли. Слушай, может, нам надо было того?.. Ну, сделать вид, что нас тут не стояло?
– Да по мобильникам бы нас на следующий же день просчитали. И что бы мы тогда сказали? Это уже статья, мать.
– А сейчас мне что говорить? Приедет Миронов, он мне как раз до этого рассказал об отпечатках… Получается, у меня был мотив.
– Слышишь, мотив, – Володя легонько хлопнул меня по плечу, – не вешай нос. В конце концов, ты тут оказалась вместе со мной, а следователь – самый надежный свидетель. В таких вот скользких ситуациях показания сотрудников правоохранительных органов принимаются во внимание. Так что вопросами тебя потерзают. Но потом ты вернешься домой, а не в ИВС. Успокойся. Нервные клетки, сама знаешь…
