Глава 11
Первые плоды 

Суббота, 26 августа

Однажды Анна провела рождественские каникулы в одном спортивном лагере в Девоншире на западе Англии. Девушка хорошо помнила, что ей там очень не понравилось, так как хозяева и гости с утра до вечера пропадали на охоте. А когда охоты не было, устраивали соревнования по стрельбе. И так проходили все дни. Ездить верхом Анна не умела, а стрелять не любила. Даже погулять удавалось редко, поскольку, когда охотники уезжали, погода, как назло, портилась, и начинался нудный холодный дождь. Позже, когда почти удалось вычеркнуть эти незадавшиеся праздники из памяти, изредка ей все равно вспоминались одинокие долгие вечера, когда она с тоской смотрела, как за окном льет дождь, прислушиваясь к тихому позвякиванию вязальных спиц, из-под которых незаметно появлялась очередная пара длинных теплых охотничьих чулок, и дожидаясь чая, который подавали к возвращению мужчин с охоты домой.

Интересно, что сходное ощущение Анна испытывала именно сейчас, когда брат и жених ушли, а она осталась дома и лежала на диване, безуспешно пытаясь читать какой-то роман. Ей снова привиделось, что она в Девоншире. Хотя камин не горел, а на улице вместо слякотного унылого зимнего вечера стоял светлый, озаренный яркими солнечными лучами погожий августовский денек, Анна никак не могла отделаться от ощущения, что, как и тогда, коротает время в ожидании, когда мужчины вернутся с охоты домой, и оттого чувствовала себя не в своей тарелке.

– Черт! – воскликнула наконец девушка и торопливо села. – Именно так начинают сходить с ума? – Ее подавляло и унижало, казалось бы, давно забытое чувство сильнейшего дискомфорта из-за неудачных рождественских праздников, которые она вдруг так отчетливо вспомнила. И даже мать уехала куда-то из дома после ленча. И мысли о том, что Стефан раньше обеда не явится, а Мартин, возможно, вообще решит поехать к себе, настроение ей, конечно же, не подняли. Что же касается расследования, если так можно назвать любительское изыскание, которое они затеяли, то это мероприятие ее внимания полностью не занимало – как и пресловутые соревнования по стрельбе или охота на фазанов в Девоншире. Тем более ей не верилось, что за один день можно узнать что-то важное.

Но в любом случае время шло, и настала пора подумать о том, чтобы самой выпить чаю. Поднявшись с дивана, Анна увидела лежавший на полу у кровати бумажный лист, на котором были записаны результаты ее исследований телефонного справочника. Она подняла его и, просмотрев еще раз, решила, что итоги ее деятельности в течение дня выглядят более чем скромно. Положив листок на стол вместе с составленным ею ранее списком подозреваемых, Анна некоторое время стояла без движения, напряженно о чем-то размышляя. А обдумывала она ту самую «очевидную, но неприятную мысль», о которой говорила Мартину. Так прошло около минуты, когда же она закончилась, абсолютно ничего не изменилось, и факт продолжал оставаться фактом – совершенно очевидным и в такой же степени непостижимым. Он напоминал ей твердый кусочек реальности, раздражавший и царапавший подсознание, подобно тому как острый камешек, застрявший под подкладкой туфли, раздражает и царапает кожу. И как прежде, она решила оставить эту мыслишку при себе и ни в коем случае ни с кем ею не делиться.

Погруженная в размышления, Анна допивала первую чашку чая, когда громкий стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Похоже, мужчины вернулись, и даже раньше, чем она думала. Вернее, не мужчины, а один мужчина, которого она почти не надеялась сегодня увидеть. Похоже, это был Мартин, у которого в отличие от Стефана своего ключа от входной двери не имелось. Мартин, кроме того, имел обыкновение стучать в дверь, в то время как любой другой посетитель просто нажал бы на кнопку звонка. Вероятно, нажатие кнопки представлялось ее жениху слишком банальным. Анна подбежала к двери и впустила Мартина.

– Чай еще остался? Отлично! – перво-наперво произнес он, ворвавшись в гостиную и плюхнувшись на диван.

Анна стала наливать ему чай, воспользовавшись единственно возможным предлогом, чтобы не забросать его сразу вопросами о том, где они с братом побывали и не убили ли часом какого-нибудь подозреваемого.

– Ты вернулся раньше, чем я рассчитывала, – наконец сказала она. – Удалось узнать что-нибудь стоящее?

Перед тем как ответить, Мартин сунул в рот кусочек поджаристой ячменной лепешки. Надо заметить, он просто сиял от довольства.

– Зависит от того, что ты называешь стоящим, – пробормотал он с набитым ртом. Прожевав, он добавил: – Как бы то ни было, мистера Джонса я повидал.

– Что?

– Да, вот так. Между прочим, очаровательный пожилой джентльмен. Да еще и с бородой. Предлагал мне остаться на чай, но я решил поскорее вернуться.

– Мартин, никак не возьму в толк, о чем ты говоришь?

Молодой человек от души расхохотался.

– В общем, первая часть наших изысканий оказалась забавной, – сообщил он, – и абсолютно никаких затруднений мне не доставила. Если хочешь, расскажу все подробно. Итак, добежав до Парбьюри-Гарденс, я обнаружил большой многоквартирный дом из тех, где имена владельцев квартир пишут на почтовых ящиках в холле, словно для того, чтобы облегчить работу парню, который заявляет консьержке, что он старый друг семьи, а на самом деле хочет застраховать от стихийных бедствий половину дома. Короче говоря, я с легкостью проник в фойе и начал просматривать список жильцов, где под номером пятнадцать никакого Джонса не обнаружил. Там стояла совсем другая фамилия – Пибоди, вернее, миссис Элизабет Пибоди. Лично мне всегда казалось, что в женщинах, именующихся Элизабет, есть нечто фальшивое – независимо от того, какая у них фамилия. Но из этого вовсе не следует, что они разъезжают по сельским отелям под псевдонимом Джонс. Тем не менее ничего нельзя гарантировать и всегда есть шанс, что упомянутая миссис Пибоди сдала, скажем, свои апартаменты семейству Джонс, а изменить фамилию в списке никто не подумал. Поэтому я решил воспользоваться этим шансом, хотя он представлялся весьма сомнительным. Я позвонил в дверь с табличкой «Сторож», и через некоторое время ее распахнул какой-то мальчишка. Я спросил у него, не проживает ли в апартаментах номер пятнадцать мистер Джонс. Парень посмотрел на меня как на умалишенного и ответил, что там проживает миссис Пибоди. Хотя он и не спросил, умею ли я читать, но в его взгляде такого рода сомнения на мой счет читались довольно ясно. Я объяснил, что, по моим сведениям, там обитает именно мистер Джонс. Похоже, парень проникся ко мне состраданием по причине моей наивности и безграмотности и сообщил мне, что упомянутый мистер Джонс проживает в апартаментах номер тридцать четыре этажом выше. Я поблагодарил его, на что он ответил: «Не стоит благодарности», – и на этом наше общение закончилось.

Завершив эту фразу, Мартин уделил пару минут чаю и ячменным лепешкам. Анна налила ему вторую чашку и с самым невинным видом осведомилась:

– А что же дальше, дорогой?

– Итак, – продолжил Мартин, старательно смахивая с губ крошки, – я по-прежнему рассматривал два варианта развития событий. А: миссис Пибоди и впрямь могла остановиться в отеле «Пендлбери» под фамилией Джонс. Б: детектив Элдерсон допустил ошибку, записывая номер, и наши Джонсы вполне могли жить в апартаментах номер тридцать четыре. Пункт «а» показался мне крайне ненадежным, тем не менее я подошел к двери и некоторое время прогуливался рядом с ней, размышляя, что скажу, когда мне откроет упомянутая миссис Пибоди, но… тут мне улыбнулась удача. Парнишка указал мне лестницу, по которой следовало подняться к апартаментам номер 34, и уже собрался было укрыться в служебном помещении, как вдруг к подъезду подкатил фургон, и из него выбрался посыльный с весьма увесистым свертком, отмеченным словами «Миссис Пибоди» вместо адреса. Для того чтобы что-то сказать, я произнес, обращаясь к мальчишке: «Кажется, миссис Пибоди привезли посылку». Похоже, я, констатируя очевидное, выглядел крайне глупо, но парнишка все же счел нужным ответить: «О, вероятно, это одна из ее книг». Я бросил: «Похоже, это очень тяжелая книга», – или что-то вроде этого. Тогда он сказал: «Ничего не поделаешь, ей приходится покупать такие большие и тяжелые книги», – и тут меня осенило. «Брайль?» – спросил я. «Совершенно верно, – ответил парнишка. – Книги для слепых, понимаете?» – Я, чтобы окончательно убедиться в своей догадке, спросил: «Значит, миссис Пибоди – слепая?» Он подтвердил: «Да. Ужасно, правда?» – После этих слов я окончательно уяснил, что нечего больше беспокоиться о пункте «а», и двинулся вверх по лестнице.

– Дорогой, какой же ты у меня умный! – сказала Анна.

– Полагаю, в данном случае мне просто повезло, – скромно ответил Мартин.

Потом некоторое время молчал в ожидании, что она начнет ему возражать, но Анна в силу присущей женщинам непоследовательности спросила:

– А как разрешился вопрос с пунктом «б»? Насколько я поняла, этот джентльмен оказался пожилым человеком, который пригласил тебя на чай.

– Да. Как я уже говорил, встреча с ним меня весьма позабавила, поскольку…

Но Анне, кажется, уже надоело слушать описание всех этих не слишком важных, на ее взгляд, деталей.

– Он ведь даже не был М. Джонсом, не так ли? – перебила она жениха.

– Если разобраться, его звали Т. П. М. Джонс. Но я подумал, что, если есть хотя бы малейший шанс, что это тот самый парень, я должен это проверить… В любом случае это оказался совершенно другой человек. Я сильно сомневаюсь, что Элдерсон ошибся, выписывая из регистрационной книги отеля адрес М. Джонса.

– Это правда. Из чего следует, что постояльцы по фамилии Джонс записались в отеле под фальшивым адресом, а возможно, и под фальшивыми именами. Хотя это странно.

– Ничего странного в этом не вижу. Как я и полагал, молодые любовники решили уединиться в гостиничном номере, выдав себя за семейную пару.

– Понятно… Сама я, конечно, такого никогда не делала и ни в чем не уверена, но скажи: неужели неженатые пары обычно оставляют в регистрационных книгах отелей свои реальные адреса и имена?

– Разумеется же, нет, глупышка! Они оставляют фальшивые адреса – так, как это сделала интересующая нас пара.

– Тут, однако, есть один любопытный момент. Адрес-то был самый настоящий – не их, конечно, но реальный, а не выдуманный. И по этому адресу проживает совершенно реальный человек. Забавно, правда? Зачем, спрашивается, делать такие вещи? Может, я чего-то недопонимаю, но скажи мне, Мартин, – ты ведь опытный, не так ли? Какой адрес ты вписываешь в регистрационную книгу отеля, если хочешь сохранить инкогнито?

Мартин слегка покраснел.

– Даже и не знаю, – пробормотал он. – Скажем, первый попавшийся, какой только пришел бы в голову.

Если Анна и заметила его смущение, то полностью его проигнорировала.

– Говоришь, первый попавшийся, какой только приходит в голову… – повторила она. – Хорошо. Предположим, так оно и бывает в действительности. И к этому первому попавшемуся относится или полностью вымышленный, фальшивый адрес, или реально существующий. Но если ты вспоминаешь реально существующий, то должна же быть какая-то причина, почему он пришел тебе в голову, – возможно, некая ассоциация, напомнившая именно о нем, а не о каком-то другом из тех, что хранятся у тебя в памяти. Нет, мы не должны оставлять наших Джонсов в покое только потому, что они не живут в апартаментах номер пятнадцать на Парбьюри-Гарденс. У одного из них определенно имелся какой-то резон, чтобы вписать этот адрес в регистрационную книгу отеля вместо Плейн-стрит, Хэмпстед, к примеру.

– Все это для меня слишком сложно, – заметил Мартин.

– Ничего здесь сложного нет, и тебе нужно лишь немного подумать. Ты ведь у нас умный парень, не так ли? И, кстати, отлично об этом знаешь.

– Во всяком случае, я понятия не имею, как нам быть дальше с этими Джонсами.

– Если честно, я тоже. И здесь нет ничего хорошего, поскольку мы не можем с чистой совестью вычеркнуть их из списка подозреваемых.

– Лично я считаю, что нам нет смысла заниматься ими. По мне, это обычная влюбленная парочка, решившая устроить себе маленький праздник…

– Ты мне уже об этом говорил, дорогой. Ты начинаешь повторяться, не находишь?

– Извини, Энни. Давай забудем об этом. Между прочим, есть вещи, которые я давно не повторял.

И Мартин приступил к повторению этих вещей, количество и разнообразие которых делали ему честь.

Через четверть часа неожиданно послышался звук ключа, поворачивавшегося в замочной скважине.

– Это мама, – сказала Анна, высвобождаясь из объятий жениха. – Мартин! Из-за тебя моя прическа превратились в настоящее воронье гнездо. – Затем, пригладив взлохмаченные волосы, добавила: – А тебе нужно срочно сходить в ванную и стереть следы пудры с пиджака.

Но пришла не миссис Дикинсон. Домой вернулся Стефан. Он вошел в гостиную с усталым и унылым видом. Анна, имевшая опыт общения с братом, у которого не задался день, даже не подумала начать разговор с вопросов, касавшихся его миссии.

– Чаю выпьешь? – вместо этого спросила она. – Мне понадобится пара минут, чтобы заварить свежий.

Стефан отрицательно покачал головой.

– В доме есть хоть немного виски, как ты думаешь? – спросил он.

– В столовой в шкафчике должно оставаться еще по меньшей мере полграфина. Если, конечно, ты к нему не прикладывался. Никакого другого виски нет, поскольку мама, насколько я знаю, не собиралась пополнять запасы, пока…

– Пока мы не выиграем дело у страховой компании, полагаю. Оказывается, она в это верит!

– А почему ты сам не купил виски? Ведь его пьешь только ты.

– Разумеется, я мог купить виски. Просто моя кредитная карточка в последнее время весьма отощала.

– Хочешь, я вызову спиртовой дух из адских глубин? – с иронией поинтересовался вернувшийся в гостиную Мартин. – Не уверен, правда, что в точности помню заклинание, но попробовать стоит, как думаешь?

Стефан с отвращением посмотрел на будущего родственника и, ничего не ответив, вышел из комнаты. Через несколько минут он вернулся в гостиную с полным стаканом. Усевшись в кресло, он молча вытянул почти половину содержимого стакана, потом сказал:

– Как бы то ни было, я избавился от Дэвитта.

– Избавился? – удивленно повторила Анна.

– Ликвидировал, удалил, вычеркнул из списка – как вам будет угодно. Надеюсь, я ясно выразился?

– Не говори так, Стив! – запротестовал Мартин. – Ведь я выделил Дэвитта из всех подозреваемых! Если верить отчету Элдерсона, это чрезвычайно загадочный человек. Не лишай меня, бога ради, надежды!

Стефан даже не посмотрел на него.

– Да никакой он не загадочный! Из того, что мне удалось узнать, это самый обыкновенный человек, который имеет такое же отношение к смерти нашего отца, как архиепископ Кентерберийский.

Стефан допил виски и поставил пустой стакан на стол.

– А как обстоят дела с Джонсами? – спросил он у Мартина.

Мартин открыл было рот, чтобы рассказать о своих приключениях, но его перебила Анна.

– Но Стефан! Неужели ты ничего не хочешь поведать нам о Дэвитте?

– Я уже все сказал. Он вычеркнут из списка.

– Но ты не можешь держать нас в полном неведении! Нам интересно, что ты делал? Как его нашел? Почему пришел к выводу о его непричастности к этому делу? Должны же мы узнать хоть какие-то подробности!

Стефан сосредоточенно нахмурился, и Анна, хорошо его знавшая, поняла, что ему льстит интерес, который маленькое сообщество проявило к его достижениям.

– Что ж, если вам недостаточно моего краткого резюме, – протянул он с деланым равнодушием, – тогда слушайте.

Он откинулся на спинку стула, скрестил ноги и, обращаясь к висевшей над дверью картине, заговорил:

– Надо вам сказать, что Хаук-стрит – весьма унылое место. Не могу представить, как люди ухитряются там жить. Это глухой тупик, зажатый с одной стороны улицей Кармойл-стрит и шоссе Теобальдз-роуд – с другой. Тупик застроен маленькими грязными двух– и трехэтажными кирпичными домиками с кружевными занавесками и цветочными горшками в окнах первых этажей. Думаю, вам приходилось видеть такие улицы. Почти все владельцы домиков сдают комнаты на верхних этажах, и большинство жильцов – иностранцы: студенты, беженцы и так далее.

– Любопытно, что человек, обитающий в бедном районе вроде этого, мог позволить себе остановиться в «Пендлбери», – заметил Мартин.

– Мне тоже пришла в голову подобная мысль, – кивнул Стефан. – Но продолжим. Когда я нашел дом сорок два, он оказался точно таким же, как и остальные, разве что чуть менее грязным. В нижнем окне виднелись горшочки с цветами и красовалась надпись на картонке, говорившая о том, что в домике сдаются комнаты. Это обстоятельство значительно облегчило мне работу. Я позвонил в дверь, и мне открыла добродушная пожилая женщина. Некоторые называют подобных особ «мамашами», но я терпеть не могу этого слова, хотя, возможно, подобные хозяйственные домовитые женщины являются своего рода идеалом для небогатых квартиросъемщиков, оторванных от родного дома. К счастью, мне не привелось проверить это на себе, хотя, если бы мистер Дэвитт оказался таким же «загадочным» типом, каким он представлялся сотрудникам «Пендлбери», то я, чтобы как следует его изучить, снял бы комнату в этом доме или поблизости. Итак, я обратился с просьбой показать мне свободную комнату, и мы поднялись на второй этаж. Комната показалась мне не слишком уютной, но я готов поверить, что бывают и похуже. Эта по крайней мере оказалась на удивление чистой. Так как хозяйка провела меня в заднюю часть помещения, я спросил, если ли у нее комнаты в передней части второго этажа, пояснив, что окно показанной мне ранее комнаты выходит на грязный и необустроенный задний двор. Женщина ответила, что передняя комната уже сдана. Я не стал спрашивать сразу, кто ее арендует, но она сама начала рассказывать, оказавшись любительницей поболтать и вообще коллекционером различных сплетен и слухов – иными словами, истинной находкой для такого детектива-любителя, как я. Буквально за несколько минут дама поведала мне, что переднюю комнату у нее вот уже два года снимает тишайший молодой человек по фамилии Дэвитт. После этого она, почти не переводя дух, принялась снабжать меня имеющейся в ее распоряжении информацией, касающейся этого положительного молодого человека, и, признаюсь, информации оказалось довольно много.

Тут Стефан замолчал, выдержав драматическую паузу. Следует отметить, что выражение скуки и уныния исчезло с его лица, а в голосе начали проступать эмоциональные нотки, свидетельствовавшие об удовольствии, которое он получал от собственного рассказа.

– Если отбросить несущественные детали, полученные мною от хозяйки дома, сведения состоят в следующем: по профессии он клерк и трудится в одной из крупных фирм в Сити. Последнее, казалось, вызывало у нее даже некоторую гордость, но, насколько я понял, парень просто работал на подхвате у одного из многочисленных биржевых маклеров. Затем я узнал, что Дэвитт одинок, если не считать престарелой матери, проживающей в Глазго, куда он ежегодно ездит на Рождество, чтобы повидать ее. Очень тихий и застенчивый парень, у которого даже нет подруги. Зато он регулярно платит за комнату. (Это, разумеется, главное достоинство квартиросъемщика с точки зрения хозяйки дома. По крайней мере, когда она смотрела на меня, в ее взгляде проступало пожелание: «Живи так, как он, и столь же регулярно плати за комнату».) У жильца, однако же, имелась особенность, которая не столько раздражала хозяйку, сколько вызывала у нее сочувствие. По ее словам, мистер Дэвитт никуда не ходит по вечерам, сидит дома и все время что-то пишет. И в этом-то ключ к его пресловутой загадочности. Если судить по его затворнической жизни, он просто гениальный писатель. Правда, узнать у нее, что он пишет – эпические поэмы, пьесы или тексты, рекламирующие дешевое мыло, мне так и не удалось. Лично я тоже склоняюсь к наличию гениальности в его характере, поскольку о чем же можно писать, сидя в комнате с видом на Хаук-стрит, где нет абсолютно ничего мало-мальски вдохновляющего, и не высовывая на улицу даже носа, чтобы посмотреть, как выглядит реальный мир? Но это между прочим. Разумеется, литературный талант нашего героя пока не признан… еще не полностью признан. Поскольку месяц назад мистер Дэвитт достиг небольшого успеха. Он получил приз. Естественно, я первым делом перенесся мыслями к футбольному тотализатору, но потом отверг эту идею как банальную. Как выяснилось, это была премия, спонсированная литературным журналом. Довольно большие деньги, сообщила мне хозяйка дома. Фунтов десять или двадцать, полагаю. И что вы думаете, он с ними сделал? К тому времени я уже понял, что именно, и мог рассказать ей об этом сам. Тем не менее предпочел выслушать объяснения доброй женщины, поскольку в нашем случае важен первоисточник.

– Ты имеешь в виду, что он потратил эти деньги на поездку и проживание в отеле «Пендлбери»? – уточнила Анна.

– Никак не меньше. Представляется сущей ерундой, не так ли? Но, по его мнению, премию, которую он заработал своим литературным трудом, можно было потратить только так и не иначе. А именно: отправиться в какое-нибудь тихое место и писать там с утра до вечера. Тем более ему предоставили небольшой отпуск – неделю или около того. Ну так вот: он не нашел ничего лучше, чем распорядиться деньгами указанным выше образом. Трогательно, не так ли? Правда, мне представляется, что он бы здорово сэкономил, если бы так и остался на Хаук-стрит и всю неделю писал там. Впрочем, возможно, я не прав. Ведь рядом с Хаук-стрит проходит оживленное шоссе, а неподалеку находится большая железнодорожная станция, так что идея тишины и покоя, возможно, играла здесь не последнюю роль. Так что Дэвитт и находился в «Пендлбери» до последней минуты последнего дня своего отпуска и вернулся в свою комнатку таким же бледным и усталым, каким был, когда отправлялся отдыхать в сельскую местность. Так я, по крайней мере, думаю.

– Но почему он никогда не спускался в гостиничную столовую и ел только у себя в номере? – спросила Анна.

– По той же причине. Не хотел прерывать творческий процесс, полагаю. Или медитацию, этому процессу способствующую. Опять же миссис Хозяйка – я так и не узнал настоящее имя хозяйки дома – говорила, что буквально тащила его вниз по лестнице за шарф, который он повязывал вокруг горла, когда наступало время ужина. Ибо в противном случае он просто о нем забыл бы. Так что, полагаю, мистер Дэвитт был на седьмом небе от счастья в отеле «Пендлбери», где еду, пусть и плохую, можно заказать в номер, поскольку хозяйка дома по улице Хаук-стрит сорок два определенно с подносом к нему в комнату не заходила. Бедняга! Уверен, что он ничего не слышал о графомании, хотя у него, насколько я понимаю, эта болезнь находится в чрезвычайно запущенной стадии.

Закончив свое повествование, Стефан некоторое время молчал, затем добавил:

– Вот, собственно, и все, что я хотел рассказать о странном мистере Дэвитте. Как только я узнал, в чем дело, то отряхнул с ног пыль улицы Хаук-стрит со всей возможной поспешностью, сказав хозяйке, что поставлю ее в известность о своем намерении снять комнату в самое ближайшее время. Но ей долго придется ждать моего ответа – очень долго.

Все сидели молча минуту или две, а потом Мартин поинтересовался:

– Ты случайно не запомнил имя биржевого маклера, у которого он работал?

– Нет. Мне это показалось неважным.

– Просто спросил. На всякий случай. Вдруг имя этого маклера – Вэннинг?

– Ну… – Стефан замолчал и пожал плечами, давая тем самым понять, что думает о предположении Мартина.

– Этого просто не может быть, – вмешалась в разговор Анна. – Так как, насколько мы в курсе, Вэннинг живет не в Лондоне и даже не в его пригороде.

– Мне кто-то сказал, что множество биржевых маклеров живет в Брайтоне, – заметил Мартин.

– Мой дорогой Мартин, – с сарказмом произнес Стефан, – если тебе хочется проверить эту смешную идею, почему бы тебе не взять список биржевых маклеров, числящихся при Лондонской бирже, и не убедиться во всем самому?

– Справедливо сказано, Стив. И как только я об этом не подумал? Наговорил тут глупостей… Приношу свои извинения и все такое.

– Ну а теперь, – Стефан повернулся к сестре, – давайте выясним, кто такой Вэннинг. Надеюсь, Анна, телефонный справочник оказался полезным?

– Все зависит от того, что ты называешь «полезным», – пробормотала Анна. – Вот сведения, которые мне удалось получить с его помощью.

Она взяла бумажный лист с составленным ею списком и протянула брату. Стефан прочитал:

«Вэннинг, Альфред amp; Ко., „Торговля фруктами“, Ковент-Гарден, В.С. 2.

Вэннинг, Альфред Е., Осокоси, Уотлинг-Уэй, Стртхм.

Вэннинг, Чэс. С., Грнгрср, 42, Виктория-авеню, С.В. 16.

Вэннинг, К.С.Т., Бэрристер-эт-Лоу, 2, Найзи-Приус-роу, Тэмпл, Е.С. 4.

Вэннинг К.С.Т., 46, Эксетер-Манс., С.В. 11.

Вэннинг, миссис, 94б, Гроссвенор-скв., В. 1.

Вэннинг, Питер, художник, 3, Хогарт Студиос, Кингфишер-Уолк, С.В. 3.

Вэннинг, Томас. Б., Грнгркр, 85, Брик-ст., Н. 1.

Вэннинг, Уолдрон amp; Смит, чтрд Асстнтс, 14, Госсип-Лейн, Е.С. 3».

– Довольно забавно, – заметил он. – Обратите внимание, как этот Альфред Е. – центральная, по-видимому, фигура в фирме, что на Ковент-Гарден, – пристроил своих отпрысков в сфере розничной торговли на севере и юге от своих владений. Впрочем, подождите, с этим еще надо разобраться. Возможно, это всего лишь его племянники. Для сына он, вероятно, ищет местечко получше, а потому отправляет его в Бар.

– А художник-то каким образом в эту компанию затесался? – поинтересовалась Анна.

– Он, похоже, любимец семьи, которому надоело созерцать апельсины в ящиках. Поэтому он решил изображать их разрезанными на дольки и уложенными на тарелки. Не знаю, правда, куда пристроить миссис Вэннинг, что с Гроссвенор-сквер. Гроссвенор-сквер граничит с Осокоси, где ей самое место, не находите? Хотя кто знает?…

– Это все, конечно, хорошо, – хрипло произнес Мартин. – Но поможет ли список всех этих Вэннингов разыскать Дж. С. Вэннинга?

– Ни в малейшей степени. Единственный способ заключается в том, чтобы ходить по всем этим адресам и спрашивать проживающих там людей, нет ли у них случайно сына или брата с инициалами Дж. С. Но мне это кажется бессмысленной потерей времени, поскольку у нас есть возможность выйти на него через Парсонса.

– Так я и подумал. Стало быть, итог проделанной за день работы таков: мы вычеркиваем из списка подозреваемых одного только Дэвитта. Да и то с оговоркой, поскольку не знаем имен биржевых маклеров, с которыми он имел дело. Что же касается Вэннинга и Джонсов, то они продолжают оставаться в тех графах, какие занимали в отчете Элдерсона.

– Джонсы! – воскликнул Стефан. – Совсем забыл. Ведь вы еще ни слова о них не сказали!

Инициативу взял на себя Мартин, рассказавший Стефану во всех подробностях о том, как он искал Джонсов и что из этого вышло (Анна выучила эту историю чуть ли не наизусть), после чего мужчины переключились на обсуждение различных подходов и уловок в области детективных расследований, а потом заговорили о собственном вкладе в эту непростую науку. Анне вскоре стало нестерпимо скучно, это напомнило ей бесконечные споры и разговоры на тему охоты за чаем в Девоншире…

«…Чтобы взять хорошую добычу, старина, надо для начала устроить облаву в Лонг-Вуд, а потом гнать зверя к долине в центре… и чтобы при этом в засаде находились три стрелка минимум… Терпеть не могу пронзительные зимние ветра в южных графствах, дорогой сэр… запросто валят загоны для овец, а потом изволь скакать через поля, каждую минуту ожидая, что твоя лошадь попадет копытом в завал и ты кувыркнешься через голову на землю, а бедное животное сломает ногу… Разумеется, дружище, если бы вы в прошлом году последовали моему совету и, преследуя лису, срезали путь, проскакав через посадки лиственницы, то…»

Если бы в глубине души ее не мучил один маленький неприятный факт, Анна давно бы уже задремала.