Только что уволенный ассистент остался в одиночестве. Он постоял в задумчивости, а потом подошел к письменному столу Рэнсфорда и взял чек. Внимательно просмотрев его, аккуратно вложил внутрь своей записной книжки, после чего принялся собирать немногие вещи: инструменты, книги и разного рода мелочи, лежавшие в ящиках столов и на полках шкафов. Он как раз укладывал все это в сумку, когда донесся негромкий стук в дверь, через которую в операционную обычно попадали пациенты.

– Войдите! – отозвался Брайс.

Никакой реакции не последовало, хотя дверь приоткрылась. Стук повторился, и Брайсу пришлось пересечь комнату, чтобы открыть дверь полностью.

На дороге стоял пожилой худощавый мужчина, с виду совершенно безвредный. Он смотрел на Брайса чуть вызывающе и одновременно нервно и застенчиво, словно опасался, что его осудят за непрошеное вторжение. Внимательный к деталям и наблюдательный Брайс сумел одним взглядом оценить гостя, отметив рано постаревшее, изрезанное глубокими морщинами лицо, седые волосы и усталые глаза. Этот человек, сказал он себе, пережил немало неприятностей на своем веку. Однако не бедняк. Посетитель был одет неплохо и даже дорого, в том стиле, который предпочитают обеспеченные горожане. Пальто, отменного покроя костюм, новая, отделанная шелком шляпа, рубашка и ботинки. В опрятно завязанном галстуке сверкала тонкой работы булавка с бриллиантом. Откуда же тогда эта сразу бросавшаяся в глаза застенчивая и чуть испуганная манера держаться?

– Простите… Доктор Рэнсфорд у себя? – спросил незнакомец. – Мне сказали, что это его дом.

– Доктор Рэнсфорд вышел по делам, – ответил Брайс. – Пять минут назад. Это его хирургическая. Могу я вам чем-то быть полезен?

Мужчина колебался, глядя внутрь комнаты за спину Брайса.

– Нет, благодарю покорно. Я… Мне не нужны его профессиональные услуги. Хотел просто повидаться с доктором Рэнсфордом. Понимаете… Дело в том, что я когда-то был знаком с человеком, который носил эту фамилию. Но сейчас это не так важно.

Брайс сделал шаг в сторону и указал в окно на Клоуз.

– Доктор Рэнсфорд, – произнес он, – отправился в ту сторону. Думаю, в дом настоятеля, где у него пациент. Если пойдет туда, в «Райский уголок», то наверняка встретите его на обратном пути. Дом настоятеля – большое здание вон там, в дальнем конце площади.

Гость проследил за тем, куда указывал Брайс.

– «Райский уголок»? – удивился он. – Что это?

Брайс обратил его внимание на длинный участок серой стены, протянувшейся от южной стороны собора в глубь Клоуза.

– Закрытое пространство между южным портиком и боковым нефом, – объяснил он. – Там много старых надгробий, деревьев, но почти всегда пусто и тихо. Почему его прозвали «Райским уголком», я не знаю. До дома настоятеля можно срезать угол, если пройти через арку, которую хорошо видно отсюда.

– Благодарю, – кивнул незнакомец. – Спасибо за помощь.

И он двинулся в направлении, указанном Брайсом, а тот вернулся в операционную, но сразу снова открыл дверь и окликнул гостя:

– Если вы с ним разминетесь, мне сказать ему, что зайдете позже? Как вас зовут?

Незнакомец покачал головой.

– Это не имеет значения, – ответил он. – Я с ним встречусь, если не сегодня, так завтра. Еще раз спасибо!

И он продолжил путь к «Райскому уголку», а Брайс закончил приготовления. Занимаясь сбором вещей, он поглядывал в сад, где Мэри Бьюэри продолжала прогуливаться с Сэквиллом Бонэмом.

– Все правильно, – пробормотал Брайс сквозь зубы. – Я не стану прощаться с кем-либо еще, но не потому, что Рэнсфорду это неугодно. Просто нет необходимости. А если Рэнсфорд думает, будто сумел выгнать меня и из Райчестера, то глубоко ошибается. Я уеду отсюда, когда решу сам. Вот перед отъездом кое с кем попрощаюсь, но время пока не настало. Интересно, что это за странный тип? Знал когда-то человека по фамилии Рэнсфорд, ведь он так выразился? И если был знаком с нашим Рэнсфордом, то знает о нем, вероятно, гораздо больше, чем кто-либо другой во всем городе, поскольку доктор поселился здесь несколько лет назад. Нет, доктор Рэнсфорд, никаких прощаний! Я уйду, но могу уже очень скоро вернуться.

Однако Брайсу все же не удалось покинуть старый дом без прощальной церемонии. Когда он выходил через боковую дверь, Мэри Бьюэри, которая рассталась в саду с юным Бонэмом и собралась навестить своих собак во дворе конюшни, проходила мимо, столкнувшись в Брайсом лицом к лицу. Мэри покраснела, но не столько от смущения, сколько от досады; Брайс сохранял обычное хладнокровие и не выказал неловкости. Он даже рассмеялся, похлопав ладонью по кожаной сумке у себя под мышкой.

– Бесцеремонно выставлен за порог, словно был пойман за кражей серебряных ложек, – сообщил он. – Вот ухожу со своими скромными пожитками. Такой получилась моя первая награда за преданность и хорошую работу.

– Мне нечего сказать вам, – промолвила Мэри, стараясь побыстрее пройти мимо с выражением неудовольствия на лице, – кроме того, что вы сами во всем виноваты.

– Чисто женское восприятие, – заметил Брайс. – Надеюсь, вы не затаили на меня злобы? Ваше раздражение не продлится больше, чем один день?

– Вы можете надеяться на все, что угодно, – ответила она. – А мне, вынуждена повторить, нечего вам сказать. Ни сейчас, ни позднее.

– Слова изменчивы и ничего не значат, – усмехнулся Брайс. – Посмотрим, что получится на самом деле. Но пока я вынужден уйти!

Не оглядываясь, он двинулся в ту же сторону, куда десятью минутами прежде отправил странного посетителя. Брайс снимал квартиру в дальней части прилегавшего к собору района и сейчас намеревался оставить там сумку и заняться устройством своей дальнейшей жизни. Отъезд из Райчестера не входил в его планы – он знал другого врача, которому срочно требовался помощник. Он пойдет к нему и, если возникнет необходимость, объяснит, почему вынужден был уйти от Рэнсфорда. У него в голове давно появилось несколько идей и схем действий, и он начал размышлять над ними, когда с просторного Клоуза попал в старинное уединенное место, закрытое почти со всех сторон, которое жители Райчестера называли «Райский уголок». Когда-то это был двор при монашеских кельях. Его высокие стены, теперь отчасти разрушенные и густо увитые плющом, скрывали за собой покрытое неухоженной травой пространство, где росли тисы, кипарисы, а между ними располагались надгробия. В одном из углов высился гигантский вяз, в другом – сильно пострадавшая от времени каменная лестница поднималась к высоко расположенной двери бокового нефа. Поперек «Райского уголка» тянулась тропинка, представлявшая собой кратчайший путь к домам, образовавшим юго-восточную ограду Клоуза. Это было неприветливое и мрачноватое место, редко посещаемое людьми, исключая тех, кто по каким-то причинам проходил тропинкой вместо того, чтобы предпочесть более оживленную и покрытую гравием дорожку.

Брайс приблизился к арке и неожиданно увидел Рэнсфорда. Тот быстрой походкой вышел из боковой двери западного портика, причем так спешил, что Брайс чуть задержался в стороне от тропинки, чтобы понаблюдать за ним. И хотя их разделяли двадцать ярдов, он заметил, как побледнел Рэнсфорд. Его лицо сделалось белым, и доктор был сверх меры взволнован. Брайс мгновенно связал это возбужденное состояние с тем человеком, который приходил в хирургическую.

– Они все-таки встретились, – пробормотал он, глядя вслед удалявшейся фигуре. – Любопытно, что в том мужчине такого, если одно его появление может довести Рэнсфорда чуть ли не до умопомрачения? А он явно выглядел так, словно испытал шок. Очень любопытно!

Он еще немного постоял около арки, дожидаясь, пока Рэнсфорд скроется среди деревьев собственного сада, а потом пересек «Райский уголок» к его дальней стене, где располагалась калитка. Когда Брайс открыл ее, из кустов выбежал человек в спецовке каменщика, в котором он узнал одного из местных рабочих. Его лицо тоже покрывала необычная бледность, а глаза расширились от испуга. Заметив Брайса, он остановился и попытался перевести дух.

– В чем дело, Варнер? – спокойно спросил Брайс. – Что-нибудь случилось?

Мужчина провел рукой по лбу, словно хотел избавиться от наваждения, а затем большим пальцем указал себе за спину.

– Там человек! – воскликнул он. – У подножия лестницы святого Райты, доктор! По-моему, он мертвый. Я видел, как все было!

Брайс схватил Варнера за плечи и встряхнул:

– Что ты видел?

– Видел, как он упал. Или, вернее сказать, как его столкнули! – задыхаясь, ответил Варнер. – Кто-то вытолкнул его через ту дверь наверху. И он грохнулся по ступеням вниз. Жуть!

Брайс посмотрел поверх верхушек тисов на дверь хоров со стороны нефа, куда указывал рабочий. Это была не дверь, а открытая низкая арка, к которой вели сильно разрушенные ступени длинной лестницы. Площадка перед арочной нишей располагалась футах в сорока от земли.

– Ты видел, как его столкнули? – воскликнул Брайс. – Столкнули оттуда? Но как такое возможно, приятель?

– Да, – кивнул он. – Я как раз осматривал тот камень. Мне заказали подлатать надгробие. А тут галки подняли крик. Я и глянул вверх на них. Смотрю – человек выпадает через дверь. Прямо-таки вылетает из нее! Богом клянусь! Неужто вы думаете, что меня глаза подвели?

– Так ты не видел, кто его столкнул?

– Нет. Видел только руку. Мелькнула на секунду из-за косяка, – ответил Варнер. – Я все больше смотрел на другого. Тот показался в двери, а потом заорал – крик до сих пор в ушах стоит! – и кубарем покатился вниз на камни.

– Давно это было?

– Минут пять назад. Я бросился к нему. Хотел помочь, но понял, что бесполезно, и побежал за людьми.

Брайс подтолкнул его в сторону кустов, рядом с которыми они стояли.

– Веди меня к нему! – велел он.

Варнер повернулся и пошел мимо кипарисов. Он довел Брайса до нижнего края высокой стены нефа. Там в углу, образованном нефом и боковым приделом, на широкой, вымощенной брусчаткой площадке у подножия лестницы лежало тело человека в необычно изломанной позе. С первого взгляда, еще не дойдя до него, Брайс понял, кто это – тот самый мужчина, который недавно стучался в дверь к Рэнсфорду.

– Гляньте! – воскликнул Варнер, резким жестом указывая на тело. – Шевельнулся!

Брайс, чей взгляд тоже был прикован к фигуре, заметил легкое движение. Теперь тело лежало совершенно неподвижно.

– Это конец, – пробормотал он. – Мужчина мертв. Могу определить это, даже не прикасаясь к нему. Мертв, – повторил он, приблизившись и опустившись на колени. – У него сломана шея.

Варнер склонился и посмотрел на мертвеца с любопытством и страхом.

– Это было ужасно, как он падал вниз, сэр, – сказал он. – И ударялся о камни с такой силой. Вы уверены, что он уже не жилец?

– Умер в тот момент, когда мы к нему подходили, – ответил Брайс. – Шевельнулся в последний раз, вот и все. Послушай, Варнер, тебе надо позвать кого-нибудь нам на помощь. Лучше сбегай в собор и приведи сюда церковных служителей. Впрочем, нет! – воскликнул он, услышав первые аккорды органа, донесшиеся из величественного здания. – Там только что началась утренняя молитва. Уже десять часов. Не тревожь их. Отправляйся прямо в полицию. Позови их сюда. Я останусь с телом.

Варнер бросился к выходу на Клоуз, звуки органа звучали все громче, а Брайс склонился над трупом, гадая, что же произошло на самом деле. Человека сбросили из проема двери хоров на лестницу святого Райты? Это представлялось по меньшей мере странным. Но тут ему в голову пришла неожиданная мысль. Предположим, двое захотели поговорить наедине, вдали от посторонних глаз и ушей. Для этого они могли подняться на хоры собора, причем туда вела не одна дверь и не одна лестница изнутри. А вскоре повздорили, и один толкнул или попросту вышвырнул другого через верхнюю арку. К чему это должно было привести? А за одной мыслью неизбежно последовала другая: человек, который лежал теперь здесь мертвый, разыскивал Рэнсфорда, а потом ушел на поиски доктора, а Брайс сам только что видел Рэнсфорда в глубочайшем волнении, невероятно бледного, когда тот выходил из двери западного портика. Что это означало? Какой вывод напрашивался? Незнакомец мертв, а Варнер клянется, что видел, как его вытолкнули наружу, как он упал с высоты сорока футов. Убийство! Но кто же преступник?

Брайс огляделся по сторонам. После ухода Варнера не было ни одной живой души – ни поблизости, ни вдали. По одну сторону от него и мертвого тела высилась угловая стена нефа и трансепта, по другую густо росли кипарисы и тисы поверх надгробных камней и памятников. Убедившись, что за ним никто не подсматривает, он запустил руку во внутренний карман модного легкого пальто. Такой человек должен был носить при себе бумаги, документы, которые могли бы хоть что-то прояснить. А Брайсу хотелось добыть любую информацию, чтобы проникнуть в тайну, столь явно связывавшую этого несчастного с Рэнсфордом.

Но внутренний карман оказался пуст: ни записной книжки, никаких документов. Как не оказалось ничего и в других карманах, которые он в спешке обшарил. Отсутствовала даже визитная карточка с именем и фамилией. Нашел он только кошелек, набитый деньгами – купюрами, золотыми и серебряными монетами, – а в одном из отделений лежал обрывок бумаги, сложенный очень странным образом. Это был треугольник, в какие обычно сворачивали письма в эпоху до изобретения почтовых конвертов. Брайс быстро развернул его и после беглого взгляда на содержание сунул его в собственный карман. Он едва успел сделать это, как и положить на прежнее место кошелек, когда раздались голоса Варнера и инспектора Митчингтона, офицера полиции. Брайс вскочил, и появившиеся из-за кустов полицейский со своим сопровождающим застали его в задумчивости стоявшим рядом с трупом. Он повернулся к Митчингтону и произнес:

– Умер в тот момент, когда мы подходили к нему. Все кости переломаны. А уж хребет и шейные позвонки – совершенно точно. Как я полагаю, Варнер успел рассказать вам, что он видел?

Митчингтон, смуглый мужчина с манерой двигаться быстро и резко, кивнул, посмотрел еще раз на тело, а потом взглянул на дверь у них над головами.

– Это та дверь? – обратился он к Варнеру. – Она была открыта?

– Она всегда открыта, – ответил Варнер. – По крайней мере, стояла нараспашку всю нынешнюю весну, насколько я заметил.

– Что там за ней? – поинтересовался Митчингтон.

– Галерея. Тянется вокруг всего нефа. Вернее будет сказать, что это хоры. Вход туда свободный, и многие забираются, особенно туристы, знаете ли. По лестницам в малых башнях.

Митчингтон повернулся к одному из прибывших вместе с ним констеблей.

– Иди за Варнером наверх, – распорядился он. – Не шумите там. Утренняя служба только началась. Никому ничего не говорите, просто осмотритесь, изучите обстановку вдоль галереи и особенно рядом с той дверью. А потом возвращайтесь.

Когда Варнер и констебль поднялись наверх, он снова посмотрел на мертвое тело.

– Приезжий, как мне кажется. Наверное, турист. Но сброшен вниз! Варнер в этом совершенно уверен. Значит, дело нечисто.

– В этом лично у меня нет никаких сомнений, – согласился Брайс. – Вам придется основательно поработать над делом. Кстати, собор внутри – нечто вроде кроличьей норы. Столько входов и выходов, а человек, совершивший это преступление, знал, как ускользнуть незамеченным. Вам, конечно, нужно будет отправить тело в морг, но только позвольте мне сначала привести сюда доктора Рэнсфорда. Хотелось бы, чтобы еще один врач осмотрел труп, прежде чем его сдвинут с места. Это займет пять минут.

Брайс протиснулся сквозь кусты, вышел на газон перед собором, а потом побежал в сторону дома, который покинул двадцать минут назад. Пока он бежал, им владело лишь одно неодолимое желание: ему хотелось видеть доктора Рэнсфорда лицом к лицу с погибшим, понаблюдать за ним, зафиксировать его вид, поведение. После этого он, Брайс, станет обладателем бесценной информации.

Однако он многое узнал еще до этого. Дверь хирургического кабинета Брайс распахнул внезапно, но со своей обычной привычкой к мягким и неслышным движениям. И замер на пороге. Рэнсфорд, являвший собой живое воплощение отчаяния, стоял посреди помещения с лицом, искаженным конвульсией, и кулаком правой руки с силой бил себя по ладони левой.