Как иногда бывало по приезде из Кента, Лондон встретил Мейси холодом, вызванным не только температурой воздуха. Она любила свою квартиру в Пимлико, и все же в маленьком отцовском коттедже, как и вообще в Челстоне, ее окутывало тепло, навевавшее уют и покой. А еще там она не испытывала одиночества, там была нужна. Квартира находилась в полном ее распоряжении, в этих стенах Мейси могла делать все, что заблагорассудится, однако время от времени она улавливала так и не выветрившееся острое ощущение пустоты и необжитости, ту самую разницу между «жильем» и «домом». Конечно, квартира пока не была обставлена полностью, не хватало и элементов декора – например, вазы, которой восхищались бы гости, а хозяйка говорила бы в ответ: «О, это подарок, я сейчас вам расскажу…» В квартире еще не поселились истории, да и как они могли поселиться, если Мейси жила в ней одна. Здесь не было семейных фото в рамочках, любовно расставленных на каминной полке, как в гостиной отцовского дома. Фотографии действительно могли бы оживить квартиру, не только как память о близких или счастливых эпизодах прошлого, но и как зеркала, отражения любви, связывающей ее с самыми дорогими и родными сердцу людьми, – зеркала, которые подтверждали бы, что Мейси не одинока.

Она пошла на кухню и поставила на плиту чайник. Мейси не держала в квартире много еды, опасаясь, что продукты испортятся от длительного хранения. Кастрюльки супа, сваренного в воскресенье, ей хватало на несколько вечеров; иногда она приносила рыбу с картошкой, которую ела прямо из газетного кулька, не видя смысла сервировать стол. За исключением редких ужинов с Присциллой и ее семьей, Мейси постоянно находилась дома одна. Большую часть времени, правда, она не испытывала одиночества и чувствовала себя просто незамужней женщиной, свободной и независимой, с собственным доходом, даже когда размер этого дохода – или его временное отсутствие – заставлял по ночам крутиться в постели без сна. Мейси знала, что от дум, которые приходят в голову по ночам, не стоит отмахиваться. Если не уделить им внимания, они будут мешать, портить ясность мышления, искажать видение той или иной ситуации. Мысли, неотвязно движущиеся по кругу, высасывают силы, приводят в дурное настроение, а если ими не с кем поделиться, воображение раздувает их важность.

Сидя на полу у камина с расстеленным перед ней свежим номером «Таймс», Мейси выпила чашку чая и осознала, что ею владеет беспокойство. Она снова думала о человеке, который оказался вовсе не Стивеном Оливером. В какой-то степени Мейси смирилась с тем, что личность преступника вообще не установят. По всему видно, именно так и произойдет. Однако Мейси не отпускало любопытство: каково было душевное состояние этого человека, какие чувства зрели у него внутри несколько месяцев, предшествовавших отравлению собак. Более же всего Мейси интересовало, можно ли сойти с ума просто так, на ровном месте, только по причине изолированности от общества. Не это ли привело талантливого ученого за грань безумия? Возможно ли, что в отсутствие критериев «нормальности», которые обеспечивает полноценная жизнь среди людей, его суждения настолько извратились, что он перестал видеть разницу между хорошим и дурным, верным и ошибочным, между голосом и немотой? И если это действительно так, каков риск, что обычная женщина, занятая только своей работой и почти запертая в стенах квартиры, где живут одни воспоминания, тоже представляет окружающий мир в искаженном свете?

Мейси тряхнула головой, встала и принялась мерить шагами комнату. Затем, после короткого раздумья, выбежала в коридор, надела пальто, шляпку, схватила ключи и торопливо направилась к телефонной будке, расположенной неподалеку. Сняла трубку с рычага, опустила в отверстие монетки и набрала номер. Ожидая соединения, тыльной стороной кисти в перчатке стерла влагу со стекла. Находясь в этом тесном пространстве, Мейси должна была видеть, что делается снаружи, даже если за стеклом царил мрак.

– Особняк Партриджей.

– Я могу поговорить с миссис Партридж?

– Одну минуту. Кто ее спрашивает?.. – Экономка едва не добавила: «…посреди ночи».

Мейси назвала себя.

– Мейси, дорогая, чему обязана твоим приятным звонком?

– Присцилла, я только что вернулась в Лондон… Я вспоминала твою новогоднюю вечеринку и думала, как редко мы виделись в последнее время. На празднике у нас даже не было времени поговорить как следует. Скажи, ты завтра никуда не собиралась? Что, если я подъеду часам к одиннадцати утра? Ты будешь дома?

– Мейс, у тебя все хорошо?

– Да, да… Со мной все в порядке. Значит, в одиннадцать, договорились?

Она почувствовала, как на другом конце провода подруга улыбнулась. Присцилла имела склонность к драматическим паузам в разговоре, в том числе по телефону. Мейси полагала, что в такие моменты звонивший мог на слух угадать выражение лица Присциллы.

– Какая чудесная новость! Конечно, приезжай. Когда ты бываешь у меня, я радуюсь, как будто мне достались крошки с господского стола. Ты ведь не передумаешь?

– Хорошенького же ты обо мне мнения!

– По правде говоря, ты что-то закрутилась со своей работой. Я рада, что ты приедешь. Может, мы даже прогуляемся по магазинам, как-никак новогодние распродажи. Найдется лишний часок?

– Думаю, да. До завтра, Прис.

Мейси повесила трубку, подняла воротник повыше и вышла в студеную ночь. На этот раз, однако, ей не было холодно: сердце согревала мысль о предстоящей встрече с Присциллой.

– Итак, Билли, в одиннадцать вы должны выехать в Клифтон. Дорин привезут к полудню, вам сообщали?

– Кажется, да. – Билли смущенно умолк, его лоб прорезала складка. – Мисс, вы уверены, что так надо? Меня в последнее время почти не было на работе. Это ведь скажется на моем жалованье, верно?

Мейси покачала головой:

– Месяц выдался удачный, Скотленд-Ярд вовремя оплатит все счета. Хорошее начало года – я имею в виду, с точки зрения финансов. Теперь, когда Дорин переведут в Клифтонскую больницу, вам будет удобно навещать ее по вечерам. Уверена, доктор Мастерс не назначит ей слишком много процедур.

– Сегодня я как раз буду разговаривать об этом, мисс.

– Вот и хорошо. А сейчас… – Телефонный звонок не дал Мейси договорить.

– Фицрой-сквер…

– Мисс Доббс!

– Слушаю, старший суперинтендант Макфарлейн.

– У нас тут сегодня небольшое собрание в узком кругу, так сказать, анализ расследования, в котором вы оказали неоценимую помощь. Не хотите ли присоединиться к нам, скажем, часов в одиннадцать?

– Простите, старший суперинтендант, это время у меня занято. Что, если перенести все на два часа дня?

Билли вопросительно посмотрел на свою работодательницу.

– Хорошо, значит, в два. До встречи, мисс Доббс.

– До встречи.

Мейси положила трубку и закатила глаза.

– Издевается он, что ли? «…в котором вы оказали неоценимую помощь». – Она пересказала помощнику разговор с Макфарлейном.

– Вы вроде как поставили его на место, мисс.

Мейси пожала плечами:

– Сегодня утром у меня важная встреча, я не собиралась ее отменять ради Макфарлейна или кого бы то ни было еще.

Мейси устроилась в уголке дивана в гостиной Присциллы, ее подруга заняла другой край; обе сидели, сбросив туфли и поджав ноги, так что вместе напоминали подставку для книг.

– …А самое смешное было еще до твоего прихода. Тинкер Осборн – знаешь его? Тот еще балагур! Если почитаешь его статьи в «Панче», удивишься, почему правительство с ним еще не разделалось. Так вот, самое смешное было, когда он решил, будто сможет удержать на носу бутылку шампанского. Обычно такие фокусы нагоняют на меня смертную скуку, но Осборну не откажешь в занятности. Видела бы ты, как он семенил, пытаясь сохранить равновесие. К тому же он пришел вместе с этой занудой, Джудит Бертон, ну, ты ее видела, дочерью этого, как же его… да, архитектора, Отто Бертона.

Мейси улыбнулась, хотя ничуть не находила Тинкера Осборна занятным.

– Значит, новогодняя вечеринка удалась?

– Да, в целом получилось неплохо. Правда, незадолго до полуночи я посмотрела на лестницу и, как и следовало ожидать, увидела там всех троих моих лягушат в пижамах, которые прятались за перилами и подсматривали. Я толкнула в бок Дугласа, он разрешил мальчишкам спуститься, так что они встречали Новый год вместе с нами и даже выпили по капельке шампанского. Ничего удивительного, что к твоему приходу они уже спали как убитые.

Мейси кивнула, не сводя глаз с подруги. Присцилла допила кофе, поставила чашку с блюдцем на пристенный столик и скользнула взглядом по бару со спиртными напитками.

– Как ты себя чувствуешь? После того, как ты нагрянула ко мне в контору, я за тебя волновалась.

– Страхи то накатывают, то отступают, но накатывают чаще. Здесь я не счастлива, то есть не так счастлива, как в Биаррице, и это меня тревожит, потому что все остальные в семье так или иначе привыкли к жизни в Англии.

– В Биаррице ты крутилась как белка в колесе, верно? Возила мальчиков к морю, в город, встречалась с друзьями и даже во время поездок в Париж оставалась среди знакомых. После войны многие уехали в Биарриц зализывать раны.

Присцилла молча поглаживала подлокотник дивана, словно успокаивала испуганного зверька.

– В Лондоне не хочется ничего делать, – наконец сказала она. – Меня будто что-то сковывает… Или, лучше сказать, душит? Пожалуй, и то и другое. По-моему, ужасно тоскливое место.

– Есть идея. Помнишь свои грандиозные планы по восстановлению дома, в котором ты провела детство? Почему бы не заняться этим сейчас? Поезжай в деревню, обустрой усадьбу, радуйся жизни, и, возможно, к тебе вернется та свобода, которой ты наслаждалась в Биаррице.

– Но, Мейс, мальчики учатся, им нравится Лондон, да и Дуглас…

– Это совсем недалеко от Лондона, час-два езды, так? Можешь уезжать туда по пятницам, как только дети вернутся из школы, и возвращаться обратно в воскресенье вечером или в понедельник утром. Мальчики смогут приглашать к себе друзей, а ты – жить и в городе, и в деревне одновременно. Готова спорить, гости к тебе будут валить толпой. – Мейси протянула руку и накрыла ею ладонь Присциллы. – Помнишь, что ты сказала мне во Франции? «Сразись со своими драконами». Этот дом хранит старые воспоминания, однако ты можешь возродить его и создать новые.

Присцилла, закусив губу, подошла к бару.

– Пожалуй, ты права. Когда мы только вернулись в Англию, у меня была масса планов насчет родительского дома. – Она развернулась и сменила тему: – Кстати, я показывала тебе прошлогодние фотографии, которые мы нащелкали во время твоего приезда? На днях я разбирала вещи и наткнулась на них. – Присцилла взяла в руки конверт. – Вот, специально отложила.

Присцилла по одной передавала Мейси фотокарточки, комментируя места и события.

– Это ты с Тарквином. Смотри, какая у него улыбка. Точь-в-точь как у моего брата. Он Эвернден до кончиков пальцев, в этом нет никаких сомнений.

– Можно мне взять это фото?

– Конечно, забирай. А это возьмешь? Тут мы с тобой в саду, а вот ты с тремя лягушатами. Мои сорванцы просто обожают тетушку Мейси!

После ленча Мейси покинула особняк Присциллы в Голландском парке, зная, что заронила в душу любимой подруги семя, которое даст всходы. Усевшись на водительское сиденье «Эм-Джи», Мейси, однако, не сразу отправилась в Скотленд-Ярд. Сперва она хотела еще раз просмотреть фотографии, для которых при первой возможности купит рамки.

– Итак, джентльмены… и дама, – Макфарлейн улыбнулся. Порывшись в бумагах на столе, он извлек из папки нужный документ. Дарби, Страттон и Мейси сидели по другую сторону стола. – Пора подвести итоги. – Он откашлялся. – Вам всем известно, что личность отравителя не установлена. Энтони Лоуренс не опознал его, после чего – благодаря вашей подсказке, мисс Доббс, – мы привели Кэтрин Джонс. Бедная девица, увидав труп, едва не хлопнулась в обморок и поначалу сомневалась, но потом все-таки сказала, что это не тот человек, что приходил на собрания, потому что у того не было на лице шрама.

Мейси покачала головой.

– Мисс Доббс, вы хотите что-то сказать?

– В общем, нет. Странно выходит: не поговори я с Кэтрин, не всплыло бы слово «подкидыш», и я бы просто не нашла преступника.

– Еще как нашли бы. – Макфарлейн постучал кончиком карандаша по папке. – Вы вычислили его благодаря тому, что поехали за Эдвином Краучером, чье поведение вас насторожило. Это хороший полицейский навык – прислушиваться к своей интуиции, покуда стаптываешь башмаки, разыскивая убийцу.

– Я оказалась в больнице только потому, что хотела застать там Энтони Лоуренса, а он уже ушел.

– В этом вам повезло. Насколько я знаю, ваш доктор Бланш весьма уважительно относится к фортуне.

– Есть новости от патологоанатома? – поинтересовался Страттон.

Макфарлейн просмотрел несколько страниц отчета.

– Кое-что интересное. Наш отравитель сильно хромал, одно бедро держал выше другого, соответственно, задирал и плечо. Создавалось впечатление, что у него серьезно поврежден позвоночник. Да, в ногах остались осколки шрапнели, они были исполосованы шрамами, однако, по словам патологоанатома, с физиологической точки зрения ничто не мешало этому человеку ходить совершенно нормально, разве что самую малость прихрамывать.

– Посттравматический синдром, – произнесла Мейси.

– Что? – Страттон обернулся к Мейси.

– Боевой посттравматический синдром. Симптомы, которые вы описываете, подтверждают серьезную психическую травму, внешнее проявление «шрамов на душе». – Мейси вздохнула. – В Клифтонской больнице я повидала немало таких пациентов, которые под воздействием гипноза переставали хромать и ходили так, что хоть на парад отправляй. Когда же их выводили из транса, они опять превращались в хромоногих калек. – Она по очереди посмотрела на каждого из троих собеседников. – И прежде чем вы сделаете свои выводы, подчеркну, что речь шла об отличных солдатах с безупречным послужным списком, которых отправили в госпиталь после проявлений невроза или истерии, делавших их непригодными к дальнейшей службе. Это были не симулянты, а люди с глубоко искалеченной психикой.

Повисла пауза, затем Дарби заговорил:

– Что теперь, шеф? Мы все-таки попытаемся установить его личность? И что будет с трупом?

– Мы точно знаем, что он действовал в одиночку, так что срочной необходимости идентифицировать тело нет, и все же… – Макфарлейн посмотрел на Мейси, потом перевел взгляд на Страттона и Дарби. – Я размышлял над словами мисс Доббс, и мне стало ясно, что он может быть не последним. Попытаемся сделать то же, что и мисс Доббс – нарисовать типаж, – а как только доведем работу до конца, передадим тело доктору Лоуренсу.

– Доктору Лоуренсу? – Мейси подалась вперед.

– Он выразил особую просьбу, сказал, что труп можно использовать в научных целях в области… – Макфарлейн заглянул в бумаги, – нейрохирургии и психиатрии. Хотят покопаться у него мозгах. Я полагал, что это вас не удивит, мисс Доббс. Уверен, вам тоже доводилось бывать в анатомическом театре.

– Разумеется, но… – Мейси не договорила, сообразив, что у покойного нет семьи, и тело отдать некому. Тем не менее известие ее покоробило.

– Мисс Доббс, у вас еще есть вопросы?

– Что насчет Краучера?

– Ах да, Краучер. – Макфарлейн вновь уткнул нос в бумаги. – Он тоже жил один, в его квартире не нашли ничего, что указывало бы на имя убийцы. Правда, Краучер вел не такой спартанский образ жизни, как его приятели. Личность Краучера подтвердили по документам и вещам.

– Не было ли среди вещей чего-то, что косвенно связывало бы Краучера с убийцей, например, подтверждало их давнее знакомство? – спросила Мейси.

– Единственное, что с Эдвином Краучером было не так – за исключением того факта, что он общался с человеком, вознамерившимся погубить половину Лондона, – это проблемы с памятью. Как выяснилось, он записывал, где и во сколько должен быть, что нужно сделать, что купить. На работе он по нескольку раз перепроверял свои действия и даже возвращался, дабы напоследок еще раз убедиться, что все в порядке. При всем том в его жилище не нашли бумаг с именами Иэна Дженнингса или нашего неизвестного.

– Странно.

– Патологоанатом утверждает, что забывчивость Краучера распространялась только на повседневные задачи. Недуг не мешал ему оставаться полноценным членом общества, хотя мне вполне понятно, почему он жил один. Представьте, что вы замужем за человеком, который постоянно переспрашивает, где лежит то и это, или в десятый раз интересуется, что будет на ужин. В его квартире всем предметам было отведено свое место, и каждое место подписано.

– Счастливчик, с такой болезнью он даже не лишился работы, – подал голос Страттон, словно напоминая Макфарлейну о том, что он и Дарби тоже присутствуют на совещании.

– Был счастливчиком, – уточнил Макфарлейн.

Мужчины рассмеялись, но Мейси тут же задала следующий вопрос, не дав им расслабиться:

– Старший суперинтендант, могу ли я еще раз поговорить с Кэтрин Джонс? Меня интересует человек, который, по ее рассказам, приходил на собрание профсоюзных активистов. Если не возражаете, я бы хотела задать ей еще пару вопросов.

Макфарлейн покачал головой:

– Боюсь, слишком поздно. Мисс Джонс выпустили на свободу. Прокурор изучил все материалы, которые мы предоставили, и заключил, что для привлечения к суду улик недостаточно.

– Недостаточно? Мне казалось…

Макфарлейн пожал плечами. Не поднимая глаз на Мейси, он сделал вид, что складывает документы в папку.

– Мисс Доббс, мы лишь собираем информацию и передаем дело обвинителю. Анархисты, приятели Кэтрин, сядут за решетку, а мисс Джонс – нет. Прокурор пришел к выводу, что она просто оказалась не в то время не в том месте.

Мейси кивнула:

– Ясно. Не в то время не в том месте. Что ж, Кэтрин повезло.

– Мы не можем посадить всех, мисс Доббс.

Мейси взяла свой портфель и сумочку.

– Старший суперинтендант Макфарлейн, если это все, я, с вашего позволения, пойду. Как говорится, время не ждет.

– Минуточку, мисс Доббс. – Макфарлейн встал, Дарби и Страттон последовали его примеру. – Я решил, что неплохо было бы отпраздновать день рождения Бернса в кругу самых близких коллег, и купил на всех билеты на постановку в «Палладиуме». Затем по плану ужин в шотландском пабе неподалеку от Ковент-Гарден. Двадцать пятого января. Надеюсь, вы присоединитесь к нам?

Мейси посмотрела на Макфарлейна, потом перевела взор на Страттона и Дарби, как будто спрашивала, пойдут ли они.

– Мисс Доббс, вы будете не единственной дамой в компании, – прибавил Макфарлейн.

– Спасибо за приглашение, старший суперинтендант. Если не возражаете, я сообщу о своем решении через неделю. А теперь мне пора.

Макфарлейн снова поблагодарил Мейси за участие в расследовании и вручил ей конверт с чеком. Мейси пожала ему руку, рассчитывая, что своим видом ясно дала понять: попытки флиртовать с ней безуспешны.

– Я рад, что все закончилось, – признался Страттон.

– В самом деле? – спросила Мейси.

– Да. Представляете, что было бы, если бы преступник до сих пор разгуливал на свободе?

Мейси собралась высказать свое мнение, но вместо этого заговорила о приглашении Макфарлейна:

– Что это за идея насчет дня рождения Бернса? Весьма необычно, когда шеф Особой службы приглашает на вечеринку, не правда ли?

– Согласен. Дарби говорит, Макфарлейн и раньше устраивал такие праздники. Видимо, он полагает, что это укрепляет моральный дух в коллективе, сплачивает сотрудников.

Они подошли к «Эм-Джи»; Мейси достала из сумочки ключи.

– Мне кажется, инспектор, есть и другая причина. По-моему, Макфарлейну немного одиноко. Вы говорили, его бросила жена?

Страттон кивнул:

– Год или два назад. Нелегкая доля – быть замужем за человеком, который женат на своей работе. Насколько я знаю, ей надоело сидеть одной, и она просто ушла к другому.

– И теперь один сидит он, поэтому мы все приглашены отметить день рождения Бернса… Извините, я действительно спешу.

– Вас ждет что-то интересное?

– Больница Принцессы Виктории. Только не говорите Макфарлейну, ладно?

– Обещаю. – Страттон приложил к губам палец. – Думаете…

– Потом все расскажу.

Привратник сообщил Мейси, что доктора Лоуренса придется подождать и что тот вообще может отказать во встрече, учитывая, что сегодня задержался со студентами на два часа, а впереди еще больничный обход.

– Ничего, я подожду, – сказала Мейси. Как и в прошлый раз, она уселась на скамейку напротив привратницкой.

Через час с лишним привратник вышел.

– Мисс, доктор Лоуренс все еще на обходе. Не хотите чашечку чая?

Мейси открыла рот для ответа, однако в эту минуту из коридора вынырнул доктор Лоуренс.

– Мисс Доббс! Какой неожиданный визит. Я вас не ждал. Чем могу служить?

– Доктор Лоуренс, давайте пройдем в ваш кабинет. Я бы хотела поговорить наедине.

– Разумеется, только сначала я воспользуюсь телефоном в привратницкой.

Лоуренс сделал звонок, а затем повел Мейси наверх через нескончаемые запертые двери на этаж, где размещались служебные кабинеты.

– Вот мы и пришли. – Доктор Лоуренс бросил взгляд на часы. – По правде, мисс Доббс, я спешу и…

– Доктор Лоуренс, я не отниму у вас много времени. Я лишь хотела узнать, нельзя ли увидеться со Стивеном Оливером. В ходе расследования я столько узнала о нем… Жаль, что его совсем никто не навещает.

Лоуренс начал поправлять папки на столе, разместив стопку с ними ровно на два дюйма от правого края и на два дюйма от торца, так что она стала напоминать почтовую марку, приклеенную на конверт.

– Мисс Доббс, я не могу вам этого разрешить. Если на то пошло, вы ему не родственница и, кроме того, должны понимать, что состояние доктора Оливера очень нестабильное.

– Напротив, вполне стабильное, если учитывать, что он труп, который можно использовать для экспериментов.

– Послушайте, мисс Доббс…

– Автором писем с угрозами, который отравил собак, птиц, заместителя министра и планировал массовое убийство в новогоднюю ночь, был Стивен Оливер, не так ли?

– Решительно вас уверяю…

– Расскажите, что произошло.

– Ровным счетом ничего. Стивен был блестящим ученым…

– Об этом мне поведали уже двое. Уверена, в больнице никакого Стивена Оливера нет.

– А я говорю, что есть. С вашего позволения, мне нужно…

Мейси сняла телефонную трубку.

– С вашего позволения, я бы хотела услышать то же самое от Шейлы Кеннеди. Кстати, вам известно, как мы познакомились с миссис Кеннеди? Она была старшей медсестрой на передовом эвакуационном пункте, куда я попала по распределению. Не знаю, вспомнит ли она меня, и все же попробую. – Она набрала номер.

Лоуренс протянул руку и нажал рычаг отбоя.

– Не звоните.

Мейси положила трубку.

– Сами расскажете, что здесь происходит?

Лоуренс резко отодвинул стул, встал и начал мерить шагами кабинет, потом опять сел.

– Перестаньте, мисс Доббс, это дело не в вашей компетенции. Вопрос слишком глубок для вашего понимания.

– Я не боюсь глубины, доктор Лоуренс, однако, если правда вас страшит, тогда я могу изложить свою версию событий, а вы меня в случае чего поправите.

Лоуренс сцепил пальцы.

– Мисс Доббс, я тороплюсь.

Мейси не отступала:

– Стивен Оливер как минимум дважды попадал в больницу Принцессы Виктории после выписки из психиатрической лечебницы, в которой находился во время войны. Мне известно, что по крайней мере один из рецидивов его заболевания случился в Малберри-Пойнт на ваших глазах. Мне также известно, что он был крайне ценным специалистом и занимался исследовательской работой в правительственных лабораториях. Стивен Оливер и сам представлял интересный экземпляр для науки, верно? Во-первых, страдал неврозом военного времени, а во-вторых, так сильно стремился найти ответы на рабочие вопросы, что добровольно сделал из себя подопытного кролика.

– Они все экспериментировали на себе, все до единого! Их не зря назвали «безумными профессорами».

– Однако на этом безумие не закончилось. Вы все больше рассматривали Оливера как материал для исследования. Время уходило, а вам хотелось оставить после себя громкое имя, прославиться как автор книги о психологической стороне экспериментов на пациентах, пострадавших от воздействия отравляющих веществ. Всякий раз, когда Стивен Оливер более или менее приходил в норму, вы охотно уступали его просьбам и возвращали в Малберри-Пойнт, поскольку в том, что касалось науки, его ум по-прежнему оставался остер как бритва. К несчастью, в качестве подопытного образца он не обладал достаточной эмоциональной устойчивостью, я правильно понимаю?

Лоуренс кивнул. Он молча слушал и лишь время от времени перекладывал предметы на своем столе.

– Пока не знаю в точности, как все произошло, но в какой-то момент Оливер оказался на свободе. Что-то напутали в пенсионном отделе? Молодой клерк внес в список фамилию, которой там не должно было быть? Или же вам приходилось ради экономии периодически выписывать пациентов, а он вполне мог о себе позаботиться? С другой стороны, его выход из больницы тоже мог быть частью вашего эксперимента, только вот Оливер от вас улизнул.

Мейси закусила губу. Лоуренс явно нервничал, и она засомневалась в правильности своих предположений.

– Как бы то ни было, вы упустили его из виду, потеряли ценный экземпляр, человека, который был способен контролировать свое физическое и душевное состояние лишь на короткие периоды, при этом продолжая вести ту же работу, которой занимался в войну, в боевых условиях, когда впервые и получил травму – опять же и телесную, и психическую. Эта работа заключалась в создании оружия столь чудовищного, что лучше бы оно вообще не появлялось на свет божий. Стивен Оливер мог трудиться лишь непродолжительное время, до тех пор, пока вновь не начинал слышать в голове грохот канонады или валился с ног в приступе нервного истощения.

Мейси откинулась на стуле и выглянула в окно. Железные прутья решетки мешали смотреть на падающий снег. Решетки даже здесь, в кабинете врача и ученого, к которому Мейси когда-то питала искреннее уважение. Она открыла рот, собираясь продолжить, но в это мгновение раздался стук в дверь. Не дожидаясь ответа, посетитель вошел.

– Простите, Лоуренс, дорога заняла время. – Джеральд Эркарт снял шляпу. – Мисс Доббс, счастлив видеть вас снова. Интересно, что же на этот раз привело вас к доктору Лоуренсу? Вы ведь больше не имеете отношения к Особой службе?

Мейси перевела взгляд с Эркарта на Лоуренса.

– Вы это имели в виду, когда говорили, что вопрос не в моей компетенции?

– Да.

– Значит, Стивен Оливер был подопытным кроликом не только для вас, но и для секретных служб. Несмотря на риск для общества, вы знали, что он будет продолжать свое дело любым доступным способом. – Мейси покачала головой, высказывая все новые догадки: – Либо же Оливера выпустили умышленно, дабы посмотреть, кто попытается его использовать, выжать досуха и отшвырнуть. – Она пристально посмотрела на Эркарта. – Неудивительно, что вы запаниковали, когда он скрылся. С самого первого письма вы знали, кого искать, но не знали где, даже с учетом ваших широких возможностей. – Мейси задумалась, побарабанив пальцами по столу. – Бьюсь об заклад, вы не раскрывали карты перед Макфарлейном до ареста Кэтрин Джонс. Или, наоборот, добрались до нее первым, и только потом в дело вступил комиссар полиции, который положил конец домыслам и объявил, что расследование закрыто.

– Расследование действительно закрыто, мисс Доббс, лишь вы одна до сих пор проявляете интерес к мертвому преступнику, который пытался уничтожить тысячи невинных людей.

– Кажется, мне пора. – Мейси встала, подхватила портфель и сумочку и шагнула к двери, однако перед уходом обернулась и посмотрела в глаза Энтони Лоуренсу. – Уверена, вы напишете очень хорошую книгу, только в ней кое-чего будет не хватать.

– Что вы имеете в виду?

– Поговорите с доктором Мастерс. Спросите, что происходит, когда газель становится добычей льва.

Мейси вышла из кабинета, но перед первыми двойными дверями сообразила, что они заперты.

– Черт!

– Мисс Доббс, вы так поспешно удалились… – Эркарт приблизился к ней, помахивая связкой ключей. – Идемте, я вас выведу.

– Даже интересоваться не буду, откуда у вас ключи.

– Вы правы, лучше не стоит.

Они молча спустились по лестнице, прошли еще через несколько запираемых на ключ дверей и наконец попали в пустой вестибюль.

– Простите, что не могу сказать вам большего, мисс Доббс.

– Суть я уловила и так. – Мейси оглянулась на привратницкую, затем снова посмотрела на Эркарта. – Видимо, Эдвин Краучер когда-то служил привратником или смотрителем в Малберри-Пойнт, где, как известно, практически все сотрудники рано или поздно становились объектами экспериментов. Подозреваю, там-то он и заработал нарушения кратковременной памяти – например, в результате воздействия нервно-паралитического газа. Тем не менее Краучер не забыл Стивена Оливера. Возможно, тот когда-то проявил в отношении него доброту, и потому, узнав, что ученого поместили в больницу Принцессы Виктории, Краучер попросился на должность привратника. Или же это было просто совпадением. Ну, как, мистер Эркарт, истина где-то недалеко? – Мейси вскинула руку. – Нет, не отвечайте, посмотрим, справлюсь ли я сама. Доктор Лоуренс не знал о предыдущем месте работы Краучера. Люди вроде Лоуренса попросту не замечают прислугу. Доктор общался с учеными, другими сотрудниками лаборатории и не обращал внимания на уборщиц и прочий обслуживающий персонал.

– Браво, мисс Доббс, у вас отличное воображение.

– Я еще не закончила. Краучер был добрым человеком, хотя внешне выглядел резковатым и замкнутым. На самом деле он просто старался во всем соблюдать порядок, чтобы не лишиться места. При этом он по мере сил помогал ветеранам войны, оказавшимся на улице, – несомненно, он и сам был солдатом. Потом Краучер познакомился с Дженнингсом, увидел в нем образованного человека и решил, что Дженнингс – подходящая компания для Стивена Оливера. Когда Оливер замыслил отомстить виновным в бедственном положении бывших солдат, Краучера наверняка встревожили его планы.

Эркарт понимающе кивнул, вложив в этот короткий жест весь свой сарказм.

– Учитывая, что вы специально не обучались сбору разведданных, мисс Доббс, у вас выходит очень даже не плохо.

– Ошибаетесь, мистер Эркарт. Я прошла обучение под началом эксперта в этой области, просто я не работаю на вас.

– Как знать, как знать.

Мейси двинулась к выходу, но Эркарт схватил ее за руку.

– Мисс Доббс, пока вы не ушли, убедительно прошу больше ни с кем не делиться этой увлекательной историей.

Она стряхнула его пальцы и пошла прочь.

Мейси ехала в сторону Пимлико сквозь мокрый снег и слякоть. Больше всего ей хотелось закрыть дверь и укрыться в уютной квартирке, а снаружи пусть бушует непогода. Мейси припарковала «Эм-Джи», направилась к парадному входу и только тут заметила, что у крыльца стоит автомобиль Макфарлейна. «Боже, только не это», – простонала она.

Макфарлейн вышел из машины.

– Мисс Доббс, хорошо, что я вас застал.

– У меня нет супа, старший суперинтендант.

– А я еду ужинать в ресторан, так что, к сожалению, не могу принять ваше любезное приглашение.

Мейси отвела взгляд.

– Простите. Это было грубо с моей стороны.

Макфарлейн посмотрел ей в глаза, затем положил руку на плечо Мейси.

– Поймите, есть стены, которые нельзя прошибить.

– Знаю, знаю. Но разве вы не испытываете гнева по поводу того, что они делали и продолжают делать, что эксперимент вышел из-под контроля, что человек…

– Со временем я научился разбираться, когда не следует в кровь бить кулаки, молотя в двери, которые все равно не откроются. Эркарт делал свою работу, Лоуренс – свою, и, если вы спросите вашего профессора Гейла, окажется, что он тоже был в курсе – полностью или частично – насчет всего происходящего. В кругах, связанных с государственной безопасностью, правая рука никогда не знает, что делает левая. Мисс Доббс, дело надо закрыть. Договорились?

Мейси кивнула:

– Хорошо, хорошо. Я все понимаю. Я и сама не впервые разбиваю кулаки об эти двери. Лучше не тратить сил на бесплодные попытки, ведь, как говорится, время никого не ждет.

– Время?

– Многие повторяют эту поговорку. Они все так говорили, и Джон Гейл, и Энтони Лоуренс; я прочла ее и в дневнике Стивена Оливера – не волнуйтесь, я больше не упомяну этого имени. Расхожая фраза, люди подхватывают ее, когда живут или работают вместе. Стоит одному запеть…

Макфарлейн засмеялся и покачал головой:

– Замечание в духе Мориса Бланша. Кстати, о песнях. Рассчитываю увидеть вас двадцать пятого. – Он развернулся и пошел к машине.

– Что покажут в «Палладиуме»? – крикнула Мейси ему вслед.

– О, вам понравится. Это шоу уже несколько раз прошло с большим успехом, в нем занята целая толпа известных комиков: Фланаган и Аллен, Джимми Нерво, Тедди Нокс, Чарли Нотон и Джимми Голд, в общем, вся «Безумная команда». А постановка называется «Сумасшедшая неделя».