Мейси прибыла в штаб-квартиру Особой службы в лондонском Скотленд-Ярде, и ее сразу же проводили в кабинет Роберта Макфарлейна. Когда она вошла, Макфарлейн беседовал с кем-то по телефону. Завидев посетительницу, он махнул ей рукой в знак приветствия, указал на стул и продолжил разговор. Окинув взглядом помещение, Мейси отметила, что кабинет чище и опрятнее, чем она могла предполагать. Папки и документы сложены в аккуратные стопки, блокнот на столе открыт на чистой странице. По стенам развешаны фотографии в рамках, запечатлевшие путь Макфарлейна от молодого полицейского в униформе до начальника серьезного департамента. В центре – единственное фото, свидетельствующее, что Макфарлейн участвовал в войне.

– Бомон-Гамель, тридцатое июня 1916 года, – раздалось за спиной Мейси.

Она обернулась. Закончив телефонный разговор, Макфарлейн придвинулся к столу, сделал короткую запись на листке бумаги, затем убрал его в папку и устремил взгляд на фотографию.

– А назавтра был худший день в моей жизни.

– Представляю.

– За все годы службы в полиции сильнее всего я мечтал отправить за решетку тех, кто решил, будто наступление в долине Соммы фронтом в семнадцать миль – это хорошая идея.

Мейси кивнула:

– До них не дотянуться, суперинтендант. Запретная территория.

– Знаю, знаю, – вздохнул Макфарлейн, – но все равно не перестаю думать. Там, в Вестминстере, скрывается больше преступников, чем в закоулках Майл-Энд-роуд, только это между нами, ладно?

– Считайте, я ничего не слышала.

– Страттон и Дарби явятся через минуту-другую, а мы пока можем немного поговорить об инциденте в Баттерси. Никогда не думал, что заинтересуюсь собачьими смертями.

– Возможно, это только начало.

– Да уж, начало чего-то дьявольски скверного. – Макфарлейн на секунду умолк и поджал губы, затем продолжил, глядя на Мейси: – Страттон сомневается, что отравление в приюте связано с самоубийством на Шарлотт-стрит.

– Если помните, – Мейси решила, что ей следует тщательнее подбирать слова: старший суперинтендант явно не забывает ни одной мелочи, – связь с самоубийством в сочельник была установлена на основе того, что автор письма упомянул мое имя.

Макфарлейн вздохнул, показывая свое недовольство, но не словами Мейси, а застопорившимся расследованием.

– Да, и это могло нас отвлечь. Такая мысль вам не приходила? – Не дожидаясь ответа, Макфарлейн продолжил: – Я хорошо знаю вашу работу, мисс Доббс, и некоторые наиболее известные дела, которые вы вели. Аналогично, вас могут знать обитатели преступного мира – а учитывая ваши контакты, и другие подозрительные личности, в том числе последователи Освальда Мосли.

– Должна заметить, я вовсе не знакома с Освальдом Мосли.

– Зато в вашем кругу есть те, кто знаком. К примеру, Мосли видели в доме мистера и миссис Партридж, где за ужином он весьма красноречиво призывал всех и каждого под свои знамена. Если не ошибаюсь, вы тоже там присутствовали.

– Мне было семнадцать, когда я познакомилась с миссис Партридж. В войну она водила машину «Скорой помощи», трудилась сутки напролет, не зная ни сна, ни отдыха. Тот факт, что некая персона оказалась под ее крышей, нисколько не запятнает миссис Партридж в моих глазах. И если уж говорить начистоту, вы правы – ужин был, но Освальд Мосли не входил в число приглашенных. Он присутствовал только на аперитиве, до того, как гости сели за стол, и привели его люди, которые хотели познакомить Мосли с Партриджами. На ужин он не остался и хозяев особо не заинтересовал, в дальнейшем Партриджи его не приглашали. Наконец, меня в тот вечер задержала работа, и я к ужину опоздала. Мосли уже не было, мы разминулись. Я общалась с ним не больше вашего, старший суперинтендант.

– А вдруг я близко знаком с Томом Мосли?

– Вполне возможно, если называете его Томом, а не Освальдом. Так почему же вы подозреваете меня в несуществующих связях?

Макфарлейн тряхнул головой:

– Я ни разу в жизни лично не разговаривал с Мосли, хотя мне известно, где он находится, с кем встречается, что делает, кто на него работает. Я также знаю о его женщинах. Однако вы правы: у меня нет повода подозревать вас в связях с его последователями.

– Тогда зачем вы задаете эти вопросы?

– Потому что должен и потому что пока сам не понял, с чем мы имеем дело. Есть письмо, в письме упомянуто ваше имя, требования писавшего не выполнены, правительство работает в обычном режиме, то есть практически не работает по причине рождественских каникул, – и вдруг ни с того ни с сего полдюжины псов найдены убитыми. Нечто новенькое для Особой службы – выступать на защиту малых сих; пускай бы этим занималось Королевское общество по борьбе с жестоким обращением с животными. Тем не менее собак умертвили при помощи хлор-газа, и мне самому от этого становится жутко. Во имя всего святого, чего ждать дальше?

Как будто по условному знаку, в дверь резко постучали.

– Входите! – рявкнул Макфарлейн.

– Сэр, для вас сообщение. – Молодой детектив в штатском передал начальнику листок бумаги.

Макфарлейн прочитал содержимое и нахмурился:

– Мне нужна машина, Бриджес, и поскорее. – Он поднялся из-за стола, подошел к вешалке и, оглянувшись на Мейси, произнес: – Надеюсь, мисс Доббс, сегодня вечером вы не собирались на вечеринку с танцами? Нас ждет работа.

– Новое письмо?

– Да. И поскольку Колм Дарби занят со своими информаторами, а Страттона нет на месте, со мной поедете вы.

– Куда именно?

– Даунинг-стрит, десять.

– Боже милостивый!

– Я бы сказал, в отличие от Господа нашего, сей достопочтенный джентльмен отнюдь не так милостив. Только посмотрите, что творится в стране. А чего стоит кавардак в правительстве!

Мейси взяла портфель, обернула вокруг шеи шарф, достала из кармана пальто перчатки и подошла к двери, которую Макфарлейн открыл перед ней.

– Не сомневаюсь, старший суперинтендант, он о вас тоже очень высокого мнения.

Полицейский автомобиль остановился перед парадным входом в резиденцию премьер-министра. Над крыльцом горел один-единственный фонарь. Шофер, одетый в униформу, и человек в штатском вышли из машины первыми. Только после того, как эти двое осмотрели улицу и кивнули констеблю, которым в сочельник заменили ночного сторожа, Макфарлейна и Мейси выпустили из авто и проводили внутрь через уже распахнутую дверь.

– Старший суперинтендант Макфарлейн и… – Секретарь перевел взгляд с Мейси на Макфарлейна.

– Мисс Доббс, психолог и детектив. Тоже работает со мной по этому делу. Я попросил ее присоединиться к нашей встрече.

– Очень хорошо. Сюда, пожалуйста. Премьер-министр ждет вас вместе с лордом-председателем совета мистером Болдуином и министром пенсионного обеспечения мистером Трайоном. С ними также Джеральд Эркарт из Пятого отдела военной разведки и комиссар полиции.

– Да, знаю, он меня сюда и вызвал.

– Хорошо. Мы уже пришли.

Мейси привыкла к встречам с важными клиентами, однако неожиданно почувствовала, что сердце вдруг заколотилось, а руки дрожат. Перед дверями комнаты для совещаний она буквально на три секунды закрыла глаза и представила отцовский садик в Челстоне. Много лет назад, когда Мейси была еще совсем юной, Морис Бланш привез ее к своему другу и учителю Бэзилу Хану, который научил девушку искусству медитации. Из уроков Хана Мейси узнала, что, овладев умением приводить в покой мысли, можно достичь более глубоких уровней познания, доступных только тем, кого не страшит истинное безмолвие. Хан объяснил ей, что в ситуациях, когда страх или усталость нарушают душевное равновесие, надо всего лишь перенести мысленный взор в то место, где тобой владел покой. Мейси представила отцовский сад, теплую улыбку Фрэнки Доббса, его распростертые для объятия руки, и расслабилась.

По пути к комнате для совещаний Мейси почти не смотрела по сторонам и теперь, пока прибывших представляли друг другу, с интересом оглядывалась.

Впервые вступив в должность премьер-министра в 1924 году, Рамси Макдональд пришел в ужас, обнаружив в резиденции на Даунинг-стрит явный недостаток как книжных шкафов, так и самих книг. Сейчас по обе стороны от камина располагались ряды стеллажей с книгами и картами – последние использовались при обсуждении международных вопросов. Сегодня, впрочем, все присутствующие имели достаточное представление о географии Лондона.

Макфарлейн еще раз представил Мейси. Она поприветствовала каждого из мужчин крепким рукопожатием. Посмотрев на премьер-министра, Мейси пришла к выводу, что он выглядит именно так, как на фотографиях из газет, и ей стало ясно, почему этого политика часто изображают в карикатурном виде. Седые волосы премьер-министра, зачесанные на левую сторону, непослушными завитками выбивались из пробора – масла для волос, судя по всему, суровый шотландец избегал. Маленькие глазки прятались за круглыми очками, между кустистыми бровями залегли глубокие складки. Усы были широкие и пышные, а выбор одежды – несколько странный: черный галстук под воротником-бабочкой и длинный сюртук, более уместный в эдвардианской гостиной. Из кармана свисала длинная цепочка для часов, в зубах мистер Макдональд сжимал почти потухшую трубку. Несмотря на это, Мейси им восхищалась, ибо все знали, что первый премьер-министр от Лейбористской партии, незаконнорожденный ребенок прислуги, в двенадцатилетнем возрасте оставил школу и самостоятельно получил образование.

Рамси Макдональд занял свое обычное место напротив камина. Секретарь жестом показал остальным, что можно садиться.

– Сегодня я получил письмо, – сообщил премьер-министр, – так же, как мистер Болдуин и мистер Трайон. Все три письма идентичного содержания, и в них сказано, что Лондон столкнется с неслыханным террором, если не будут выполнены определенные требования.

Секретарь разложил письма на столе перед Эркартом, Макфарлейном, комиссаром полиции Робинсоном и Мейси. Не обращая внимания на протокол, Мейси первой взяла письмо, адресованное премьер-министру. Если уж Макфарлейн привел ее сюда, она будет выполнять свою работу. Начальник Особой службы посмотрел на Мейси и вроде бы подмигнул – или ей только показалось?

– Что скажете, мисс Доббс?

Мейси откашлялась и, обращаясь к Макдональду, начала:

– Манера письма позволяет во многом судить об авторе. Это материал для составления психологического портрета писавшего: кто он, где примерно живет, каковы его привычки. Сделанные заключения также помогут сузить круг поиска. Сразу отмечу, что в почерке прослеживаются те же особенности, которые мы с детективом-инспектором Дарби выявили в первом письме, полученном министром внутренних дел. – Мейси повернулась к комиссару полиции. – Сэр, учитывая, что все три письма одинаковы по содержанию, не зачитать ли мне одно из них вслух?

– Да, мисс Доббс, будьте так добры. – Робинсон гневно сверкнул глазами на Макфарлейна.

Мейси встала. Она очень надеялась, что дрожь в голосе не будет слишком заметна.

– «Вы меня не услышали, так? Сытые толстяки, в Рождество вы сидели у своих каминов, переваривая индейку и сливовый пудинг. Моему предупреждению вы не вняли». – Мейси на мгновение подняла глаза – убедиться, что текст письма всем понятен, затем откашлялась и продолжила: – «Пока вы ели и пили, другие люди мерзли на улице. Да, на улицах полно бездомных, и среди них те, кто ради вас отдал руку, ногу или рассудок. Оборотитесь на себя – вы, считающие меня пустым местом, ничтожеством. Теперь-то вы примете меры? Вы, достопочтенный господин премьер-министр, соизволите хоть что-то предпринять? А вы, господин министр пенсионного обеспечения? А как насчет вас, мистер Болдуин? Не передеретесь ли вы между собой за власть? Полагаю, вам известно, на что я способен, какой силой обладаю. Или гибель невинных животных не заставила вас задуматься? Я не допущу страданий тех, кто уже вдоволь настрадался, а вы, в свою очередь, знаете, чего я хочу и что могу. Если мои требования не будут исполнены, я устрою вам кромешный ад. Я требую, чтобы все бывшие солдаты, имеющие ранения и не имеющие их, получали полное обеспечение – пенсию, на которую можно прожить. Начнем с этого, высокочтимые джентльмены, да, с этого. Даю вам еще день и надеюсь, что вы возьметесь за ум».

Мейси положила письмо на стол и села, разгладив юбку. Она порадовалась, что с утра надела элегантный бордовый ансамбль, а не старенький повседневный костюм.

– Благодарю, мисс Доббс, – произнес Макдональд. Он посмотрел на Робинсона с Эркартом, затем на Макфарлейна. – Джентльмены, насколько серьезно вы оцениваете угрозу? Есть ли риск для жителей Лондона? Как скоро мне доложат, что злоумышленник задержан, и какие меры безопасности вы намерены предпринять до этого времени? – Премьер-министр взглянул на часы, потом на своего личного секретаря.

– Пять минут, премьер-министр.

Комиссар полиции кашлянул:

– По информации старшего суперинтенданта Макфарлейна, степень риска оценивается как средняя, злоумышленника мы рассчитываем задержать в течение двадцати четырех часов, а в настоящее время увеличиваем количество патрульных на улицах города.

Мейси удивленно вздернула брови.

– С вашего позволения. – Болдуин подался вперед. Он держался свободнее, чем премьер-министр, и говорил более звучным голосом. – Спасибо, что сообщили о планах, комиссар, однако я хотел бы обратиться к старшему суперинтенданту. – Он в упор посмотрел на Макфарлейна. – Что означает «средняя степень риска» и реален ли названный срок поимки преступника? Мы привыкли ожидать нападения, но, может быть, нам заранее стоит запастись шейными корсетами?

– Сэр, оценив степень риска как среднюю, мы не ожидаем, что весь Лондон к полуночи превратится в руины. Тем не менее уже известно, что этот человек при желании может нанести определенный вред. Исходя из того, что потенциал его все же ограничен, зона поражения – и будем говорить без обиняков, речь идет о химическом оружии – не превысит четверти мили, при условии, что день, когда он решит распылить свою смесь на территории большей, нежели собачий приют в Баттерси, выдастся не слишком ветреным. – Макфарлейн прочистил горло, сделал паузу и посмотрел сперва на Болдуина, затем на премьер-министра. – Что касается объявленного срока в двадцать четыре часа, он вполне реален. Мы ищем автора письма среди ирландцев, фашистов, рассматриваем вероятность, что им может быть какой-нибудь разгневанный большевик. Мы также ведем наблюдение за криминальными элементами, особенно за недавно выпущенными из тюрьмы. Разумеется, не исключаем и варианта, что перед нами психически больной человек.

Ощутив сухость в глотке, Мейси прикрыла рот ладонью и кашлянула. «Интересно, всегда ли напряженная ситуация вызывает першение в горле?» – подумалось ей, поскольку все, кто сейчас сидел в кабинете премьер-министра, взяв слово, непременно откашливались.

– Позвольте добавить…

Взоры присутствующих обратились на нее, и на долю секунды Мейси показалось, будто стрелки часов увязли в патоке: она увидела медленно поворачивающиеся головы, расслышала стук собственного сердца.

– Пока шло обсуждение, я еще раз взглянула на письма. Совершенно очевидно, что они требуют более глубокого изучения, однако, по моему мнению, характер почерка указывает на то, что писавший находится в более тяжелом положении, чем двумя днями ранее. Предположительно он болен и, судя по буквам, сильно мерзнет или испытывает озноб. Физическое недомогание усиливает его эмоции; я бы сказала, этот человек на грани срыва и вот-вот приведет свою угрозу в действие.

Мужчины переглянулись. Макдональд поблагодарил Мейси за комментарий, отодвинул кресло и обратился ко всей группе:

– Через двадцать четыре часа жду доклада. Я хочу быть уверен, что Лондон в безопасности, как и мой кабинет министров. Делайте, что должно, комиссар.

Мейси вместе с остальными поднялась, когда премьер-министр в сопровождении Болдуина и Трайона покинул помещение.

– Джентльмены. – Секретарь жестом указал на дверь и повел посетителей к выходу.

Мейси потянулась за письмами, намереваясь отдать их Макфарлейну, однако Эркарт попытался перехватить бумаги.

– Если не возражаете, я их заберу. Военная разведка главнее полиции.

– Но…

– Нет-нет, мисс Доббс, не отдавайте документы, – прогудел Макфарлейн. – Мы же не позволим этим выскочкам задирать нос, верно?

– Послушай, Робби…

– Давайте-ка поторопимся. Лично я не хочу, чтобы меня заперли тут на всю ночь. Мистер Эркарт, берите одно письмо из трех и делайте с ним все, что считаете нужным.

Мейси передала Эркарту письмо, лежавшее сверху, а два других спрятала в портфель, проворно шагая к двери, которую отпер секретарь. Макфарлейн и Эркарт шли следом.

Дверь за ними с глухим стуком захлопнулась, все трое вышли на улицу. Робинсон, уже усевшийся на заднее сиденье полицейского автомобиля, опустил стекло.

– Увидимся в Скотленд-Ярде, Макфарлейн, как только вы вернетесь.

Стекло поползло вверх, водитель завел двигатель, и машина скрылась из виду.

– Эй, Джерри, тебя подвезти?

– Не откажусь, Робби.

Автомобиль Макфарлейна, медленно ехавший вдоль тротуара, затормозил. Эркарт открыл дверцу, помог Мейси ступить на подножку и забраться в салон. Макфарлейн сел рядом с ней, а Эркарт плюхнулся на пассажирское сиденье впереди.

– А я удивился, Робби, когда ты пришел вместе с мисс Доббс. Поэтому-то босс и велел тебе явиться к нему поскорее, а?

– Дружище, я не стану отвечать на этот вопрос, тем более в присутствии мисс Доббс, которую считаю наиболее ценным членом моей группы.

– Но она ведь не в штате, так?

– Джерри, прекрати.

Мейси собралась что-то сказать, но передумала и откинулась на спинку сиденья. Как уже упоминал Макфарлейн, поскольку Особая служба и военная разведка часто возделывали одну и ту же почву, избежать трений порой не удавалось, и Мейси меньше всего хотела оказаться между их жерновами. Она не вполне понимала, зачем Макфарлейн взял ее с собой на эту встречу, которая, по сути, вылилась в служебный разнос. Совершенно очевидно, министры не склонятся перед угрозой, однако Мейси видела этот почерк, видела пятна на бумаге и сознавала, что ей предстоит беспокойная ночь. Ее ждет работа, а утром нужно ехать в Оксфорд.

К своему удивлению, Мейси отлично выспалась, несмотря на то, что допоздна пробыла в Скотленд-Ярде на довольно жарком совещании с Макфарлейном, Страттоном и Дарби. Все четверо собрались сразу после возвращения в штаб-квартиру старшего суперинтенданта. Она знала, что от Макфарлейна потребовали объяснений, зачем он привел Мейси на встречу с премьер-министром. Она и сама хотела в подходящий момент задать ему этот вопрос. Ясно было одно: следующие двадцать четыре часа станут гонкой на время.

Половина седьмого утра, пора выезжать из Лондона. Воздух был пропитан сыростью, над городом висел смог – такой густой, что поезд показался Мейси самым лучшим средством передвижения. Доехав по кольцевой линии до Паддингтона, она поднялась из метро на оживленную станцию, где люди торопливо сновали туда-сюда или стояли на месте, ожидая, пока объявят их поезд, и похлопывали себя по бокам, пытаясь согреться. Мейси купила билет в третий класс и двинулась к платформе. Зажав портфель в левой руке, правой она проверила застежку на сумочке, висевшей через плечо.

Протянув билет контролеру, Мейси повернула голову и мельком увидела на соседней платформе доктора Энтони Лоуренса. Она задержалась, чтобы присмотреться повнимательнее – мало ли похожих мужчин, – но подъехавший поезд закрыл ей обзор.

Мейси подошла к контролеру.

– Извините…

– Проходите поскорее, мисс, не задерживайте других пассажиров.

– Не подскажете ли, куда идет вон тот поезд?

– Тот, что на шестой платформе?

– Да-да.

Контролер вытащил из кармана часы.

– Это поезд на Пензанс, отправление в восемь двадцать.

Оксфордский поезд подошел к станции, выпуская клубы пара; локомотив с лязгом остановился перед заградительным барьером. Мейси заняла место у окна, поближе к печке, и настроилась на путешествие. Вскоре она так глубоко погрузилась в свои мысли, что уже не замечала ни пассажиров, ни свистка кондуктора, ни громыхания и покачивания, с которым тронулся состав. Мейси недоумевала, куда мог отправиться доктор в будний день. Она знала, что поезд на Пензанс делает остановки в Беркшире и Уилтшире, а затем идет через всю западную часть Англии в Корнуолл. На его пути расположены несколько психиатрических лечебниц – они специально построены в сельской местности, вдали от шума и суеты городов, больших и малых. С другой стороны, размышляла Мейси, даже если это действительно был доктор Лоуренс, ее не должно касаться, куда он едет.

В Сент-Эдмундс-Холле швейцар провел Мейси по коридору средневекового колледжа, постучал в лабораторию Джона Гейла, назвал имя посетительницы и только после этого разрешил войти.

– Мисс Доббс! Прибыли минута в минуту, очень рад. Терпеть не могу, когда люди опаздывают и комкают мое расписание, тем более что через час у меня лекция.

Джон Гейл оказался высоким, шести футов ростом, и довольно худым – преподавательская мантия болталась на его плечах, как на вешалке. Волосы, посеребренные сединой и зачесанные назад, были длиннее, чем принято. Наверное, профессор просто забывал вовремя постричься и вспоминал об этой необходимости, только когда волосы начинали щекотать шею вокруг воротничка.

Мейси пожала руку Гейла и села, как ей было предложено, в низкое кресло с высокой спинкой, обитое алым бархатом и расположенное у камина, в котором не мешало бы раздуть огонь. Словно прочитав ее мысли, Джон Гейл опустился на колени перед тлеющими углями и принялся раздувать мехи, а затем подбросил в камин немного угля из ведерка. Покончив с этим занятием, профессор поднялся на ноги и сел в кресло напротив.

– Ну вот, так-то лучше. Скоро разгорится как следует. Я, видите ли, готовлю доклад для конференции физиков и забываю подтапливать, а потом сам удивляюсь, отчего же я мерзну. Как бы там ни было, Морис сказал, что вы хотели меня видеть и что это как-то связано с моей деятельностью во время войны.

– Все верно. Меня интересуют отравляющие вещества, которые применялись на войне. Я была медсестрой и знаю, как действуют различные газы: хлор, фосген и, конечно, горчичный газ – иприт, – однако меня в первую очередь интересует, как отреагировало наше правительство на немецкие газовые атаки. Я надеялась, вы сможете просветить меня в этом вопросе, так как работали в Малберри-Пойнт.

– По правде сказать, мне не следовало бы распространяться на эту тему. Это было давно, тогда я работал там на полную ставку.

– Насколько я понимаю, разработки в Малберри-Пойнт продолжаются по сей день?

– Разумеется. Сейчас, однако, в лабораториях больше порядка. В мое время, признаюсь, все это больше напоминало светскую вечеринку. На первых порах мы пытались разработать противоядия и… Пожалуй, лучше начать с самого начала.

– Если можно, пожалуйста.

В дверь постучали. Вошел швейцар с подносом, на котором стояли чайные приборы на две персоны и тарелка печенья. Гейл поблагодарил его, а Мейси взялась разливать чай. Профессор продолжил свой рассказ:

– Первые химические атаки с использованием хлор-газа стали для военного командования полной неожиданностью, как удар обухом по голове. Нужно было действовать, и как можно быстрее, чтобы обеспечить армию средствами защиты и найти противоядие. Очень скоро военные наводнили все университеты в стране; они прочесывали каждый факультет, отбирая лучших физиков, химиков, инженеров и биологов.

– И вы были одним из них.

– Да. Я продолжал преподавать, так как из-за жуткого плоскостопия на военную службу меня не взяли, но для той, особой работы мой физический недостаток не имел значения. – Гейл задумчиво посмотрел на огонь в камине, обмакнул печенье в чай и откусил кусочек, который грозил вот-вот упасть в чашку. – В составе спецгруппы меня отправили во Францию. Мы находились рядом с врачами на осмотре пострадавших, собирали образцы кожи, посевы бактериальных культур и все такое прочее. Вскоре некоторые из нас вернулись домой, обратно в лаборатории. Лучшие студенты ушли на войну, и разработки предстояло вести тем, кто остался. Честно говоря, организовано все это было бестолково.

Профессор Гейл устремил взгляд на уголек, выпавший из общей кучи и подкатившийся к решетке. Он не убрал уголек щипцами, а просто смотрел, как тот мерцает.

– Я впервые столкнулся с этим зрелищем. Пострадавших в химических атаках свозили в Ле Тукет, в бывшее казино, переоборудованное под больницу. Просто не верилось, что еще год назад в этих залах крутилась рулетка, мужчины и женщины смеялись, играли в блек-джек и покер, ставили на красное и черное. Теперь же все ставки были сделаны, и отовсюду слышались лишь душераздирающие вопли солдат, которые умирали в чудовищных муках. Газ разъедал легкие несчастных, в них пузырилась пена, похожая на взбитый белок… Представьте, это место раньше называлось «Павильоном удовольствий».

– Чем вы занимались? Что входило в вашу работу?

Гейл встряхнул головой, словно прогоняя воспоминания, и посмотрел на Мейси.

– Я не имею отношения к медицине, но, как и другие ученые, собирал образцы кожи и расспрашивал пациентов, которые могли говорить. Нас интересовало, что они видели, какие запахи ощущали, каковы были первичные симптомы. – Профессор со вздохом поставил чашку и блюдце на поднос. – Подобное вообще не должно было произойти. Декларация Гаагской конференции 1899 года четко запрещает применять удушающие или вредоносные газы в военное время, и посмотрите, как все вышло на самом деле. Мы пытались найти противоядие, тыкались, как слепые котята, и лучшее, что могли предложить солдатам – во время атаки хлором закрывать лицо тряпками, пропитанными мочой.

Мейси бросила взгляд на часы и задала следующий вопрос:

– Так вы оказались в Малберри-Пойнт – испытательной лаборатории при военном министерстве, правильно?

– Да. Правительство выкупило что-то около трех тысяч акров земли, обнесло их забором и поставило внутри несколько бараков. Там были лаборатории, газовая камера и прочее оборудование. Между нами говоря, все, кто там трудился, от уборщиков и санитаров до ученых и военных, принимали участие в экспериментах. Если требовалось провести испытание на человеке, мы просто хватали первого попавшегося работника или ставили эксперимент на себе. Понимаете, время не ждало, результат был нужен как можно скорее. Как ни странно, притом что каждый день тысячи людей гибли или пропадали без вести, в прессу просочились слухи, будто мы проводим эксперименты на животных, и журналисты подняли шум. Нас, конечно, это не остановило, но ведь если испытывать противоядие только на собаках, невозможно предсказать, как оно подействует на человека. На животных мы проводили лишь первичные испытания, исключительно для подстраховки.

– Вы трудились и над созданием химического оружия?

– Яды и противоядия – две стороны одной медали.

Мейси задумалась:

– Профессор Гейл, легко ли дилетант может применить отравляющее вещество?

– Все зависит от самого вещества. Риск тем выше, чем более ядовит газ, чем больше его летучесть. Тем не менее, в общем и целом, обращаться с отравляющим веществом весьма и весьма сложно. В случае с горчичным газом, например, безумие даже думать об этом. Достаточно просто постоять рядом с телом погибшего от отравления ипритом, и вы моментально покроетесь гнойными нарывами с головы до ног. Впрочем, раз вы были медсестрой, в войну вам наверняка приходилось использовать средства защиты от вторичного поражения.

– Да, помню такое, – кивнула Мейси. – Вы ведь продолжаете работать в лабораториях Малберри-Пойнт? Понимаю, ваша работа в высшей степени секретна, и все же не могли бы вы сказать – кстати, этот вопрос только что пришел мне в голову, – сколько людей, по вашему мнению, занимались этой деятельностью в войну? Десятки? Сотни? Много ли осталось в Малберри-Пойнт специалистов, которые были там в 1918-м?

– Ну, во-первых, я появляюсь там нерегулярно, а во-вторых, конечно, остался кое-кто из старой команды. Но, как и у меня, у них это не основное место работы. Я тружусь здесь, я ученый. Однако если в ходе научных разработок я сделаю открытие, способное принести практическую пользу стране, так тому и быть. Что же до ответа на ваш вопрос, военные прошлись частым гребнем по всем университетам, не пропустили ни один храм высшего образования и науки: Оксфорд, Кембридж, Бристоль, Дарем, Бирмингем, Лондон, Эдинбург, Глазго… Часть студентов даже не знала, что работает для нужд фронта, и это были самые лучшие, самые светлые головы. Некоторых в буквальном смысле призывали в армию с университетской скамьи и зачисляли в спецбригады для руководства химическими атаками наших войск во Франции и Бельгии. Да, таких было много. Разумеется, сейчас всех нас раскидало по разным городам.

Мейси вновь опустила глаза на часы.

– Профессор Гейл, я отняла у вас уйму времени. Ваша лекция начнется через десять минут.

Гейл сверился с карманными часами.

– Ах ты господи, спасибо, что напомнили. Вы правы, мне пора. Время никого не ждет, верно?

Мейси улыбнулась и протянула руку:

– Большое спасибо за помощь.

Гейл нахмурился:

– Боюсь, я не совсем понял, к чему вы задавали все эти вопросы, но в любом случае Морису Бланшу, моему старому приятелю, я доверяю.

– И он это высоко ценит. Всего доброго, профессор.

Пожав на прощание худую руку Джона Гейла, Мейси надела перчатки, дождалась, пока ученый откроет перед ней дверь, еще раз поблагодарила его и удалилась.

Человек оставил карандаш между страницами, закрыл тетрадь и обвязал бечевкой. Отложил дневник в сторону, убрал со стола, доковылял до буфета и обеими руками достал с полки большой пустой аквариум. Поставил его на стол, вернулся за металлической крышкой, приладил ее поплотнее и пошаркал в дальний угол своей конуры. Согнулся в приступе кашля, хриплого и влажного. Чтобы прокашляться, пришлось постучать себя по груди. Отдышавшись, человек открыл щербатую дверь, которая вела в крохотный, размером с почтовую марку, задний дворик. За порогом он наклонился и сплюнул желтоватую с кровью мокроту, скопившуюся в легких. Постоял и неторопливо двинулся по тропинке к странному, похожему на клетку сооружению, затянутому сеткой. В клетке сидели птицы. Когда человек открыл дверцу и сунул руку внутрь, воробьи, синицы, дрозды, голуби и скворцы испуганно забились и подняли страшный галдеж. Человек поморщился от неприятного шума, вытащил сачок, прислоненный к стене клетки, и старый мешок, а затем одну за одной достал всех птиц. Вскоре громкий щебет прекратился, прекратились и нападки более сильных особей на более слабых. Человек занес чуть трепыхающийся мешок в квартиру, аккуратно переместил всех птиц в аквариум на столе и закрыл стеклянный шар металлической крышкой. Нужно соблюдать осторожность, действовать еще осмотрительнее, чем в прошлый раз. Нельзя допустить ни единого промаха.