Часть первая

Эта история случилась в начале сорокового года в поместье Хайфолд-Мэнор, принадлежащем Джонатану Ройалу. В четверг, ближе к вечеру, хозяин, как обычно, сидел в библиотеке. Почти стемнело, но шторы на окнах еще не задернули, и он мог различать тонущие в тумане холмы и призрачные очертания деревьев, беспокойно колышущихся на фоне рваных дождевых облаков. С севера поместье закрывал лес, но сейчас он мало защищал от дующего с гор свирепого ветра, который, проникая в каминные трубы, вовсю гулял по старому особняку. В одно из окон монотонно постукивала заснеженная ветка.

Отблески огня выхватывали из тени круглое лицо неподвижно сидящего у камина Джонатана Ройала, его полную фигуру, а когда горящее полено вдруг раскалывалось надвое и пламя вспыхивало ярче, становилось видно, что он чуть улыбается. Наконец Джонатан шевельнулся и несильно хлопнул себя пухлыми руками по коленям, словно чему-то обрадовался.

Открылась дверь, впустив в комнату поток неяркого желтого света. На пороге застыла фигура дворецкого.

— Это вы, Кейпер?

— Да, сэр.

— Пришло время зажигать свет?

— Пять часов, сэр. Сегодня темный день.

— Да, это именно то, что нужно, — загадочно произнес Джонатан, потирая руки.

— Что вы сказали, сэр?

— Ничего, Кейпер, это я не вам. А шторы можете задвинуть.

Дворецкий вначале опустил установленные на окнах экраны затемнения, а затем задвинул шторы. Джонатан включил стоящую рядом настольную лампу. Теперь ее свет добавился к бликам огня, отражавшимся в застекленных дверцах книжных шкафов, темной полированной поверхности письменного стола, кожаной обивке кресел, стеклах его очков и куполообразной лысине. Сложив быстрым движением руки на животе, он покрутил большими пальцами.

— Звонил мистер Мэндрейк, сэр, — прервал молчание дворецкий. — Из прихода Сан-Джайлз. Он будет здесь в половине шестого.

— Хорошо, — отозвался Джонатан.

— Вы будете пить чай сейчас, сэр, или подождете мистера Мэндрейка?

— Сейчас. Думаю, он уже пил чай. Почту принесли?

— Да, сэр.

— Так несите ее сюда.

Дворецкий ушел, а Джонатан с довольным видом запел слабым фальцетом незамысловатую французскую песенку, покачивая в ритм своей большой головой и продолжая вращать пальцами. Толстые стекла очков отражали световые блики, отчего его глаза казались большими и белыми, как у слепца из сказки.

Вернулся Кейпер с письмами. Джонатан буквально выхватил у него конверты и, быстро перебрав, пять отложил в сторону, а шестой распечатал и прочитал. Письмо было короткое, всего шесть строк, но оно доставило хозяину огромное удовольствие. Он бросил письмо в огонь и продолжил пение, которое прервал, лишь когда дворецкий вошел с чаем.

— Завтра приедет мистер Николас Комплайн. Скажите миссис Паутин, пусть поместит его в Зеленую гостевую комнату. Хорошо?

— Да, сэр. Значит, на уик-энд у нас будут восемь гостей?

— Ровно столько. — Джонатан принялся загибать пухлые пальцы. — Миссис Комплайн с сыновьями Николасом и Уильямом, доктор Фрэнсис Харт, мадам Лиссе, мисс Уинн, леди Херси Амблингтон и мистер Мэндрейк. Всего восемь. Мистер Мэндрейк скоро прибудет, остальные завтра к обеду. Подадите шампанское «Хайдсик» урожая двадцать восьмого года и коньяк «Курвуазье».

— Хорошо, сэр.

Джонатан оживился.

— Понимаете, Кейпер, завтрашний обед для меня очень важен. Он должен пройти по-особенному, празднично. В спальнях пусть как следует затопят камины. Я заказал цветы. С миссис Паутин мы уже все обсудили. Теперь по вашей части. — Он замолк и посмотрел на дворецкого. — К вам у меня никаких претензий нет, ни в коей мере. Все замечательно, но завтра… — Джонатан вскинул руки. — Завтра все должно быть не как обычно, а супер. У вас там есть один лакей новенький, подстегните его. И горничных тоже. Вы меня поняли?

— Разумеется, сэр.

Джонатан поерзал в кресле, затем коротко рассмеялся.

— Да… поначалу обстановка будет натянутая. Я ведь провожу своего рода эксперимент.

— Будем надеяться, что все пройдет удачно, сэр.

Джонатан кивнул:

— Конечно, я в этом уверен. — Он прислушался и выключил настольную лампу. — Там, кажется, машина. Посмотрите.

Дворецкий раздвинул тяжелые шторы. В комнату ворвался шум дождя со снегом.

— Погода такая, сэр, что ничего толком не разглядишь… но, кажется, я вижу свет фар. К дому приближается автомобиль, сэр.

— Это мистер Мэндрейк. Проводите его сюда и заберите поднос с чаем. Я так разволновался, что теперь не до этого. А вот и он!

Дворецкий задвинул шторы и унес поднос с чаем. Было слышно, как новый лакей открыл массивную входную дверь.

— Представление начинается, — негромко произнес Джонатан, включая настольную лампу.

Начать надо с того, что поэт Обри Мэндрейк, несмотря на молодость снискавший известность как автор популярных стихотворных пьес, на самом деле был Стэнли Футлин. Вот такая с ним случилась неприятность. Как подобная фамилия будет смотреться в театральной программке, об этом не стоит и говорить. Ну если бы он был, к примеру, Магинз, это еще куда ни шло, но Футлин… И он превратился в Обри Мэндрейка, сменив заодно и имя. На выбор псевдонима наверняка повлиял рано ушедший из жизни замечательный художник Обри Бёрдсли. И этот псевдоним очень быстро стал ему так близок, что он просто не мог вспоминать свои настоящие имя и фамилию без досады, беспокоился, как бы кто из знакомых не узнал о них. В общем, комплексовал и презирал себя за эту слабость.

Надо признать, он был талантлив. Поначалу персонажи в его пьесах много говорили о грехе и оккультизме, но потом он стал черпать сюжеты из совершенно немыслимых источников. В одной портной пылал страстью к манекену, в другой талантливый саксофонист находился в странных отношениях со своим инструментом и так далее. И при этом его пьесы с успехом шли на многих лондонских сценических площадках. Интеллектуалы расходились во мнениях, к какой категории отнести его произведения, к какому из течений сюрреализма, но признавали достоинства его стихов. А люди попроще находили в пьесах много смешного.

В довершение ко всему Обри Мэндрейк был достаточно состоятелен, чтобы не писать ради денег. От матери, владелицы пансиона в Далидже, живописном пригороде Лондона со старинными домами, парком и знаменитой картинной галереей, он унаследовал весьма приличное состояние. От отца ему тоже кое-что досталось.

Обри был высокий, темноволосый, худощавый. Некоторая бледность лица молодого человека не портила, а, наоборот, добавляла его внешности романтизма. Как и насмешливое выражение глаз. Одевался он традиционно, отказавшись от экстравагантных галстуков и рубашек, считавшихся непременными атрибутами гардероба обитателя богемы.

У него был физический недостаток — врожденное искривление стопы. Обри этого почему-то стеснялся и, когда сидел, старался спрятать под стул левую ногу в ортопедическом ботинке.

С Джонатаном Ройалом он познакомился пять лет назад, в середине тридцатых, когда тот финансировал постановку его пьесы. Особой прибыли ни тому ни другому это не принесло, зато возникла взаимная симпатия, которая со временем укрепилась. Сейчас новую пьесу Мэндрейка репетировали молодые актеры, и он последние два дня провел в доме девушки, исполняющей главную роль, с ней и ее отцом, священником прихода Сан-Джайлз. Это было недалеко от поместья Джонатана, и тот пригласил Обри провести у него уик-энд.

Мэндрейк стремительно вошел в библиотеку. На голове, как всегда, художественный беспорядок, но на этот раз постарался ветер. Обри ехал с опущенным стеклом дверцы водителя.

Они обменялись рукопожатием.

— Погода просто ужас, — пожаловался Обри. — Как будто силы тьмы собрались на шабаш.

Джонатан прищурился на поэта.

— Я вижу, мой друг, вы уже заговорили стихами. Нет, Обри, прошу вас, сегодня отпустите свою музу погулять.

— Отчего так?

— Оттого, мой дорогой Обри, — ответил хозяин, — что я намерен на несколько дней поменяться с вами ролями. Сегодня, завтра и послезавтра я буду творцом, а вы зрителем. — Поймав тревожный взгляд Мэндрейка, он поспешил добавить, делая жест, чтобы тот уселся в кресло у камина: — Нет-нет, не пугайтесь, я не спятил и не заболел графоманством. Ни в коей мере. — Дождавшись, когда гость усядется у камина, он потер руки и повторил: — Ни в коей мере.

— У вас серьезное лицо, — заметил Мэндрейк. — Что вы замышляете?

— Замышляю? — восхитился Ройал. — Это именно то самое слово. Да, мой друг, я кое-что замыслил. Причем такое… — Он подался вперед и хлопнул Мэндрейка по колену. — Скажите, мой дорогой, каким вы меня видите?

— Вас?

— Да. Что у меня за интересы и вообще, что я за человек? Ведь не только женщины желают знать, что думают о них окружающие. Окажите мне любезность, скажите.

— Ну… — начал Мэндрейк, — у вас весьма разносторонние интересы. Сюда входит и чтение, и хозяйство, и… — он замялся, — …вас вообще интересуют люди.

— Меня интересуют люди. Замечательно. Что дальше?

— Право не знаю, что еще сказать, — смущенно проговорил драматург. — Для меня вы человек весьма приятный. У вас я всегда нахожу понимание того, что считаю важным. Например, вы никогда не спрашиваете, почему я не изображаю в своих пьесах обычных людей.

— То есть вы хотите сказать, что я не чужд искусству?

— В известной мере да. Во всяком случае, вы хорошо чувствуете театр и все, что с ним связано.

— Вы правы, мой дорогой. Именно поэтому меня и привлекли ваши пьесы. Не скажу, что до конца их понимаю, но они разительно отличаются от других произведений для сцены. В них есть что-то такое, понимаете, изюминка. Этим они мне и нравятся. Но я скажу вам больше, мой дорогой Обри, во мне сидит нереализовавшийся художник. Я пытался, да, пытался что-то писать, рисовать, но вскоре обнаружил, что ни к тому, ни к другому у меня настоящего таланта нет. О музыке вообще не может быть и речи. Вот так обстоят дела, мой друг. К художественному творчеству талантов у меня не обнаружилось, а творить тем не менее хочется. Особенно для сцены. Я долго мучился, и вот совсем недавно меня осенило: а не попробовать ли мне…

— Что? — спросил Мэндрейк, закуривая сигарету.

— Поставить пьесу в жизни.

— Это как?

— А так, что реальные люди в жизни могут разыграть драму, сами того не ведая, если их поставить в соответствующие условия. Я подумал, что если некоторых моих знакомых собрать на некоторое время вместе, то они создадут такой спектакль, какой нам и не снился. В общем, достаточно правильно, с умом, подобрать персонажей, и мы получим увлекательное произведение.

— Что-то вроде «Шести персонажей в поисках автора» Пиранделло?

— Совсем наоборот. Здесь не будет шести персонажей, ищущих автора, а сам автор, то есть я отберу для своей пьесы не шесть, а семь персонажей.

— А потом, когда они разыграют пьесу, вы запишете ее на бумаге?

— Нет, мой друг, эту честь я предоставлю вам. Мое дело назначить действующих лиц, правда, в данном случае это самое важное, а вы уж, надеюсь, не упустите такую великолепную возможность создать шедевр.

— Так объясните же наконец, что к чему! — Мэндрейк досадливо всплеснул руками.

Джонатан кивнул.

— Так слушайте. Идея провести эксперимент возникла у меня примерно месяц назад. Я выбрал среди моих знакомых семерых, чтобы зимой пригласить на пару дней в гости. Помню, я сильно веселился, составляя список. Ведь эти люди, мягко выражаясь, особой приязни друг к другу не питают.

— Вы хотите сказать, что они?..

— Нет, это не ненависть в чистом виде, мой друг. Просто их отношения весьма натянуты. Кстати, мне и искать-то их особо не пришлось. Мои семь персонажей живут здесь неподалеку, в Дорсете. И мне, конечно, нужен был зритель, причем умный. Тут уж лучше вас и выбрать некого. Так что восьмым гостем оказались вы.

— Ожидается, что я должен сейчас разразиться словами восхищенной благодарности…

— А вот это потерпит. Познакомьтесь вначале с действующими лицами нашего спектакля. — Джонатан улыбнулся. — Я позвоню, чтобы принесли херес.

— Итак, — произнес Джонатан, наполняя бокал гостю, — позвольте представить вам персонажей в порядке их появления на сцене. Первыми перед зрителями предстанут мать и два ее сына. Миссис Сандра Комплайн, а также Уильям и Николас. Мамаша вдова, живет в симпатичном поместье Пенфелтон, это недалеко отсюда. Она в нашем составе исполнителей выступит в амплуа пожилой знатной леди. Семейство Комплайнов проживает в Дорсете по соседству с нами испокон веков. Ее муж был моим ровесником. Красавчик, ничего не скажешь, ну и, разумеется, большой дамский угодник. И компания у него в Лондоне подобралась сплошь из таких же любителей погулять. Не знаю, где он познакомился со своей будущей женой, но для нее, бедняжки, лучше бы этого не случалось. Она была хороша собой, вот он и влюбился. Красота, как известно, скоропортящийся товар, но он охладел к ней даже прежде, чем она начала блекнуть. У таких любовь длится недолго. — Джонатан глотнул из бокала. — Потом с Сандрой Комплайн случилась беда. Они к тому времени прожили вместе лет восемь, имели уже двух сыновей. Полагаю, она решилась на такое, стремясь вернуть расположение мужа. Речь идет о какой-то пластической операции на лице. Такие вещи врачи и сейчас-то толком не умеют делать, а двадцать пять лет назад и подавно. Не знаю, что там точно случилось, но из красавицы она превратилась в уродину. Стоило из-за этого ездить за границу. — Ройал вздохнул, блеснув очками. — В общем, ее всю перекосило, бедняжку. И что самое ужасное, лицо Сандры приобрело весьма комичный вид. Глядя на него, трудно удержаться от смеха. Представляете, какой кошмар? Она очень долго никуда не выезжала и никого не принимала. Но муж не унывал и постоянно приглашал к себе приятелей. Тот еще сброд. Мы в то время с ними не общались, но до нас доходили слухи совершенно невообразимые. Говорили, что Сандра как будто ищет смерти. Часто выезжает на охоту, где скачет на лошади во весь опор. Но по иронии судьбы вскоре погиб ее муж. Сломал шею, упав с лошади. И что вы на это скажете?

Мэндрейк встрепенулся, словно вопрос его разбудил.

— Что я скажу, мой дорогой Джонатан? Вы рассказали забавную историю. И она совершенно в духе того времени. Это еще раз доказывает, что драмы в жизни куда ярче, чем в театре. О чем должен помнить каждый драматург.

— Так-так, — пробормотал Джонатан. — Пожалуй. Однако давайте продолжим. Значит, Сандра осталась с двумя малыми детьми, Уильямом и Николасом. Мало-помалу она собралась с духом и начала потихоньку выезжать. Свой первый визит нанесла именно сюда, в этот дом. Потом у мальчиков на каникулы стали гостить приятели. В общем, жизнь в Пенфелтоне налаживалась. Старший мальчик, Уильям, рос тихоней. Такой, знаете, мрачноватый, неприметный. Когда приезжают гости, вы потом и не вспомните, был он среди них или нет.

— Бедняга Уильям, — вырвалось у Мэндрейка.

— Что вы сказали? Ах да, конечно. Но я пока еще ничего о нем не рассказал. — Ройал потер нос. — Дело в том, что Уильям не так прост, как кажется. Он предан матери бесконечно и наверняка помнит, какой та была до злосчастной операции. Ему было семь лет, когда мать приехала и он ее увидел такой. Как ни странно, мальчик ничем не выдал волнения, держался спокойно и только потом, оставшись один, закатил истерику. Вот вам и молчун. Это нянька рассказывала, а ей можно верить. Поэтому есть в нем нечто странное. Молчит, молчит, а потом вдруг выдаст что-нибудь неожиданное. Он из тех, кто сразу говорит все, что взбредет на ум. А это встречается не так уж часто. Вы согласны?

— Да, — отозвался Мэндрейк.

— Но в его странности нет ничего плохого, уверяю вас. И теперь, когда началась война, он показал себя с самой лучшей стороны. Но иногда я удивляюсь… впрочем, предоставляю вам самому составить о нем мнение. После знакомства, которое скоро состоится.

— Вам он не нравится, верно? — уточнил Мэндрейк.

Джонатан прищурился.

— С чего вдруг? Нет, Обри, просто Уильям не такой, как все. И больше ничего. А вот Николас — вылитый отец. Чертовски хорош собой, обаятельный, веселый, напористый и прочее. Законченный эгоист, немного позер, прирожденный ловелас. Братья уже давно выросли. Уильяму тридцать два, Николасу двадцать девять. Хочу особо подчеркнуть: Уильям слишком сосредоточен на матери. Все свободное время проводит в Пенфелтоне лишь затем, чтобы скрасить ее одиночество. Ухаживает за ней как нянька. Сейчас его отпустили на побывку, и, конечно, он ринулся домой, к ней. Николас же, наоборот, ни во что ее не ставит, только мучает. Никогда не сообщает о приезде и вообще о своих планах. Использует Пенфелтон как отель, где мать просто хозяйка. И догадайтесь, кто из двоих сыновей ее любимец?

— Конечно, Николас.

— Вы правы. Сандра обожает Николаса, а Уильяма воспринимает как данность. Младшего сына она начала баловать с рождения. Уильям вначале ходил в частную школу, затем закончил Итон. А Ника мамочка объявила слишком слабым для школы и наняла кучу домашних учителей. Когда же он подрос, отправила его завершать образование в Европу в сопровождении гувернера, как особу королевских кровей. Если бы Сандра могла лишить Уильяма наследства, уверяю вас, она бы это обязательно сделала. Но не позволяет майорат. Так что все ее состояние перейдет к Уильяму, а Николасу, подобно герою викторианского романа, придется самому заботиться о себе. Мамаша злится, но ничего сделать не может. Когда началась война, она места себе не находила, чтобы пристроить Николаса куда-нибудь на штабную работу, и бровью не повела при известии, что полк Уильяма отправляют на фронт. Так что с Николасом все в порядке, он получил непыльное местечко в Грейт Чиппинге. Очень мило выглядит в форме, и служба позволяет довольно часто наезжать в Лондон. Как я уже говорил, Уильям сейчас проводит отпуск перед отправкой на фронт со своей мамашей. Братья некоторое время не виделись.

— Они дружны?

— Отнюдь нет. Вспомните, Обри, необходимое условие подбора гостей — чтобы у всех были натянутые отношения, — и это ярко проявляется в семье Комплайнов. К тому же Уильям помолвлен с бывшей невестой Николаса.

— Неужели?

— Да, мой дорогой. Надеюсь, вы догадываетесь, что эта дама тоже входит в состав подобранных мной исполнителей в амплуа инженю. Она приедет с Уильямом и его мамашей, которая терпеть ее не может. Зовут девушку Клорис Уинн. Блондинка.

— Платиновая?

— У нее волосы цвета вина шабли и уложены воланчиками. В моей молодости такие девушки пели в хоре. Внешне Клорис, на мой вкус, привлекательна, и хотя мы мало общались, я слежу за ней с интересом. Мне кажется, она принадлежит к типу женщин с непростой судьбой.

— Николас ее бросил?

— Вообще-то он хотел на ней жениться, но, будучи любвеобильным, начал ухаживать еще за одной дамой. Которая тоже в моем списке персонажей, числится под номером пять. Мадам Лиссе.

— О Боже.

— Мисс Клорис, разумеется, терпеть такое не стала и разорвала помолвку. А затем довольно скоро приняла предложение Уильяма. Видимо, желая отомстить его брату, иначе откуда такая поспешность? Правда, тут дело сложнее. Уильям еще раньше ухаживал за ней, но Николас ее отбил. Не сомневаюсь, как только Уильям отправится на фронт, его брат сразу же ее себе вернет. И мне кажется, Клорис и Уильям это понимают. Комплайны поссорились в лучших традициях братьев-соперников и после второй помолвки больше не виделись. Теперь самое интересное: миссис Комплайн, Уильям и его невеста не знают, что я пригласил также и Николаса, который, в свою очередь, не ведает, что приглашены они. Однако ему известно, что здесь будет мадам Лиссе. Вот почему он решил сюда приехать.

Мэндрейк пригладил волосы.

— Прошу вас, продолжайте.

— Мадам Лиссе — еще один персонаж нашей пьесы. Она косметолог, очаровательная женщина, но с ней не все ясно. Начать хотя бы с фамилии. Известно, что она приехала из Австрии довольно давно, получила гражданство и открыла в Грейт Чиппинге салон красоты. У нее были рекомендательные письма влиятельным людям в графстве. Кстати, дочь священника, ваша приятельница Дайна Коупленд, среди ее близких знакомых. Разумеется, и Николас Комплайн тоже. Эта женщина производит впечатление. Золотисто-каштановые волосы, внешность южанки, потрясающие глаза. Ведет себя очень тихо и сдержанно, но, несомненно, та еще штучка. От мадам Лиссе здесь все в восторге… кроме, пожалуй, моей дальней родственницы леди Херси Амблингтон, которая приедет сюда завтра к обеду. — Джонатан замолк, ожидая от гостя какой-то реакции, но тот лишь неопределенно взмахнул рукой. — Херси тоже косметолог. Она занялась этим после смерти мужа, который оставил ее разоренной. Но Херси — женщина отважная и способная, так что вскоре добилась успеха. Я ничего в таких делах не смыслю, но знаю, что все дамы Грейт Чиппинга делали прически и все остальное только у нее, пока не появилась мадам Лиссе, которая тут же начала вытеснять леди Амблингтон с ее поля. Клиенток у нее не убавилось, но они стали попроще. Шикарные, за исключением немногих верных, переметнулись к врагу. Это мне известно от самой Херси. Она считает, что мадам неразборчива в средствах и что ее действия «пиратские». Вы не знакомы с Херси?

— Нет.

— Понятно. Должен сказать, что победить конкурентку у нее пока не получается. Она давняя приятельница Комплайнов и далеко не в восторге от ухаживаний Николаса за мадам. Как видите, отношения персонажей как раз для нашей пьесы. Все очень хорошо складывается. А присутствие доктора Харта добавляет этому еще пикантности.

— Что за доктор?

— Харт. Седьмой и последний персонаж. Тоже натурализовавшийся иностранец, живет в Брайтоне с конца прошлой войны. Я подозреваю, что он из Вены, судя по его специальности, но могу ошибиться.

Джонатан допил свой херес.

— И что у него за специальность? — спросил Мэндрейк.

— Дорогой Обри, он пластический хирург. Причем мастер женской красоты экстра-класса. У нас уже есть две женщины, занимающиеся этим делом, так вот вам, пожалуйста, еще и мужчина.

— Вам не кажется, — произнес Мэндрейк после долгого молчания, — что, собрав на уик-энд такое общество, вы накликаете в дом беду?

— Нисколько. — Джонатан усмехнулся. — Главное — не мешать им разыгрывать драму.

— Я думаю, это больше будет похоже на комедию.

— На комедию так на комедию. Как получится.

— А возможно, ничего не получится. Актеры запрутся в своих гримерных или вообще покинут театр.

— Тогда придется вмешаться нам.

— Нам? Вы меня извините, но…

— Ладно, если вы возражаете, то вмешаюсь я один. Но задача не из простых, это верно.

— Рад, что вы это сознаете. — Мэндрейк поежился. — Собирать вместе людей, которых связывают такие отношения, просто опасно. Сами подумайте, два брата, явно недолюбливающие друг друга, и не без основания, а тут еще девушка, которая сначала собиралась замуж за одного, а теперь за другого. Причем этот другой еще раньше ухаживал за ней, а она предпочла его младшего брата. Тут же среди гостей присутствует дама, фактически явившаяся причиной разрыва помолвки Николаса. Эта дама, владелица салона красоты, здесь встретится со своей конкуренткой, которая ее ненавидит, а миссис Комплайн будет вынуждена общаться с доктором, пластическим хирургом, чьи коллеги фактически испортили ей жизнь, и со своей будущей невесткой, которую терпеть не может. Я все верно понял?

— В принципе да, но тут есть еще одна деталь, о которой вы не слышали. Ходят слухи о каких-то тайных отношениях между доктором Хартом и мадам Лиссе. Говорят, она рекомендует своим клиенткам, которым ее средства уже не помогают, ложиться к нему на операцию.

— Деловое сотрудничество?

— Не только. Херси кто-то донес, что доктора Харта видели выходящим из квартиры мадам Лиссе в столь позднее время, что это может скомпрометировать любую женщину. И одет он был так, как положено для любовного свидания. Капюшон плаща (он носит плащи с капюшоном) наброшен на голову, шляпа надвинута до бровей. К тому же говорят, он сильно мрачнеет при любом упоминании о Николасе Комплайне.

— А что это у него за плащ?

— Тирольский, с капюшоном, очень удобный. Непромокаемый. У меня тоже есть такой, его подарок. Я его часто надеваю. Завтра увидите.

— А какой он, этот пластический хирург?

— Весьма приятный. Я нахожу его интересным. Отлично играет в бридж.

— Но завтра бриджа не будет?

— Нет, нет, зачем усложнять ситуацию? Мы будем играть в другую игру.

— Неужели?

— Вам понравится. Очень стимулирующая игра. Надеюсь, она ослабит враждебность. Представляете, Обри, как славно будет наблюдать, когда в понедельник они разъедутся, полные взаимной симпатии.

— Я понял. Вы хотите, чтобы ваша пьеса имела счастливый конец. Это будет не Пиранделло, а скорее грустная комедия в духе «Жильца с третьего этажа» Джерома К. Джерома.

Джонатан встал и протянул руки к огню. Он был невысокий, но смотрелся неплохо, потому что спину держал прямо. Вначале Мэндрейку показалось, что улыбка у него какая-то зловещая, но потом он решил, что это просто игра света. Глаза за толстыми стеклами очков разглядеть было невозможно.

— А что, — пробормотал Джонатан, — счастливый конец, разве это плохо? — Он повернулся к гостю. — Вы, наверное, хотите пойти в свою комнату, Обри. Вам, как всегда, отведена синяя. Дождь, кажется, прекратился. Может, выйдем ненадолго, полюбуемся вечерней природой, прежде чем идти переодеваться к обеду?

— Не возражаю.

Она вышли в обширный холл и направились к массивной входной двери. Когда Джонатан ее открыл, оказалось, что ветер стих, и на пороге их встретила вечерняя тишина английской глубинки. Пахло землей, лишь чуть-чуть присыпанной снегом. Они вышли на широкую веранду, опоясывающую фасад особняка Хайфолд. Далеко внизу сквозь верхушки деревьев смутно мерцали огоньки деревни, а за ней в долине — нескольких разбросанных домов. Небо на юге было усыпано звездами, а на севере вершина горы тонула во мраке. Когда они повернулись к ней, пахнуло холодом.

— Пойдемте, сэр, я замерзаю, — взмолился Мэндрейк.

Джонатан кивнул:

— Да, да, конечно. Пойдемте. Похоже, пойдет снег, так что все замечательно.