Глава 4
Отношения
Гордону Роу, эсквайру, хирургу
Лондон
Будучи коронером Его Величества в графстве Лондон, настоящим обязываю Вас предстать передо мной и присяжными во вторник, девятый день февраля месяца, в одиннадцать часов до полудня в суде прихода Святой Иоанны, Холборн, и тогда же в интересах Его Величества свидетельствовать по поводу смерти Пола Редферна Бранда и совершить вскрытие либо содействовать вскрытию тела и посмертному исследованию внутренних органов головы, груди и брюшной полости упомянутого Пола Редферна Бранда, о чем доложить впоследствии на вышеозначенном дознании. Неповиновение настоящему приказу – на ваш страх и риск.
Датировано вторым днем февраля месяца, 1931.
П. Дж. Салли, коронер.
В пятницу на той же неделе, когда было обнаружено тело, доктор Роу позвонил в квартиру Джины, рассеянно похлопал себя по карману, услышал, как зашуршала в ответ повестка коронера. Маленький доктор шел по коридору за встревоженной миссис Остин и сгорал от любопытства.
– Я и вправду считаю, вы должны на нее взглянуть, доктор. – Домработница говорила приглушенным голосом, бороздя толстый ковер мягкими туфлями и не глядя по сторонам. – Ни минуточки она не спала. По лицу видно. Я сказала ей, сказала: «Вызовите врача, милочка. В конце концов, хуже, чем сейчас, он не сделает». А она мне: «Наверное, вызову, миссис Остин». «Прилягте», – я ей, но не тут-то было. Так и сидит у камина, что твоя лилия.
Этот рассказ длился до самой двери в гостиную. Прежде чем войти, миссис Остин положила пухлую влажную ладонь на руку доктора.
– Уже что-нибудь выяснили?
Доктор Роу кашлянул.
– Не знаю, миссис Остин, – любезно ответил он. – Вы же в курсе, я не полицейский. Где наша пациентка?
Домработница подняла брови, затем со множеством картинных предосторожностей, призванных обеспечить тишину, на цыпочках тяжело вплыла в комнату.
– Вот и доктор, милочка, – объявила она замогильным шепотом, от которого у ее хозяйки наверняка остановилось бы сердце, будь их появление и вправду бесшумным.
Джина сидела в большом белом кресле, закутанная в сшитый на заказ черный пеньюар, – тот резко контрастировал с бледным лицом, блестящими глазами и волосами. Она сделала слабую попытку улыбнуться.
– Рада вас видеть, доктор. Присаживайтесь. Спасибо, миссис Остин, вы можете идти.
Милейшая дама вышла из гостиной, дав понять, что поступает так скрепя сердце. Доктор Роу продолжал стоять. Его профессиональная личность, полная радушия, лучше всего смотрелась в полный рост на каминном коврике.
– Ну-с, миссис Бранд, – начал он, – что вас беспокоит? Не спится, а? Неудивительно. Однако вы сами можете себе помочь как никто другой. Вам нужно мужество, деточка, большое мужество. Другие симптомы есть? Как дела с аппетитом?
Джина села прямо – маленькие белые ладошки сжаты, локти на коленях.
– Доктор, что происходит? Я насчет мужа.
Низенький медик застыл, в глазах мелькнула то ли тревога, то ли возмущение.
– Я пришел поговорить о вашем здоровье, миссис Бранд, – предостерегающе сказал он.
– Ах, доктор… – Мягкий новоанглийский акцент делал слова невнятными. – Я не хотела вас обидеть. Я не разбираюсь в профессиональной этике и прочем, но разве вы не видите: я схожу с ума от неопределенности. Что будет? Чем занята полиция? Почему слушание отложили на неделю? Чего ждут от вскрытия?
– Сударыня… – Доктор Роу был возмущен подобным нарушением приличий, о чем свидетельствовал его тон. – Я – практикующий врач. Не сыщик. Вы послали за мной, чтобы попросить совета о своем здоровье, и я готов его дать. Вы нуждаетесь во сне, и я могу выписать вам нужный препарат. Но я ничего не знаю о происшествии, а если бы и знал, не мог бы их обсуждать. Это неправильно.
– Вы ведь не только врач, вы еще и человек! – Голос Джины дрожал. – Причем единственный, кто знает, что там думают в полиции. Только представьте мое положение… Десять дней назад пропадает муж. Спустя четыре дня его находят мертвым. Полицейские без всяких предупреждений и объяснений забирают тело. Меня на следующий день зовут на слушание. Оно занимает от силы пять минут. Кузен мужа опознал Пола, коронер отложил процесс на семь дней. Мне прислали повестку на вторую часть слушания, и я, конечно, пойду. Однако за мной следят! Вчера на улице…
Она перевела дух, в глазах застыла му́ка.
– Если бы мне хоть что-нибудь объяснили!.. Меня держат в неведении, это действует на нервы. Почему за мной следят? С чего полиции думать, будто я сбегу? В чем дело?
Нельзя сказать, будто доктор Роу остался совсем уж глух к мольбам красивой женщины, но из всех профессионалов врач, пожалуй, должен защищать себя особенно тщательно.
– Я очень вам сочувствую, – искренне произнес он. – Однако просветить насчет полиции не могу. У них свои методы и свой загадочный подход к делу.
Доктор нахмурился, поежился. Его посетило воспоминание о неприятном утреннем визите в морг, совместной работе с судебно-медицинским экспертом. И все же доктор Роу отодвинул сострадание в сторону и попробовал утешить Джину, ничего при этом не проясняя.
– Не стоит переживать. Сейчас нужно подумать о себе, поберечь здоровье. Дайте, пожалуйста, руку.
Глядя на часы, врач измерил пульс пациентки.
– Немного учащен, но ничего серьезного. Я пришлю вам снотворного. Утром почувствуете себя гораздо лучше. Неизвестность терпеть трудно, я понимаю, однако постарайтесь взять себя в руки. Вы пережили огромное потрясение – действительно огромное; горе вас в буквальном смысле сломило.
В последней фразе прозвучал завуалированный вопрос – его нашептала доктору Гордону Роу любопытная душа, спрятанная за профессиональной личиной.
Джина ответила без запинки:
– Это не горе. Не настоящее горе. Мне жаль Пола, но я его не любила.
Доктор Роу вздрогнул. Даже в самых лукавых, самых недостойных надеждах он не чаял услышать столь компрометирующее заявление.
– Ну-ну, миссис Бранд, вы же не всерьез, – категорично возразил врач. – Это от переутомления.
Джина непонимающе посмотрела на него, и тут нервы ее окончательно сдали.
– Какие вы все ужасные! – выпалила она. – Если бы я произнесла такое при жизни мужа, вы и внимания бы не обратили, никто не обратил бы, – хотя и сейчас, и тогда правда одна и та же. Но стоило мне сказать это после его смерти, и вы уже смотрите на меня, как на убийцу.
Доктор Роу запаниковал.
– Я… Я протестую. В самом деле! – пробормотал он, попятился к двери, откуда вызвал миссис Остин. – Уложите хозяйку в постель.
Распоряжение прозвучало слишком резко, и домработницу, которая подслушивала под дверью, посетило сомнение – уж не раскусил ли ее доктор. Он же, выполнив то, что считал своим долгом, торопливо отбыл.
Тем временем в небольшой квартирке над полицейским участком на Боттл-стрит мистер Кэмпион сидел за своим столом, пытаясь делать два дела одновременно: писать письма и вести осмысленный разговор с человеком в соседней комнате.
– Отвратная история, – с горечью изрек низкий, унылый голос. – Сразу видать. Держитесь от нее подальше. Зачем вам скандал? Про вас и так слухи ходят, будто вы любитель побегать за славой.
– Обидно, – ответил мистер Кэмпион, невпопад написал «за славой» в письме к своему банкиру, зачеркнул. – Но они мои друзья, ты же знаешь.
– Тем более нечего туда лезть, – произнес голос, на этот раз с намеком на житейскую мудрость. – Друзья попросят такое, на что у чужих духу не хватит. Преступление-то на почве секса. Вы, надеюсь, в курсе?
– Что? – переспросил мистер Кэмпион.
Он снял очки, которые при письме немного затуманивали зрение, вновь надел, отложил ручку.
– На почве секса, – повторил голос. – Вам пока сильно везло, не доводилось так низко падать, но то ли еще будет, когда вас дешевые газетенки обольют грязью с головы до ног. Я, к примеру, после такого с вами компанию водить не смогу. Всех старых друзей растеряете.
– Лагг, – сурово позвал мистер Кэмпион. – Зайди сюда.
По соседству загрохотало, словно там произошло небольшое землетрясение, и в комнату, предваряемый тяжелым дыханием, вплыл Лагг.
Его объемы с годами все росли, а вместе с ними росла и его меланхолия. К тому же он достиг определенного мастерства в умении изящно одеваться, не утратив при этом своей неординарности. Сегодня на нем было нечто напоминающее черные слоновьи ноги, белая крахмальная рубашка – без единого пятнышка, но и без воротника – и черный бархатный пиджак.
Хозяин холодно обозрел слугу.
– Богемно, – заключил мистер Кэмпион. – С кого снял?
Мистер Лагг тяжело покачал головой.
– Можете шутить сколько угодно, – скорбно произнес он. – Но так оно и бывает: сегодня вы – уважаемый, изысканный, добродетельный член общества, а при первом же отвратном слухе – сидите по уши в грязи.
– Где ты взял этот жакет?
– Заказал, – отрезал мистер Лагг. – Джентльменская одежда, очень модная. Последний писк. В газете сказано, одному вашему важному родственнику нездоровится. Вот я и прикупил обновку: вдруг с ним что произойдет и вас призовут занять свое место в мире, хочу быть готов.
– Это, конечно, безобразие. – Мистер Кэмпион встал. – Десять лет назад ты с ловкостью обезьяны забирался по стене дома на третий этаж, пролазил в слуховое окно, вскрывал сейф и был таков – все без сучка без задоринки. А теперь!.. Даже у малыша в коляске не сможешь сладости украсть.
– Надеюсь, до такого я не дойду, – с достоинством ответил мистер Лагг. Затем, прикрыв маленькие черные глазки припухшими белыми веками, принял добродетельный вид. – К тому же то – дело прошлое, а думать лучше о будущем. Вот я и советую вам не лезть в дела с дурным запашком. В вечерних газетах эта история выглядит плохо – не надо впутывать наши имена в такое.
– Размяк ты, Лагг, сдал, – с сожалением подытожил Кэмпион. – В последнее время я мало тебя загружаю. Да и в нынешнем деле для тебя вряд ли что найду.
– Рад слышать, – уверенно заявил мистер Лагг. – В клубе обсуждали подробности, так я тогда еще подумал: «Хоть бы не ввязнуть в эту историю». Мы ведь вроде даже не на стороне полиции.
Мистер Кэмпион взгромоздился на край стола, запахнул на поджаром теле шелковый халат, тонкий и довольно ветхий.
– Под клубом ты имеешь в виду паб на Уордор-стрит? – уточнил Альберт.
– Нет. – Лицо мистера Лагга одеревенело. – Я туда больше не хожу. Не одобряю некоторых посетителей. Недостойные личности. Если желаете знать, я посещаю очень спокойное респектабельное местечко в бывших конюшнях, в Мейфэр. Там есть милейшие люди, моего рода занятий.
– Джентльменские джентльмены, видимо? – насмешливо спросил мистер Кэмпион.
– Именно, – с вызовом подтвердил мистер Лагг. – А что плохого? Поддерживаю знакомство с милыми людьми из высшего общества, узнаю все сплетни.
– Ты мне отвратителен, – искренне произнес Кэмпион. – До ужаса. Так и подмывает тебя уволить.
– Попробуйте. – В мистере Лагге вспыхнул былой огонь. – Хочу посмотреть, куда вас тогда занесет. Вы беспомощны, как младенец. Без меня никак, уж я вас приучил. Бросайте это дело, и мы больше ни словом о нем не вспомним. Сделка честнее некуда.
Не заметив в лице хозяина ни намека на капитуляцию, Лагг настойчиво продолжил:
– В конце концов, когда секс поднимает свою уродливую голову, пора сматывать удочки. Вы это знаете не хуже меня.
– Так ты не шутишь? – Мистер Кэмпион выглядел совсем озадаченным.
– Когда это я шутил? – со справедливым упреком вопросил мистер Лагг. – Тема совсем не смешная.
– Откуда ты взял эту… секс-идею? Я думал, в газетах все очень сдержанно. Да и как иначе – закон о клевете никто не отменял.
– Между строк прочел. – Мистер Лагг был мрачен. – Клевета не клевета, но если читать газеты правильно, всегда ясно, в чем дело. Важно не что, а как пишут.
– К сожалению, это во многом правда. – Кэмпион нахмурился. – Ну и к чему ты пришел в ходе копания между строк?
– Убила, конечно, жена. В газетах напечатали ее снимок. Видали? Хорошенькая штучка – от такой только и жди.
– Лагг, это уж чересчур! – Мистера Кэмпиона передернуло. – Пошел вон.
Мистер Лагг понял, что перегнул палку.
– Без обид, шеф, не кипятитесь, – живо произнес он. – Я там не был, правды не знаю. Просто рассказываю, как все выглядит для человека с улицы.
Кэмпион помолчал. Бледное безобидное лицо утратило привычное отсутствующее выражение.
– Я их знаю, Лагг, – наконец сказал он. – Им можно доверять, говорю тебе. Обаятельные, открытые, достойные люди. Миссис Бранд – прелестнейшая женщина. Мало ей горя из-за гибели мужа, так еще, сам видишь, ее портрет печатают в газетах, а в пабах Мейфэра объявляют убийцей.
Упрек прозвучал справедливо, однако не в характере мистера Лагга было признавать факты.
– Горе из-за гибели мужа? – презрительно протянул он. – Ну конечно! Человек пропал в четверг, а нашли его аж в понедельник в конторе по соседству. Любящая женушка, нечего сказать. Мужа нет дома то ли три, то ли четыре дня, а ей хоть бы что.
– Она вызывала меня.
– Ого, даже так? – заинтересованно спросил Лагг. – Тогда другое дело. Но в прессе-то про это не пишут. Откуда же мне было знать? Да и другим тоже. Кто, по-вашему, убил?
Мистер Кэмпион провел рукой по светлым волосам, взгляд затуманился.
– Понятия не имею, Лагг. Хоть и в курсе этой истории, так сказать, изнутри. А вот ты и твои клубные приятели уже назначили виновного.
– Я совсем не удивлюсь, если мы окажемся правы. Со стороны оно виднее, знаете ли. Помяните мое слово, мы и ахнуть не успеем, а дамочка уже будет стричь какого-нибудь молодого богача, на которого положила глаз. Вот вам тогда и мотив.
Ответ мистера Кэмпиона заглушила трель дверного звонка. Лагг поцокал языком, выражая одновременно раздражение и обреченность.
– Нашел же кто-то время для визитов…
Пройдя через комнату, мистер Лагг открыл нижний ящик комода и, к ужасу мистера Кэмпиона, достал из него поразительную конструкцию, состоящую из крахмального воротничка с черным галстуком-бабочкой. С безукоризненной важностью, даже гордостью, мистер Лагг застегнул это уродство у себя на шее – сзади была пришита пуговица – и тяжеловесно удалился, лишив своего хозяина дара речи.
В комнату стремительно вошел Майк – не стал ждать, пока о нем доложат. Последние два-три дня оставили разительный отпечаток на его внешности. Короткие черные кудри словно поредели, на лбу залегли морщины. Прежнее полусонное выражение не совсем исчезло из глаз, однако теперь в них была еще и тревога.
– Решил зайти, – отрывисто сказал гость. – Поговорить.
Он замолчал, нерешительно покосился на надгробную статую за своей спиной. Кэмпион тут же сообразил.
– Пока все Лагг, спасибо.
Бывший грабитель приподнял брови.
– Я буду в кухне, сэр, если понадоблюсь, – произнес он так напыщенно, что Кэмпион изумленно разинул рот.
Однако Майку было не до мелочей. Он рухнул в глубокое кресло у камина и глубоко вздохнул.
– Полный кошмар, Кэмпион. Смерть Пола – и так ужасная беда, но ты не представляешь, что это была за неделя. Мы сами не свои. Джина совсем сломлена. О чем думают в полиции, можно как-то разведать? Знаю, ты пробовал. Что-нибудь выяснил?
Мистер Кэмпион, который в другом конце комнаты возился с шейкером, заговорил через плечо:
– Я ходил в Скотленд-Ярд. Станислав Оутс в отпуске, а ребята, которым поручено расследование, Таннер и Пиллоу, вежливы, но немногословны. Однако поводов для волнения нет. Коронер Салли – товарищ надежный. Бодрый, непримиримый старик; резковат немного, но дело знает. Полиция вас пока не беспокоит?
– Не беспокоит?! – простонал Майк. – Да они в конторе живут! Нас всех допрашивали до темноты в глазах. А какая гадкая история произошла с Джиной! Я убедил ее выйти на прогулку – что толку сидеть дома, изводить себя мыслями. Она решила пообедать с Аделаидой Чаппель, певицей. Они посидели в ресторане «Булестин», потом мадам Чаппель было нужно в турагентство Куков. Она, видимо, всегда ездит через них, а ей предстоит петь в Белграде. Джина от нечего делать тоже пошла к Кукам. Ей показалось, что за ней следят, а потом она и правда увидела, как сыщик расспрашивает про нее клерка. С тех пор с квартиры не спускают глаз. Это мерзко, Кэмпион, просто мерзко! Почему ей нельзя участвовать в расследовании? И нам всем тоже? Что скрывают в полиции?
Мистер Кэмпион протянул гостю коктейль.
– Допрашивают, говоришь? Наверное, уточняют первоначальные показания, которые вы давали представителю коронера?
– Еще как уточняют! – горячо воскликнул Майк. – Меня допытывали сотню раз, Джину – не меньше. Я уж не говорю про нашу старушку Керли и ту бедную девочку, которая нашла тело. Сыщики приходят каждый день. Сегодня утром у них новая тема. – Майк отпил коктейль, не ощутив вкуса, с тревогой посмотрел на Кэмпиона. – Они все время спрашивают, а сами ничего не рассказывают. Сегодня выясняли насчет четверга. Помните ли вы, что делали в прошлый четверг вечером – не вчера, а неделю назад?
– В четверг вечером? – Кэмпион навострил уши. – Спрашивали у всех?
– А как же! Я задал вопрос Пиллоу… Забавный такой чудак, Кэмпион, с виду почтенный главный садовник; в жизни не подумаешь, что сыщик. Так вот, я у него спросил, определили ли время смерти, а он не ответил. Только усмехнулся.
Мистер Кэмпион сел на краешек кресла напротив.
– Его интересовало какое-то определенное время?
– Да. С восьми до девяти вечера. Такое нудное занятие! Опросили каждого в конторе. Бедная Керли чуть не спятила. Джон не мог сообразить, где был, и ей пришлось перерыть все записи про его встречи, обзвонить любопытных друзей, деловых знакомых. Наконец выяснили: он присутствовал на ужине в честь психолога Лютцова в клубе «Гусиное перо». Секретарь вспомнила – Джон пришел без десяти восемь, а ушел то ли в одиннадцать, то ли в двенадцать. Сама Керли ехала в метро по морденской линии. Я гулял до без десяти девять. Джина сидела одна дома, ждала Пола. Обычные, повседневные дела, но если спрашивают внезапно, память отказывает. Честно говоря, меня беспокоит вот что: насколько понимаю, смерть бедняги объяснить просто – в комнату просочился угарный газ, вызвал отравление. Но запертая дверь? Я предложил Пиллоу такую версию – Пол вошел в хранилище, а ключ оставил снаружи в замке. Дверь захлопнулась, кто-нибудь из сотрудников заметил торчащий из нее ключ, повернул его и отнес на место, наверх. А теперь, наверное, от страха не скрывает правду.
– Что ответил на это сержант Пиллоу?
– Ты же знаешь полицейских! – пожал плечами Майк. – Умники чертовы. Заявил, что выяснит, и продолжил меня допрашивать.
– А как держится твой кузен? – полюбопытствовал мистер Кэмпион.
– Кто, Джон? – Майк позволил себе слабую улыбку. – Сказочно неподражаем. Вообще не сознает, что происходит. С полицией разговаривает, как с безвестными литературными агентами, а в свободное время сочиняет короткие туманные заметки в газеты, объясняющие задержку с похоронами. Джон думает только о «Барнабас и партнеры». Он так долго верил в святость репутации фирмы, что не замечает грядущего скандала. Всех сотрудников заставил ходить в траурных повязках – будьте так любезны – и договорился в крематории Голдерс-Грин об очень тихой, респектабельной церемонии на следующий день после предварительного слушания.
– Миссис Бранд, конечно, не прочь уступить организационные хлопоты Джону, – предположил Кэмпион и наполнил пустой бокал.
– Джина? Нет, ничуть, – с горечью сказал гость. – Думаю, она всегда понимала, что Пол в большей степени принадлежит не ей, а фирме. Он… Он пренебрегал Джиной.
Майк опустил глаза, сосредоточенно защелкал зажигалкой. Прикурил. Мистер Кэмпион хранил молчание, и Майк продолжил:
– Пол не страдал особой чуткостью. У него была удручающая привычка: он с исступлением гонялся за всем красивым, получал, а потом забывал. И так во всем. Не ценил того, что имел.
– Ты бы на его месте ценил, да? – мягко произнес мистер Кэмпион, поворошив уголек в камине.
Майк, как ни странно, не стал прятать глаза.
– В том-то и беда, – спокойно кивнул он, открыто посмотрев на друга.
– Как далеко все зашло?
– Совсем недалеко, – пылко заверил гость. – Она мною не особо увлечена. Я просто под рукой, и мы, конечно, бываем где-то вместе, вот и все. Ты не понимаешь Джину, Кэмпион. Никто не понимает. Я всей душой надеюсь, что мы сумеем оградить ее от этого кошмара.
Мистер Кэмпион задумчиво помолчал. Выходит, под спокойной гладью жизненного моря, омывающего фирму «Барнабас и партнеры», бушуют нешуточные страсти и силы. Предстоят открытия: одни чудовищные, другие жалкие, третьи поразительно неожиданные. Сидящий перед Альбертом человек не думал не гадал, что однажды полиция и пресса направят свои прожекторы на его семью, что ничего не получится ни спрятать, ни уберечь, а маленькие сокровенные тайны обретут в их слепящем свете неестественный, гротескный вид.
Вслух Кэмпион сказал совсем другое:
– Тебе давно следовало жениться, Майк.
Тот вздрогнул.
– Я чертовски рад, что этого не сделал. Все и так слишком сложно. И вообще, не понимаю, почему мы болтаем о каких-то тайных романах, когда над нами нависла беда… Ой, а это кто?!
Последняя реплика относилась к женскому голосу в прихожей. Звонка они не слышали, а потому, когда Лагг ввел закутанную в черное гостью, были захвачены врасплох.
– Джина! Что ты здесь делаешь? – вскочил Майк.
Его недавней нервозности и след простыл. Хорошо держит себя в руках, одобрительно подметил мистер Кэмпион.
Джина посмотрела на Майка, не сказала ему ни слова и резко повернулась к Кэмпиону.
– Ты ведь не против моего прихода? – торопливо произнесла она. – Я с ума схожу одна дома, все гадаю, что там в полиции. Даже за доктором послала. Альберт, что будут делать во вторник?
– Говорить-говорить-говорить и записывать все в тетрадь, – шутя заявил Майк. – Давай-ка садись в это дорогое на вид кресло и позволь Кэмпиону угостить тебя «дамой в белом».
Джина подняла к Майку встревоженные серые глаза. Он ответил на ее испытующий взгляд улыбкой.
– Все будет хорошо. Не переживай. Выглядишь замечательно. Очень красивый воротничок. Твоего дизайна? Как он называется – жабо или берта?
– Майк, это невыносимо. – Она вновь отвернулась. – Альберт, расскажи, что происходит.
Джина упала в кресло, повернув к Кэмпиону бледное умоляющее лицо.
– Он знает не больше нашего, Джина. Зато коронер, по его словам, – человек толковый, ошибки допускает редко, – успокаивающе произнес Майк, выдвинул вперед еще одно кресло, сел между гостьей и Кэмпионом.
Джина ухватилась за эти слова, как утопающий за соломинку.
– Людям ведь свойственно делать ошибки, да? – медленно заговорила она. – Полицейские все понимают иначе, хуже, чем в действительности. Я это вчера вечером заметила, когда меня допрашивал инспектор Таннер. Я кое-что ему рассказала, он записывал, и было видно, что для него… для него это выглядит совсем не так…
– Расскажи и нам, – предложил Кэмпион, протягивая гостье бокал.
Та смущенно молчала, лицо обрело естественный цвет.
– Теперь уже, наверное, неважно. Боюсь, я веду себя далеко не лучшим образом.
– Выкладывай.
– В общем… – Джина кашлянула. – Майк, я не знала, что ты тоже тут будешь. Возможно, тебя это удивит или шокирует, но так уж вышло, и не я одна виновата.
Она вновь нерешительно помедлила. Двое мужчин не сводили глаз с маленькой, хрупкой гостьи в изысканном наряде.
– Инспектора интересовал вечер четверга. Я рассказала: за ужином мы с Полом хотели кое-что обсудить, я прождала его до девяти, потом позвонила Майку и попросила со мной прогуляться.
Джина замолчала.
– Инспектор спросил, что именно мы с Полом хотели обсудить. Я ответила. Полицейский, по-моему, посчитал это важным. Может, конечно, я просто вообразила, но…
– И что вы хотели обсудить?
Опасность Кэмпион учуял чуть раньше, чем услышал ответ.
– Развод. Я уже некоторое время уговаривала Пола дать мне развод.
– Развод? – Шепот Майка заполнил комнату.
Джина медленно подняла на него глаза.
– Не надо. Не надо! Никакого осуждения – хотя бы пока. Я просто рассказываю, о чем сообщила инспектору. Тот очень заинтересовался, – продолжила она. – Спросил, говорили ли мы об этом раньше, я ответила – да, говорили, много раз, и Пол слышать ничего не хотел. Но в среду я ходила к адвокату, тогда для меня многое стало ясно. Я поняла свое положение. Узнала, что накрепко привязана к Полу, если только он… он… не начнет меня бить или не бросит. Поэтому я умоляла его провести вечер дома, все обсудить.
– И ты рассказала это инспектору? – Майк говорил едва слышно.
– Он из меня вытянул, – сокрушенно признала Джина. – Что, очень плохо, Альберт? Очень?
Мистер Кэмпион встал. Лицо его было мрачным.
– Вряд ли, – наконец произнес он как можно убедительней. – Ты же не в одиночестве ждала Пола? Ужин должна была подать служанка?
– Да, конечно, – беззаботно кивнула Джина. – Миссис Остин была со мной до восьми часов.
– До восьми? – Брови мистера Кэмпиона взлетели вверх.
– Ну, не до ночи же мне ее держать. Пол опаздывал на целый час, я сказала миссис Остин, что мне уже все равно, когда он явится, и отпустила ее.
– О боже! – воскликнул мистер Кэмпион. Затем, помолчав, повторил: – О боже!