При воспоминании о трагедии некоторые события видятся с особенной ясностью. Ни Майк Веджвуд, ни мисс Керли не могли забыть, как стоявший на коленях доктор поднял голову и виновато произнес:

– Боюсь, нам все же придется его перенести. Здесь я ничего толком не вижу.

Возможно, их способность испытывать потрясение достигла предела, и фраза доктора совпала с тем самым мгновением, когда на них снизошла наконец милосердная безучастность. Во всяком случае, эта сцена намертво врезалась им в память.

Удивительно неопрятное помещение стало видно в мельчайших подробностях. Флоренс Керли и Майк новыми глазами смотрели на длинные ряды пыльных полок со всякой всячиной; полки заканчивались у противоположной стены, где когда-то была кухонная плита, а теперь стоял старинный черно-зеленый сейф. Почти весь центр комнаты занимал громоздкий стол, заваленный книгами и множеством неряшливых свертков в коричневой бумаге.

Мисс Керли с Майком разглядели даже пространство под столом, сплошь заставленное хлипкими деревянными ящиками; их бумажное содержимое давно потекло бы через край, если бы не книги, небрежно брошенные сверху.

Туман, окутавший город, заползал в каждую щель и висел в воздухе сероватой дымкой, создавая тусклый ореол вокруг единственной раскачивающейся лампочки. Тело лежало на спине: голова в тени от крышки стола, согнутые ноги и торс смотрят в сторону входа, возле которого застыли мисс Керли и Майк Веджвуд.

Доктор неловко встал с колен. Невысокий седеющий мужчина в летах, но все еще щеголеватый; из-под кустистых бровей смотрят проницательные глаза. По сравнению с темным элегантным нарядом его оголенные до локтя руки – крепкие и очень волосатые – выглядели неприлично.

– Куда его можно перенести? – спросил он.

Мисс Керли решила, что вопрос, естественно, адресован ей, и стала быстро соображать. Места в особняке номер двадцать три не так уж много. В подвале, кроме этой комнаты, есть еще зал упаковки в конце коридора, склад да небольшая уборная – ни одно из помещений не подходит для упокоения трупа. Наверху условия еще менее подходящие: рабочий день в разгаре, сотрудники на грани истерики.

Мисс Керли глянула на стол.

– Если переложить все это на пол, а на столе постелить простыню, вы будете как раз под светом, доктор, – решила она. – Я раздобуду лампочку поярче.

Низенький медик посмотрел на седую даму с любопытством. Он знал, что Пол был управляющим. Конечно, трудно ждать от персонала конторы такого же отношения к усопшему, как от членов семьи, тем не менее доктор был удивлен отсутствием тенденции, общей для всех дилетантов-немедиков, – поскорее устроить тело в самом удобном месте. Вслух же он назвал предложение мисс Керли очень разумным.

Майк шагнул в хранилище, обошел распростертую фигуру, стал перекладывать пыльные бумаги на пол с другой стороны.

В комнате было сухо из-за отопительного котла, установленного через коридор; порой из-под двери, что вела во двор, задувал ледяной сквозняк. Майк работал, словно в кошмарном сне, его высокая худая фигура и чуткое лицо с глубокими складками выглядели на удивление мальчишескими и расстроенными.

Доктор вновь присел и приступил к осмотру, временами ворча что-то себе под нос и вздыхая.

Пришла мисс Керли с новой лампочкой и двумя простынями. Под ее руководством Майк, непривычный к подобным подвигам, кое-как заменил лампочку; а мисс Керли накинула на стол одну простыню и замерла, держа вторую наготове в ожидании указаний доктора.

Мужчины посмотрели друг на друга. Майк был моложе и значительно сильнее, однако по лицу его разлилась бледность, а на лбу выступил пот.

Доктор Роу живо заговорил. Его невозмутимость очень успокаивала. Тридцать пять лет общей практики нарастили вокруг него вполне дружелюбный панцирь, который успешно скрывал простого любопытного человека.

– Я подниму его за плечи, мистер Веджвуд, вы возьмите за ноги. Да-да, чуть выше лодыжек, вот так. Готовы? Давайте…

Майк взглянул на коричневые туфли с тупыми носками. До чего знакомые. Туфли Пола. А это беспомощное существо на пыльном полу – сам Пол. Майк не упал лишь благодаря физическому усилию. Он напряг мышцы – и поспешно отвел глаза от кузена. Нечего на него смотреть. Хватит и того, что написано на лице у мисс Керли.

– Отлично, – сказал доктор. – Уф!

Он наконец поднял голову и заметил, как выглядят его помощники.

– Может быть, вам лучше подождать снаружи? Это… э… не самое приятное зрелище.

В каменном коридоре Майк на миг повис на лестничных перилах, голова со стрижеными кудрями прильнула к стене.

– Боже, Керли, какой ужас, – наконец выдавил он. – Где носит Джона?

– Скоро будет, – резко ответила мисс Керли. – После звонка доктору я вкратце передала все Джону через служанку. По ее словам, он полночи читал и потому еще не одет, но придет немедленно. Беда. К Джине я еще никого не отправила.

– К Джине? Конечно, я скажу ей, Керли, сам скажу. Попозже, не сейчас. Если она спустится и его увидит…

Майк умолк.

Мисс Керли вновь ощутила к нему симпатию, и это нежное чувство, пришедшее на смену страху, едва не выбило ее из колеи. Старая дама сняла очки, раздраженно промокнула веки.

Майк хмуро молчал, глаза под нависшими бровями ввалились, потемнели.

На верхней площадке лестницы этажом выше кто-то замер, на стену упала тень.

– Мисс Керли! О, мисс Керли! – позвал дрожащий девичий голос. – Мистер Тус пришел.

– Отведите его в приемную, мисс Джеймс. Всех посетителей ведите в приемную, – ответил Майк, опередив мисс Керли.

Шаги над головой затихли.

Вышел доктор – на удивление скоро. Майк с мисс Керли забросали его вопросами, он отвечал им, не оборачиваясь и моя руки в маленьком туалете рядом с хранилищем.

– Мертв дня три, я бы сказал. Точнее определить трудно, поскольку трупное окоченение уже прошло. Но три дня – это минимум. Странно, что тело не обнаружили раньше.

Мисс Керли впервые заметила его острый, пытливый взгляд из-под кустистых бровей и невольно стала оправдываться:

– Эту комнату используют крайне редко, доктор. Да и то в качестве хранилища, понимаете? Нам еще очень повезло, что мистера Бранда нашли сегодня.

– Но ведь он наверняка пропал, – не отступал доктор. – Его жена…

– Мистер Бранд был человеком непредсказуемым.

Мисс Керли невольно ответила резко, и Майк поспешил исправить положение:

– Мы как раз начали гадать, где он. Лишь вчера вечером это обсуждали. Искать здесь, естественно, никому и в голову не пришло.

Майк вдруг замолчал. Стало очевидно, что ему пришло на память нечто поразительное. Он густо покраснел и уставился на Керли. Та явно избегала его взгляда. Доктор с интересом посмотрел на обоих.

– Ясно… А скажите-ка, мистер Веджвуд, есть здесь внизу какой-нибудь отопительный прибор?

– То есть? – не понял Майк. – Вам нужен огонь? Есть коксовая печь под лестницей, если…

– Об этом-то я и спрашиваю, – оборвал доктор. – Давайте на нее взглянем.

Они вместе осмотрели систему центрального отопления и печь, встроенную в крошечный шкаф-чулан под лестницей. Доктор задал множество вопросов, огромными шагами измерил расстояние от чулана до дверей хранилища.

Потрясенная Керли, которая сохраняла спокойствие с большим трудом, сочла действия медика нелепыми.

– Как же все произошло, доктор? – нетерпеливо спросила она. – Как он умер? У него такое красное лицо – очень необычно, правда? Что случилось?

– Вот я и хочу понять, мадам. – Коротышка бросил на нее такой напыщенный взгляд, что мисс Керли стало неуютно.

Словом, Джон, сбежав по лестнице, появился как раз вовремя. Он прошмыгнул мимо Майка с мисс Керли, дежурным жестом потряс руку доктору и вопросил:

– Где тело?

Вряд ли кто-нибудь видевший Джона Уидоусона в эти первые пять минут усомнился бы в том, что он искренне потрясен смертью кузена; однако слова и поступки мистера Уидоусона могли ввести в заблуждение кого угодно. Он подошел к дверям хранилища, замер на пороге и уставился на покрытую простыней фигуру на столе.

Джон не сделал даже попытки войти, а после короткого созерцания резко шагнул назад, похлопав изящными, цвета слоновой кости, руками – словно на музыкальных тарелках сыграл.

– Ужасно. Ужасно. Нужно его отсюда убрать. Отнести домой.

Майк хорошо знал этот уверенный, властный тон. Когда Джон так разговаривал, его распоряжения выполняли беспрекословно.

– Джина еще не знает, – сообщил младший кузен старшему. – Дай мне хотя бы предупредить ее. Пять минут.

– Хорошо. Но оставлять бедолагу здесь нельзя.

Оба совершенно забыли о докторе, и его робкое вмешательство их удивило.

– Мистер Уидоусон, не знаю, могу ли я высказаться…

– Уважаемый сэр, – перебил Джон. – Оставлять его ни в конторе, ни в хранилище нельзя. Есть у вас хоть одно веское возражение против этого?

Доктор замолчал. У него не было готовых аргументов, реальных оснований, которыми можно оперировать. В таких случаях побеждает тот, кто сильнее духом.

Майк пошел к лестнице.

– Дайте мне пять минут, – бросил он через плечо. – Я сообщу Джине.

Мисс Керли поспешила в свой кабинет – звонить мистеру Кэмпиону.

Служанка впустила посетителя в большую гостиную. Джина, облаченная в свободный костюм мужского покроя, разбирала утреннюю корреспонденцию на коврике у камина. Это зрелище – сидящая на коленях девушка в теплом темно-голубом костюме – было единственной отрадой для Майка за весь день. Позже он вспоминал, как ярко выделялись на белом коврике красные домашние туфли Джины, как вспыхнуло радостным удивлением ее лицо при виде гостя.

– Майк, лапочка, рада тебя видеть! Для кофе не рано? Я как раз собираюсь выпить чашечку.

Он спиной ощущал застывшую домработницу, нерешительно медлил. В голове мелькали невыносимо избитые фразы: «Джина, дорогая, мужайся…» Или: «Боюсь, у меня плохие новости». Или: «Джина, произошло ужасное несчастье».

Слова застряли в горле. Майк видел лишь радостную Джину – спокойную, прелестную, восхитительную.

– Он тоже выпьет кофе, миссис Остин. – Джина послала улыбку служанке, махнула рукой в сторону дивана. – Садись, невоспитанное создание, хватит таращить на меня глаза. В чем дело? Что, наш визит к Атертонам отменен? Ничего страшного. Да что с тобой?!

Майк тяжело сел, поднял глаза на Джину.

– Пол умер.

Она как раз хотела бросить в огонь несколько конвертов – и замерла. Эта застывшая поза, склоненная голова были гораздо красноречивее любого возгласа. Майк рухнул рядом с Джиной на коврик.

– Джина, я не хотел вот так выпалить… Господи, я болван!

Она резко повернулась к нему – лицо белее белого, огромные глаза потемнели.

– Расскажи. Что произошло? Автомобильная авария?

– Нет.

До чего же она близко!

Майк услышал собственные слова – осторожные, холодные.

– Он все время был в конторе. Его только что нашли. Хотят поднять сюда. Тебя… тебя следовало известить, видишь ли…

– Конечно, следовало. – Глубокий, мягкий голос звенел. – Майк, что произошло? Самоубийство?

– Я… мы… Мы не знаем.

– Но почему? Почему?! Ох, Майк, почему? Мы даже не спорили. У него не было причин, да? Так ведь, Майк?

– Держись, дорогая моя.

Он крепко сжал ее плечо, она прильнула к его руке.

Миссис Остин поставила на столик за диваном поднос с кофе – звякнули чашки, – с хитрым видом голубя-попрошайки посмотрела на хозяйку и гостя. Вот, значит, какие дела! Причем, видимо, уже не первый день. Хотя если мужчина не обращает на жену внимания, что ж, неприятности ему обеспечены. Да-да, таково мнение миссис Остин.

Джина заметила служанку, медленно встала.

– Мой муж умер, миссис Остин. Причина неизвестна.

На ее вытянутом лице, украшенном множеством подбородков, отразилось смятение.

– Нет! – Домработница суетливо загремела кофейной посудой. – Вот, выпейте, дорогая. Не помешает.

Джина села в большое белое кресло, покорно отхлебнула кофе. Служанка стояла рядом, не сводя глаз с лица хозяйки. Майк озадаченно наблюдал за этой сценой. До сих пор он воспринимал миссис Остин лишь как механизм для открывания дверей. И вдруг она чудесным образом превратилась в личность. Словно тень обрела плоть.

– Его доставят сюда, дорогая? – спросила домработница, и за ее вроде бы искренней скорбью послышалось скрытое ликование.

Джина посмотрела на Майка. Тот так и застыл на коленях у ее ног в неловкой позе.

– Его принесут сейчас? – спросила Джина.

– Да… Да, сейчас. – Майк с трудом встал. – Послушай, Джина, ты ничего не обязана делать, разве только сама захочешь, конечно. То есть…

Он растерянно замолчал.

– О, – произнесла миссис Остин и посмотрела на Майка. – Думаю, я вас поняла, сэр. Вот именно, бедной госпоже ни к чему пока видеть мужа. Я возьму все на себя.

Она сочувственно положила багровую ладонь на плечо хозяйки.

– Не тревожьтесь, милая. Ни о чем не тревожьтесь.

Майк смотрел на домработницу с восторженным ужасом. Какой практичный подход к смерти! Просто кровь в жилах стынет. Перед ним меркнет даже та жуть, которую Майк видел сегодня в хранилище. Миссис Остин вела себя по-доброму, каждой клеточкой источала сочувствие, дружелюбие – и одновременно смаковала трагедию с бесстыдным восторгом человека, изголодавшегося по развлечениям.

Майк взглянул на Джину. Та о чем-то размышляла: лицо белое, глаза темные, пустые.

В подобных случаях положено плакать. Какое облегчение, что Джина не такая, как все. Ей и в голову не придет вести себя «как положено». Вряд ли внезапная потеря Пола стала для Джины большой трагедией, однако это, конечно, огромное потрясение.

Майк попробовал разгадать мысли Джины, но тут его тронула за рукав миссис Остин.

– Можно вас на пару слов за дверь, сэр? Пожалуйста.

Торжественный тон едва скрывал восторженное любопытство, снедавшее домработницу. Майк покорно пошел за ней.

Туман еще не охватил город, однако на улицах было уже темно, как в полночь, а клубы едкого, насыщенного сажей воздуха делали очертания знакомых предметов неясными и расплывчатыми. Лондон напоминал старую коричневую литографию, чей автор не отличался вниманием к деталям.

Руководство делом в подвале особняка номер двадцать три взял на себя Джон, доктор без особого толку крутился рядом. С опорной рамы сняли крышку того упаковочного стола, что поменьше, и теперь на ней лежало закутанное в простыню тело Пола Бранда. Под присмотром Джона все происходило очень благопристойно.

Переднюю часть импровизированных носилок нес старик Добсон, старший упаковщик – индивид с бычьей шеей, руками, больше напоминающими передние ноги ломовой лошади, и красным ободком вокруг головы в том месте, где сидела кепка. В ногах шел мистер Питер Ригжет из бухгалтерии, который в критический момент откуда-то вырос на лестнице и, к своему удовольствию, был приглашен в помощники. Коренастый, невзрачный молодой человек с длинным торсом и короткими ногами, он обладал солидностью, грозившей через несколько лет перерасти в лишний вес. На свою беду, мистер Ригжет выглядел в точности как типичный непривлекательный служащий, вплоть до розового кончика чувствительного носа и сверкающего золотого пенсне. В тщетной попытке противостоять этому недостатку он стриг черные волосы ежиком и – выбор, достойный всяческих похвал! – проводил почти все свободное время в гимнастическом зале Политехнического института на Риджент-стрит, наращивая мускулы.

Таким образом, при определенном содействии со стороны доктора, мистер Ригжет вполне мог выполнить задачу, на которую нацелился.

Он мечтал попасть внутрь подвальной суматохи с того самого мига, как учуял ее благодаря обостренному восприятию – минуты через три после обнаружения тела. Как ни боролся мистер Ригжет с судьбой, он, увы, оставался тем, кем родился и вырос: любопытным, робким, бесчестным человеком с почти маниакальной склонностью к самовозвеличиванию.

– Не на улицу. – Фраза Джона прозвучала безапелляционно. – Пойдем черным ходом, через сад, оттуда – в подвал двадцать первого номера. Нельзя собирать перед конторой толпу. Готовы?

Доктор уже не в первый раз за последние десять минут стрельнул любопытным взглядом в элегантного пожилого главу фирмы. Джон Уидоусон был всецело поглощен собственным, отдельно взятым аспектом трагедии и совершенно не собирался изображать горе в общепринятом понимании – доктор Роу встречал такое впервые.

Его это озадачивало, ведь он почти не знал мистера Уидоусона и не понимал, что подобное поведение – результат привычки длиною в жизнь.

Процессия вышла во двор через узкую дверь между хранилищем и печным чуланом. Туман придал картине зловещей окраски. Грузная фигура Добсона поплыла и выросла в призрак внушительных размеров, тогда как Питер Ригжет, поникший под тяжестью груза, стал короче, сплющился в нечто карликовое и уродливое. Их белая ноша выглядела то шире, то уже при каждом новом ракурсе, навязанном ее траекторией; складки простыни бессильно обвисли в холодном неподвижном воздухе.

Кортеж прошествовал по каменной дорожке между гаражом и грузовым складом, резко повернул направо, с трудом преодолел редко используемую калитку в стене. Продвигаться внутри соседнего дома было еще неудобней, и Джон с доктором были вынуждены оказывать носильщикам всяческую помощь, пока те, пыхтя и отдуваясь, покоряли семь лестничных пролетов.

Миссис Остин встретила их с заплаканными глазами. Ее долгий поклон, сопровождавший занос тела в квартиру, сразу же после закрытия двери сменился шепотом и сноровкой. Они с доктором поняли друг друга с первого взгляда; впервые за это утро профессиональный медик получил ту помощь – пропитанную смесью благоговения, неуклюжести и добрых намерений, – к которой привык за долгую практику.

– Миссис Бранд совсем разбита, бедняжка, – театральным шепотом объявила миссис Остин и с двусмысленным умилением добавила: – С ней мистер Веджвуд, успокаивает, как только он один умеет. Я попросила его задержать ее на одну-две минуты.

Джон посмотрел на домработницу, недоумевая даже не кто, а что перед ним, и прошел за Добсоном и Питером Ригжетом в гостевую комнату, где в честь доктора миссис Остин постелила чуть ли не все самое лучшее белье.

Добсон сразу ушел, причем с радостью, а Ригжет тянул время, пока работодатель резким тоном не приказал ему вернуться на работу.

Майк и Джина почти не разговаривали до прихода Джона. Тот немного постоял, рассеянно глядя на их вопросительные лица и думая о чем-то своем, затем сел, посмотрел на Джину.

– Мы принесли Пола сюда, держать его там, внизу, нельзя.

– Конечно, нельзя. Конечно! – Она чуть повысила голос. – Да что с вами со всеми? Естественно, он должен быть дома. Пойду туда.

Майк встал у нее на пути.

– Ты меня не защищаешь, а пугаешь, – сказала Джина и посмотрела на старшего кузена. – Где это произошло, Джон? Где он был все это время?

– В хранилище. – Джон по-прежнему говорил отстраненно, поглощенный какими-то мыслями.

– В хранилище? – Она не поверила своим ушам. – Я думала, его закрыли снаружи, а ключ висел в столе у Керли.

– Все это ужасно, дорогая, – моргнул Джон. – Но и без этих мелочей есть о чем подумать.

Джина вдруг рухнула в кресло с перекошенным лицом – враз осунулась, постарела, под глазами залегли синие тени.

– Майк, – слабо произнесла она. – Ты вчера туда ходил…

– В хранилище? Правда, мистер Веджвуд? Весьма любопытно. – Низенький доктор Роу уже какое-то время топтался в нерешительности на пороге и теперь вошел.

– Доктор, это миссис Бранд, – с легким упреком сообщил Джон.

Коротышка потрясенно замер, смущенно кивнул.

– Э… да-да, понимаю. Разрешите выразить вам мои глубокие соболезнования, мадам.

Доктор Роу пожал Джине руку, затем снова переключился на Майка.

– Вы ходили вчера в хранилище?

– Да, доктор, ходил, – чересчур дружелюбно начал объяснять Майк. – За папкой для кузена. Я взял ключ из стола, в котором его всегда хранят, открыл дверь, нашел подшивку, закрыл дверь, вернул ключ на место и поспешил сюда. Я провел там буквально секунду, но… Но ничего не видел.

Наступила тишина. Взгляд у доктора стал как у Джона – отстраненный, затуманенный.

– Что ж, – после нескончаемой паузы изрек доктор. – Вам предстоят кое-какие формальности, сами понимаете.

– Формальности? – вскинулся Джон. – Не очень понимаю. Какова причина смерти, доктор?

Врач помедлил.

– Я не хотел бы пока брать на себя ответственность, – наконец пробормотал он. – Перед следствием будет вскрытие, оно-то и установит точную причину смерти.

– Следствие? – окаменел Джон. – Вы серьезно? Разве в таких случаях оно необходимо?

Властный тон каким-то образом перечеркнул глупость вопроса.

– Мистер Уидоусон, я не лечил вашего кузена при жизни. У меня нет полной уверенности в том, как именно он умер, и, боюсь, я вынужден отказать в выдаче свидетельства.

– Что это значит? – Голос Джона прозвучал, пожалуй, несколько высокомерно.

Доктору явно было не по себе.

– Дело попадет к коронеру, как незасвидетельствованная смерть, – медленно произнес он. – Я… э… к сожалению, я больше ничего не могу сделать.

Уходить медик не спешил, умные глаза из-под кустистых бровей поглядывали с интересом.

– Доктор, – Джина с трудом взяла себя в руки, – я иду к мужу. Не могли бы вы меня проводить?

Она быстро вышла из комнаты, коротышка – за ней по пятам.

Майк стал беспокойно вышагивать туда-сюда. Кузены никогда особо не общались, несмотря на родственные узы, и беда не сделала их разговорчивей.

– Следствие, значит? – наконец произнес Джон. – Пол верен себе – эпатаж до конца.

Майк недоверчиво взглянул на Джона, но тот как ни в чем не бывало продолжал:

– Позвони мисс Керли, ладно? Пусть поднимется сюда с блокнотом.

Майк замер, открыл уже рот для возражения, однако передумал и покорно вышел. Как только он закончил звонить из маленькой будки в конце холла, из гостевой комнаты вышли Джина с доктором. Майк решил ее подождать.

Коротышка был сама доброта.

– Предоставьте все мне, миссис Бранд, – он взял ее за руку. – Я понимаю. Очень сильное потрясение. Не переживайте. Положитесь на меня.

С Джиной так всегда, подумал Майк. Она настолько женственна, что даже в самых черствых душах пробуждает желание защищать ее и опекать. Впрочем, когда Джина поспешила по коридору ему навстречу, она отнюдь не выглядела испуганной.

– Ах, Майк, да в чем же дело? Что вы с Джоном скрываете?

– Скрываем?! Милая моя… – Ее слова ошеломили Майка. – Прости старину Джона. Он потрясен гораздо сильней, чем показывает. К тому же фирма значит для него так много, что не думать о ней выше его сил, даже в такое время.

– Майк… – Джина оперлась на его руку, посмотрела в глаза. – Похоже, ты и правда веришь во всю эту ерунду. Дорогой мой, разве ты не понимаешь? Доктор не выдаст свидетельство о смерти! У него есть сомнения.

– Я понимаю лишь, как тебе тяжело, Джина. Не переживай. Мы что-нибудь придумаем, тебе не придется участвовать в проклятом следствии.

– Боже мой… боже! – прошептала Джина, поднесла руку ко лбу и рухнула к ногам Майка.

Он отнес ее в спальню.

Спустя примерно три четверти часа по лестнице на цыпочках поднялся мистер Ригжет. Миссис Остин провела взволнованного молодого человека в комнату, Джон предупреждающе вскинул руку. Он считал себя неоспоримым владельцем любого помещения в обоих зданиях, а потому использовать в качестве конторы квартиру новоиспеченной вдовы своего кузена не казалось Джону Уидоусону ни странным, ни неуместным.

– …Скоропостижно на своем рабочем месте, мисс Керли, – диктовал он. – Похороны состоятся позднее. Это для «Таймс», «Морнинг пост» и «Телеграф». Второе сообщение мистер Пелам пусть разошлет в прессу по своему усмотрению. Мистер Ригжет, чего вы хотели?

Последняя фраза прозвучала таким тоном, что мисс Керли вздрогнула от неожиданности. Однако Питера Ригжета это не смутило – он чуть ли не впервые в жизни стал глашатаем важных вестей.

– Мистер Уидоусон, – выпалил бухгалтер, – вас спрашивают двое. Я выскользнул из конторы через сад и прибежал сюда предупредить.

– Предупредить? – Джон взглянул на подчиненного с очаровательной смесью неприязни и изумления. – О чем вы? Что за «двое»?

– Видите ли, сэр, – решительно произнес мистер Ригжет, которого только что лишили возможности произвести драматический эффект. – Первый – это коронер, а второй – полицейский в гражданском. Такого, сэр, присылают, только когда дело серьезное.