Миссис Каролина Фарадей, сидевшая среди подушек в огромной кровати времен Людовика XV, выглядела как ее первая владелица: большой чепец из тонкого брюссельского кружева и розовый стеганый жакет сразу наводили на мысли о давно ушедшей эпохе. Сидела она, как обычно, совершенно прямо, сложив руки на одеяле.

У подножия ее кровати стоял мистер Кэмпион. Он как мог привел себя в порядок, но его смертельная усталость никуда не делась – как, впрочем, и синяк под глазом.

– Эндрю… – промолвила миссис Фарадей. – Удивительно! И в то же время – совсем не удивительно. Сядьте, молодой человек, и расскажите мне все в подробностях.

Кэмпион принес себе небольшой золоченый стульчик и сел справа от огромной кровати, накрытой стеганым покрывалом. Миссис Фарадей подманила его поближе.

– Будьте любезны, расположитесь слева от меня. Я еще никому в этом не признавалась, но я слегка туговата на правое ухо.

Кэмпион сделал, как было велено, и она заговорила вновь:

– Вероятно, я понимаю случившееся даже лучше, чем вы. Эндрю был весьма необычным человеком. Безумцем, разумеется, – в самом страшном и странном смысле этого слова. Современная психология меня не интересует, поэтому я не знаю названия его недуга, но достаточно одного взгляда на спальню Эндрю, чтобы понять: это был сумасшедший, готовый пойти на что угодно, лишь бы насолить своим близким. Впрочем, вы и сами это поняли. Расскажите мне всю историю – начиная с того момента, когда вам впервые пришла в голову эта мысль.

Кэмпион, изможденный, но полный отваги и пыла, собрался с мыслями, затем оформил их в короткий рассказ:

– На идею натолкнули меня вы, когда показали то письмо от мисс Лайл-Шеврёз. До того дня я терялся в догадках. Мне было ясно, что всему произошедшему есть какое-то простое объяснение, что оно прячется прямо у меня под носом, но найти его я не мог. Инспектор Оутс с его методичностью и профессионализмом загонял меня в краску. Он, хоть и медленно, двигался вперед, а я тем временем бегал кругами. Потом я увидел письмо: по иронии судьбы, эта леди фактически приняла предложение Эндрю, когда сам он уже лежал в реке Гранте. Она ответила сразу, стало быть, он написал ей в день своей смерти. Да еще этот чек от букмекерской конторы, необычайно крупный выигрыш на скачках – я даже было заподозрил в убийстве самого букмекера.

Миссис Фарадей кивнула.

– Понимаю. Продолжайте.

– Потом мне пришло в голову, что все улики, столь явным образом указывающие на убийство, были весьма необычного, сенсационного характера: недописанное письмо, веревка, в которой так легко узнали пропавший из дома оконный шнур. Словно бы сама судьба вдруг превратилась в драматурга.

– Действительно, – кивнула миссис Фарадей.

Кэмпион продолжал:

– Тут уже было нетрудно догадаться, что это дело рук не судьбы, а человека. Поскольку устроить все столь хитрым образом мог только Эндрю, мои подозрения упали на него. – Он умолк и мрачно посмотрел на хозяйку дома. – Поначалу я не мог даже представить себе разум человека, который, решив покончить с жизнью, нашел бы в себе силы и желание расставить смертельные ловушки для родственников. Впрочем, вообразить того, кто написал книгу с одной-единственной целью – насолить близким, тоже было непросто. Задумать такое – это одно, а претворить в жизнь – совсем другое. Написание книги требует сил и времени. Только необыкновенный человек способен на такое.

При упоминании книги взгляд миссис Фарадей похолодел.

– Эндрю был ужасный человек. Как мне кажется, ужаснее Джорджа. Мозгов у него было поболее, а потому он лучше умел лгать и не так походил на животное.

Дальше я стал думать про Джулию. Вы меня убедили, что покончить с жизнью она не могла. Мы с Джойс обнаружили в ее тайнике патентованное средство для похудания, и тогда я понял, как могло быть совершено убийство. Пилюли извлекались из упаковки по очереди, по одной в сутки: таким образом преступник мог рассчитать точный день, когда его жертва должна принять яд, и заменить нужную пилюлю на отравленную. Джойс мне рассказала, что Эндрю всюду совал свой нос, и до меня дошло, что он легко мог узнать об этой тайной слабости Джулии. Про их с Китти утренний чай он наверняка уже знал: отличная возможность не только уничтожить ненавистную Джулию, но и свалить всю вину на бедную Китти. – Кэмпион перевел дух. – Придя к такому заключению, я почувствовал свою полную беспомощность. Вам надо было непременно покинуть дом – и, кстати, теперь-то полиция точно на этом настоит. Видите ли, невозможно было предсказать, на чем Эндрю решит остановиться, а подкрепить свои подозрения я на тот момент не мог. И вдруг случилась эта история с ранением Уильяма. Вы слышали, как все было. Уильяму в темноте померещилось, что его ударили ножом, – и я чуть было не отказался от своих догадок вовсе. Но вчера, когда Джордж заявил, что Эндрю убили на его глазах, я понял: другого шанса доказать свою гипотезу у меня не будет.

Миссис Каролина не сводила черных глаз с молодого человека, а он не уставал восхищаться ее спокойствием и выдержкой даже перед лицом столь удивительных обстоятельств.

– Джордж упомянул второго свидетеля, – медленно продолжал Кэмпион, – и тут уж все мои сомнения окончательно развеялись. Помните, когда кто-то начертил символ на окне, я подумал, что какой-то человек – вероятно, бродяга – пытается передать некое послание жителю дома. А Уильям однажды рассказывал, что в день смерти Эндрю видел Джорджа в компании бродяги. Я тогда не придал этому особого значения, поскольку…

На лице старухи появилась горькая усмешка.

– Поскольку Уильям может назвать бродягой любого плохо одетого человека. Да-да, я понимаю, можете не объяснять. Продолжайте.

– Вчера вечером я понял, что этот таинственный незнакомец уже неделю не общался с Джорджем, поскольку тот вынужденно отошел от дел, и теперь наверняка следит за домом. Ночью он захочет выйти на связь с другом, рассудил я. Конечно, это опять-таки была лишь теория, притом весьма сомнительная, но я решил на всякий случай не ложиться спать и посмотреть, что будет. А потом я схватил и допросил несчастного.

– Это я вижу, – сказала старуха, многозначительно посмотрев на синяк под глазом Кэмпиона. – И я вам очень признательна!

– Ну что вы, для меня это такая честь… – галантно ответил мистер Кэмпион.

Его побитое, тонкое лицо цвета слоновой кости расплылось в улыбке.

– У вас куда больше мозгов, чем у большинства ваших родственников, – проговорила миссис Фарадей. – А уж обаянием природа не обделила всю семью. Бродяга, как я понимаю, доставил вам немало хлопот?

– Поверьте, я ему доставил поболе, – скромно заметил мистер Кэмпион. – С помощью нескольких весьма грубых приемов и методик, описывать которые я не стану, мне удалось вытянуть из него удивительнейшую байку – впрочем, имеющую прямое отношение к нашему делу. Судя по всему, в то воскресенье мистер Беверидж прибыл в Кембридж вместе с Джорджем, которого он знал уже довольно давно и которым искренне восхищался.

– Джордж умел пустить пыль в глаза, – неожиданно проговорила миссис Каролина. – Этого у него не отнять. Полагаю, в том обществе он был великаном среди пигмеев. Продолжайте.

– Воскресным утром ваши родные, ехавшие в церковь на машине, видели этих двоих на Трампингтон-роуд: по словам Бевериджа, Джордж нарочно это подстроил, чтобы позлить Уильяма и Эндрю – а главное, Уильяма, к которому он почему-то питал особую неприязнь. Позже, около одиннадцати утра, когда открылись питейные заведения, Беверидж и Джордж забрели в рюмочную и хорошенько выпили – но не до потери сознания. Они увидели, как Эндрю и Уильям идут пешком по Трампингтон-роуд, и хотели было к ним подойти, но братья вдруг свернули на новую дорогу, потом остановились, стали о чем-то спорить, а через несколько минут Уильям зашагал обратно. В этот момент они даже заговорили с ним, однако у вашего сына, по-видимому, как раз случился приступ, поскольку он лишь посмотрел на них невидящим взглядом и пошел прочь. Джордж, крайне удивленный происходящим, решил проследить за Эндрю – видимо, с целью вытрясти из него денег. Когда они добрались до лугов, Эндрю начал вести себя крайне странно, и Джордж, почуяв неладное, предпочел не догонять его, а посмотреть издалека, что будет дальше. Беверидж весьма путано это рассказывал, но случилось вот что: Эндрю пересек Гранту по пешеходному мосту и внезапно скрылся из виду. В тумане и так было ничего не рассмотреть, поэтому наши друзья поспешили за ним. Тут он снова откуда-то выскочил, причем в одной руке у него был моток веревки, а в другой что-то непонятное. Они спрятались в ивовых зарослях практически на самом берегу и стали наблюдать. Беверидж клянется, что они с Джорджем не догадывались о намерениях Эндрю, пока его котелок не слетел с моста буквально им под ноги. Сам Эндрю встал на каменное ограждение и наклонился – завязать шнурки, подумали они тогда, но на самом-то деле он связывал себе ноги. Затем он вытащил из кармана пистолет, и не успели двое сообразить, что вот-вот станут свидетелями самоубийства, как прогремел выстрел. Эндрю свалился в реку, и брызги даже окатили наших друзей.

Миссис Фарадей, все это время слушавшая Кэмпиона с опущенным взором, вдруг подняла глаза.

– Но ведь у него были связаны руки!

Молодой человек кивнул.

– В том-то и вся хитрость. Эндрю обмотал запястья веревкой, однако вместе их не связал. Если бы мы нашли тело чуть раньше, нам бы это показалось странным, однако спустя десять дней логично было предположить, что шнур попросту сгнил от долгого пребывания в воде. Этого Эндрю и добивался.

– В самом деле, как изобретательно, – проговорила миссис Фарадей. – И как типично для определенного типа умопомешательства. Хитроумия Эндрю было не занимать, а вот ума… Он сломал себе жизнь, принимая этот дар изобретательности за настоящий ум. Если помните, все деньги он потерял в афере, которая тоже казалась хитроумной, однако не привлекла ни единого по-настоящему умного инвестора. – Старуха кивнула самой себе. – Эндрю с детства был странным, злобным созданием и вырос в отъявленного женоненавистника. С возрастом ему стали нравиться работы отдельных современных психологов, чьи обманчивые толкования и умопостроения казались ему разумными. Около года назад я вычеркнула его имя из завещания – за одну непростительную выходку, – и это, боюсь, натолкнуло его на мысль о самоубийстве. Ведь жить ему, если подумать, действительно было незачем. Замкнутость и ненависть к людям вкупе с дьявольской изобретательностью позволили ему задумать и осуществить эти страшные преступления, на которые при жизни он ни за что бы не отважился.

– Но позвольте, – сказал Кэмпион, не удержавшись: этот вопрос не давал ему покоя с самого начала, – какое удовольствие он получил от содеянного? Да, он расставил для родных эти хитроумные ловушки, но плодов своих стараний так и не увидел! Это ли не самое главное для преступника?

Миссис Фарадей поджала губы.

– Произошедшее ярко иллюстрирует склад ума, который вам – как здравомыслящему человеку – может быть весьма непросто понять. Но тут я призываю вас поверить мне на слово: Эндрю обладал одним необычным изъяном – близоруким умом. Он был не в состоянии предугадать даже самые очевидные последствия своих действий – его интересовал лишь мгновенный эффект. Полагаю, его безумие во многом объяснялось именно этим.

– Однако он так хитро все устроил… – возразил мистер Кэмпион.

– Да. Но если хорошенько подумать, то его план не выдерживает никакой критики. Отчасти ему удалось воплотить в жизнь колоссальный замысел, призванный нести хаос и смерть этому дому – но лишь отчасти. Предлагаю вам взвесить все хладнокровно и беспристрастно, как это делаю я. В его собственной смерти должны были обвинить Уильяма, а в смерти Джулии – бедняжку Китти. Какая нелепость! Разве могли Уильям и Китти независимо друг от друга совершить два убийства, да еще с промежутком в несколько дней? По отдельности эти безумные идеи Эндрю вполне имели право на жизнь, но вместе они ничего не стоят. А замысел с ядовитым клинком в книжном шкафу? Эндрю словно не мог решить, какой судьбы хочет для Уильяма: смертной казни или отравления. Его разум был целиком занят продумыванием мелочей, за которыми он не видел общей картины. Поэтому его замысел, успешный на первых порах, в итоге с треском провалился.

Она умолкла и обратила на Кэмпиона проницательный взгляд.

– Да, полностью с вами согласен, – сказал тот. – Однако же его замысел провалился почти сразу. Самая главная задумка – с револьвером Уильяма – потерпела крах.

– Ах да, я ведь вас перебила. Вы остановились на том, как тело Эндрю упало в воду.

– Верно, – кивнул мистер Кэмпион, усилием воли заставляя себя вернуться к фактам (он невольно отметил, что эта задача не представляет никакой сложности для хозяйки дома). – Беверидж говорит, что они с Джорджем тотчас выбежали на мост и успели увидеть, как труп Эндрю медленно уплывает вниз по течению. Пока они спорили, что делать дальше, Джордж приметил на другой стороне моста какой-то предмет. Он подобрал его и с удивлением обнаружил, что это тяжелый армейский револьвер, к спусковой скобе которого привязана тонкая веревка. Потянув за нее, они вытащили длинную продолговатую гирю от напольных часов.

– На другой стороне моста, говорите? – уточнила миссис Фарадей.

– Да, – подтвердил мистер Кэмпион. – Напротив того места, где стоял сам Эндрю. Он перебросил гирю через перила на противоположной стороне и надеялся, что та стянет пистолет в воду. Таким образом оружие окажется на изрядном расстоянии от тела, что исключит вероятность самоубийства.

– Но пистолет застрял, – заметила старуха. – Как?

– Беверидж говорит, веревка забилась между двух камней, – пояснил Кэмпион. – Джордж быстро сообразил, что к чему, и придумал, как можно заработать на этой тайне. Конечно, унести пистолет он не рискнул, но и оставлять его на месте было нельзя: полицейские бы поняли, как все случилось. Поскольку Джордж был пьян, в его поведении присутствовала доля опрометчивости. Он взял пистолет и гирю, обмотал их веревкой и со словами «Пусть поломают голову!» швырнул сверток в заросли на противоположном берегу. Cнаряд был весьма тяжел и далеко улететь не мог, да еще веревка прямо на лету размоталась, и пистолет повис на ветке вяза – примерно в полудюжине ярдов от берега. Гиря потащила его вниз, пистолет – черный, как кора дерева, – застрял в ветвях, а сама гиря скрылась в листьях плюща, обвивавшего ствол. Мы с вашим шофером и Бевериджем сегодня в пять утра отправились к реке и потратили на поиски добрых полчаса, хотя и знали, где искать. Конечно, полиция ничего не нашла!

– Очень умно, – проговорила миссис Фарадей. – Со стороны Эндрю. Гири упали посреди субботнего ужина, накануне его исчезновения. Видимо, он взял их сразу же. Помню, что в тот вечер он куда-то уходил. – Старуха замолчала и некоторое время, прищурившись, смотрела прямо перед собой. Руки ее безмятежно покоились на покрывале. – Полагаю, вы хотите знать, почему я позволила Эндрю остаться в доме – после того, как вычеркнула его имя из завещания? – вдруг спросила она. – Меня можно понять. У меня уже был один неприятный родственник, который при любой возможности тянул из меня деньги, Джордж, и я вовсе не хотела обзавестись вторым. Пусть ему было совершенно нечем меня шантажировать, я рассудила, что лишние скандалы и сцены мне не нужны. Кроме того, – добавила она, строго посмотрев на мистера Кэмпиона, – вы наверняка заметили, что я имею определенную власть над всеми, кто живет под этой крышей. Однако насчет Эндрю я ошиблась. Мне следовало понять, что он сошел с ума.

Миссис Фарадей беспокойно зашевелилась.

– Скажите, – c чувством пробормотала она, – так ли уж необходимо выдворять меня из дома, пока тут хозяйничают пытливые полицейские? Бедный Хью Фезерстоун, безусловно, пригласит меня к себе, но я уже стара и не хочу покидать свою комнату. Один ее вид успокаивает и радует мою душу.

Кэмпион окинул взглядом величественную опочивальню. Комната действительно была прекрасна.

– Сожалею, – произнес он, – но в доме необходимо произвести тщательный обыск. Что угодно может случиться – мы это увидели на примере бедного Джорджа. Кто мог подумать?..

– Да, – кивнула миссис Фарадей и вдруг помрачнела. – Он ведь отравился цианистым калием, не так ли? Очередная злая шутка Эндрю…

– И тоже весьма хитроумная, – сказал мистер Кэмпион. – Мы сначала были крайне удивлены, потому что у цианистого калия очень резкий и узнаваемый запах. Казалось бы, ни один человек в здравом уме не сунет его в рот – даже по ошибке. Цианистый калий, или синильная кислота, – один из самых опасных и смертоносных ядов на свете. Люди умирают даже от вдыхания его паров, насколько мне известно. Однако в случае с Джорджем объяснение нашлось быстро. На туалетном столике Эндрю была подставка с несколькими курительными трубками – все старые и закопченные, кроме одной. Она прямо-таки сверкала, и любому захотелось бы ее попробовать. Не знаю, замечали ли вы такую особенность – когда человек берет в руки трубку, ему сразу хочется пососать мундштук и убедиться, что дымовой канал ничем не забит? Это почти рефлекс.

– Замечала, – ответила миссис Фарадей. – Отвратительная привычка! Я не люблю табак во всех его проявлениях, и особенно – курительные трубки.

– Так или иначе, – извиняющимся тоном продолжал мистер Кэмпион, – трубка – это практически единственный предмет, который человек сразу тянет в рот. Новая трубка Эндрю имела эбонитовый мундштук, который легко откручивался. Чубук же оказался набит тонко смолотым порошком цианистого калия. Инспектор полагает, что из мундштука торчал какой-нибудь лоскуток – затычка, не выпускавшая наружу запах миндаля, – который Джордж тут же выбросил. В чаше с той же целью был оставлен старый табак. Убрав лоскуток и вытряхнув трубку, Джордж, естественно, тут же поднес ее ко рту и глубоко втянул воздух – таким образом угодив прямиком в расставленную Эндрю западню. Не знаю, правда, кому она предназначалась. Скорее всего, Эндрю просто не смог устоять перед соблазном – так ему приглянулась эта идея. Он ведь недолюбливал всех родных, хотя, надо отдать ему должное, вас и Джойс он не тронул.

– Не тронул?! Но что может быть ужасней для нас, чем этот хаос? – с горечью спросила миссис Фарадей. – Эндрю не был умен, однако интуиция его не подвела. Принадлежи Маркус к моему поколению – он чудесный юноша, но все же, – ему бы теперь пришлось подумать дважды, прежде чем жениться на Джойс. Она ведь замешана в громком скандале. Впрочем, времена и нравы стремительно меняются. Едва ли Эндрю это осознавал.

Хозяйка дома на минуту замолчала, и мистер Кэмпион решил было, что аудиенция закончена, но тут заметил на себе ее пытливый взгляд.

– Мистер Кэмпион, – молвила она. – Я, кстати, уже привыкла к вашему псевдониму, и он мне даже нравится. Как я вам уже сказала, Джордж меня шантажировал. Поскольку я о вас весьма высокого мнения, мне бы не хотелось, чтобы вы плохо обо мне думали. Мне нечего стыдиться. Я решила открыть вам тайну Джорджа.

По ее тону Кэмпион понял, что ему оказана великая честь.

– Джордж был сыном Джозефа, родного брата моего мужа. – Миссис Фарадей прищурилась. – Ужасный человек, позор для всей семьи. Много лет назад его отправили в одну из наших колоний, откуда он привез небольшое состояние и молодую жену. Они жили в Нью-Маркете – совсем недалеко от нас. Она имела весьма эффектную внешность и принадлежала к той категории женщин, которых раньше в наших кругах было принято гнушаться. У них родилась дочка – и тут-то все слухи, ходившие о жене Джозефа, подтвердились. Генетика сыграла с ней злую шутку, и ее нечистая кровь проявилась самым вопиющим образом – она родила чернокожего ребенка!

Мистер Кэмпион представил, какой эффект в обществе могло произвести такое событие шестьдесят лет назад.

Миссис Каролина словно окаменела.

– Они уехали, разумеется, и постыдную историю удалось замять. Но к нашему ужасу, хотя первый ребенок и погиб, эти преступники осмелились родить второго! Джорджа. – Она ненадолго замолчала. – Вам может показаться, что глупо с моей стороны придавать значение такому пустяку, однако Джордж носил наше имя и регулярно грозился открыть правду о своем происхождении, которого ничуть не стыдился. Я прекрасно понимаю, что мы с Джоном ничем не запятнали свой род, но люди злы и редко вникают в тонкости семейных отношений. Какой это был бы скандал! Даже подумать страшно.

Миссис Каролина сидела прямо как штык, и кружевной чепец придавал особую царственность ее облику. Мистер Кэмпион наконец понял, что для нее было хуже, чем убийство, но промолчал. Он чувствовал: ему на самом деле оказана большая честь.

Тем временем хозяйка дома продолжала:

– Вот почему отношение Джойс к этому субъекту могло показаться вам несколько странным. Видите ли, она знает всю историю. Я считаю ее самым умным человеком в этом доме и потому решила ее посвятить – чтобы в случае моей смерти это не стало для нее слишком сильным потрясением. Теперь, юноша, вы тоже знаете.

Кэмпион медлил. Один вопрос по-прежнему не давал ему покоя.

– Миссис Фарадей… Неделю назад вы мне сказали, что абсолютно уверены в невиновности Уильяма. Про миссис Финч тогда еще не знал. Простите, но откуда была такая уверенность?

На секунду он испугался, что обидел старуху, но та посмотрела на него с легкой улыбкой.

– Поскольку вы и сами проявляете чудеса дедукции, полагаю, вы оцените по достоинству ход моих мыслей. Наверняка вы заметили, что в холле на крючке висит старая панама с подвернутыми вверх полями. Она принадлежала Эндрю. Поскольку с Уильямом вы уже хорошо знакомы, вам не покажется странным, что эта шляпа стала яблоком раздора между братьями. Человеку немного надо для счастья – и для горя тоже. Эндрю мог целый день рвать и метать, если видел, что Уильям копается в саду в его панаме, а тот нарочно надевал ее при любой возможности – просто чтобы позлить брата. Когда Эндрю исчез, Уильям десять дней подряд надевал панаму в сад. Я видела, как он роется в клумбах, – слуги говорят, он там устроил жуткий беспорядок. Однако с тех пор, как полицейские нашли тело Эндрю, Уильям не прикасался к панаме; несколько раз он даже выходил в сад в своей серой фетровой шляпе – невиданное дело! Но я понимаю, в чем причина: ему не хочется носить вещи покойника. Это примитивное суеверие разделяют многие из нас. Вот как я поняла, что смерть Эндрю стала неожиданностью для Уильяма.

Кэмпион с восхищением посмотрел на старуху.

– Вы – умнейшая из женщин, которых мне доводилось знать!

Миссис Фарадей протянула ему руку.

– А вы – очень славный молодой человек. Я попрошу вас еще некоторое время не покидать мой дом. В огромном сарае Хью Фезерстоуна мне будет очень неуютно. Вы ведь не были знакомы с его женой? Сухая, глубоко ученая женщина. Я всегда думала, что кровати в ее доме твердые и неуютные. Да к тому же скоро опять нахлынут репортеры. Будет новое слушание по делу об убийстве Джорджа.

Ее просьба показалась Кэмпиону изящной и невыразимо женственной.

– Я останусь, – ответил он. – Можете на меня положиться, я все возьму на себя.

Миссис Фарадей откинулась на подушки и едва слышно вздохнула. Кэмпион, предположив, что беседа окончена, встал и двинулся к выходу. Из недр великолепной золотисто-розовой кровати раздался четкий и ясный голос миссис Фарадей:

– Наследственность – удивительная вещь. Я ведь всегда считала себя намного умнее вашей бабушки, дорогой Эмили.