Глава шестая
Сержанта Хемингуэя Ханнасайд застал в прекрасном настроении.
— А у вас как успехи, шеф? — спросил Хемингуэй. — У меня день был просто сумасшедший.
— Кое-что прояснилось, — ответил Ханнасайд. — Досадно лишь, что Гласс не нашел орудие убийства.
— Наверное, он целый день сам себе молебны устраивал. Когда уж там орудие убийства искать? — съязвил сержант. — Эх, чувствую, быть Глассу моим крестом!
— Скорее, наоборот: это вы его крест, — ухмыльнулся Ханнасайд. — Он что-то говорил о коварном сердце и лукавом языке. Думаю, речь о вас.
— Неужели? Хорошо змеем или дьявольским отродьем не назвал. Впрочем, еще не вечер. Пусть цитирует Писание, на здоровье, хотя, строго говоря, дисциплину он нарушает. Главное, чтобы меня спасать не вздумал. Однажды меня уже спасали, того раза вполне достаточно. Более чем! — добавил Хемингуэй, вспомнив некоторые подробности своих мытарств. — Гнусные буклетики о заблудшей овце и греховности пьянства… Каждый из этих проповедников считает тебя воплощением порока, смех один!
Ханнасайд знал, что любимая тема давно завела бесстрашного сержанта в дебри бранных слов и экстравагантных теорий, поэтому спешно вмешался и попросил доложить о проделанном за день.
— Находки мои очень интересные, — начал сержант, — но, как справедливо говорит Гласс, темные. Возьмем, к примеру, нашего друга Эйбрахама Бадда. С ним связан сюрприз номер один. Приезжаю сегодня утром в управление, а меня ждет его светлость собственной персоной.
— Бадд? — переспросил Ханнасайд. — Хотите сказать, он сюда приезжал?
— Да, шеф. Явился, как только прочел новости в вечерней газете. Еще немного, и вечерняя пресса начнет до завтрака появляться. Как бы то ни было, мистер Бадд держал газету под мышкой и буквально источал готовность помочь.
— Продолжайте! — велел Ханнасайд. — Ему что-нибудь известно?
— Ничего особенного, — ответил сержант. — По словам Бадда, он ушел от Флетчеров через садовую калитку примерно в 21:35.
— Так или иначе, это подтверждает слова миссис Норт, — заметил Ханнасайд.
— Шеф, вы что-нибудь от нее добились?
— Да, но лучше рассказывайте дальше. Если Бадд ушел от Флетчеров в 21:35, то видеть ничего не мог. Зачем он тогда явился в Скотланд-Ярд?
— Струсил, — коротко ответил сержант. — Я много читал о законах причинности, и для меня не секрет, что…
— К черту законы причинности! Чего испугался Бадд? Только не надо про раннюю фрустрацию или про торможение — мне не интересно. Понимали бы хоть, о чем говорите!
Сержант давно привык к такой реакции, поэтому лишь вздохнул.
— До причины страха мистера Бадда я еще не дошел. Он именует себя независимым маклером. Насколько я понимаю, покойный Эрнест прикрывался им всякий раз, когда совершал сделки, которые, мягко говоря, совершать не стоило. По крайней мере такой вывод напрашивается с учетом известных нам фактов и застенчивости нашего друга Бадда.
— Черный маклер? Так я и знал. В бумагах Флетчера несколько копий писем к нему и парочка ответов. Внимательно просмотреть их я не успел. Зачем Бадд пожаловал в девять вечера в Грейстоунс?
— Тут и начинаются загадки, — ответил Ханнасайд. — Если честно, до конца Бадду я не поверил. Пот с него так и катил. Впрочем, он же толстяк, а день сегодня жаркий. Если коротко, Бадд не понял суть секретных указаний, которые покойный Эрнест по телефону дал относительно… хм, секретной сделки. Наш друг Бадд решил не доверять столь деликатный разговор телефону и лично отправился к покойному Эрнесту.
— Правдой тут и не пахнет, — отметил Ханнасайд.
— Не то слово! Зато жареным пахнет, хоть окно открывай. Но ведь нужен нам вовсе не Бадд, поэтому давить я на него не стал. Только поинтересовался, не привело ли вышеупомянутое замечание к размолвке с покойным Эрнестом.
— Правильно, — одобрительно кивнул Ханнасайд. — И что ответил Бадд?
— Бадд излил мне душу, как на исповеди! — воскликнул сержант. — В доброте моей сердечной дело или нет, но он раскрылся, словно цветок по весне.
— Давайте без лирических отступлений, — попросил Ханнасайд.
— Как скажете, шеф. Бадд проникся ко мне, как к родному Буквально источал елей и невероятную откровенность. Ничего от меня не утаил, во всяком случае, ничего такого, что я уже не пронюхал. Имела место небольшая размолвка, ибо покойный Эрнест считал, что определенные указания выполнены, а из-за неверно понятой фразы при телефонном разговоре и по ряду других причин они выполнены не были. Впрочем, покойный Эрнест подавил свой гнев, воцарился мир, и расстались они братьями.
— Весьма правдоподобно, — заметил Ханнасайд. — Возможно, так и случилось.
— Да уж, — отозвался сержант. — Скажу больше: хотя моей любви к психологии вы не разделяете, я чувствую, когда человека лихорадит. Бадд удерживал себя в руках ценой огромных усилий. Буду справедлив: у него получилось. На вопросы он отвечал не задумываясь, я едва успевал их задавать. А как описал свое состояние в момент, когда прочел о гибели Эрнеста!.. Не просто картина, а шедевр! Сперва он чуть не обезумел от горя, а потом сообразил: трагедия разыгралась менее чем через полчаса после его ухода от покойного. Понадеялся было, что останется в стороне, но тотчас вспомнил, как отдал свою визитку дворецкому покойного Эрнеста и как покойный Эрнест громко его отчитывал. А тут еще одна страшная мысль: покойный Эрнест проводил его до садовой калитки — их не видела ни одна живая душа. Малыш Эйбрахам проанализировал все эти факты и понял: ситуация опасная, следует отправиться прямиком к добрейшим полицейским, которых он сызмальства считает своими лучшими друзьями.
— Чересчур правдоподобно, — нахмурился Ханнасайд. — Как вы поступили?
— Дал ему конфетку и отпустил домой к маме! — без запинки ответил Хемингуэй.
Ханнасайд отлично знал сержанта и одобрил его нестандартный ход:
— Да, это самое верное решение. Бадд с крючка не сорвется. Так, а что с Чарли Карпентером, о котором вы говорили по телефону?
На миг Хемингуэй даже балагурить перестал.
— Это сюрприз номер два! Я уже подумывал, что из отпечатков пальцев ничего путного не выжмешь, а тут на тебе! — Хемингуэй взял со стола папку и протянул суперинтенданту. В ней лежали портрет молодого мужчины, два комплекта фотоснимков с отпечатками пальцев и краткая справка о некоем Чарльзе Карпентере двадцати девяти лет, ростом пять футов девять дюймов, весом сто шестьдесят фунтов, сероглазом шатене без особых примет.
У Ханнасайда медленно поднимались брови: он читал о мелких правонарушениях, завершившихся полуторагодичным сроком за мошенничество.
— В самом деле сюрприз, — проговорил суперинтендант.
— С какого он тут боку, да? — подсказал Хемингуэй. — Я тоже так подумал.
— Красавчик, — отметил Ханнасайд, вглядевшись в портрет. — Волосы наверняка завиты. Ладно, сержант, вас так и распирает от новостей. Выкладывайте!
— Дело Карпентера вел Ньютон, — начал Хемингуэй, — и помимо этих грешков почти ничего о нем не выяснил. Молодой повеса без роду-племени, но с жаждой славы. Немного поет и танцует, пробивался на эстраду — без особого успеха. Одно время был жиголо в дешевом ист-эндском дансинге: дамам он нравится, сами говорите, красавчик. В общем, человек явно не круга покойного Эрнеста! Я уже засомневался в гениальности Бертильона, когда Ньютон обронил фразу, представившую все в новом свете.
— Какую же?
— На момент ареста — случилось это, как вы поймете из записей, в ноябре 1934 года — Чарли жил с актрисой по имени Энжела Энжел.
— Энжела Энжел? — Ханнасайд поднял голову. — Около года назад было дело некоей Энжелы Энжел. Девушка ведь покончила с собой?
— Шестнадцать месяцев назад, — уточнил Хемингуэй и открыл папку, в которой хранил бумаги Эрнеста Флетчера. Сверху лежала фотография. — А это, шеф, Энжела Энжел собственной персоной.
Ханнасайд взял фотографию: несколько часов назад эта самая девушка показалась Хемингуэю смутно знакомой.
— Ньютон упомянул ее имя лишь потому, что той девушкой занимались отдельно, и я сразу вспомнил, — начал Хемингуэй. — Ее дело вел Джимми Гейл, от него я тогда кое-что и слышал. Бедняжка покончила с собой, а почему, так никто и не выяснил. Не в залете, танцевала в кабаре Дьюка, держала на счете приличную сумму, а однажды вечером сунула голову в газовую духовку. На первый взгляд в деле ничего подозрительного, однако отдельные моменты Гейла заинтересовали. Во-первых, девушка не оставила предсмертной записки, что, с точки зрения Гейла, необычно. В девяти случаях из десяти самоубийца пишет записку, из-за которой какой-нибудь бедолага до конца дней своих чувствует себя убийцей, заслужил он того или нет. Энжела не написала. Более того, так и не удалось выяснить ее настоящее имя. Даже счет в банке она открыла на имя Энжелы Энжел. Родных у нее, похоже, не было, а если и были, то так и не заявили о своих правах. Изливать подружкам душу она, судя по всему, тоже не любила. По большому счету никто из девушек ничего о ней не знал. Разве только то, что за семь-восемь месяцев до самоубийства Энжела подцепила приличного джентльмена, который снял ей уютную квартирку со всеми удобствами.
— Флетчер?
— Если сложить одно с другим и добавить несколько очевидных фактов, напрашивается именно такой вывод. Впрочем, доподлинно имя покровителя мне пока не известно. У Дьюка танцуют еще две девушки, которые начинали вместе с Энжелой, но настоящего имени ее дружка ни одна из них не слышала. Вроде бы Энжела звала его Бубу. Разве уважающий себя джентльмен станет мириться с таким именем? Только если он без ума от девушки.
— А описать его они могут?
— Да. Среднего возраста, темноволосый, худощавый, хорошо сложенный. Точь-в-точь покойный Эрнест! Если подумать, многие другие мужчины тоже будут точь-в-точь, но в качестве отправной точки сойдет. Как я уже сказал, Бубу устроил Энжелу со всеми удобствами, и она с удовольствием променяла танцы на сытое безделье. Случилось это через полгода после того, как посадили ее друга Чарли. Следующие шесть месяцев об Энжеле в кабаре не слыхали; потом, то есть в декабре 1935-го, она вдруг объявилась и захотела на старое место.
— Бросили?
— Похоже, да, — осторожно ответил сержант. — Хотя белокурая Лили рассказала…
— Кто?!
— Танцовщица из кордебалета. В разговоре со мной она заявила, что о своем кавалере Энжела помалкивала. Отделив зерна от плевел — а когда у Лили развязывается язык, это ой как непросто, — я заключил, что покойный Эрнест был любовью всей жизни Энжелы. Однако со временем к ней охладел. Она не залетела, денег поднакопила, так что, похоже, обращался он с ней не так уж дурно. Впрочем, белокурая Лили твердит, что несчастная брошенная Энжела на других поклонников не смотрела. Через пару месяцев бедняжка решила, что не может жить без Эрнеста, сунула голову в духовку.
— Бедная девушка! Чем больше узнаю о Флетчере, тем меньше он мне нравится.
— Будьте справедливы, шеф! — взмолился Хемингуэй. — Энжела должна была понять, чем дело кончится. Только нам интересно не это, а как здесь замешан Чарли Карпентер.
— Удалось выяснить, чем он занимался после освобождения? Когда это произошло? — Ханнасайд сверился с лежащим на столе досье. — В июне 1936-го. То есть год назад. Что он делал с тех пор?
— Понятия не имею. — Сержант развел руками. — Знаю лишь, что его за это время ни разу не арестовывали. Странно, да? Если замыслил месть, зачем ждал целый год?
Ханнасайд вновь всмотрелся в фотографию.
— Месть?
— На мстителя не похож. Лицо тупое, безвольное. Судя по всему, он самовлюбленный молодой обормот, который ради ближнего палец о палец не ударит. Сперва я решил, что Карпентер пытался трясти покойного Эрнеста. Безуспешно, насколько можно судить по его досье.
— Да уж, — согласился Ханнасайд. — А дальше сталкиваемся с убийством.
— Ага, как с каменной стеной, — кивнул сержант. — Потому что оно в картину не вписывается.
— Где-то у нас нестыковка. Карпентер подходит под описания, которые я слышал от Гласса и миссис Норт. Хотя, нужно признать, описания эти чересчур расплывчаты.
— Неужели миссис Норт приезжала в участок?
— Да, приезжала и, если не ошибаюсь, думает, что Флетчера убил ее муж.
Хемингуэй аж глаза вытаращил:
— Вот тебе на! Ну и жизнь в пригородах! А что Ихавод по этому поводу думает?
— Я об этом ему еще не говорил и не имел чести услышать его мнение.
— Вот пронюхает обо всем и новый псалом специально для нас выучит!.. Вариант с мужем миссис Норт сильно осложняет дело. Шеф, что она вам наговорила?
Ханнасайд вкратце рассказал о двух беседах с Хелен Норт. Сержант слушал молча. В его умных глазах, устремленных на лицо суперинтенданта, росло отвращение.
— Вспомните мои слова, — буркнул он, когда Ханнасайд закончил. — Слишком много становится фигурантов. А еще скажу, что к концу расследования эта Норт будет нам поперек горла. Небось считает, что главнейшая наша задача — бегать кругами, пока она свою трехактную трагикомедию разыгрывает! А вы, шеф, меня удивляете: позволили втянуть себя в их супружеские распри! Да и какой смысл прятать от Норта долговые расписки? В итоге он все равно узнает.
— Конечно, только не от меня: я сообщать ему не обязан.
Хемингуэй фыркнул.
— Что за фрукт этот Норт? Чем объяснил возращение домой на неделю раньше срока?
— Ничем. Симпатичный парень. Знает больше, чем говорит. Решительный, довольно сдержанный и отнюдь не дурак.
— Надеюсь, мы пробьем его броню, — процедил сержант. — Судя по вашим словам, возни с ним будет не меньше, чем с его благоверной. Алиби у него есть?
— Нет. Кстати, это он мне сам любезно сообщил.
— Неужели? — Хемингуэй искоса посмотрел на суперинтенданта. — А вы не думали, что супруг пускает нам пыль в глаза?
— Не исключено. Возможно, Норт подозревает, что Флетчера убила его жена. Все зависит от того, что ему известно о ее взаимоотношениях с покойным Эрнестом.
— Я-ясно, — протянул сержант. — Получается веселенький бадминтон, причем в роли воланчиков мы с вами. Разумеется, по-настоящему головы наши заболят, когда миссис Норт осенит, что в саду она видела Чарли Карпентера. Тогда мы заставим ее проглотить все ее показания о том, как покойный Эрнест провожал его до калитки. Это же, наверное, ерунда.
— Может быть, хотя про свои отпечатки пальцев на двери Хелен Норт не соврала. Я проверил их до отъезда из Марли. Главное несоответствие — во времени. В 21:35 Бадд покинул Грейстоунс через садовую калитку. Думаю, это можно считать правдой. В это время миссис Норт шагала по Мейпл-гроув и, по ее словам, видела, как из сада Грейстоунс выходит толстяк.
Сержант записал все на листочке.
— Это согласуется с показаниями самого Бадда: в 21:35 он уходит, миссис Норт приходит.
— В 21:45 миссис Норт сбегает из кабинета.
— Короткий получился визит, — отметил сержант.
— При втором нашем разговоре Хелен Норт призналась, что они с Флетчером поссорились. Еще в 21:45 у нас появляется неизвестный. Он тоже проник в сад через калитку.
— Назовем его Иксом, — предложил сержант. — А миссис Норт тогда за кустом спряталась?
— Да. Икс вошел в кабинет, предположительно, через минуту. Потом, если верить первому рассказу миссис Норт, она выскользнула через садовую калитку. А если верить второму рассказу, осталась за кустом примерно до 21:58, когда Икс и Флетчер вышли из кабинета и по дорожке отправились к калитке. Тут Хелен прошмыгнула обратно в кабинет искать свои долговые расписки, услышала, как возвращается Флетчер, и выбежала в коридор. Там она была, когда часы начали бить десять. В 22:02 Гласс, патрулируя участок, увидел, как мужчина, соответствующий описанию, которое миссис Норт дала Иксу, выбирается за калитку и спешит к Арден-роуд. Гласс вошел в сад и к 22:05 оказался в кабинете, где наткнулся на убитого Флетчера. Убийцы к тому времени и след простыл. Какие выводы можете сделать?
— Никаких, — категорично заявил Хемингуэй. — Я с самого начала чувствовал: тут черт ногу сломит. А вывести могу лишь одно: показаниям миссис Норт доверять не стоит. Доподлинно мы знаем лишь то, что в 22:05 Гласс обнаружил покойного Эрнеста с проломленным черепом. Гласс видел, как Икс покидает Грейстоунс в 22:02, следовательно, если Икс — убийца, Флетчера он прикончил между 22:00 и 22:01, а за минуту выскользнул из кабинета и добрался до калитки.
— По-моему, расчет правильный.
— Только показания миссис Норт в него решительно не вписываются. По ее словам, возвращающегося в кабинет Эрнеста она услышала почти в десять. Подумайте, шеф! Эрнест должен был сесть за стол и взяться за письмо, которое обнаружили у него под головой. Его явно застали врасплох, то есть Икс не бежал по дорожке, дыша ему в спину. По всей видимости, Икс дождался, пока Эрнест войдет в дом. Флетчер садится за стол и принимается за письмо, тут убийца входит, бьет его по голове тупым предметом — не раз, а дважды или трижды! — и исчезает. Шеф, если втиснете все эти действия в две минуты, вы просто молодец. Еще один момент: если Эрнест выпроводил Икса из Грейстоунс, тот наверняка притворился, что уходит, так?
— Да, видимо, так.
— Эрнест возвращается в дом, а Икс тем временем — к калитке. Если он уже решил убить Эрнеста, а я в этом уверен, калитку Икс открыл, лишь когда Эрнест переступил порог кабинета, то есть в 22:00. Бежать Икс не стал бы: Флетчер мог его услышать. Дальше Икс без утайки шагает по дорожке: смотрите, мол, вот он я? Конечно, нет! Он прячется, а раз обычным шагом от калитки до кабинета идти минуту, то крадучись в темноте — куда дольше. В кабинет Икс попал не раньше пары минут одиннадцатого, а в это самое время Гласс видел, как он выбирается за калитку.
— Дружище, боюсь, у вас идея фикс, — произнес Ханнасайд. — Еще не факт, что Икс — убийца.
Сержант и бровью не повел.
— Я как раз к этому подхожу. Убийцей мог быть Бадд, если потихоньку вернулся и сидел в саду, дожидаясь удобного момента, или мистер Норт. Но если Иксом, которого видел Гласс, был Чарли Карпентер, то что он делал, пока Эрнесту раскалывали череп?
— Есть другой вариант, — начал Ханнасайд. — Допустим, убийца — Норт…
— Минуточку, шеф? То есть Норт — Икс? — уточнил Хемингуэй.
— Никто не Икс. Если предположить, что на дорожке миссис Норт видела мужа, временные границы убийства Флетчера становятся шире, с 21:45 до 22:01.
Хемингуэй захлопал глазами:
— Так и второй вариант рассказа миссис Норт — полное вранье? Когда на сцене появляется Карпентер?
— После убийства.
— Нужно найти Карпентера, — немного подумав, объявил сержант.
— Конечно. Вы кому-нибудь это поручили?
— Да я почти весь отдел по его следу направил, только, если он целый год вел себя тише воды, ниже травы, найти его будет непросто.
— Еще меня тревожит орудие убийства. По мнению коронеров, удары наносились тупым предметом вроде утяжеленной палки. Череп Флетчера, как вы знаете, проломлен. Однако и Гласс, и миссис Норт утверждают, что мужчина, которого они видели, в руках ничего не держал. Показания миссис Норт, разумеется, можно проигнорировать, но как быть с показаниями Гласса? Самое естественное для убийцы — сразу избавиться от орудия преступления, а наши люди чуть ли не с лупой весь сад прочесали, но ничего не обнаружили.
— Как насчет самого кабинета? Были там бронзовая фигурка или пресс-папье, которые убийца мог сунуть в карман?
— По словам дворецкого, ничего не пропало. На столе стоит массивное пресс-папье, но, насколько я понимаю, его уже позднее принес ваш хулиганистый дружок Невилл Флетчер. О нем, кстати, я собираюсь навести справки.
— Позднее принес? — встрепенулся сержант. — Насколько я понимаю Невилла, именно так он поступил бы, если… если бы убил дядю этим самым пресс-папье. Молодой Флетчер счел бы это верхом остроумия.
— Не слишком ли хладнокровно?
— О, хладнокровия Невиллу не занимать. Ума, кстати, тоже. Если Эрнеста убил он, миссис Норт наверняка видела его по пути из… Или сейчас мы считаем правдой ее первую историю?
— Если рассматривать в качестве убийцы Невилла, то придется. Но тут появляются два серьезных контраргумента. Во-первых, на двери кабинета отпечатки пальцев миссис Норт, а как они туда попали, если она ушла не через ту дверь? Во-вторых, если правдой считать ее первую историю, получается, мужчина вошел в кабинет около 21:45 и покинул Грейстоунс в 22:02, ведь не могли же два разных визитера навестить Флетчера за семнадцать минут! Да и когда Невилл успел бы убить дядю? После того, как Гласс увидел уходящего Икса, и до того, как сам Гласс вошел в кабинет? По-моему, это на грани фантастики.
— Да уж. — Хемингуэй задумчиво потер подбородок. — После вашего замечания меня тоже смущает отсутствие орудия убийства. Тяжелую палку убийца мог сунуть в штанину, но тогда бы он хромал, что Гласс непременно заметил бы. А что убийца мог принести в кармане? Гаечный ключ?
— Только если убийство было предумышленным. Просто так тяжелые гаечные ключи в карманах не носят. Почему-то мне это убийство предумышленным не кажется. Не представляю, кто замыслит разбить человеку голову в его собственном кабинете, да еще вечером, а не ночью.
— И я не представляю, — кивнул сержант. — Мы весь каминный прибор осмотрели — и кочергу, и щипцы, и совок. Видимо, убийца ловко избавился от орудия преступления, чем бы оно ни было. Не мешало бы мне самому на кабинет взглянуть. И с дворецким поболтать. От слуг что только не услышишь.
— Непременно поезжайте в Марли! — велел Ханнасайд. — Нельзя оставлять Грейстоунс без наблюдения. Я тем временем проверю счета Невилла Флетчера, местонахождение мистера Норта в ночь убийства и таинственные дела Эрнеста Флетчера с чистосердечным мистером Баддом.
— Насыщенное получится утро, — предсказал Хемингуэй. — Что, расширяются горизонты? Начали с одного мужчины, а теперь у нас дама, ее ревнивый муж, черный маклер, погибшая танцовщица кабаре, преступник и подозрительный племянник. А ведь мы только в девять утра за дело взялись. Такими темпами через пару дней подозреваемых будет пруд пруди. И зачем только я в полицейские подался?.. — Хемингуэй сложил бумаги. — Если бы убийство хоть немного вписывалось в досье Чарли Карпентера, я бы поставил на него. Как считаете, он охотился на покойного Эрнеста, с тех пор как из тюрьмы вышел?
— Трудно сказать, но вполне возможно, раз покровителя Энжелы даже ваша белокурая Лили не знает.
— Ага, — задумчиво проговорил сержант. — Карпентер случайно узнал о самоубийстве Энжелы и решил, что предоставляется отличный шанс потрясти покойного Эрнеста. Если поразмыслить, эта версия отлично вяжется со второй историей миссис Норт — в ней ведь Эрнест говорил, что Икс ошибся? Ну, очевидно одно — нужно разыскать Карпентера.
— Его пусть Скотланд-Ярд ищет, а вы с утра оправляйтесь в Марли, вдруг что интересное услышите. Кстати, — Ханнасайд поднялся, его глаза лукаво блеснули, — если натолкнетесь на энергичную молодую особу с моноклем, Бог вам в помощь. Это младшая сестричка миссис Норт, она детективы пишет.
— Что?! Хотите сказать, под ногами у меня будет путаться писательница?
— Не исключено.
— Вот здорово! — съязвил сержант. — Казалось бы, Ихавод — тяжелый крест, добавки не надо. В очередной раз убеждаюсь: если судьба не сломила тебя сразу, наверняка попробует снова.
Ханнасайд засмеялся.
— Отправляйтесь домой изучать Фрейда, Хейвлока Эллиса или кого вы там изучаете. Надеюсь, это поможет.
— Изучать, ага! Да у меня времени не хватит. — Сержант потянулся за шляпой. — Вечерок будет еще тот!
— Лучше отдохните. У вас был тяжелый день. Чем займетесь?
— Библию буду зубрить.
