Рэндалл Марч мельком посмотрел на Фрэнка Эббота, а потом уставил взгляд в лицо мисс Сильвер и заговорил, отбросив остатки официальности.

– Послушайте, – сказал он, – что все это значит? У вас что-то припасено в рукаве? Другими словами, вы куда-то клоните?

– Действительно, Рэндалл!

Марч мрачно рассмеялся.

– Что значит «действительно»? Я задал вам вопрос и вполне уважительно, но и решительно жду недвусмысленного ответа. Я хочу знать, что вы припрятали в рукаве, и если там на самом деле что-то есть, то вы должны мне сказать, что это. Вы сами видите, что это дело уже стоило жизни четверым. Я не вполне разделяю мнение о том, что все смерти были убийствами, но дело это чрезвычайно серьезно, чтобы играть в кошки-мышки. Если вы знаете то, чего не знаю я, то вынужден попросить вас поделиться со мной своими важными знаниями.

Мисс Сильвер внезапно одарила Рэндалла Марча своей самой очаровательной улыбкой. Фрэнк Эббот однажды заметил, что такая улыбка может растопить айсберг или смирить гиену.

– Я ни в коем случае не жажду скрывать важную информацию. Я готова сказать вам все, что знаю, но мне кажется, вы не придадите ей должного значения.

– Но вы поделитесь со мной этой информацией?

Прежде чем заговорить, мисс Сильвер выдержала довольно долгую паузу.

– Важно или не важно? Это ведь всего лишь слова, не правда ли? Если вы собираете мозаику, то важным может оказаться не большой, а именно маленький фрагмент, который позволит завершить целостную картину. Все зависит от расположения других частей – разве нет?

Фрэнк подумал: «У нее что-то есть. Интересно что? То, что она знает, Марчу не понравится, и она хочет обставить все дело помягче».

Марч выдавил улыбку:

– Я не откажусь и от маленького фрагмента. Прошу вас.

Мисс Сильвер выпрямила спину и положила руки на колени, всем своим видом напомнив учительницу, которая собирается приступить к трудной и малопонятной теме.

– У меня есть два маленьких факта и одно доказательство. Возможно, вы помните, что Мэгги Пелл, сестра Глории Пелл, работала здесь служанкой в то время, когда исчез Генри Клейтон… – Она выдержала многозначительную паузу и поправилась: – В то время, когда убили Генри Клейтона. Ее призвали в армию, и сейчас она находится здесь в отпуске. Сегодня после обеда Мэгги пришла навестить мисс Колумбу, и я воспользовалась этой возможностью, чтобы поговорить с ней.

– И о чем вы говорили?

– Мне пришло в голову, что человек, который заколол Генри Клейтона, а потом спрятал его тело в подвале, наверняка испачкал одежду, возможно, даже сильно – настолько сильно, что одежду надо было либо вычистить, либо уничтожить. Я подумала, что Мэгги, возможно, вспомнит об исчезновении каких-то предметов одежды либо о том, что какие-то вещи отправили в химчистку. Я спросила ее об этом, и Мэгги рассказала весьма интересную историю. Во всяком случае, эта история меня заинтересовала, и, надеюсь, заинтересует и вас. На следующий день после того вечера, когда, как мы теперь знаем, был убит мистер Клейтон, мисс Джанетта, как обычно, собралась выпить утреннюю чашку какао, но, по несчастью, опрокинула – даже не чашку – кувшин с напитком, залив фиолетовый халат, в который она была в тот момент одета. Какао, как всегда, ей подавала мисс Дэй, которая варит его в ванной на спиртовке. Сама мисс Дэй была в красиво вышитом китайском халате, который она надела, так как в доме в тот момент было холодно. Этот халат тоже пострадал от какао. Мисс Джанетта сильно расстроилась и обвинила мисс Дэй в том, что та проявила беспечность и опрокинула кувшин с какао, но мисс Дэй в разговоре с Мэгги сказала, что мисс Джанетта сама опрокинула кувшин. В тот же день мисс Джанетта велела Мэгги отправить халат в химчистку. Кроме испорченного халата в чистку отправили также пару других вещей, которые надо было просто освежить. Мэгги спросила у мисс Дэй, не хочет ли она отправить в чистку и свой китайский халат, но мисс Дэй отказалась, сказав, что уже замочила халат и самые большие пятна удалось отмыть. Правда, мисс Дэй опасалась, что халат будет испорчен навсегда.

Она умолкла, и после недолгой паузы Марч спросил:

– И какой вывод вы из всего этого сделали?

Мисс Сильвер ответила без промедления и очень уверенно:

– Одежда двух человек в доме была так сильно испачкана, что один халат пришлось отправить в чистку, а другой немедленно замочить в воде. Я могу легко себе представить, что какао может послужить прекрасной маскировкой пятен крови на одежде. Я могу себе представить, что если на каком-то из этих халатов были пятна крови, то, пролив на них какао, можно было получить превосходный предлог для того, чтобы отправить один халат в чистку, а другой замочить в баке с водой. Этот искусный прием – использование безобидного домашнего напитка – говорит о недюжинном уме убийцы. Вы были правы, Рэндалл, говоря об исключительной опасности этого дела.

Марч посмотрел на мисс Сильвер:

– Вы хотите обвинить мисс Джанетту в убийстве ее племянника? Или вы хотите обвинить в убийстве мисс Дэй? И только из-за того, что был опрокинут кувшин с какао и испачканы два халата? Это же чистой воды фантазии!

Мисс Сильвер нисколько не обиделась.

– Я никого не обвиняю. Меня интересуют только вероятности и факты. Не считаете ли вы вероятным, что одежда убийцы Генри Клейтона могла быть испачкана кровью жертвы? Генри закололи ножом. Тело требовалось затащить в лифт, а потом, в подвале, вытащить его оттуда. Надо было погрузить труп на тележку, потом снять его с тележки и засунуть в сундук, в котором и нашли труп. Надо было позаботиться и об оружии – вычистить его и повесить на прежнее место. Вы считаете, что можно было сделать все это, не испачкавшись в крови?

– Нет, наверное, нельзя.

Мисс Сильвер наклонила голову в знак согласия:

– Вы не хотели учитывать эту вероятность, но тем не менее вам пришлось ее учесть. Вы не можете не признать того факта, что на следующий день в доме оказались испачканными две вещи. У убийцы появилось превосходное объяснение появления пятен на одежде. Но скажите мне, можно ли придумать более естественное и простое объяснение, чем это? Любой человек может опрокинуть кувшин с какао. Одна из двух женщин это и сделала.

Марч резко возразил:

– В доме каждый день что-то проливают и что-то пачкают, разве не так?

Мисс Сильвер кашлянула.

– Мой дорогой Рэндалл, я говорю все это отнюдь не для того, чтобы вы меня критиковали. Мои гипотезы не совпадают с вашими, и, конечно, все происшедшее можно легко объяснить и по-другому. Так как я хочу быть до конца честной, то могу сказать, что, если бы кровью была запачкана одежда Роббинса, то не возникло бы никакой нужды в химчистке. Это ошибка – воображать, будто пятна крови трудно удалить. Если кровь еще не высохла, то ее можно легко удалить, если погрузить испачканную ткань в холодную воду. При этом на темной шерстяной ткани практически не останется никаких следов. Миссис Роббинс всегда сама очень умело чистила и утюжила вещи мужа. Да и сам Роббинс едва ли смог бы тридцать лет прослужить в доме, не научившись и тому и другому.

– Спасибо! – сказал Марч и улыбнулся.

Фрэнк Эббот начисто забыл о своей стенограмме. Откинувшись на спинку стула, он восхищался мисс Сильвер, наслаждаясь честностью ее ума, ее уравновешенностью, отказом от простых и очевидных решений.

Она улыбнулась Марчу:

– Это первый из моих маленьких фактов. Вы не придаете ему большого значения. Сейчас я перейду ко второму факту. Наверное, вам известно, что я занимаю спальню, которой раньше пользовался Генри Клейтон. С тех пор в этой комнате – до меня – не спал никто. Во-первых, я убедилась в том, что из-за нехватки прислуги, комнату – хотя в ней было довольно чисто и уютно – убирали не слишком тщательно. Я осторожно навела справки и выяснила, что это так. Например, дымоход не чистили в течение всех трех лет. Трубы чистили только в комнатах капитана Пилгрима и мисс Джанетты, где камины топили регулярно. Поняв это, я решила тщательно обыскать комнату.

– Мы перетряхнули все вещи Клейтона, вы же знаете, – напомнил Марч.

Мисс Сильвер вежливо кашлянула.

– Я понимала, что вы это сделаете. Но тогда никто еще не знал, что он был убит, и я полагала, поиски будут ограничены просмотром его бумаг, большая часть которых находилась в Лондоне.

Фрэнк кивнул:

– Мы ничего не нашли – во всяком случае, в городе. Люди, в доме у которых он жил, рассказали, что он уничтожил почти все свои бумаги и письма, прежде чем ехать сюда. Думаю, это была генеральная уборка перед свадьбой. Наверное, он прощался со своей холостяцкой жизнью. Как бы то ни было, нам ничего не удалось найти, а вам?

Мисс Сильвер никуда не спешила. Она возобновила свой рассказ, обернувшись к Марчу:

– Когда вы в тот день уехали в Ледлингтон, я поднялась в свою комнату, заперла дверь и приступила к поискам. Предварительно я вооружилась веником и совком, чтобы по возможности не оставить следов. Даже если комната содержится в полном порядке, обыск полок, ящиков, книжных шкафов и буфетов производит невероятное количество пыли и грязи. Я перерыла все, но ничего не нашла. Рядом с камином находится высокий книжный шкаф. Я перетрясла все книги, чтобы посмотреть, не спрятано ли что-нибудь между страницами. В камин выпали два маленьких листочка бумаги. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь видел, как я вытряхиваю пыль из совка в мусорный бак, и поэтому я открыла окно и вытряхнула пыль на улицу. Обычно я никогда так не делаю, но иногда – в некоторых особых обстоятельствах – такая неряшливость представляется мне вполне оправданной. От бумажек я, естественно, не могла так избавиться, и оставила их в камине, думая взять их оттуда позже. Там был листок почтовой бумаги, сложенный пополам. Вернувшись к камину от окна, я обнаружила, что листок исчез. Другой листок уже поднялся в воздух и был готов исчезнуть в трубе из-за сильной тяги. Я закрыла окно. Одна бумажка упала на каминную решетку, а вторая – нет. Я заглянула в камин и поняла, что сложенный лист почтовой бумаги лежит на кирпичном выступе дымоходной трубы. Мне пришлось воспользоваться веником, чтобы достать оттуда листок. Вместе с этой бумажкой в камин упало письмо – обгоревшее по краям, но вполне прилично сохранившееся.

Мужчины подались вперед, слушая мисс Сильвер.

– Это было письмо, адресованное Генри? – спросил Фрэнк.

– Думаю, да. Возможно, он пытался сжечь это письмо – положил в камин и поджег. Если окно в этот момент было открыто, то тяга могла утащить горящее письмо в дымоход. Письмо упало на влажные кирпичи – если камином не пользуются, то в дымоходах скапливается сырость – и потухло. Текст письма сохранился.

Марч протянул вперед руку:

– Где оно?

– Сейчас я его принесу.

Когда она вышла, Фрэнк окинул Марча насмешливым взглядом:

– Она в принципе не собиралась показывать вам это письмо, иначе принесла бы его с собой. Видимо, оно не может служить прямым доказательством. Что-то с этим письмом не так, но интересно, что именно.

Марч покосился на Эббота:

– Сейчас узнаем.

Им показалось, что прошла целая вечность, прежде чем мисс Сильвер вернулась в кабинет. В руке у нее был сложенный пополам чистый лист писчей бумаги. Мисс Сильвер положила его на стол и развернула. Внутри оказался обгоревший листок. Левый верхний угол сгорел полностью. Бумага когда-то была белой, дешевой и такого размера, что, сложив листок пополам, его можно было положить в стандартный почтовый конверт. Так, во всяком случае, казалось на первый взгляд. Однако когда Фрэнк подошел и склонился к письму через плечо Марча, то сразу понял, в чем дело. Во-первых, на письме не было даты. Она могла стоять в верхнем левом углу, который полностью сгорел. Во-вторых, не было ни заголовка, ни обращения. Строчки были выведены карандашом. Вообще создавалось впечатление, что письмо написано семилетним ребенком – неуклюжими печатными буквами, какими обычно пишут дети такого возраста. Текст был виден, но читался с трудом, так как карандаш едва выделялся на фоне закопченной бумаги. Наклонив листок под углом к падающему свету, Марч смог прочесть написанное. В письме было сказано следующее: «Мне надо увидеться с тобой, чтобы попрощаться. Ты должен оказать мне эту последнюю милость, как только представится возможность. Жду тебя. Я должна увидеть тебя еще раз. Сожги письмо».

Помолчав, Марч сказал:

– Ну-ну, и вы рассчитываете что-то построить на этом письме? Я согласен называть это письмом, вы не против?

Мисс Сильвер невозмутимо проглотила эту насмешку:

– Я бы хотела услышать ваши предположения.

Буркнув что-то насчет того, каким фруктом был этот Генри, Фрэнк Эббот вернулся на свое место. Рассерженный Марч, изо всех сил стараясь скрыть гнев, еще раз посмотрел на обгоревший клочок бумаги и положил его на стол.

– Здесь нет ни обращения, ни подписи, почерк изменен, и к тому же нет даты. Если Генри Клейтон – допустим – всегда занимал именно эту комнату, то мы, конечно, можем предположить, что письмо было адресовано ему. Кроме того, ясно, что он пытался его сжечь, как его просили. Однако решительно невозможно сказать, ни кто написал это письмо, ни когда оно было написано. Клейтон мог хранить у себя это письмо годы, месяцы или недели. Он мог привезти его из Лондона. Может быть, он решил сделать, как сказал Эббот, генеральную уборку – как в Лондоне. Через три дня он собирался жениться и не хотел оставлять у себя компрометирующие его мелочи.

Мисс Сильвер покашляла.

– В письме сказано: «Сожги письмо», и мы видим, что такая попытка действительно была сделана. Это противоречит предположению о том, что Клейтон долго хранил письмо до попытки его уничтожения.

Марч посмотрел на Фрэнка:

– Вы были знакомы с Клейтоном. Как бы он, по-вашему, отнесся к письму, в котором женщина просит его сжечь, – внимательно или беззаботно?

Фрэнк удивленно вскинул брови.

– На этот вопрос очень трудно ответить. Не для протокола скажу, что Генри был бесшабашный и беззаботный парень – это вам скажет всякий, кто его знал. Больше всего меня поражает, что женщина, написавшая письмо, хорошо знала эту черту Генри, иначе зачем ей было изменять почерк? Это было сделано не для того, чтобы обмануть Генри. Единственное разумное объяснение заключается в том, что она знала о его беспечности и боялась, что он где-нибудь оставит или бросит ее письмо. Писать печатными буквами очень трудно, и женщина делала это не ради удовольствия. Но, и это очень важное «но», я думаю, что если бы Генри получил такое письмо за три дня до свадьбы, то он, несомненно, сжег бы его – или попытался это сделать.

– Мы не имеем ни малейшего понятия о том, когда он получил его, – устало произнес Марч. – Я, конечно, отдам это письмо графологам, но мне кажется, они мало что извлекут из этих печатных букв. Что же касается отпечатков пальцев, то, учитывая, что бумага обгорела и пролежала в сырости три года, они едва ли сохранились.

Мисс Сильвер не стала садиться и продолжала стоять.

– Вы не хотите в моем присутствии показать это письмо мисс Дэй?

Нахмурившись, Марч сдвинул брови:

– Мисс Дэй?

– Да, мисс Лоне Дэй, которой пришлось замачивать в воде ее китайский халат утром после того, как Генри Клейтона закололи, а его тело спрятали в подвале. Мисс Дэй, которая то входила в комнату капитана Пилгрима, то выходила из нее и свободно могла выйти как раз в тот момент, когда Роджер был один в комнате, из окна которой он выпал. Лестница, ведущая на чердак, находится между моей комнатой и комнатой мисс Дэй. Можете сами посмотреть, сколько времени потребуется сильному молодому человеку для того, чтобы взбежать на чердак и вернуться обратно. Вспомните: мисс Фрейн говорит, что видела Лону Дэй в конце коридора после того, как вышла от Роджера Пилгрима, хотя сама мисс Дэй утверждает, что не видела Лесли Фрейн. Но если она все же видела мисс Фрейн, то знала, что Роджер находится в комнате один. Ей надо было всего лишь подняться на чердак и вернуться обратно. Окно чердачного помещения было открыто, подоконник там очень низкий. Под любым предлогом она могла заставить Роджера посмотреть в сад и легонько толкнуть его – всего лишь для того, чтобы он потерял равновесие. Для этого не требуется большая физическая сила.

– Дорогая мисс Сильвер!

Но она продолжала твердо стоять на своем:

– То же самое относится и к смерти Роббинса, но с одним существенным дополнением – он подошел к двери капитана Пилгрима и говорил там с Лоной Дэй. Мы не знаем, что он ей сказал. Она утверждает, что он хотел с глазу на глаз поговорить с капитаном Пилгримом, но она не впустила его, сказав, что капитан Пилгрим отдыхает. Это вполне вероятно и правдоподобно, но ответьте мне, Рэндалл, зачем Роббинс хотел видеть капитана Пилгрима? Это желание становится необъяснимым, если мы предположим, что Роббинс – убийца. Если бы он был виновен, у него на уме было бы только одно – поскорее добраться до своей комнаты, пока не начался обыск.

– Но к тому времени обыск уже начался.

– Верно. Но до этого Роббинс потратил двадцать минут на ругань с женой, и это притом, что он знал о подозрениях полиции в свой адрес. Если в такой критической ситуации он пытался встретиться с капитаном Пилгримом, то я думаю, что он что-то знал и уже не мог дальше это скрывать. Предположим, он знал что-то о мисс Дэй – что-то о ее связи со смертью Генри Клейтона. Надо вспомнить, что в тот вечер он находился в холле. Он был убежден в том, что Клейтон соблазнил его дочь, а теперь, всего лишь через месяц после ее трагической гибели, приехал в «Приют пилигрима» для того, чтобы жениться на другой женщине. Если он в ту ночь что-то видел или заподозрил, то не кажется ли вам, что он удержал бы язык за зубами? Но теперь ситуация стала очень опасной. Роббинс знает, что его подозревают в убийстве, и идет к хозяину, чтобы во всем признаться и облегчить душу. Я уже говорила: мы не знаем, что произошло между ним и мисс Дэй. Возможно, он предупредил ее, что не может далее хранить тайну. Думаю, он сказал нечто такое, что заставило ее пойти на большой риск, чтобы заставить его замолчать.

Фрэнк Эббот подался вперед:

– Вы предполагаете, что это она заперла нас?

– Да, я так думаю, – серьезно ответила мисс Сильвер. – Я не вижу никаких причин, по которым Роббинс мог бы вас запереть. Даже если бы его увидели, ему надо было лишь проскочить в соседнюю комнату и выпрыгнуть из окна. Но если он все же заглянул в комнату, то, несомненно, понял, что его никто не видел, и времени на осуществление плана самоубийства у него больше чем достаточно. Но я не верю, что у него был такой план. Думаю, он поднялся наверх, чтобы пойти к себе. Однако, услышав, что там находятся полицейские, зашел в соседнюю комнату, чтобы подождать, когда они закончат обыск, ну а затем разделил судьбу Роджера Пилгрима.

Марч откинулся на спинку стула:

– Вы не обидитесь на мой комплимент, если я скажу, что у вас просто великолепное воображение, мисс Сильвер? Но эта версия не пройдет. Все, что вы описали, звучит превосходно, но годится лишь для детективного романа. Я полицейский и должен строго держаться фактов. В ваших рассуждениях нет точки опоры. Более того, вы и сами сознаете: в этих рассуждениях вам не на что опереться. Единственный факт, который присутствует в вашем увлекательном повествовании, – это то, что Роббинс пришел в комнату Джерома Пилгрима и попросил о встрече с ним. Вы находите это необъяснимым, но я не расположен разбираться в мыслительных процессах убийцы, готового на самоубийство. Возможно, ему в голову явилась дикая идея признаться в содеянном или он рассчитывал на какую-то помощь – я этого не знаю, и, честно говоря, даже не хочу знать. У него был серьезный мотив лишить Клейтона жизни, у него была возможность это сделать, а потом целая ночь для того, чтобы замести следы. Если к этому добавить, что он время от времени употреблял гашиш – средство, вызывающее в некоторых случаях умопомрачение и стремление к убийству, и наконец, тот факт, что бумажник Клейтона был найден в его комнате, то вам едва ли удастся найти присяжных, которые не признают его виновным, как и тех, кто не одобрит их решение.

Мисс Сильвер продолжала стоять, положив кончики пальцев на край стола. Добродушно улыбнувшись, она сказала:

– Ах да, я чуть не забыла о бумажнике. Я же хотела вам о нем кое-что рассказать. Это очень интересная история.

Марч с трудом сохранил хладнокровие:

– И что же вы хотите мне поведать?

– Я хочу сообщить вам очень интересный факт, Рэндалл.

– Я весь внимание.

Мисс Сильвер тихо кашлянула.

– В наших предыдущих рассуждениях мы опирались исключительно на теоретические допущения. Так как вы исходили из теоретического допущения о том, что Роббинс прятал бумажник в старых газетах, я ответила на ваши версии своими, но придержала при себе мой факт. Сказать вам правду, я сомневалась, что этот факт встретит у вас теплый прием, и надеялась подкрепить его соответствующими рассуждениями. Теперь, когда выяснились многие другие детали, я не вижу причин дальше скрывать этот факт.

– Очень за вас рад. Так что же вы хотите мне сообщить?

– Я хочу сообщить, что не далее как сегодня утром бумажника в комоде не было.

Фрэнк Эббот не смог сдержать саркастической улыбки. Марч был потрясен:

– Что?

– Когда я сегодня утром обыскала комнату Роббинса, бумажника в комоде не было.

– Вы обыскали комнату Роббинса?

– Да, Рэндалл. Я извлекла из комода и перерыла все ящики. Бумажника не было ни в одном из них, как не было его и у задней стенки, где его нашли Фрэнк и сержант Смит.

Марч недовольно посмотрел на мисс Сильвер:

– Вы понимаете, что занялись не своим делом?

Мисс Сильвер одарила его обезоруживающей улыбкой:

– Я знаю и была готова услышать ваше замечание.

Фрэнк Эббот прикрыл рот ладонью, чтобы не расхохотаться, услышав, как мисс Сильвер невинным тоном добавила:

– Именно поэтому я и предпочла сохранить этот факт в резерве.

Марч нахмурился:

– Теперь у нас есть этот факт, и что прикажете с ним делать? Что он нам дает? То, что Роббинс спрятал улику, когда узнал, что дом будут обыскивать?

Мисс Сильвер отрицательно покачала головой:

– Нет, Рэндалл, потом у него не было такой возможности. Вы поговорили об обыске с капитаном Пилгримом и послали Джуди Элиот за Фрэнком и сержантом Смитом. Роббинс в это время был внизу. Миссис Роббинс рассказала мне, что как только он узнал, как Джуди исполнила свое поручение, Роббинс услышал, как позвонили в дверь и пошел ее открывать. В холле он встретил капитана Пилгрима и спросил его, верно ли, что дом сейчас будут обыскивать? Впустив в дом мисс Фрейн, Роббинс вернулся на кухню, где оставался до тех пор, пока мисс Колумба не увела его в утреннюю комнату. Когда он смог наконец подняться на свой этаж, в его комнате уже были Фрэнк и сержант Смит.

Говорила мисс Сильвер спокойно и рассудительно, но Марч, слушая ее, все больше и больше хмурился.

– Значит, он положил бумажник в комод раньше, вот и все. Наверняка до обеда он успел побывать в своей комнате. Бумажник был спрятан в комоде до или сразу после обеда. Я не рискну назвать точно, в котором часу это было, но времени между вашим обыском и официальным у него было очень много.

Мисс Сильвер наклонила голову, выражая согласие.

– Да, времени у него имелось много, но как быть с мотивами? Я не вижу ни одного, в то время как у мисс Дэй мотив мог быть очень сильным. Так как понятно, что бумажник подбросили в комод незадолго до того, как его обнаружили, вам, как я надеюсь, придется со всей серьезностью разобраться с мотивами. Вам также придется подумать, ради чего столько лет скрывали улику преступления. Думаю, что хранила бумажник мисс Дэй, и хранила она его с намерением в нужный момент отвести от себя подозрение. Если бы виновен был Роббинс, то он давно уничтожил бы бумажник.

Марч дождался, когда она закончит, и, с видимым усилием сдерживаясь, заговорил:

– Прошу прощения, но я не могу с вами согласиться. Вы построили изумительную теорию, но не подкрепили ее ни единым фактом. Вам известно, с каким уважением я отношусь к вашему мнению, но не могу согласиться с вами вопреки своему собственному суждению. Я считаю, что этот случай абсолютно ясен.

Мисс Сильвер слегка покачала головой:

– Благодарю вас за то, что вы с таким терпением меня выслушали. Не смею больше отнимать у вас время.

Она направилась к двери, улыбнувшись Фрэнку Эбботу, который вскочил, чтобы открыть ей дверь, и вышла в коридор.