Глава 4

Грейс Парадайн сидела напротив брата, на противоположном конце стола. Она только что пережила вспышку слепящего гнева, но, глядя на нее, не приходилось сомневаться, что он уже прошел. Она была обаятельной и любезной хозяйкой, подругой и наперсницей всех родных. В течение двадцати лет только и слышалось «спросите тетю Грейс, она знает» — каждый раз, когда возникали какие-нибудь сложности. Только Элиот Рэй держался особняком и не удостаивал Грейс вниманием — он ни о чем не спросил, а просто похитил Филиду. Грейс Парадайн всегда считала его вором. Он ограбил ее, обобрал, но не смог сохранить украденного. Филида вернулась. И теперь мисс Парадайн просто не верилось, что Джеймс привел Элиота сюда именно сегодня, именно в этот день. Элиот, видимо, совершенно утратил чувство приличия, если согласился прийти. Мисс Парадайн с трудом сдерживала гнев. Если щеки у нее и горели, то от естественного румянца. Возможно, Грейс Парадайн беседовала за столом меньше, чем обычно, но она очень внимательно выслушала Дики, когда тот заговорил о Лидии, и Фрэнка Амброза, который принялся пространно жаловаться на Ирен и Бренду:

— Просто удивительно, но женщины никогда не уживаются вместе. Эти две вечно друг друга поддевают.

— Знаю. И мне очень жаль.

— У мужчин не бывает таких бессмысленных ссор. В конце концов, Бренда на десять лет старше. Ирен могла бы и поблагодарить ее за совет, если он касается дома или детей. Мы с Брендой вели хозяйство девять лет. Всякий на месте Ирен обрадовался бы участию, но нет, она принимает в штыки каждое слово. Конечно, Бренда обижается. Такое ощущение, что сестру выживают из дома — по крайней мере оттуда, где раньше был ее дом. Может, вы вразумите Ирен?

Грейс Парадайн взглянула на него.

— Не знаю, дорогой. Ирен не слушает чужих советов. Я принесу больше вреда, чем пользы.

Фрэнк покраснел.

— Она просто неблагоразумна.

Грейс улыбнулась:

— Да, с молодыми женами это бывает. Наберись терпения, Фрэнк.

Лейн и горничная убрали скатерть. Вазу с фруктами переставили на буфет, а на столешнице красного дерева, как обычно, появился тепличный виноград, очищенный имбирь и яблоки на серебряных блюдах. Перед Джеймсом Парадайном поставили тяжелые граненые графины с портвейном, хересом и мадерой.

Через опустевший стол Элиот увидел Филиду. Она была очаровательна. Она принадлежала ему, но казалась совсем чужой. Прелестная незнакомка с волосами и глазами Филиды, с губами, которые он целовал. Ничего не осталось, абсолютно ничего — она превратилась в постороннюю. Охваченный холодной яростью, Элиот взглянул на жену и отвел глаза. Лейн наклонился и снова поставил между ними вазу.

Джеймс Парадайн налил Ирен немного портвейна — он знал, что больше пить она не станет, — а Бренде полбокала хереса и послал графины по кругу. С обеих сторон стола они дошли до Грейс Парадайн и вернулись обратно. Лейн и Луиза удалились. Джеймс Парадайн отодвинул стул и поднялся. Стоя под ослепительно ярким светом, он удивительно напоминал деда, изображенного на висевшем за спиной портрете, Бенджамина Парадайна, нажившего семейное состояние и создавшего «Парадайн уоркс». Тот же высокий рост, тот же контраст между седыми волосами и густыми черными бровями, проницательный взгляд, точеные черты, властный нос и упрямый острый подбородок. Некрасивое, даже ничуть не привлекательное лицо — но все же лицо человека, который знает, чего хочет, и добивается желаемого.

Джеймс Парадайн, стоя спиной к портрету, обратился к родственникам:

— Прежде чем мы провозгласим привычные тосты, я хочу кое-что сказать. Я всегда проводил канун Нового года в семейном кругу. Не в моем обыкновении произносить при подобных обстоятельствах речи, но сегодня я прошу вас проявить снисходительность. Могу пообещать, что я буду краток и вы не заскучаете.

Он помедлил, убедился, что все смотрят на него — беззаботно, внимательно или удивленно, — и продолжил:

— Вопрос сугубо личный, но, к сожалению, не из приятных. Сегодня здесь нет посторонних. Все присутствующие — члены семьи, связанные родством или браком. — Джеймс Парадайн обвел взглядом стол. — Бренда, Элиот, Лидия, Ричард, Грейс, Фрэнк, Альберт, Филида, Марк, Ирен… вы сидите тут, как и в прошлом году. Вот что я хочу сказать… Один из вас оказался отступником. Семья остается семьей благодаря общим устремлениям. Если их предать, прощай безопасность. Я констатирую неопровержимый факт: кое-кто предал семейные интересы. Я говорю это не затем, чтобы ошеломить виновника и заставить выдать себя. Мне не нужны никакие улики, поскольку я знаю, кто виноват.

Он снова замолчал и обвел глазами стол. Ни у кого не изменилось лицо, но каждый напрягся и подобрался. Светлые глаза Бренды смотрели на старика гневно, Элиот сидел с выражением холодной сдержанности, Лидия с улыбкой, в которой сквозил оттенок недоверия — непреходящий, потому что губы замерли. Дики хмурился, и взгляд его был таким же неподвижным, как улыбка Лидии. Грейс Парадайн сидела очень прямо в своем кресле, положив руки на подлокотники и прислонившись головой к высокой резной спинке. Фрэнк Амброз поставил локоть на стол и навалился на него, прикрыв белой ладонью рот и подбородок. Альберт Пирсон снял очки. Без них близорукий секретарь моргал из-за яркого света и видел только расплывчатые пятна лиц. Он неловко протер очки и снова надел. Сцепленные руки Филиды лежали на коленях, холодные как лед, а взгляд огромных испуганных глаз скользнул со старого Джеймса Парадайна на мужа. Между ними стояла ваза с фруктами, заслоняя Элиота. Филида подалась вбок, но увидела только его руку, сжимавшую ножку бокала. Костяшки пальцев побелели. Она даже не сознавала, что с силой наваливается на плечо Марка, пытаясь увидеть лицо Элиота. Марк Парадайн, казалось, был единственным, кого не взволновало происходящее. Он по-прежнему сидел с мрачным видом и смотрел прямо перед собой, чувствуя, как Филида прислоняется к его плечу.

Ирен подавила слабый возглас. Она откинулась на спинку и с ужасом уставилась на тестя. Джеймс Парадайн, который всегда считал, что она не блещет умом, наконец получил тому подтверждение. Ирен повела себя именно так, как он предполагал, и это принесло ему удовлетворение. Он продолжал:

— Не хочу, чтобы меня неправильно поняли, поэтому повторяю: я знаю, кто виноват. Я объявляю о случившемся именно таким образом по нескольким причинам. Одна из них — наказание. Виновник находится в незавидном положении. Сейчас он — или она — гадает, назову ли я его — или ее — имя. Нет, я этого не сделаю — не прямо сейчас, а может быть, вообще никогда. Все будет зависеть от него самого — или от нее. Я склонен проявить милосердие — исходя из наших семейных интересов, или желая разобраться с нашим грязным бельем кулуарно, или по какой-то другой причине. Итак, я объявляю, что, когда мы встанем из-за праздничного стола, я пробуду в своем кабинете до полуночи. Человек, чье имя я не хочу называть, найдет меня там, и мы договоримся об условиях. Вот и все, что я хотел сказать. Теперь давайте произнесем наши обычные тосты. Я пью за «Парадайн — Моффет уоркс», присовокупив к этому имена Джона Кэдогана и Элиота Рэя, чьи удивительные изобретения столь много дали стране. Пусть выпуск продукции возрастает, а новации дают пример остальным.

Он поднял бокал.

Никто за столом не шевельнулся. Ирен сдавленно выдохнула, почти всхлипнула. Фрэнк Амброз протестующе сказал: «Сэр!» Только Грейс Парадайн подалась вперед и взяла бокал.

Джеймс резко заметил:

— Никто, кроме виновного, не может иметь никаких возражений по поводу этого тоста. Предупреждаю, я сочту уклонение от него равносильным публичному признанию. Итак, мы пьем за «Парадайн — Моффет уоркс».

На сей раз все подняли бокалы. Филида лишь пригубила и поставила обратно. У Ирен так дрожала рука, что вино пролилось, и алые капли упали на яркую столешницу красного дерева. Элиот с запозданием ответил:

— Большое спасибо, сэр.

Джеймс Парадайн снова поднял бокал:

— За отсутствующих друзей.

Напряжение, почти достигшее критической отметки, слегка ослабло. Немедленная и непоправимая беда никому не грозила.

Последовал третий тост:

— За возлюбленных и жен.

Джеймс Парадайн произнес его чуть заметно изменившимся голосом. В словах старика прозвучал вызов. Он перевел взгляд с Ирен на Фрэнка, с Филиды на Элиота Рэя, посмотрел на Лидию и Дики и спокойно продолжил:

— Также я пью в память о моей жене.

Он осушил бокал и сел.

Над столом пронесся вздох облегчения. Худшее миновало. Грейс Парадайн взглянула на Ирен и отодвинула стул.