Глава 14
Семья собралась в гостиной мисс Парадайн — красиво обставленной комнате с темно-синими шторами и мебелью, обитой такой же тканью. Там стояли несколько кресел в стиле XVIII века и старое ореховое бюро, на гладких кремовых стенах висели полдесятка неплохих акварелей. Но в первую очередь внимание привлекали и удерживали многочисленные фотографии Филиды, снятой во всех ракурсах, — с раннего детства до недавних журнальных вырезок. Разумеется, за одним примечательным исключением. Нигде, хотя бы на любительском снимке, не было Филиды в свадебном платье. Фотографии запечатлели Филиду Парадайн, а не Филиду Рэй. Впрочем, лишь посторонний человек удивился бы этому. В семье слишком привыкли, чтобы обращать внимание, — а сейчас здесь собрались только свои. Грейс Парадайн, Фрэнк и Бренда Амброз, Марк и Ричард Парадайны — сестра, пасынок, дочь, племянники. И Филида.
Мисс Парадайн держала речь, когда в комнату вошел Элиот Рэй. Он закрыл за собой дверь и окинул взглядом присутствующих — Грейс Парадайн и Филида на кушетке, Марк у окна, спиной к собравшимся, Фрэнк Амброз и Дики у камина (Фрэнк стоял, облокотившись на каминную полку, Дики крутил какой-то шнурок, оба явно напряжены и растеряны). Бренда, прямая как кол, в старинном кресле, черная фетровая шляпка чуть съехала набок.
Грейс Парадайн не обратила никакого внимания на то, что дверь открылась и закрылась. Она продолжала низким звучным голосом:
— Я сомневаюсь, что здесь могут возникнуть какие-либо вопросы. Брат был не в себе. Не помню, когда я в последний раз испытала такой шок. Нет никакой необходимости упоминать о случившемся — это было бы величайшей несправедливостью по отношению к его памяти. Он никогда бы не сказал такое, находясь в здравом уме. Это… — низкий голос задрожал, будто у мисс Парадайн перехватило горло, — …это так мучительно. Мы все понимаем, что произошло, и, несомненно, хотим забыть как можно быстрее. Мы не желаем помнить Джеймса таким…
Она слабо улыбнулась и обвела взглядом остальных.
Поскольку Марк стоял, отвернувшись, невозможно было понять, о чем он думал. Бренда сидела с упрямым видом, Фрэнк Амброз — с мрачным и недоверчивым. Только Дики как-то отреагировал на слова Грейс Парадайн. Элиота подчеркнуто игнорировали, но первым заговорил именно он. Он выступил вперед, присоединившись к компании у камина, и сказал:
— Насколько я понимаю, вы обсуждаете, рассказывать ли полиции о том, что случилось за ужином вчера вечером.
— А с какой стати? — с вызовом поинтересовалась Бренда — это было так неожиданно, что все уставились на нее. — Это наше дело.
Дики кивнул:
— Конечно. Зачем кому-то знать? Чушь какая! Не понимаю, что тут обсуждать. Тетя Грейс права: никто не сомневается, что вчера вечером дядя был не в себе. Я решил, что он слегка спятил — наверное, и вы так подумали. Конечно, все это очень грустно и неприятно. Бредовая идея, как еще можно сказать. Ночью он вышел на террасу, как всегда, чтобы посмотреть на реку, и упал с обрыва. Наверное, закружилась голова. Очень скверно, но мы ведь не хотим усугублять ситуацию и делать из мухи слона.
— Да, дело скверное, — сказал Фрэнк Амброз и добавил: — Вряд ли полиция будет задавать вопросы, на которые мы не сумеем ответить. С чего бы?
Но его голос звучал без особой уверенности. Слова Фрэнка лишь обескуражили собравшихся.
Нарушая затянувшуюся мрачную паузу, Элиот произнес:
— Нас спросят, вел ли он себя вчера вечером как обычно, и захотят узнать, кто видел его последним.
На сей раз тишина была не просто мрачной, но казалась взрывоопасной. И вновь паузу нарушил Элиот. Он повторил то, что сказал Филиде:
— Если мы намерены держать язык за зубами, то молчать должны все. Давайте посмотрим на события объективно. Вчера вечером за ужином, не считая мистера Парадайна, нас сидело десятеро. Он выдвинул серьезные обвинения против одного из родственников. Не назвал имени, но сказал, что знает провинившегося. Также он объявил, что намерен наказать этого человека по-своему и что мера возмездия будет зависеть от того, получит ли он откровенное признание до полуночи. Он сообщил, что до тех пор будет сидеть в кабинете. Все знают, что мистер Парадайн не бросал слов на ветер. Если он пообещал сидеть в кабинете до двенадцати, значит, он действительно сидел там до двенадцати. И все знают, что он никогда не ложился спать, не выйдя предварительно на террасу и не полюбовавшись видом. Он не раз об этом говорил и в течение пятидесяти лет не пропустил ни одного вечера, если только не был в отъезде. Если полиция сложит три факта воедино, то, несомненно, задаст вопросы, на которые нам уж точно не захочется отвечать. Будет гораздо лучше, если мы промолчим, но если один из нас проболтается, влипнут все. И сейчас нужно понять, можно ли положиться на всех присутствующих.
Грейс Парадайн, избегая смотреть на него, произнесла с нажимом:
— Это семейное дело.
Намек был слишком откровенным, чтобы не заметить. Элиот Рэй лез в дела, которые его не касались. Он принял вызов.
— Нет. Это дело, по поводу которого должны условиться все десять человек, к которым обратился мистер Парадайн вчера вечером. Пирсон сейчас занят, но он скоро придет. Как насчет Ирен и Лидии? Вы сможете поручиться за них, Фрэнк? Времени не так уж много, сами понимаете. Инспектор захочет пообщаться с мисс Парадайн. Что скажете?
Он обращался к Фрэнку Амброзу, но ответила Бренда. Она издала короткий смешок, в котором не было ни капли веселья, и сказала:
— Лидия и Ирен! Да они не в состоянии молчать, даже когда хотят! Честно говоря, сомневаюсь, что они хоть раз этого хотели!
Фрэнк Амброз мрачно нахмурился:
— Им придется. И точка.
— А если нет?
— Придется, — повторил он, пожал плечами и выпрямился. — Я хочу сказать вот что. По-моему, мы преувеличиваем то, что случилось вчера вечером. Я согласен с тетей Грейс: он был не в себе. И точка. Ситуация очень неприятная, и я полагаю, что никому не хочется ее обсуждать. Поэтому предлагаю прекратить разговоры. Полиция тут совершенно ни при чем, и вчерашнее не имеет никакого отношения к несчастному случаю, который произошел с Патриархом. Давайте закроем эту тему.
Грейс Парадайн ответила:
— Согласна.
Повисла пауза, которую прервала Бренда Амброз, заговорившая весьма решительно:
— Интересно, с чего дядя вообще это взял? И можно ли узнать, заходил ли вчера кто-нибудь к нему в кабинет?
Филида вспыхнула. Элиот заметил только потому, что смотрел на нее. Ощущая переполняющий душу гнев и гадая, не увидел ли еще кто-нибудь, как Филида покраснела, он подумал, что Лидия права: его жена похудела. Дурацкое серое платье… Филида в нем напоминала привидение. Но наверное, ей пришлось его надеть. Бесчеловечный, варварский обычай — траур. Элиот встретился взглядом с Филидой и дал понять: надо молчать. А потом он повернулся к Бренде:
— Об этом полиция также спросит. Кто видел мистера Парадайна последним? Я пробыл с ним минуту-другую, после того как расстался с вами в гостиной. Если больше никто к нему не заходил, значит, ответственность лежит на мне.
Грейс Парадайн окинула его быстрым взглядом:
— Вы заходили к Джеймсу в кабинет?
— Да.
— Могу ли я узнать зачем?
— Разумеется, и я охотно отвечу. Вчера вечером он попросил меня остаться, поскольку у нас остались дела. Я заглянул в кабинет, чтобы пожелать хозяину дома спокойной ночи. Я не пробыл там и трех минут — это может подтвердить Альберт. Он видел, как я вошел, и подождал в коридоре, пока я выйду.
Бренда устремила на Элиота светлые глаза и произнесла тоном человека, сделавшего открытие:
— Альберт… ну конечно! Держу пари, что Патриарх имел в виду именно Альберта… да я готова поклясться! Интересно, что он натворил? Выдал служебную тайну или оказался нечист на руку? Если хорошенько подумать, самый вероятный кандидат — это Альберт…
Элиот рассмеялся:
— Дорогая Бренда, именно так рассудил и сам Альберт. Вот почему он меня дожидался. Он прямо сказал, что родственники попытаются обвинить его. Он хотел создать себе алиби, поэтому торчал в моей комнате до полуночи. С тем же успехом я мог провести вечер наедине с «Британской энциклопедией». Но я с полной уверенностью заявляю: Альберт даже не подходил к кабинету — а если и подходил, то после того, как произошел несчастный случай.
— Но никто не знает, когда именно дядя Джеймс погиб. Разве полиция сможет это определить? — поинтересовался Дики.
Элиот взглянул на него:
— Вполне, потому что в первом часу начался дождь, а земля под телом была сухая. Инспектор говорит, это случилось до дождя. Мы с Альбертом примерно в то самое время пошли в столовую выпить. Мы вернулись в мою комнату и распрощались приблизительно в десять минут первого. Боюсь, делать Альберта виновником семейной драмы — пустая трата времени.
— Жаль… — отозвалась Бренда, и тут открылась дверь, и вошел Альберт Пирсон.
— Инспектор хотел бы поговорить с мисс Парадайн.
Грейс Парадайн поднялась.
— Лучше я приму его здесь. Что скажете?
— Закройте дверь, Альберт, — велел Элиот. — Мы условились не говорить о том, что произошло вчера вечером за ужином.
Альберт ответил:
— Да, да. Не будите спящую собаку… и так далее. Но нам придется нелегко.
Впервые Марк Парадайн повернулся к собравшимся. Он стоял, глядя на мокрую гравиевую дорожку, побуревший от мороза газон и темный сырой кустарник — больше из окна ничего не было видно. Вид на реку открывался только из гостиной Филиды. Мисс Парадайн довольствовалась куда более скромной панорамой.
Вряд ли Марк сознавал, на что смотрит. Он повернулся — и Элиот увидел, насколько тот потрясен. Темная кожа обрела землистый оттенок, мускулы были напряжены, челюсти крепко сжаты. Судя по всему, Марк не спал ночь. Он резко спросил:
— Что вы имеете в виду?
Альберт слегка подался вперед:
— Ну… что нам предстоит пережить неприятные минуты.
— Что вы имеете в виду?!
— Детективы не удовлетворены. Я поговорил с полицией — сделал что мог, но этого недостаточно.
— Что значит «не удовлетворены»?
Марк стоял, глубоко сунув руки в карманы. Элиот догадался, что кулаки у него крепко стиснуты. Он весь был как сжатая пружина, готовая разжаться. У Элиота по спине пробежал холодок. Марк ему всегда нравился.
Альберт произнес — как всегда, с легким оттенком самодовольства:
— Они не согласны, что это несчастный случай.
— А что же?! — с сильнейшим негодованием воскликнула Грейс Парадайн.
Альберт повернулся к хозяйке:
— Мне не сказали, мисс Парадайн, но полицейские однозначно сомневаются. На теле много царапин и ушибов, которые, судя по всему, появились от удара о парапет. Доктор Гортон говорит, что, видимо, мистер Парадайн очень сильно ударился. Полицейские полагают, что так вряд ли могло случиться, если бы у него просто закружилась голова. Боюсь, мы оказались в неприятной ситуации.