2
Фабиан ушел, и Аллейн остался один в пустой комнате. Он стоял неподвижно, и его высокая худая фигура темнела на фоне свечей. Наконец он подошел к бюро и отпер один из своих чемоданчиков. Достав оттуда кусочек ваты, он бросил его на ковер. Даже в свете свечей он был хорошо заметен — белое пятно на темно-зеленом фоне. Именно так должен был выглядеть клочок шерсти, когда Урсула чистила ковер механической щеткой наутро после исчезновения миссис Рубрик. И все же она не заметила его. Или просто забыла об этом? Все сошлись во мнении, что Флоренс не потерпела бы его присутствия на ковре. Она поднималась в комнату после ужина, перед тем как выйти в сад. Выходит, шерсти тогда на полу не было. Аллейн снова услышал голос Урсулы: «Но что бы там ни говорили, без пяти минут три кто-то прошел по площадке».
Он вынул трубку, сел за стол и открыл свой кейс. Там лежали полицейские протоколы. Аллейн со вздохом выложил их на стол. Комната постепенно затягивалась дымом, шелестели страницы, часы на площадке пробили двенадцать, половину первого, потом час.
«…19 февраля 1942 года в 14.45 я получил распоряжение отправиться на склад шерсти братьев Ривен по адресу Джениган-авеню, 68. В 14.50 я и капитан полиции Уэзербридж прибыли по указанному адресу, где нас встретили кладовщик Альфред Кларк и мистер Сэмуэль Джозеф, закупщик шерсти. Мне показали тюк, от которого шел сильный запах гниения. Мне также был предъявлен крюк для перетаскивания тюков, на котором имелись красновато-коричневые пятна. Я заметил, что вокруг крюка обвилась прядь волос рыжевато-золотистого цвета. Указанный тюк был частично вскрыт. Я распорядился, чтобы капитан Уэзербридж полностью разрезал упаковку и открыл тюк, что и было проделано в присутствии меня и Альфреда Кларка. Сэмуэль Джозеф в этот момент отсутствовал, так как почувствовал тошноту и вышел из помещения. Внутри тюка было обнаружено тело в сильной степени разложения. Оно находилось в сложенном положении — ноги согнуты в коленях и привязаны к туловищу посредством девятнадцати витков веревки, руки согнуты в локтях и привязаны к телу посредством двадцати пяти витков веревки. Подбородок упирался в колени. Веревка была опознана как шпагат для перевязывания тюков с шерстью. Тело помещалось на плотно спрессованном слое шерсти толщиной шесть дюймов. Над телом также находилась плотно спрессованная шерсть. Длина и ширина тюка составляли по 28 дюймов, высота — 4 фута. Тело принадлежало женщине очень хрупкого сложения ростом около пяти футов и трех дюймов. Оставив его в найденном положении, я приступил…»
Аллейн медленно листал страницы.
«…Повреждение в затылочной части головы. Согласно медицинской экспертизе оно могло быть вызвано ударом тупого предмета, нанесенным сзади. Трое медицинских экспертов сошлись во мнении, что подобный удар мог быть нанесен железным клеймом, найденным в стригальне. Под микроскопом на указанном клейме были обнаружены пятна, которые, как показал последующий анализ, являлись человеческой кровью. Вскрытие показало, что смерть наступила от удушья. Во рту и ноздрях было обнаружено некоторое количество овечьей шерсти. Повреждение черепа должно было вызвать потерю сознания. Имеется вероятность, что убийца, нанеся удар, задушил свою жертву, когда она была в бессознательном состоянии. Медицинские эксперты пришли к единому мнению, что смерть не могла быть результатом несчастного случая или самоубийства».
Далее следовал подробный протокол судебно-медицинской экспертизы. Аллейн пробежал его глазами:
«Треугольный разрыв у нижнего края платья, соответствующий по расположению внешней части лодыжечной кости, вершина разрыва… в ходе следствия… гвоздь в стене сарая за прессом… нитка от материи, приставшая… недостаточное количество улик вследствие значительного времени, прошедшего с момента смерти».
— Как будто я этого не знаю, — вздохнул он и перевернул страницу.
«…Джек Мерривезер, прессовщик шерсти, показал, что вечером 29 января 1942 года к концу рабочего дня обе половины пресса были заполнены шерстью. Пресс был готов к работе. Его верхняя половина находилась над нижней. Он, как обычно, спрессовал шерсть с помощью храпового механизма, не заметив ничего необычного. Шерсть в верхней и нижней половине была спрессована до одинакового уплотнения, после чего тюк был обвязан и проштемпелеван. После этого он был помещен рядом с другими тюками и в тот же день отправлен вместе с ними в город…
Сидни Барнс, водитель грузовика, показал, что 29 января 1942 года он забрал шерсть из Маунт-Мун и отвез ее в город… Альфред Кларк, кладовщик… получил шерсть из Маунт-Мун 3 февраля и складировал ее для последующей оценки… Джеймс Макбридж, государственный оценщик… 9 февраля… почувствовал запах, но решил, что он исходит от дохлой крысы… надрезал все тюки и вытащил из верхней части по клочку шерсти… не заметил ничего необычного… произвел оценку… Сэмуэль Джозеф, закупщик…»
— Круг замкнулся, — вздохнул Аллейн и снова набил трубку.
«В ходе следствия обнаружено». На языке протоколов это означало, что их составители ужали, обезличили и пригладили все пространные показания, которые они слышали. Через двадцать минут он прочитал: «Очевидно, что для сокрытия тела, убийце потребовалось не менее сорока пяти минут. Для установления этого был проведен следственный эксперимент… Томас Джонс, управляющий, показал, что на следующее утро он обнаружил на своем комбинезоне пятна и разрывы. Он решил, что его надевал кто-то из стригалей, но они это отрицали».
Становилось прохладно, и Аллейн натянул свитер. В доме стояла мертвая тишина. Вероятно, так было и в ту ночь, когда Урсула Харм проснулась от звука шагов на площадке, а Дуглас Грейс услышал, как кто-то идет по коридору, удаляясь от его комнаты. Был ли это один и тот же человек?
Поднявшись, Аллейн подошел к платяному шкафу. Открыв дверцу, он обнаружил там свою одежду, аккуратно повешенную на плечики. Все тот же Маркинс. Именно здесь, у задней стенки шкафа, под тремя свернутыми коврами стоял чемодан миссис Рубрик, который она упаковала для так и несостоявшейся поездки. Его обнаружила Теренс Линн через три дня после того вечера. Сумочка с деньгами и документами нашлась в ящике туалетного столика. Не ради ли этого приходил ночной визитер? Спрятать чемодан и сумочку? Тогда он вполне мог оставить здесь клочок шерсти с ботинка, которым утрамбовывал шерсть над головой жертвы?
Все было проделано быстро и четко, но не слишком изобретательно. Удар по голове, достаточно сильный, чтобы оглушить, но не настолько зверский, чтобы размозжить голову. Затем удушение и сокрытие тела. Убийца был хладнокровен и дерзок. Действовал весьма рискованно, но продуманно и результативно. Самую трудную задачу выполнили за него другие.
Возникал естественный вопрос: на что надеялся этот убийца? Ведь утром, когда стригали приступят к работе, неизбежно наступит момент, когда прессовщик, навалившись на рычаг храповика, сбросит вниз спрессованную шерсть для упаковки. Мог ли убийца быть уверен, что когда пресс откроют, на нем не будет пятен? А когда шерсть упакуют и тюк подцепят крюком, чтобы оттащить в грузовик, не покажется ли он слишком тяжелым? Конечно, миссис Рубрик была дама миниатюрная, но все же весила больше той шерсти, место которой занимала.
Аллейн вернулся к протоколам.
«Судебно-медицинские эксперты считают, что тело связали в первые шесть часов после убийства, так как позже начинается трупное окоченение, которое делает такие манипуляции невозможными. Однако они отметили, что в данных обстоятельствах, то есть при достаточно высокой температуре и отсутствии интенсивного движения перед смертью, тело вряд ли окоченело бы раньше этого срока».
«Как всегда, осторожничают», — подумал Аллейн. Так вот. Допустим, убийцей был мужчина. Мог ли он быть уверен, что его никто не потревожит и он завершит свое черное дело, когда все еще будут бодрствовать? Работников на ферме не было, но там оставалась семья Джонсов, Маркинс и Альберт Блэк. Они наверняка заметили бы свет в сарае. Или в сорок втором все еще затемняли окна? Вероятно, нет, поскольку Урсула отметила, что без пяти девять, когда она искала свою опекуншу, свет в сарае не горел. Это означает, что она в принципе могла его увидеть. В протоколах это обстоятельство не упоминается. Если Урсула слышала шаги убийцы, то, значит, он, разделавшись с телом, вернулся в дом, чтобы, спрятав чемодан и сумочку миссис Рубрик, создать иллюзию ее отъезда. Был ли какой-то перерыв между убийством, связыванием тела и помещением его в пресс, или все произошло сразу? Миссис Рубрик была убита после восьми, но никто не смог назвать точного времени, когда она отправилась по лавандовой дорожке к стригальне. Она собиралась порепетировать в сарае и вернуться. Ее наверняка интересовало, нашлась ли брошь. Для того чтобы выступить с речью в пустом сарае, хватило бы десяти — пятнадцати минут. Вряд ли она собиралась оставаться там дольше. Значит, она была убита или до того, как поисковая партия вернулась в дом, или сразу же после этого. Брошь нашли без пяти девять, и в это же время прекратил музицировать Клифф Джонс, за которым пришла мать. С того момента, когда все в доме легли спать, и до возвращения работников с танцев, которое произошло без четверти два, стригальня находилась без присмотра. Грузовик высадил гуляк у ворот, но голоса их разносились по всей округе еще до того, как они подошли к сараю. Так что преступник вполне мог успеть погасить свет и скрыться. К этому времени тело наверняка уже находилось в нижней части пресса, а верхняя камера была наполовину набита шерстью.
Тогда выходит, что если преступление совершил кто-то из поисковой партии, то это было сделано именно во время поисков бриллиантовой броши. В этом случае в распоряжении убийцы было всего четыре минуты, и позднее он обязательно вернулся в сарай, чтобы спрятать труп и привести пресс в прежний вид. Трудней всего было обернуть труп шерстью так, чтобы слой был достаточно плотным и без всяких подозрительных выпуклостей.
Предположим, что без пяти три Урсула слышала в коридоре именно шаги убийцы. Если его целью было спрятать чемодан и сумочку, он бы обязательно подождал, пока все в доме заснут.
Аллейн уже валился от усталости. Онемевшее тело отказывалось ему служить. «На сегодня достаточно, я пока еще не в форме», — подумал он. Облачившись в пижаму, он тщательно умылся холодной водой. Чтобы не продрогнуть, решил спать в халате. Свеча на прикроватной тумбочке, превратившаяся в огарок, захлебнулась собственным воском и погасла. На столе стояла другая, но у Аллейна был под рукой фонарик, и он не стал за ней вставать. Было половина третьего утра. Приближался холодный рассвет.
— Могу я чуть-чуть вздремнуть, или надо написать Трой? — пробормотал он.
Его жена Трой находилась сейчас в Англии, за тринадцать тысяч миль отсюда, и, вместо того чтобы писать картины, занималась маскировкой объектов в Боссикоте.
— Нет, лучше я о ней подумаю, — с нежностью решил он, представив себе ледяной поход от кровати к письменному столу. Аллейн плотнее завернулся в одеяло и вдруг замер.
Это были не шум ветра за окнами, не шуршание мышей за обшивкой стен, не тоскливое лаянье собаки. Звук, который насторожил Аллейна, раздавался внутри дома. Это было мерное поскрипывание старой лестницы под чьей-то тяжестью. Затем на площадке послышались еле различимые шаги. Аллейн стал их считать и, дойдя до восьми, взял фонарик и стал ждать, когда в его двери повернется ручка. Его глаза, уже привыкшие к темноте, легко различали серый прямоугольник двери. Она медленно приоткрылась, застыв на полпути. Затем резко распахнулась, и в проеме появился мужской силуэт, обращенный спиной к Аллейну. Мужчина осторожно закрыл дверь и обернулся. Аллейн зажег фонарик. Из темноты выступило лицо с прищуренными от яркого света глазами.
Это был Маркинс.
— Ну наконец-то, — произнес Аллейн.