Ситуацию, выходящую из-под контроля, спас Генри. Ни мисс Кампанула, ни мисс Прентис даже не попытались оказать пришедшим гостям должного приема. Дина поприветствовала миссис Росс вежливо, но чуть нервозно. Пастор, заморгав, последовал примеру дочери. Но присутствие любимой наполнило Генри неосознанным желанием быть милым со всеми окружающими. Он тепло пожал руку Селии Росс, похвалил доктора Темплетта за его идею и с улыбкой предложил сразу выбрать председателя и перейти к вопросу с пьесой.

Эсквайр, Дина и пастор поддержали Генри. Мисс Кампанула презрительно фыркнула. Мисс Прентис, улыбаясь, сказала:

– Боюсь, нам не хватает одного стула. Мы рассчитывали на семь человек. Дорогой Генри, тебе придется принести стул из столовой. Мне так неудобно тебя беспокоить.

– Мы с Диной легко уместимся на одном, – радостно отозвался юноша.

– Обо мне не нужно беспокоиться, – заметила миссис Росс. – Билли может присесть на подлокотник моего кресла.

Она спокойно устроилась слева от священника, и доктор Темплетт сразу же присел на ручку кресла. Мисс Прентис была уверена, что ее место справа от пастора, а побежденная мисс Кампанула, издав короткий смешок, пошла к дальнему концу стола.

– Элеонор, я не знаю, какое место было предусмотрено для меня, – сказала Идрис. – Но, судя по всему, на нашем собрании формальности не соблюдаются, поэтому я буду сидеть здесь.

Генри, его отец и Дина заняли оставшиеся стулья.

Свет старой люстры освещал лица восьмерых, сидящих вокруг стола: розовое от смущения лицо эсквайра, улыбающееся мисс Прентис, лицо мисс Кампанулы, напоминающее морду кобылы с раздувающимися ноздрями, смуглые джернигэмовские черты Генри, свежую и яркую красоту Дины, угловатое, типичное для священника лицо пастора и пышущее здоровьем, ничем не примечательное лицо доктора Темплетта.

Освещалось и бледно-желтое лицо Селии Росс, женщины лет тридцати восьми. Она не была красива, но в ней чувствовались изящество и утонченность. Ее волосы мягкими волнами спадали на плечи. Искусно наложенная косметика и со вкусом подобранная одежда вызывали восхищение. Она выглядела осунувшейся. Глаза Селии были светлыми, а ресницы без туши казались совсем белыми. Если сравнивать каждого присутствовавшего с животным, то миссис Росс определенно напоминала хорька. Вместе с тем в ней было что-то привлекающее внимание многих женщин и большинства мужчин. Она умела широко распахивать глаза и бросать быстрые взгляды. Несмотря на все попытки казаться утонченной леди, Селия была настолько решительна, что любое проявление чувствительности воспринимала как слабоволие. Казаться хрупкой и утонченной ей мешали грубоватость и отсутствие такта. Ее манера общения была веселой и добродушной, она изо всех сил старалась быть вежливой, но ей мешал острый язычок. Каждая женщина, встречавшаяся ей в жизни, понимала, что ее интересуют исключительно мужчины. Дина смотрела на нее и не могла не уважать ту спокойную уверенность, с которой Селия встретила столь холодный прием. Было невозможно понять, то ли миссис Росс была настолько сдержанной, что решила не показывать свою обиду, то ли настолько черствой, что ничего не почувствовала. «Она довольно наглая», – подумала Дина. Взглянув на Генри, девушка прочла на его лице те же мысли. Он не отрываясь смотрел на миссис Росс, и в его взгляде была смесь неодобрения и восхищения. Повернув голову, Генри встретился взглядом с любимой, и его глаза вмиг стали такими нежными, что ее сердце забилось. Дину захватили эмоции, но голос мисс Прентис вернул ее в реальность.

– Избрать председателем нашего маленького собрания я предлагаю пастора.

– Одобряю, – низким голосом поддержала подругу мисс Кампанула.

– Вот так вот, Коупленд, – добавил эсквайр. – Все говорят «да»! – и мы сдаемся. – Он громко засмеялся и бросил гневный взгляд на кузину.

Священник дружелюбно посмотрел на всех. Если бы пастору от природы досталось круглое лицо с невыразительными чертами и добрые близорукие глаза, это наилучшим образом выразило бы его темперамент. Но, по иронии судьбы, внешность этого человека была настолько величественной, что люди не сомневались, что и характер у него под стать. С такими внешними данными он мог бы пойти далеко и стать важным церковным сановником, но пастор был нечестолюбив, искренен и любил Пен-Куко. Ему нравилось жить в том же доме, где и все его предки, заниматься делами прихода, дарить душевное утешение прихожанам и отражать атаки Идрис Кампанулы и Элеонор Прентис. Он прекрасно понимал, что эти две дамы были глубоко возмущены присутствием миссис Росс. В этой ситуации ему казалось, что он пытается удержать большим пальцем пробку в бутылке, наполненной газированным имбирным напитком, готовым вырваться наружу.

– Большое спасибо, – произнес он. – Мне не кажется, что обязанности председателя будут слишком трудными, так как мы собрались лишь для того, чтобы установить дату и характер мероприятия, и когда все будет решено, я передам свои полномочия непосредственным участникам процесса. Возможно, мне нужно лучше объяснить, что мы имеем в виду. Молодежное общество, проделавшее такую замечательную работу в Пен-Куко и в соседних приходах, остро нуждается в деньгах. Президент мисс Прентис и секретарь мисс Кампанула расскажут вам об этом подробнее. Больше всего нам необходимо новое пианино. Тот инструмент, который есть сейчас, был подарен вашим отцом, не так ли, эсквайр?

– Да, – ответил Джослин. – Я прекрасно это помню. Мне тогда было около двенадцати лет. Оно и тогда не было новым. Даже страшно представить, во что оно теперь превратилось.

– У нас был настройщик из Грейт-Чиппинга, – сообщила Идрис, – и он говорит, что больше ничего с пианино сделать нельзя. Я виню во всем скаутов. Когда старший из Каинов стал начальником, они начали вести себя еще хуже. Этот молодой человек понятия не имеет о дисциплине. В субботу я застала Джорджи Биггинса топающим ногами по клавишам и бьющим острым концом какого-то шеста внутри инструмента. «Будь я твоим начальником, тебе влетело бы так, что помнил бы целый год», – так я ему и сказала. Его ответ был грубым и очень дерзким. Также я заявила старшему Каину, что если он не в состоянии контролировать поведение своих подопечных, то пусть передаст полномочия тому, кто справится!

– Боже мой, да, – быстро сказал пастор. – Иногда они ведут себя хуже юных варваров. Ну что ж, безусловно, пианино не единственная собственность общества. Это был подарок приходу. Но мое предложение заключалось в том, чтобы отдать часть собранных за мероприятие денег на покупку нового пианино, а не отдавать в общую копилку общества.

– Сколько может стоить новое? – поинтересовался доктор Темплетт.

– Есть очень хороший инструмент в Грейт-Чиппинге, в Приис, – ответил пастор. – Стоит пятьдесят фунтов.

– Мы вряд ли сможем заработать такую сумму нашим представлением, – с сожалением заметила Дина.

– Я тебе вот что скажу, – вмешался эсквайр, – внесу ясность. Пианино – это дело Пен-Куко.

Все одобряюще зашептались.

– Это очень хорошо, – поддержал его доктор Темплетт, – очень щедро.

– Действительно, это замечательно, – согласился пастор.

Мисс Прентис сидела, не двигаясь, и явно гордилась собой. Генри заметил, как мисс Кампанула взглянула на свою подругу, и был очень удивлен, увидев гневный блеск в ее глазах. Юноша подумал: «Она завидует, потому что на Элеонор падают лучи славы и благородства поступка моего отца». Неожиданно он с ужасом осознал, какую чудовищную неприязнь испытывают друг к другу эти две старые девы.

– Возможно, – сказал пастор, – надо формально проголосовать?

Они так и сделали. Пастор всех поторапливал. Представление назначили ровно через три недели в приходском центре. Мисс Прентис, которая стала секретарем, так как сидела справа от пастора, неустанно все фиксировала. Но все понимали, что они ходят кругами вокруг истинной причины их собрания. То, что Элеонор называла «сутью нашего маленького представления», все еще не было определено. Каждый то и дело бросал взгляды на стопку современных пьес перед Диной и большую папку старинных французских изданий перед Элеонор. Пока шло обсуждение цен на билеты и дат представления, у каждого была своя потаенная мысль.

Пастор думал: «Я не верю, что Темплетт мог пойти на такое. Врач с женой-инвалидом. К тому же у него есть репутация. Но что заставило его привезти ее сюда? Он же должен понимать, как все будут судачить. Как бы мне хотелось, чтобы мисс Кампанула не смотрела так на меня. Ей опять нужно встретиться со мной наедине. Зачем я только сказал, что исповедь признается церковью? Но какой у меня был выход? Надеюсь, она не будет исповедоваться. Не хотелось бы узнать, что они делают это лишь для того, чтобы наклеветать друг на друга. Шесть персонажей и семь актеров. О господи».

Эсквайр думал: «Элеонор права. Мне хорошо удалась роль в «Ici on Parle Francais». Странно все-таки, как естественно многие люди ведут себя на сцене. Теперь, если Дина и Генри предложат одну из современных пьес, может оказаться, что там нет подходящей для меня роли… Хотелось бы получить роль того обаятельного, не очень молодого мужчины из комедии Мари Темпест. Но Элеонор и старая Идрис ни за что на это не согласятся. Я не удивлюсь, если актеры действительно не целуются на сцене по-настоящему из-за грима. Но что касается репетиций…

Интересно, насколько правдивы слухи о докторе Темплетте и миссис Росс? Я чувствую себя совсем молодым. Что же мне делать с сыном и Диной Коупленд? Она хорошая девушка. Но своеобразная. Современная. Будь ее семья немного богаче, я бы не возражал. Думаю, они будут обо мне говорить. Генри, конечно же, станет умничать. Будь проклята Элеонор! Если бы она держала язык за зубами, мне не пришлось бы разбираться с этой ситуацией. Шесть ролей и семь актеров. Почему бы ей, в конце концов, не принять в этом участие? Я полагаю, Темплетт тоже не отказался бы от роли немолодого, обаятельного мужчины, и мне пришлось бы играть того забавного, дрожащего, убогого старикашку».

Элеонор Прентис размышляла о своем: «Если мне удастся все уладить, то получится, что все проблемы создает Идрис, и он будет считать ее немилосердной. Шесть ролей и семь претендентов. Мисс Кампанула полна решимости любой ценой остановить эту мадам Росс. Я просто вижу ее будущую истерику. Ну хорошо. Мне будет сорок девять в следующем месяце. Идрис же старше меня. Дина должна работать в приходе. Интересно, что происходит между актерами и актрисами? Переодевания за сценой и совместные гастроли. Если бы мне удалось узнать, что Дина… В случае брака Джослин определил бы мне содержание. Это же надо, как Темплетт и эта женщина смотрят друг на друга. Генри и его возлюбленная! Я не в силах больше этого выносить. Просто не могу вытерпеть! Главное, никогда не показывать свое неудовольствие. Я хочу смотреть на него, но не должна. Генри наверняка наблюдает за мной. Ему все известно. У приходского священника должна быть жена. У него лицо, как у ангела. Нет. Не как у ангела. Как у греческого бога. Пасть ниц пред твоим троном, лежать и смотреть, и смотреть, на Тебя. Боже, позволь ему полюбить меня!»

Генри думал: «Завтра утром, если все сложится хорошо, я встречусь с Диной за Клаудифолдом и признаюсь в своих чувствах. Почему Темплетт не должен привлекать свою Селию Росс в эту пьесу? К черту шесть ролей и семь актеров! Давайте найдем другую пьесу. Я впервые влюблен. Я попал в неведомую прежде страну, и такой момент больше не повторится. Завтра утром, если все пойдет хорошо, мы с моей любимой будем на холмах».

Мысли Дины: «Завтра утром, если все сложится удачно, Генри будет ждать меня в условленном месте. Думаю, он расскажет о своей любви. Никого не будет в целом мире: только мой милый и я».

Размышления Темплетта: «Мне следует быть осторожным. Наверно, было глупо с моей стороны предложить ей прийти, но когда она сказала, что играть на сцене – ее самая большая страсть, мне ничего другого не оставалось. Если эти две изголодавшиеся старые девы вцепятся нам в глотки, то моей врачебной практике придет конец. Если бы Бог создал меня другим! Если бы моя жена не болела! Хотя, возможно, будь она здорова, все вышло бы так же. Селия завладела мною полностью. Это как инфекция. И она полностью поразила меня».

Селия Росс думала: «Пока все хорошо. Я попала сюда. С эсквайром я разберусь без труда, он уже положил на меня глаз. Мальчик влюблен в девочку, но он мужчина и, я думаю, будет добр ко мне. Юноша очень умен и, предполагаю, уже испытывает ко мне симпатию. Привлекательный, сверкающие серые глаза и черные ресницы. Это должно быть презабавно – отбить его у нее. Хотя сомневаюсь, что у меня это получится. Джернигэм-младший уже перерос возраст, когда легко влюбляются в женщин старше себя. Я чувствую себя равной всем им. Как весело прийти сюда с Билли и увидеть этих двух замороженных старых дев с вытаращенными глазами. Они понимают, что им не по зубам мой здравый смысл и моя решительность. Они все пытаются увидеть, как его рука лежит на моих плечах. Кампанула смотрит нагло, а бедная родственница исподтишка. Я сейчас откинусь на спинку кресла! Вот так! Смотрите! Очень тоскливо, что мы должны соблюдать приличия ради сохранения репутации Билли. Я очень хочу показать им всем, что он мой! Ни один другой мужчина никогда не вызывал во мне таких чувств. Мы словно растворились друг в друге. Думаю, это любовь. Я ни за что не позволю ему играть в этой школьной постановке без меня. Ему, скорее всего, предстоит любовная сцена с девочкой. Я не вынесу этого. Шесть ролей и семь актеров! Так вот!»

А Идрис Кампанула размышляла: «Если бы не правила приличия, я схватила бы эту бледно-желтую распутницу и вытрясла из нее всю душу. Позорный, наглый, бесстыдный поступок! Явиться в Пен-Куко без приглашения, пользуясь покровительством этого мужчины! Я всегда подозревала, что доктор Темплетт на такое способен. Будь Элеонор чуточку сообразительнее, она бы запретила им приходить в этот дом. Сидеть на подлокотнике кресла! Отличная отговорка! Он практически обнял ее! Буду смотреть прямо на них и дам ей понять, что я думаю! Вот так-то! А она улыбается! Эта особа все понимает, и ей плевать. Это все равно что согрешить с ним публично. Пастор не может этого допустить. Это открытое оскорбление для меня – сидеть с ними за одним столом. Все против меня. Друзей нет. Им нужны исключительно мои деньги. Элеонор такая же, как и все остальные, потому что пытается настроить священника против меня и завидует. Поставить пьесу было моей идеей, а теперь она выдает ее за свою. Пастора нужно предупредить. Я попрошу его выслушать мою исповедь в пятницу. Обязательно признаюсь в недобрых мыслях об Элеонор Прентис и, прежде чем он остановит меня, все скажу, и тогда святой отец посмотрит на нее другими глазами. Затем я покаюсь в том, что была немилосердна к миссис Росс и доктору Темплетту. Объясню, что я искренняя женщина и всегда стараюсь смотреть фактам в лицо. Он должен предпочесть меня Элеонор. Было бы хорошо выйти за него замуж. С моими способностями, умом и деньгами я добилась бы многого. Наведя порядок в приходе, выгнала бы эту неуместную старую горничную. Дина может возвращаться на сцену, когда ей захочется, или, если сплетни Элеонор правдивы, может вступить в брак с Генри Джернигэмом. Сплетница не станет сильно переживать, но будет царапаться и кусаться, чтобы в Пен-Куко не появилась новая хозяйка.

Я поддержу ее в том, что касается доктора Темплетта и его маленькой вульгарной пассии, но если она попробует встать между мной и Уолтером Коуплендом, то сильно об этом пожалеет. А теперь пришло мое время говорить».

Резко положив свою огромную уродливую руку на стол, она начала:

– Могу я сказать?

– Пожалуйста, говорите! – отозвался пастор.

– Как секретарь, – начала мисс Кампанула громко, – я обсудила эту ситуацию со всеми членами Молодежного общества. Они планируют свое собственное мероприятие немного позже, и им бы хотелось, чтобы это небольшое действо сначала было организовано нами. Они говорили всего о пяти или шести участниках, реально заинтересованных в представлении. Они упоминали, конечно, вас, пастор, эсквайра как нашего покровителя и, безусловно, тебя, Элеонор, как президента. Они также выразили надежду, что Дина оценит наши скромные старания и украсит собой наше маленькое представление. И, Генри, они особенно выделили тебя.

– Благодарю, – торжественно произнес Генри.

Мисс Кампанула посмотрела на него с подозрением и продолжила:

– Возможно, они не против увидеть среди всех уже названных и меня тоже. Конечно, я не утверждаю, что у меня есть какие-то актерские таланты.

– Безусловно, ты должна участвовать, Идрис, – поддержала ее мисс Прентис. – Мы все зависим от тебя.

– Спасибо, Элеонор, – ответила мисс Кампанула. И между двумя дамами мелькнул слабый огонек общности.

– Значит, нас пятеро? – мягко спросила мисс Прентис.

– Пятеро, – подтвердила дама.

– Шестеро, с доктором Темплеттом, – уточнил Генри.

– Мы были бы очень рады принять его в нашу команду, – поддержала мисс Прентис таким тоном, что скрыть ненависть к миссис Росс, сквозившую в каждом слове, было невозможно.

– Когда дело дойдет до репетиций, я, как практикующий врач, доставлю вам много хлопот. Никогда не знаешь, когда поступит срочный вызов. Но если вас не пугают риски, то буду рад принять участие.

– Безусловно, мы рискнем, – ответил пастор.

За одобрительным шепотом последовала мертвая тишина. Пастор перевел дух, посмотрел на дочь и произнес:

– Прежде чем мы продолжим дальше разбираться с количеством участников, мы должны определиться с форматом представления. Если мы возьмем пьесу, то многое будет зависеть от выбранного отрывка. Есть ли у кого-нибудь предложения?

– Я голосую за пьесу, – сказала мисс Кампанула. – И, на мой взгляд, самая подходящая – «Простушка Сьюзан».

– Поддерживаю, – присоединилась мисс Прентис.

– Что это за пьеса? – поинтересовался доктор Темплетт. – Я раньше о ней не слышал. Она современная?

– Я полагаю, она была написана в одно время с «Ист-Линн» и «Серебряным королем», – пояснила Дина.

Генри и доктор Темплетт засмеялись. Мисс Кампанула выпятила грудь, покраснела и заявила:

– По моему скромному мнению, милая, это не так уж и плохо.

– Она такая смешная, – вспомнила мисс Прентис. – Ты помнишь, Джослин? Там есть маленький отрывок, где лорд Сильвестр притворяется своим же собственным портным и делает предложение леди Мод, считая ее горничной. Очень оригинальная идея и смешная пьеса.

– Поколения зрителей смеялись до колик в животе, – согласился Генри.

– Генри, – осадил эсквайр.

– Прости, отец, но, честно говоря, как драматическое произведение…

– «Простушка Сьюзан» может показаться старомодной, так как в ней отсутствуют грязные намеки. В ней нет ничего вульгарного, поэтому она и кажется смешной, в отличие от множества современных пьес.

– Как далеко заходит лорд Сильвестр? – начала Дина.

– Дочка! – тихо оборвал ее пастор.

– Все в порядке, папочка. Прости. Я всего лишь хотела…

– Сколько лет лорду Сильвестру? – неожиданно перебил всех эсквайр.

– Примерно сорок пять или пятьдесят, – прошептала мисс Прентис.

– А почему бы нам не взять пьесу «Личный секретарь»? – спросил Генри.

– Я никогда не считала это произведение хорошим, – ответила ему мисс Прентис. – Возможно, это предвзятое мнение. – И она благоговейно улыбнулась пастору.

– Согласна, – поддержала ее мисс Кампанула. – Я всегда считала, что это полная безвкусица. Возможно, я старомодна, но мне не нравятся шутки о грязном белье.

– Мне не кажется, что «Личный секретарь» может обидеть кого-то из нас, – мягко заметил пастор. – Но не уходим ли мы от темы? Мисс Кампанула предложила нам пьесу «Простушка Сьюзан», мисс Прентис ее поддержала. У кого-то есть еще предложения?

– У меня! – сказала Селия Росс. – Есть предложение!