Пока они шли по дороге Топ-Лейна, Аллейн все рассказал Найджелу. Это был тот же маршрут, по которому Дина Коупленд шла в пятницу днем. Сначала они быстро продвигались вперед, наклонив головы от ветра, погруженные в свои мысли. Через несколько минут они прошли через мост и дошли до крутого поворота на тропинку.

– Это было здесь, – объяснил инспектор. – На этом месте после полудня Генри Джернигэм встретился с Диной Коупленд. Тут Элеонор Прентис увидела их, возвращаясь с исповеди. Я признаю, что слишком любопытен, когда дело касается случайных встреч, Басгейт. Кузина эсквайра подошла к ним в три часа дня, хотя вышла из церкви в два часа тридцать минут. Юный Джернигэм говорит, что отсутствовал в течение двух часов. Он вышел из дома в половине третьего. Дойти сюда из Пен-Куко можно за пять минут. Они, должно быть, провели вместе около тридцати минут, прежде чем подошла кузина Генри.

– Может, они влюблены друг в друга.

– Возможно, что так. Но есть нечто, о чем не хочет вспоминать ни мисс Прентис, ни юноша, когда речь заходит об этой встрече. Генри сердится, а кузина начинает излучать волны ханжеского осуждения.

– Что вы имеете в виду?

– Это не важно. Элеонор вышла из церкви примерно в полтретьего. Была с остальными в Топ-Лейне и появилась в Пен-Куко только в полчетвертого. Остается много лишнего времени. Генри отправился на холм. Мисс Коупленд вернулась тем же путем, что и мы пришли сюда. Мисс Прентис пошла дальше в Пен-Куко. Они мне напоминают три частицы, которые летели с разных сторон, столкнулись и разлетелись в разные стороны.

– Этому можно найти сотню объяснений.

– Тому, как они встретились и разошлись? Да, в этом есть некий резон. Но непонятно, почему они так нервничают, когда речь заходит об этой встрече. Можно предположить, что мисс Прентис застала молодых людей, когда они целовались, тогда понятна причина смущения Генри. Но почему все-таки мисс Прентис дрожит и бледнеет?

– Она же старая дева? Может, это ее шокировало?

– Возможно.

Аллейн внимательно изучал мокрую дорогу.

– Прошлой ночью дождь был очень сильный. Эта ветка могла обломиться совсем недавно. Генри сообщил мне, что их телефон не работал в пятницу вечером. По его мнению, именно из-за упавшей на провода ветки в Топ-Лейне. Итак, перед нами провода, и ясно как божий день, что это та самая ветка. Подождите, нам, кажется, повезло. Они подвинули ветку с еще не высохшими листьями. Точно. Посмотрите сюда. Они стояли здесь. Следы ног намного четче, чем отпечатки пальцев рук. Вот эти следы принадлежат Дине Коупленд. Если они на самом деле ее, значит, наши догадки верны. Следы ведут из-за поворота до самой насыпи. Земля была мягкая, но не очень влажная. Спускаясь вниз по холму, мы видим следы Дины, когда она сходила с мокрой дороги под защиту насыпи и деревьев. В следы налилась вода, но вот они. И вот здесь, где упала ветка, они и встретились.

– Да еще как встретились! – воскликнул Найджел, глядя на глубокие пересекающиеся следы. – Длительная была встреча! Любовное свидание! Она производит впечатление хорошей девушки. Я надеюсь, что мистер Генри…

Басгейт резко замолчал.

– Итак, вот что у нас есть. Не уходите так далеко. Элеонор Прентис, скорее всего, вышла из-за угла, прошла около двух шагов и неожиданно остановилась. Вот это ее следы, расположенные совсем близко друг к другу. Она стояла на одном месте какое-то время, глядя на влюбленных, но что случилось потом? Обычный разговор? Не думаю. Надо будет попробовать узнать это у молодых людей. Элеонор мне не скажет. Да, вне всякого сомнения, это следы ее туфель. Кожа черного теленка, острые носы, низкие каблуки. Обувь церковной курицы. Она надевала их сегодня утром.

Аллейн присел на корточки около следов старой девы и указательным пальцем потрогал сырую землю. Затем посмотрел на Найджела.

– Что ж, это доказывает одну вещь, – сделал вывод инспектор.

– Какую?

– Если это следы Элеонор Прентис, то не она пыталась заглянуть в окно ратуши. Подождите здесь, Басгейт, хорошо? Я схожу к машине за вещами. У нас будет образец этих отпечатков.

В двенадцать часов тридцать минут Аллейн и Найджел приехали в Ред-Хауз. Старшая горничная сообщила им, что мистер Фокс все еще здесь, и провела в викторианскую гостиную. Эта комната, обшитая шелковыми японскими панелями, красноречиво рассказывала о службе умершего генерала Кампанула на востоке. В ней стояло слишком много мебели и царила крайне неприятная атмосфера. Инспектор сидел за письменным столом у окна, и перед ним лежало несколько аккуратных стопок бумаги. Он встал и посмотрел на гостей спокойным взглядом поверх очков.

– Здравствуйте, Фокс, – поприветствовал его Аллейн. – Как поживаете?

– Вполне спокойно, благодарю, сэр. Доброе утро, мистер Басгейт.

– Доброе утро, инспектор.

– Что у вас здесь? – спросил служащий Скотленд-Ярда.

– Набор писем, сэр, но ни в одном ничего полезного нет.

– А что это за зловещий листок писчей бумаги? Отвечайте, старый черт. Это завещание, да?

– Ну да. Это оно. – Фокс протянул его Аллейну и подождал, пока тот прочтет.

– Она была обеспеченной женщиной, – отметил инспектор.

– И как мисс Кампанула распорядилась своим состоянием? – поинтересовался Найджел.

– Ничего интересного для публикации в газетах.

– Ну хорошо, хорошо.

– Она оставила пятьдесят тысяч, – сообщил Аллейн. – Тридцать из них завещаны преподобному Уолтеру Коупленду, пастору прихода Святого Жиля в Винтоне, в знак глубокой благодарности за духовное руководство и неизменную мудрость. Он должен использовать эти деньги по своему усмотрению, но она надеется, что они не будут переданы другим лицам. Пятнадцать тысяч для ее дорогой подруги Элеонор Джернигэм Прентис, четыре тысячи для Эрика Кампанулы, сына Уильяма Кампанулы, троюродного брата завещательницы. По последним данным, Эрик проживает в Найроби, в Кении. Эти четыре тысячи должны быть переданы адвокатам покойной – господам Вотерворсам и Биггсу, а они отдадут деньги по назначению. Завещательница также надеется, что ее троюродный брат не спустит всю сумму на выпивку и женщин, а будет помнить о ней и изменит свое поведение. Одна тысяча должна быть поделена между слугами. Датировано вторым мая тысяча девятьсот тридцать восьмого года.

– Там было еще примечание, датированное той же датой этого года, – добавил Фокс. – Вот оно, сэр.

Аллейн прочел вслух, подняв одну бровь:

– «Всем, кого это может касаться. Это моя последняя воля, и нет смысла рыться в моих бумагах и искать другое завещание. Я хочу сказать, что намерения, выраженные по поводу основного наследника, остаются неизменными. Если бы я хотела добавить что-то, я бы именно так и поступила. Я разочаровалась в своих друзьях. Но я одинокая женщина и не вижу причин менять волю. Идрис Кампанула».

– Создается впечатление, что она была искренним человеком, не так ли? – спросил Фокс.

– Да. Острый выпад в адрес ее подруги Элеонор Прентис, – отметил старший инспектор.

– И все же, – бодро начал Найджел, – не считаете ли вы, что кто-нибудь из них мог ее убить? Вы всегда говорите, Аллейн, что деньги – это ключевой мотив.

– В данном случае я считаю иначе, – ответил инспектор. – Нам нужно связаться с Вотерворсами и мистером Биггсом, прежде чем они прочитают об этом в газетах.

– Я уже позвонил им, сэр. Горничная знает адрес старшего Вотерворса.

– Превосходно, Фокс. Что-нибудь еще?

– Еще есть шофер Гибсон. Я думаю, было бы неплохо с ним поговорить.

– Хорошо. Пригласите водителя.

Помощник Аллейна вышел и вернулся с шофером мисс Кампанулы. Он был одет в фиолетовые бриджи и блестящие гетры, и создавалось впечатление, что он наспех надел на себя эту униформу.

– Это Гибсон, сэр, – представил водителя Фокс. – Полагаю, старший инспектор хотел бы услышать о происшествии в пятницу днем.

– Доброе утро, – поздоровался Аллейн. – Что за происшествие?

– Это касается визита убитой в церковь в два часа тридцать минут, сэр, – объяснил Фокс. – Похоже, она заходила в ратушу на полпути туда. Верно?

– Ну не то чтобы заходила, сэр, – ответил водитель. – Да и рассказать-то в принципе нечего. Она внутрь даже не попала.

– Все-таки расскажите нам, пожалуйста, как все было.

– Видите ли, сэр, она регулярно ходила на исповеди. Примерно каждые три недели. Итак, в пятницу хозяйка заказывает машину, мы едем и прибываем на место чуть раньше. Она велела подвезти ее к ратуше, я так и сделал. У нее было хорошее настроение все утро, она поехала в церковь и все такое. Но вдруг я заметил, что мисс Кампанула со всей силы барабанит по входной двери. Я сразу понял, что на подходе ее очередная истерика. Как я уже объяснил мистеру Фоксу, сэр, она была дамой, подверженной вспышкам ярости.

– Да.

– Я наблюдал за ней. Стучит, стучит, стучит! Затем я услышал, как она крикнула: «Кто там внутри? Впустите меня!» Мне показалось, что я тоже услышал звуки пианино. Она обошла кругом. Я развернул машину. Когда я в следующий раз посмотрел, то мисс Кампанула уже обошла ратушу с другой стороны, с той, что дальше от дороги. Ее лицо было красным, и, да поможет нам Бог, я подумал, что у нее начинается истерика. И точно, она начала кричать и звать меня, чтобы я подошел. «Там кто-то есть и ведет себя очень подозрительно, – сказала она. – Посмотри в окно». Я подтянулся, но ничего особенного не заметил. «Где пианино?» – спросила хозяйка. Я ей ответил, что оно стоит на полу, у сцены. Я знал, что мне будет велено идти в дом пастора за ключом, но вдруг увидел мисс Прентис, выходящую из церкви. Я переключил внимание мисс Кампанулы на кузину эсквайра, и хозяйка побежала, как ошпаренная кошка, вдоль тропинки к церкви. Я медленно проехал следом на машине метров сорок или около того и остановился у церкви.

– А что можете сказать про ящик?

– Вы о чем, сэр?

– Разве вы не доставали коробку из сарая за ратушей, чтобы мисс Кампанула могла встать на нее и посмотреть в окно?

– Нет, сэр. Нет.

Найджел усмехнулся и начал тихонько насвистывать.

– Хорошо, – произнес Аллейн. – Это не важно. Что-нибудь еще?

– Нет, сэр. Мисс Прентис вышла очень опечаленная, прошла мимо меня и поднялась вверх по тропинке. Я думаю, она решила пойти домой по Топ-Лейну.

– Мисс Прентис выглядела расстроенной?

– Да, сэр. Думаю, мистер Коупленд отослал ее с исповеди, сказав что-то резкое.

– Вы наблюдали за ней, пока она шла?

– Нет, сэр. Мне это было неприятно. Я понял, что ей плохо.

– Вы намекаете, что эта женщина плакала?

– Я бы так не сказал. Слезы из глаз не текли, просто мисс Прентис была очень расстроена.

– Может, вам известно, пошла ли она в ратушу?

– Нет, сэр. Не могу сказать. Я посмотрел в боковое зеркало и увидел, как она переходит дорогу. Возможно, она зашла туда.

– Гибсон, вы можете точно вспомнить, как выглядело пианино? Опишите его для меня так подробно, как сможете.

Шофер почесал подбородок своей большой рукой.

– Инструмент стоял на полу, сэр. Там же, где и вечером. Перед ним стоял стул. Нот не было. Э… дайте вспомнить. Оно выглядело не совсем так. Да, верно. Что-то было по-другому.

Аллейн ждал.

– Вспомнил! – громко прокричал Гибсон. – Ей-богу, я понял!

– Да?

– Горшки с цветами стояли на краю сцены, а крышка пианино была откинута.

– Ах, – воскликнул Аллейн. – Именно этого я и ждал!

– Так в чем же истинный смысл всех этих событий? – спросил Найджел, когда шофер ушел. – Что за ящик? Тот самый, что был под окном?

– Да.

Аллейн обратился к Фоксу:

– Спустя какое-то время после того, как Гибсон подтянулся и посмотрел в окно, кто-то поставил ящик и встал на него. Осталось глубокое прямоугольное пятно, перекрывающее один из следов водителя. Я нашел ящик во флигеле. Это был не юный Джорджи. Он воспользовался дверью, и в любом случае окно было выше уровня его глаз. Там только следы мисс Кампанулы и еще большие, без сомнения – Гибсона. Они наступали на дерн. Те, кто воспользовался ящиком, пришли позже, возможно, в субботу и стояли только на гравии. Мы проверим ящик на отпечатки, но, боюсь, толку от этого будет мало. Когда я слушал рассказ водителя, то надеялся, что мы узнаем, как мисс Кампанула использовала ящик. Теперь очевидно, что не она использовала. Это муторное дело, но нам необходимо установить эту деталь. Что вы выяснили у горничных?

– Мэри – горничная, которую вы все только что видели, – была нужна мисс Кампануле для душевных разговоров. Когда Идрис была в хорошем настроении, то все ей рассказывала.

– Например?

– По мнению прислуги, мисс Кампанула вела себя немного странно по отношению к мистеру Коупленду – она была влюблена в него. Так считает Мэри. Она сказала, что обычно в то время, когда пастор по утрам прогуливался, хозяйка тоже выходила, чтобы встретиться с ним.

– О господи!

– В какой-то степени это вызывает сочувствие, не так ли? Мэри говорит, что она очень тщательно одевалась и шла в маленький магазинчик. Говоря с продавщицей, она покупала какую-то мелочь и все это время не сводила глаз со стеклянной двери. Если показывался пастор, мисс Кампанула мгновенно исчезала. Она была женщиной с неуравновешенным темпераментом. Когда у нее ничего не складывалось, она пугала своим гневом слуг. Но все было вполне терпимо до приезда мисс Прентис. До этого момента всеми делами в ратуше ведала мисс Кампанула. Но новенькая ее сместила, если можно так выразиться. Элеонор опередила ее по всем ключевым вопросам. Ей удалось стать президентом Молодежного общества, а мисс Кампанула осталась всего лишь секретарем. Почти та же ситуация с обществом наставниц для девушек. Элеонор и тут обошла мисс Кампанулу, обучая девочек завязывать бантики и готовить. Мисс Прентис сама продвигала себя по карьерной лестнице. Начала с самых низов и добралась до вершины. Местным девочкам все это было не по душе, но ей как-то удалось сплотить их вокруг себя. Когда мисс Эпплбай оставила свой пост члена комиссии, мисс Прентис сразу же его заняла. То же самое произошло с Женским институтом и другими местными организациями. Кузина Джернигэмов была намного умнее, чем мисс Кампанула, и при этом они стали такими подругами, что не разлей вода. Но Мэри рассказывает, что иногда мисс Кампанула возвращалась с заседания Молодежного общества или другого мероприятия и говорила про свою подругу ужасные вещи, удивлявшие ее прислугу.

– Боже праведный!

– Она угрожала самоубийством. Мэри было известно о завещании: Идрис всегда об этом говорила. Последний раз, в прошлый четверг, когда у них была репетиция в костюмах, хозяйка сказала, что исключила бы мисс Прентис из завещания, и это стало бы для нее хорошим уроком. Но будучи слишком благородной, чтобы так поступать, она всего лишь надеется на то, что если умрет первая, эти деньги будут обжигать совесть мисс Прентис. Пятница, по словам Мэри, был одним из ее лучших дней. Идрис ходила на исповедь и вернулась очень довольная. После пяти часов у нее было какое-то дело в Пен-Куко, а затем мисс Кампанула отправилась в кружок книголюбов или что-то вроде этого в дом пастора. Хозяйка ушла в отличном расположении духа, но вернулась не раньше одиннадцати часов, гораздо позже обычного. Гибсон утверждает, что по дороге домой она молчала. Мэри говорит, что, когда Идрис вошла, вокруг ее шеи был замотан шарф и воротник пальто был поднят…

– Это была не она, – заявил Найджел. – Мисс Прентис переоделась в одежду мисс Кампанулы, так как ей хотелось взглянуть на завещание.

– Помолчите, Басгейт. Продолжайте, Фокс.

– Служанка прошла за ней в комнату, но Идрис сказала, что ей никто не нужен. Горничная клянется, что она плакала. Потом прислуга слышала, как хозяйка легла спать. Утром Мэри первым делом понесла ей чай, и, по ее словам, мисс Кампанула ужасно выглядела.

– И что дальше?

– Вчерашнее утро дама провела в ратуше со всеми остальными. Но когда она вернулась, то написала записку своим адвокатам и передала шоферу, чтобы он отправил ее. Вчера после обеда мисс Кампанула осталась дома.

– Я знаю, что у вас есть еще что-то, – заметил Аллейн. – Где промокательная бумага?

Фокс мягко улыбнулся.

– Оказалось, что все в порядке, сэр. Вот она.

Он взял листок промокательной бумаги с письменного стола и протянул Аллейну. Это был чистый лист только с четырьмя строчками. Инспектор поднес его к зеркалу и прочитал:

– Намеревалась изменить свое завещание, – предположил Басгейт, выглядывая из-за плеча Аллейна.

– Кошмар! – воскликнул инспектор. – Не удивлюсь, если вы окажетесь правы. Что-нибудь еще, Фокс?

– Больше ничего, сэр. Мисс Кампанула выглядела как обычно, когда пришла в ратушу. Отсюда она ушла в семь часов. Но ведь она появлялась в спектакле только во втором акте, и ей не было смысла приходить так рано.

– Кому, кроме адвокатов, известно, что еще она могла написать?

– Никому не известно, мистер Аллейн.

– Сейчас мы пообедаем, а потом сходим в дом пастора.

Когда они вернулись в гостиницу «Герб Джернигэма», то обнаружили там толпу молодых журналистов, одетых во фланелевые брюки и твидовые пиджаки, и они мгновенно окружили Аллейна. Он представил им сжатый отчет о пианино и его внутренних механизмах, но не упомянул о водяном пистолете, сказав, что, судя по всему, у преступника не было мотива. Потом инспектор попросил журналистов не ходить за ним по пятам.

– Это очень мешает моей работе и абсолютно бесполезно для вас. Я вижу, что у вас есть фотографии инструмента.

– Кто владелец «кольта», господин старший инспектор? – спросил дерзкий юноша в огромных очках.

– Это местное оружие, и есть предположение, что оно было украдено, – ответил Аллейн. – Если полиция предоставит еще информацию, я сообщу вам об этом. Полагаю, у вас уже есть достаточно данных для газетных статей. А теперь идите отсюда.

– Я хочу пообедать, – взмолился Фокс.

– Когда вы собираетесь жениться, мистер Аллейн?

– Как только представится возможность. Всего хорошего.

Он ушел, оставив Найджела им на съедение.

Аллейн и Фокс пообедали за десять минут, вышли из гостиницы через черный ход и уехали на машине Биггинса прежде, чем иссяк поток красноречия практически ничего не знающего Найджела. Старший инспектор расстался со своим помощником в деревне. Теперь в его планы входила встреча с членами Молодежного общества, получение новой порции сплетен и присутствие на вскрытии. Инспектор свернул на Вейл-роуд и через пять минут подъехал к дому пастора.

Как и многие священники, по воскресеньям пастор принимал гостей. Входная дверь была распахнута настежь. На столе в холле Аллейн увидел аккуратную стопку детских книг с церковными гимнами. Из комнаты раздавался женский голос.

– Очень хорошо, мистер Коупленд. На этом можно закончить.

– Согласен с вами, – ответил пастор.

– Сквозь тьму сомнений и печали, – радостно добавила леди.

– Им это нравится?

– О, они любят это, мистер Коупленд.

– Очень хорошо, – устало ответил святой отец. – Благодарю вас, мисс Райт.

Крупная деревенская девушка вышла из комнаты в холл. Она собрала книги с гимнами в соломенную сумку и быстро ушла, пристально глянув на Аллейна.

Инспектор снова позвонил в дверь, и вскоре появилась пожилая горничная.

– Можно мне увидеть мистера Коупленда?

– Я сейчас уточню, сэр. Как вас зовут?

– Аллейн. Я из Скотленд-Ярда.

– О да, сэр. Следуйте за мной, пожалуйста.

Он прошел за ней через холл. Она открыла дверь и сообщила:

– Сэр, к вам полиция.

Инспектор вошел.

Рядом с пастором находилась девушка, в которой Аллейн узнал его дочь. Они действительно оказались очень похожи. На их лицах было одинаковое выражение испуга и тревоги. Мистер Коупленд, облаченный в длинную рясу, подошел и пожал гостю руку.

– Мне очень жаль, что приходится беспокоить вас в такой день, сэр, – начал Аллейн. – Я понимаю, это не лучшее время для беспокойства священника. Но, к сожалению, дело не терпит отлагательств.

– Ничего страшного, – ответил пастор. – Мы очень обеспокоены. Это моя дочь. Я боюсь, что не…

– Аллейн, сэр.

– Да, конечно. Садитесь, пожалуйста. Дина, дорогая…

– Прошу, мисс Коупленд, не уходите. Возможно, вы сможете нам помочь, – обратился к девушке инспектор.

Вероятно, перед его приходом они сидели с гостьей из деревни у камина, так как полукругом стояли очень старые стулья. Камин, в который только что подбросили свежие поленья, приятно потрескивал и обдавал теплом выцветшие зеленые обои, изношенные балки на потолке, милые гравюры на стенах и горшок с желтыми хризантемами из теплиц Пен-Куко.

Дина выбрала для себя стул, стоящий строго по центру, Аллейн и пастор сели по обе стороны от нее.

Инспектор сунул руку в карман пиджака, но затем торопливо вынул ее.

– Пожалуйста, курите, – быстро проговорила Дина.

– Вы очень наблюдательны, – отметил Аллейн. – Я уверен, что вы окажете нам неоценимую помощь. Мне правда можно курить?

– Пожалуйста.

– Это бывает очень редко, – сказал в свое оправдание инспектор. – Но в данный момент мне это необходимо.

Пока он набивал трубку, его посетила странная мысль. Он подумал о том, что находится на пороге новой дружбы и обязательно вернется в эту старую комнату и снова сядет у камина. Аллейн подумал о любимой женщине, и ему показалось, что в следующий раз он приедет с ней сюда и она будет счастлива. «Странная мысль», – решил он и отогнал ее от себя.

Пастор произнес:

– Это большое несчастье. Страшно думать о том, что среди знакомых тебе людей есть кто-то, в чьем сердце зародилась такая чудовищная злоба на своего собрата.

– Да, – согласился Аллейн. – Думаю, что способность убить заложена во многих людях. Но когда она реализуется, это нас поражает. Я часто это замечал. Реакция на убийство – почти всегда глубочайшее изумление.

– Для меня, – вставила Дина, – самым ужасным в этом преступлении стала гротескная сторона случившегося. Это похоже на очень жестокую шутку.

– Значит, вы уже слышали о том, как это произошло?

– Полагаю, за двадцать миль вокруг нет человека, который не слышал бы об этом, – ответила девушка.

– Понятно, – протянул старший инспектор. – Неутомимый Ропер постарался.

Он прикурил трубку и, глядя на своих собеседников, произнес:

– Пока я не забыл. Кто-нибудь из вас ставил ящик под одним из окон ратуши поздно вечером в пятницу или в течение дня в субботу?

– Нет, – ответили отец и дочь.

– Понятно. Ну, это и не важно.

– Возможно, я не должен об этом спрашивать, – проговорил пастор, – но есть ли у вас какие-то предположения о том, кто…

– Нет, – ответил Аллейн. – В данный момент ни одного. Необходимо очень многое прояснить, прежде чем что-то начнет вырисовываться. Например, по поводу ключа от ратуши. Где он был в пятницу?

– На гвозде между флигелем и главным зданием, – сообщила Дина.

– Я думал, он висел там только в субботу.

– Нет. Я оставила его там в пятницу – для членов Молодежного общества, которые работали в ратуше во время обеда. Они передвигали мебель, подметали и так далее. Когда они ушли в два часа дня, то повесили ключ обратно на гвоздь.

– Но мисс Кампанула попыталась попасть внутрь примерно в два часа тридцать минут и не смогла.

– Не думаю, что ей было известно о ключе. Я сказала девочкам и, кажется, также упомянула об этом на генеральной репетиции, подумав, что кто-нибудь решит зайти. Но я абсолютно уверена, что мисс Кампанула уже ушла к этому времени. Раньше мы никогда не оставляли там ключ.

– Вы заходили в ратушу в пятницу?

– Да, – откликнулась Дина. – Я ходила туда во время обеда, чтобы проверить оформление зала, но ушла до того, как они закончили, и вернулась сюда.

– А затем вы пошли по Топ-Лейну к Пен-Куко?

– Да, – удивленно ответила девушка, и в ее глазах мелькнуло то же настороженное выражение, что Аллейн уже видел у Генри.

– Находился ли Джорджи Биггинс в ратуше около двух часов, когда вы оттуда уходили?

– Да, и отравлял всем жизнь своим водяным пистолетом. Папа, это очень непослушный ребенок, – сказала Дина. – Ты обязательно должен изгнать дьявола из этого мальчика. В него как будто бесы вселились.

– А потом вы ничего о Джорджи не слышали? – осторожно спросил Аллейн. – От Ропера, к примеру?

– А что я должна была о нем услышать?

Аллейн все им рассказал.

– Мне хочется, – добавил в заключение инспектор, – чтобы о его причастности к этому делу было известно как можно меньше. Думаю, нет сомнений в том, что он с помощью водяного пистолета и «Игрушки для бездельников» не мог отлить пулю, которая была использована преступником для выстрела. Нельзя подозревать в этом ребенка, каким бы хулиганом он ни был. Боюсь, что рано или поздно об этом и так все узнают. Нам нужно сделать все возможное, чтобы по деревне не поползли слухи.

– Конечно, – сказал пастор. – Но в то же время он четко понимал, что совершает плохой поступок. Ужасные последствия…

– Они непропорционально ужасны, вам не кажется?

– Да. Согласна с вами, – сказала Дина.

Увидев в глазах священника намерение прочитать целую проповедь, Аллейн поспешил перейти к следующему пункту.

– Видите ли, – произнес инспектор, – замена водяного пистолета на «кольт» должна была произойти после двух часов в пятницу, когда Джорджи еще размахивал своей игрушкой. Мне известно, что потом он еще оставался в ратуше и оснастил пианино своим водяным пистолетом. Мальчик сам в этом признался. Шофер мисс Кампанулы по ее просьбе заглянул в окно в два часа тридцать минут и увидел пианино с поднятой крышкой. Его рассказ наводит нас на мысль, что в это время в здании кто-то прятался. Джорджи очень не хотел мне об этом рассказывать. Боюсь, что воспоминания о мисс Кампануле, ломившейся в дверь и требовавшей ее впустить, превратились для него в ночной кошмар. Но я не претендую на роль знатока детской психологии.

– Закон, – заметила Дина, – в лице его представителей становится на удивление милосердным.

Аллейн не придал никакого значения ее словам.

– Итак, все, что нам известно: два часа тридцать минут, пятница. Это время – отправная точка. Вы, мисс Коупленд, пошли вверх по Топ-Лейну и случайно встретили мистера Генри Джернигэма.

– Что? – воскликнул пастор. – Дина!

– Все в порядке, – громко ответила девушка. – Это получилось случайно, папа. Я действительно встретила Генри, и мы вели себя так, как ты предполагаешь. Срок нашего уговора об отчуждении тогда почти уже прошел. Это моя вина.

– Полагаю, что немного позже появилась мисс Прентис, – сказал Аллейн.

– Она вам об этом сообщила?

– Об этом я узнал от мистера Генри Джернигэма, а его кузина все подтвердила. Мисс Коупленд, пожалуйста, расскажите нам, что же произошло во время этой тройной встречи?

– Если они вам не сказали, – заявила Дина, – то и я не буду.