Глава пятнадцатая. Маркет-Милкастер

Штаб-квартира просвещенных и образованных людей, на чью помощь надеялся Спарго, была надежно спрятана от посторонних глаз и скрывалась в одном из тех причудливых закоулков Флит-стрит. О ее существовании почти никто не знал. По сути дела, это был клуб. В Англии нет ничего проще, чем создать из кучки единомышленников какое-нибудь новое сообщество. Соберите побольше знакомых и друзей, зарегистрируйтесь под любым удобным именем, снимите помещение, соответствующее вашим возможностям и вкусам, и все. Больше по закону ничего не требуется: теперь вы можете встречаться в собственном клубе и делать там все, что заблагорассудится. В конце концов, устроить себе маленький рай – это веселее и приятнее, чем болтаться по окрестным барам.

Частный клуб, куда направлялся Спарго, назывался «Октономеной». Кто придумал эту странную смесь из греческих и латинских слов, осталось неизвестным, но именно она красовалась на маленькой медной дощечке, висевшей перед входом. Добраться до его дверей было очень непросто. Сначала вы сворачивали с Флит-стрит в узкий переулок, настолько тесный, что вас словно зажимало в щели между двумя старыми домами. Потом неожиданно попадали на другую улочку и оказывались в крошечном дворике с высокими стенами и запахом типографской краски, который дополняло мерное урчание печатных прессов. Дальше вы ныряли в темную дверь, проталкиваясь среди кип бумаг, ящиков с песком и бидонов с краской, и, преодолев все эти баррикады, выбирались на пыльную, темную лестницу. После множества поворотов и изгибов коридор выходил на крышу дома и упирался в тяжелый занавес. Откинув его, вы вступали в небольшой мезонин, покрытый росписью: плод творчества одного местного художника, который однажды заявился сюда с кистью и ведром краски и переделал все на свой вкус. Вскоре на стене появлялась уже упомянутая медная дощечка, а под ней – уведомление о том, что данный клуб зарегистрирован законным образом. Тут же висела лаконичная инструкция: членам клуба – входить, остальным – звонить и спрашивать членов клуба, если вы их, конечно, знаете.

Сам Спарго не состоял в клубе, но был знаком со многими из его членов; поэтому он позвонил и попросил открывшего дверь мальчика вызвать мистера Старки. Через некоторое время мистер Старки – молодой джентльмен с бицепсами профессионального борца и огромной копной кудрей – появился и так крепко пожал руку журналисту, что тот стиснул зубы.

– Знай мы, что ты придешь, – заметил мистер Старки, – устроили бы встречу с оркестром.

– Я хочу войти, – сказал Спарго.

– Разумеется! Иначе зачем бы ты явился?

– Тогда отойди в сторону. Слушай, – добавил он, когда они оказались в маленькой прихожей, – старина Крауфут все еще заглядывает к вам по вечерам?

– Ровно в одиннадцать, сразу после того, как настрочит свою дневную колонку с прогнозом на завтрашний заезд. Осталось пять минут. Пока что-нибудь выпей. Он тебе нужен?

– Хочу переброситься с ним парой слов, – ответил Спарго.

Он двинулся вслед за Старки в большую комнату, где висело столько дыма и стоял такой шум, что в первый момент он не смог ничего услышать или разглядеть. Но постепенно дым собрался под потолком, и под его навесом Спарго увидел компанию мужчин самых разных возрастов, которые сидели возле маленьких столов, пили и курили, разговаривая при этом так бурно и стремительно, словно поставили целью своей жизни произнести как можно больше слов в минуту. В дальнем углу располагался бар; Старки отвел к нему Спарго.

– Заказывай, приятель, – предложил он. – Рекомендую «Особый крепкий» от «Октономеноя». Дик, сделай нам два. Решил записаться в клуб, Спарго?

– Я запишусь в это адское заведение после того, как вы поставите здесь вентилятор и снабдите членов клуба картой окрестностей Флит-стрит, – ответил журналист, взяв бокал. – Ну и атмосферка!

– Мы уже думали о вентиляторе. Я поставил вопрос на прошлом заседании правления. Но Темплсон из «Бюллетеня» – ты же знаешь Темплсона? – заявил, что ему нужен не вентилятор, а ведерко со льдом: без него, мол, и клуб не клуб, – и у него есть приятель, продавец подержанных товаров, тот предлагал ему отличное ведерко из шеффилдского серебра. Вот скажи, старина, если бы ты являлся членом нашего правления, что бы ты выбрал: ведерко или вентилятор?

– Ага, вот и Крауфут, – произнес Спарго. – Позови его сюда, Старки, пока его кто-нибудь не перехватил.

В комнату вошел новый посетитель и остановился на пороге, моргая на свет и дым. Это был высокий пожилой мужчина с внешностью и выправкой солдата; длинные обвислые усы шли к его крупному носу и крепкому подбородку, а голубые глаза остро и проницательно смотрели из-под взъерошенных волос. С непокрытой головой, в плотном норфолкском костюме из коричневого твида, он выглядел одновременно и небрежным, и ухоженным. Но на воротнике фланелевой рубашки красовалась эмблема одного из самых старых и известных крикетных клубов мира, и все прекрасно знали, что в свое время он был влиятельной фигурой в обществе.

– Привет, Крауфут! – крикнул Старки. – Идите сюда, тут один парень очень хочет вас видеть!

– По-твоему, так он нас услышит? – усмехнулся Спарго. – Ладно, я сам к нему подойду.

Он пересек комнату и оказался рядом со спортивным журналистом.

– Мне нужно с вами поговорить, – сказал он. – Только в местечке потише, а не в этом шуме.

Крауфут отвел его в самый дальний уголок, где в стене имелась небольшая ниша, и заказал выпивку.

– Тут всегда так в это время дня, – заметил он, зевая. – Но общество приятное. В чем дело, Спарго?

Журналист сделал глоток из бокала.

– Полагаю, вы хорошо разбираетесь в спортивных делах, – начал он, – раз уж о них пишете.

– Разумеется, – кивнул Крауфут.

– И в истории спорта тоже?

– Да, в истории тоже. – В его глазах вспыхнул огонек. – Хотя теперь она мало кого интересует.

– Наверное, но сейчас меня очень интересует кое-что, – продолжил Спарго. – Это связано с историей спорта. Поэтому я пришел к вам – ведь вы единственный, кто может дать мне о ней какую-то информацию.

– И что же это?

Спарго вытащил конверт и достал из него тщательно завернутый серебряный билет. Он развернул его и положил на протянутую ладонь Крауфута.

– Что это такое? – спросил он.

Крауфут оживился и с любопытством повертел билет в руках.

– Будь я проклят! – воскликнул он. – Где вы это взяли?

– Не важно, – ответил Спарго. – Вы знаете, что это?

– Конечно, знаю! Но – черт возьми! Я не видел подобных штуковин много лет. Такое чувство, будто я помолодел. Я чувствую себя юнцом.

– Но что это такое?

Крауфут перевернул билет и показал лицевую часть с полустертыми символами.

– Это один из оригинальных серебряных билетов на сидячие места, которые продавали на старом ипподроме в Маркет-Милкастере, – объяснил он. – Настоящий серебряный билет на сидячие места. Изображен герб Маркет-Милкастера, хотя, как я вижу, его затерли чуть не до дыр. А здесь, на обороте, – бегущая лошадь. Надо же!

– А где находится Маркет-Милкастер? Впервые о нем слышу.

– Маркет-Милкастер, – ответил спортивный журналист, продолжая вертеть в руках билет, – то, что топографы называют «деградирующим городом» в Элшмире. Он пришел в упадок, когда протекавшая через него река заросла илом. Раньше там каждый июнь проводили знаменитые скачки. В последний раз – лет сорок назад. В молодости я частенько там бывал.

– Это билет на сидячие места?

– Один из пятидесяти билетов, или пропусков, которые давали самым уважаемым гражданам города, – ответил Крауфут. – Получить такой билет считалось большой честью. Его владелец имел право всю жизнь – всю жизнь! – свободно проходить на трибуны, в паддок, к беговым дорожкам, куда угодно. Где вы его достали, Спарго?

Журналист взял билет, осторожно завернул и убрал в свой кошелек.

– Я вам очень признателен, Крауфут, – произнес он. – К сожалению, пока я не могу сказать, откуда у меня эта вещь, но обещаю, что сообщу об этом и обо всем остальном, как только у меня будут развязаны руки.

– Расследуете какое-то дело? – предположил Крауфут.

– Да, и очень важное. Никому не говорите о том, что я вам показал. Со временем вы все узнаете.

– Хорошо, – кивнул Крауфут. – Странно иногда все поворачивается, правда? Я мог бы поспорить на что угодно, что за пределами Маркет-Милкастера нельзя найти и полдюжины подобных штуковин! Я уже говорил, что их выпустили всего полсотни и давали самым почетным гражданам. Они очень высоко ценились. После того как отменили скачки, я иногда заглядывал в Маркет-Милкастер и видел, как такие билеты вставляли в рамочки и вешали над камином!

Спарго встрепенулся:

– А как вы добирались до Маркет-Милкастера?

– С вокзала Паддингтон. Это самый удобный путь.

– Не остался ли там кто-нибудь из старых экспертов, кто разбирается в таких вещах?

– Старый эксперт! – воскликнул Крауфут. – Ну, как же! Хотя… скорее всего, он умер или… я имею в виду старину Бена Куотерпейджа: он устраивал аукционы в городе и отлично разбирался в спорте.

– Пожалуй, мне надо туда съездить, – задумчиво протянул Спарго. – Выяснить, жив ли он еще.

– Если вы туда поедете, – оживился Крауфут, – отправляйтесь на Хай-стрит в «Желтый дракон»: отличное местечко. Заведение Куотерпейджа и его собственный дом стоят напротив «Дракона». Но вряд ли вы застанете его в живых. Я видел его в Маркет-Милкастере лет двадцать пять назад, и он уже тогда был стариканом. Дайте-ка прикину… Господи, Спарго, если он еще жив, ему уже под девяносто!

– Ничего, я знавал бойких девяностолетних стариков, – возразил тот. – Например, моего деда. В любом случае огромное спасибо, Крауфут, когда-нибудь я все вам расскажу.

– Хотите еще выпить?

Но Спарго отказался, объяснив, что ему еще надо зайти в редакцию, и вообще у него много дел. Через минуту, невзирая на попытки Старки завязать дискуссию насчет того, как правильно потратить деньги клуба, он покинул «Октономеной» и отправился в «Наблюдатель». Отыскал главного редактора и, несмотря на то что тот был очень занят, добился аудиенции и просидел в его кабинете десять минут. Затем Спарго отправился домой и лег спать.

Но на следующее утро, едва рассвело, он уже стоял на платформе Паддингтона с чемоданом в руке и билетом до Маркет-Милкастера, а еще через несколько часов распаковывал вещи в номере старомодного отеля с видом на Хай-стрит. Напротив находился старый кирпичный домик, увитый густым плющом, и на его углу располагался небольшой офис, а над дверью висела табличка с именем владельца: «Бенджамин Куотерпейдж».