Глава двадцатая
В одно морозное февральское утро 1917 года Мейси набросила на плечи шерстяную накидку и пошла обратно к палатке, где жила вместе с Айрис. Два письма прожигали ей карман. Одно было от Саймона. В другом находились ее отпускные документы. Мейси скрестила пальцы на удачу.
— Ну что, получила? — спросила Айрис, когда Мейси принялась вскрывать маленький желтый конверт.
— Подожди, подожди. Да! Да! Да!
Мейси запрыгала от радости. Она едет в отпуск! Настоящий! На дорогу отводится двое суток, так что она три дня будет дома. Три дня! На целый день больше, чем во время прошлого отпуска, который был… она даже не могла вспомнить когда. Немедленно вскрыла письмо Саймона, пробежала глазами строки мелкого почерка с наклоном вправо и запрыгала снова.
— Да, да! Он тоже получил отпуск!
И сроки — с пятнадцатого по двадцатое апреля — были почти теми же, что у нее. Они проведут два дня вместе. Целых два дня.
Айрис улыбнулась и покачала головой. О, как изменилась эта девушка. Не в работе. Мастерство и сочувствие, которые она вкладывала в свое дело, были, как всегда, бесспорны. Но эта радость, это возбуждение представляли собой нечто новое.
— Доббс, я считаю, что ты становишься нормальной девушкой!
— Чепуха! Я всегда была нормальной, — ответила Мейси, продолжая читать письмо Саймона.
— Нет, не была. Я знаю. Ты воспринимала жизнь слишком уж серьезно.
Айрис потянулась за своей накидкой и содрогнулась.
— А в эти времена, Мейси, нельзя так. К работе — да, нужно относиться серьезно, а ко всему прочему — нет, иначе это сведет тебя с ума.
Айрис старательно надела шапочку, чтобы красный крест находился точно посередине, а угол льняного квадрата сзади — между лопатками.
— Ну, готова?
— Да.
— Отлично. Пошли работать.
Казалось, недели тянулись бесконечно, однако когда Мейси мысленно обратилась ко времени, прошедшему от получения отпускных документов до того, как поднялась на борт судна, чтобы плыть обратно в Фолкстон, ей показалось, что оно пролетело. Мейси поставила сумки и отправилась на поиски горячего какао и торта. Она почти боялась начала отпуска, ведь это означало, что уже на следующей неделе она снова будет во Франции. Отпуск кончится.
Переправа через Ла-Манш оказалась спокойнее, чем в прошлый раз. Да, море не походило на мельничный пруд, но такой сильной качки не было и волны не перехлестывали через борт. Мейси тошнило не так часто, но давление во лбу заставило ее держаться за поручень и отсчитывать одну четверть часа за другой, пока не показалась земля. Мейси начала глубоко дышать, с нетерпением ожидая, когда соленость моря сменится чистым воздухом графства Кент.
О, как ей хотелось увидеть отца, окунуться в теплую, насыщенную паром атмосферу кухни миссис Кроуфорд! Во Франции она мечтала о Кенте, о яблоневых садах в полном цвету, о примулах и колокольчиках, о плавно расстилающейся перед ней сельской местности.
Она очень хотела оказаться дома. И не могла дождаться встречи с Саймоном.
Мейси вышла из каюты, спустилась по сходням и направилась к портовым постройкам. В главном зале ожидания она увидела отца — тот мял в руках кепку и с беспокойством вглядывался в море лиц. Протиснувшись через толпу людей, Мейси взяла отца за руку.
— Папа! Что ты здесь делаешь?
— Дорогая моя девочка! Разве я мог спокойно дожидаться, пока ты доберешься до Чел стона? Поэтому взял выходной и приехал встретить тебя с парохода. Господи, сколько здесь людей! Давай мне свою сумку и пошли отсюда. Всегда терпеть не мог толпу, даже на рынке.
Мейси засмеялась и, по-прежнему крепко держа отца за руку, пошла следом за ним к железнодорожной станции.
Дорога заняла у них два часа езды поездом до Торн-бриджа, потом по местной ветке до Челстона. В поле напротив станции паслась Персефона, телега стояла внутри у самых ворот.
— Одну минутку, дочка. Я быстро. Начальник станции позволил мне оставить здесь Персефону. Конечно, это не шикарный автомобиль, но, думаю, ты будешь довольна поездкой домой на старой телеге.
— Конечно, папа.
Какое-то время они ехали молча, Фрэнки Доббс обнимал дочь за плечи.
— Даже не знаю, что сказать тебе, дочка. Ты наверняка не хочешь говорить об этом со мной, так ведь?
— Нет. Не сейчас, папа. Я приехала ненадолго. Скоро возвращаться обратно.
— И сколько я буду тебя видеть?
Фрэнки искоса посмотрел на Мейси.
— Знаешь, я хочу встретиться с другом, пока нахожусь в отпуске. Но весь завтрашний день наш.
— И только? Черт возьми, этот капитан Линч, должно быть, интересный человек.
Мейси повернулась к отцу.
— Откуда ты знаешь?
— Будет, будет. Не гони коней, юная леди. Ты все равно моя девочка, это факт.
Фрэнки улыбнулся ей.
— Дома тебя ждет письмо. Адресованное мисс Доббс из поместья Челстон. На обороте конверта напечатано его имя. Очень шикарно. Он знает, что твой старый папа — грум, так ведь?
— Да. Он знает, папа. Знает, кто ты и кто я.
— Хорошо. Тогда все в порядке. Ожидаю знакомства с этим человеком.
— Ну, не знаю…
Фрэнки снова обнял Мейси за плечи, и под защитой объятия и любви отца она заснула так крепко, как не спала со дня отправки во Францию.
— Ну и ну! Только посмотри на себя. Одни кожа да кости, Мейси, одни кожа да кости!
Миссис Кроуфорд притянула девушку к себе, потом отодвинула, чтобы осмотреть с головы до ног.
— Хороший обед, вот что тебе нужно, моя девочка. Слава Богу, теперь мы все здесь, с тех пор как ее светлость сказала, что в Лондоне слишком опасно из-за налетов «цеппелинов».
Едва Мейси слезла с отцовской телеги, как начались «с возвращением домой!». Одно приветствие следовало за другим. Ее сразу же пригласили в гостиную для встречи с леди Роуэн. Краткий отпуск уже превращался в сумятицу, но следующий день Мейси провела только с отцом.
Фрэнки Доббс и Мейси вместе чистили лошадей, гуляли по ферме, строили предположения об урожае яблок, который наверняка станет результатом обилия прекрасных белых цветов. А сидя одна в челстонском саду, Мейси думала о войне, о том, какую радость могут доставить душе эти цветы, когда стоит лишь встать на утесе над Ла-Маншем, и услышишь грохот орудий на полях сражений во Франции.
На второй день отпуска Мейси должна была встретиться в Лондоне с Саймоном, о встрече они условились в письмах, курсирующих между их медицинскими пунктами во Франции. Она познакомится с его родителями в семейном лондонском доме. Они оба знали, что Саймон не должен предлагать ей остаться в его доме. Такое предложение последует только после более формальной встречи за обедом, приглашение на который пришло от миссис Линч и вместе с письмом Саймона ждало Мейси в Челстоне. Саймон писал, что не может дождаться встречи с ней.
Фрэнки Доббс проводил Мейси на станцию, и они в неловкости стояли на платформе, дожидаясь местного поезда.
— Смотри не переутомляйся. Миссис Кроуфорд права. У тебя одни кожа да кости. Ты совсем как твоя мать — высокий стакан в платье.
— Папа, я съем все у них в доме.
— И береги себя, Мейси. С этим парнем я не знаком, но раз тебя пригласили его родные, я уверен, что он хороший человек. И врач к тому же! Но береги себя.
— Папа, я вернусь вечерним поездом…
— Мейси. Я думаю вот о чем. — Фрэнки Доббс приложил ладонь к тому месту, где еще не улеглось горе по умершей жене. — Я говорю о твоем сердце, дочка. Береги свое сердце.
Когда поезд пришел на станцию Чаринг-Кросс, ярко светило солнце. Мейси взглянула на свое лицо в зеркале на перегородке между вагонами. Раньше она не особенно беспокоилась о внешности, но это был особый случай. Важный.
Ее снова замутило от страха и снова охватило радостное предвкушение встречи с Саймоном Линчем. Она открыла массивную деревянную дверь и сошла на платформу.
— Мейси!
— Саймон!
Молодой офицер обнял Мейси и, не стесняясь, поцеловал — к восторгу людей, спешащих к поездам или беспокойно ждущих своих любимых на платформе. В военное время железнодорожные станции забиты ранеными, теми, кто едет в эвакуацию или отправляется на фронт. Здесь ненадолго встречаются и снова расстаются — возможно, навсегда. Поводы для радости, подобные этому, редки и потому драгоценны.
— Я так по тебе скучал. Мне едва верится, что мы здесь.
Мейси смеялась, смеялась, пока по щекам не заструились слезы. Как ей будет тяжело прощаться.
Время, проведенное в доме Линчей, не могло быть лучше. Родители Саймона приняли Мейси любовно, словно члена семьи. Миссис Линч сама проводила ее в комнату для гостей, чтобы «восстановить силы после долгого путешествия».
Страхи Мейси, что, возможно, придется отвечать на вопросы о роде занятий отца, оказались необоснованными, ее спрашивали только о времени в Кембридже и о том, сможет ли она вернуться туда после войны. Родители Саймона понимали, что разговоры о «намерениях» в такое время почти бессмысленны, и радость от пребывания дома дорогого сына не стоит омрачать вопросами, которые могут вызвать разлад. Времени было слишком мало.
У Саймона и Мейси впереди был еще один день, потом она чуть свет уедет во Францию. После обеда Саймон проводил ее на станцию Чаринг-Кросс и заговорил о планах на завтра.
— Знаешь, мне удалось найти машину, здорово, правда? Завтра утром я приеду в Челстон, и мы сможем прекрасно провести день вдвоем — может быть, поехать в Даунс.
— Это будет замечательно.
— Мейси, в чем дело?
Мейси взглянула на часики, потом на множество мужчин и женщин в форме на станции.
— Саймон, подъезжай к коттеджу грума. Не к главному дому.
— А, понятно. Беспокоишься о моем приезде в Челстон, да?
Мейси посмотрела на свои руки, потом на Саймона.
— Немного.
— Мейси, для меня это не имеет значения. Мы оба знаем, что для беспокойства есть более важные вещи. К тому же это я должен беспокоиться из-за грозной миссис Кроуфорд, которой не терпится вынести суждение обо мне!
Мейси засмеялась.
— Да, Саймон, возможно, ты прав!
Саймон взял ее за руку и повел на платформу. О прибытии поезда уже объявили.
— Завтра будет наш последний день вместе, — сказал Саймон. — Мейси, я не могу понять времени. Оно словно утекает между пальцами.
Он свел ладони Мейси перед собой и коснулся по очереди кончика каждого пальца.
— По словам Мориса, мы понимаем кое-что об искусстве жить, лишь когда с уважением относимся ко времени.
— А, да, этот мудрый Морис. Возможно, я когда-нибудь познакомлюсь с ним.
Мейси посмотрела в глаза Саймона и вздрогнула.
— Да, возможно. Когда-нибудь.
Саймон приехал в Челстон в половине десятого утра. Мейси была на ногах уже с половины шестого: сперва помогла отцу в уходе за лошадьми, потом прогулялась, мысленно готовясь к приезду Саймона. Прошлась по усыпанному цветами яблоневому саду, потом по огороженному пастбищу за ним.
Половина пастбища теперь представляла собой большой огород, снабжавший свежими овощами не только поместье. В военное время цветы и кусты считались нелепой причудой, даже самые крохотные участки земли требовались теперь для выращивания овощей.
Мейси вернулась в коттедж и стала ждать Саймона. В конце концов потрескивание шин по гравию возвестило о его прибытии. Фрэнки отдернул шторы, чтобы посмотреть в окно маленькой гостиной.
— Похоже, твой молодой человек здесь.
Мейси выбежала из комнаты, а Фрэнки встал перед зеркалом, поправил шейный платок и одернул свой лучший жилет, потер подбородок, убеждаясь, что он гладко выбрит, и снял плоскую кепку, чего не делал почти никогда. Перед тем как встретить капитана Саймона Линча, Фрэнки взял дорогую его сердцу фотографию женщины, очень похожей на ту девушку, которая только что радостно побежала к двери. Женщина была высокой, стройной, одетой в черную юбку и хлопчатобумажную блузку с широкими, сужающимися книзу рукавами. Хотя она старательно причесывалась перед тем, как сфотографироваться с двухлетней дочерью, несколько завитков упрямо спадали на лоб.
Фрэнки провел пальцем по стеклу, обрисовывая лицо женщины. Нежно заговорил с изображением, словно женщина находилась в комнате, — он молился, чтобы сегодня ее дух был рядом с ним.
— Знаю, знаю… быть с ним тактичным. Хотел бы, дорогая, чтобы ты находилась сейчас здесь. Небольшая помощь пришлась бы кстати.
Фрэнки поставил фотографию на место и кинул последний взгляд в зеркало, дабы убедиться, что не подведет Мейси. Потом он вышел из коттеджа, чтобы поприветствовать человека, навстречу которому так радостно побежала его дочь.
Саймон и Мейси проговорили несколько часов — сначала по дороге в Суссекс, потом за обедом в маленькой гостинице. Зато когда они поставили машину у купы деревьев и стали подниматься на холм, оба не проронили ни слова. Над головами у них кричали чайки, пока Саймон и Мейси шли по неровной тропинке вдоль гребня холмов над Ла-Маншем. Руки их были рядом, но не соприкасались.
День был теплым, но Мейси все равно мерзла. Этот холод словно въелся в кости во Франции, и теперь, казалось, никогда не покинет ее. Саймон опустился на траву под деревом и жестом пригласил девушку сесть рядом. Когда Мейси села, он взял ее за руку, скривился, потом игриво развязал шнурки на одной ее туфле и пощупал ступню.
— Господи, женщина, как можно быть такой холодной и не мертвой?
Мейси засмеялась вместе с ним.
— Это все французская грязь — ее холод проникает в кости.
Смех прекратился, и несколько секунд оба молчали.
— Ты точно вернешься в Кембридж после войны?
— Да. А ты, Саймон?
— О, знаешь, меня привлекает спокойная жизнь сельского врача. Принимать роды, лечить корь, эпидемический паротит, последствия несчастных случаев на охоте, недомогания фермеров и все такое. Состарюсь одетым в вельвет и твид, буду курить трубку, шлепать внуков, когда они разбудят меня от послеобеденной дремоты.
Саймон подался вперед, сорвал лепесток травы и стал вертеть его между длинными пальцами.
— Мейси, а что после Кембриджа?
— Не знаю.
Разговор прекратился, молодые люди смотрели на море и старались представить себе будущее. Мейси глубоко вздохнула, Саймон прижал девушку к себе и, словно прочтя ее мысли, заговорил:
— Трудно думать о будущем, когда видела стольких, у кого нет даже завтра.
— Да.
Больше она не могла сказать ничего.
— Мейси, я знаю, это слишком поспешно, может быть, даже бесцеремонно, но когда кончится война, когда все это будет позади, когда мы вернемся в Англию… ты выйдешь за меня замуж?
Мейси резко вдохнула, по коже от беспокойства побежали мурашки. Почему она беспокоилась? Ей хотелось ответить «да», но что-то останавливало.
— Знаю, знаю, не нужно ничего говорить. Это мысль о вельветовых брюках и твиде, да?
— Нет, Саймон. Это просто неожиданность.
— Мейси, я люблю тебя.
Он взял ее за руку и пристально заглянул в глаза.
— Да. И я люблю тебя, Саймон. Я тоже люблю тебя.
Саймон привез Мейси обратно в Челстон и, остановившись в начале подъездной аллеи, взял ее за руку.
— Ты мне так и не ответила.
— Знаю. Дело во мне. И в том, что мы должны делать. Во Франции. Я хочу подождать, пока война не окончится. Пока не будет больше… больше… смертей. Я не могу ответить «да» на что-то очень значительное, пока мы не будем снова дома. Пока не будем в безопасности.
Саймон кивнул, сочувствие к ней боролось в его душе с недовольством.
— Но я люблю тебя. Очень.
Саймон промолчал, но, внезапно обхватив лицо Мейси, крепко поцеловал. Сперва девушка начала вырываться, опасаясь, что кто-нибудь из поместья может их увидеть, но когда Саймон обнял ее, она ответила на поцелуй, потом обхватила его за шею и притянула к себе. Внезапно Мейси ощутила на лице влагу. Отстранившись, она взглянула в глаза возлюбленному и коснулась того места на щеке, где встретились их слезы.
— Господи, как мне хочется конца войны! — Саймон утер глаза тыльной стороной ладони, потом снова взглянул на девушку. — Я люблю тебя, Мейси, и хочу, чтобы ты стала моей женой. Обещаю, что, как только война кончится, пройду несколько миль по траншеям, найду тебя и буду стоять в грязной форме, пока ты не скажешь «да!».
Они снова поцеловались. Потом, взяв свою сумку, Мейси попросила Саймона не провожать ее до дома. Ей не хотелось тяжелого прощания на глазах у отца и тех, кто может находиться в саду. Саймон возражал, говорил, что никакой джентльмен не допустит, чтобы леди шла домой без сопровождения, но Мейси осталась непреклонна, заявив, что уже много раз ходила по этой аллее, причем зачастую с тяжелой корзиной.
Саймон не стал спорить. Они молча обнялись и поцеловались. Мейси быстро вылезла из машины и пошла по аллее, потом издали услышала, как Саймон завел мотор и уехал.
Мейси решила, что поедет обратно в Фолкстон одна. Фрэнки, видя, что в дочери появились зрелость и независимость, согласился позволить новому шоферу леди Роуэн, негодному к военной службе старику, отвезти ее на станцию. Мейси простилась с отцом дома. Прощаний на платформе она больше не могла выносить.
По дороге во Францию Мейси вспоминала события проведенных в отпуске дней. Вспоминала, как легко сошелся Саймон с ее отцом, как улыбнулся, когда она представляла их друг другу, как сразу же начал расспрашивать о лошадях и позволил увести себя в конюшню, чтобы Фрэнки Доббс мог расслабиться в своих владениях.
Мейси снова и снова вспоминала предложение Саймона, и хотя твердо знала, что скоро получит от него письмо, размышляла, как ей удалось не взять на себя обязательства. Она прекрасно понимала источник такой сдержанности.
Когда поезд шел по Кенту в весенней утренней дымке, Мейси глубоко дышала, словно стараясь запомнить этот аромат свободы. Хотя в этой большой войне, начавшейся почти три года назад, еще не обозначился победитель, Морис писал ей, что все они, на той и другой стороне, утратили свободу. Свободу с надеждой думать о будущем.
Позднее, гораздо позднее, больше чем через десять лет после войны, Мейси вспоминала каждую мысль, приходившую ей в голову на пути к госпиталю.
Вспоминала, как молилась о том, чтобы увидеть Саймона хотя бы еще раз.
