Глава 10

Хью, хотя и начавший привыкать к причудам Эрминтруды и ее дочери, не ожидал, что гипотеза Мэри встретит у них столь живейший отклик. И пяти минут не прошло после того, как Мэри поделилась своими опасениями, а Эрминтруда и Вики уже окончательно уверились, что именно так все и было на самом деле, и ничто на белом свете уже не могло поколебать их уверенности. Однако если Эрминтруда считала двуличие Уолли непростительным, то Вики, напротив, в открытую высказывала свое восхищение его поступком.

– Как грустно, что лишь после смерти человека начинаешь его понимать, – со вздохом сказала она. – Лично мне, дорогая Эрминтруда, его замысел представляется верхом хитроумия. Как думаешь, не из-за этого ли бедного Уолли убили?

– С какой стати? – удивился Хью.

– Ну, я не знаю, – пожала плечами Вики, – но ничуть не удивлюсь, если окажется, что речь шла о каком-то грандиозном и воистину дьявольском плане. Или даже заговоре.

– Тогда чем быстрее ты выбросишь из головы эти мысли, тем будет лучше.

Вики странно посмотрела на него из-под полуопущенных пушистых ресниц.

– Зануда всегда зануда, – тихонько, словно себе под нос, пробормотала она.

Хью зарделся.

– И вовсе я не зануда, – раздраженно начал он, – а просто…

– …привык всю жизнь сидеть в заплесневелом чулане, накрывшись пронафталиненным одеялом, – фыркнула Вики.

– Вики, не хами! – осадила дочь Эрминтруда.

– А что делать, мамулькин, если он напоминает мне сразу тлю, и ревматизм, и мороз в мае, и проеденные молью старые тряпки…

– И что еще? – угрожающе спросил Хью.

– О, перечислять устанешь. Тухлую капусту, пенный огнетушитель, прошлогодний снег, задрипанную…

– А сказать тебе, кого напоминаешь мне ты? – поинтересовался Хью, переходя на аргументы типа «от такой слышу».

– Нет, спасибо, – обезоруживающе кротко улыбнулась Вики.

Хью невольно рассмеялся, и накалившаяся было обстановка сразу заметно разрядилась. Лишь Эрминтруда, считавшая Хью достойным и славным молодым человеком, еще некоторое время продолжала метать в сторону дочери неодобрительные взгляды.

– Вот что я точно сделаю, – сказала она наконец, – так это спрошу Гарольда Уайта, что именно они с Уолли затевали, собираясь вчера к чаю.

– Это, конечно, правильно, – кивнула Мэри, – но делиться ли мне своими подозрениями с инспектором?

– Я бы на твоем месте не стал, – произнес Хью. – Если, правда, не окажется, что ты и впрямь напала на верный след. Откровенно говоря, не думаю, что инспектор тебе поверит.

– Я тоже, – неожиданно согласилась Вики. – У него поразительно закостенелый склад ума, который мне кого-то напоминает… Не могу только вспомнить, кого именно.

– Меня, – смеясь подсказал Хью.

– Вполне возможно! – не моргнув и глазом ответила Вики.

– Вики, мне за тебя стыдно! – прикрикнула Эрминтруда.

Несколько минут спустя, провожая Хью к машине, Мэри тоже сочла своим долгом извиниться за поведение Вики, но Хью со смехом отмахнулся.

– Меня ее выходки только забавляют, – признался он.

– Да, потому что ты не должен общаться с ней каждый день.

– Согласен, тебе, наверное, приходится несладко, – улыбнулся Хью. В следующий миг лицо его посерьезнело. – Послушай, Мэри, неужели ты и вправду считаешь, что твой сумасбродный кузен выдумал эту историю с шантажом?

– Говорить такое стыдно, я понимаю, но это было бы вполне в его духе, – сказала Мэри, потупив взор.

Гарольд Уайт, которому Джанет, верная своему обещанию, передала послание Эрминтруды, пришел в Пейлингс вскоре после ужина. Нельзя сказать, чтобы собравшиеся в гостиной были к тому времени настроены на непринужденный лад. Князь, предпочитавший ковать железо, пока горячо, только-только принялся обхаживать тет-а-тет Эрминтруду, как в комнату довольно бесцеремонно, на его взгляд, вторглись Вики и Мэри. Их приход, естественно, тут же положил конец его излияниям; не повеселел князь и осознав, что ни одна из юных дев даже не помышляет о том, чтобы уйти и оставить светлейшего гостя наедине с предметом его вожделений. Мэри уселась на диванчик и занялась вышивкой, а Вики (на сей раз вредная девчонка нацепила на себя скромное платьице из черной тафты с буфами на рукавах), решив сыграть роль преданной невинной дочурки, прикорнула у ног Эрминтруды, положив голову ей на колени. Поскольку часом раньше она предупредила Мэри, что собирается всколыхнуть в Эрминтруде материнские чувства, Мэри с легкостью распознала ее тактику. Князь же, который даже заподозрить не мог, что подобное проявление дочерней любви было лишь частью коварного умысла, очень скоро с негодованием убедился, что романтическое настроение Эрминтруды уступило место материнскому обожанию.

Однако стоило появиться Гарольду Уайту, как Эрминтруда ощетинилась. Она даже прервала его соболезнования, заявив:

– Очень любезно с вашей стороны, мистер Уайт, что вы нашли время и соблаговолили зайти к нам. Надеюсь, я не слишком вас обеспокоила?

– О нет, что вы! – воскликнул Уайт, придвигая к себе стул. – Бедный старина Уолли! Ужасная история! Без него ваш дом сразу опустел.

– Возможно, – сухо произнесла Эрминтруда. – Однако я хотела бы знать, мистер Уайт, что Уолли делал у вас вчера?

Гарольд Уайт, казалось, опешил:

– Делал у меня? Что вы имеете в виду? Он вовсе ничего не делал.

– Тогда зачем он к вам пошел?

– Послушайте, миссис Картер, я просто пригласил бедного Уолли на чай, вот и все.

– А вот мне почему-то так не кажется, – с чувством сказала Эрминтруда. – Более того, я хочу, чтобы вы мне объяснили, зачем пригласили к себе еще и этого Джоунса.

– Послушайте, почему я должен отчитываться, зачем приглашаю к себе на чай пару приятелей…

– Боже упаси, мистер Уайт, я вовсе не собираюсь вторгаться в вашу личную жизнь, но мне непонятно, отчего вдруг именно вчера вы так засуетились. Только звонили раза три… Неужели всего лишь потому, что вам так не терпелось попить чаю в обществе моего Уолли? Именно это меня и интересует. Не забывайте – его ведь убили!

– Надеюсь, вы не думаете, что убил его я? – с вызовом спросил Уайт.

Князь встал и рассыпался в извинениях.

– У вас личный разговор, крупиночка моя, – проворковал он. – Позвольте мне оставить вас и исчезнуть.

– Если это из-за меня, то можете не исчезать, – великодушно разрешил Уайт. – Мне скрывать нечего.

Однако князь, кланяясь и пятясь, все же вышел из гостиной. Эрминтруда тут же заявила, что не собирается ходить вокруг да около.

– Скажите, мистер Уайт, что вы с Уолли затевали тайком от меня?

– Кто вам такое сказал? – изумился Уайт. – Мы вовсе ничего не затевали.

– Только не надо делать из меня дуру и корчить невинного агнца, – поморщилась Эрминтруда. – Я не вчера родилась. Тем более что прежде вы не раз вовлекали его в свои аферы.

– Должно быть, – произнес Уайт, заметно помрачнев, – вы намекаете, что я остался должен Уолли некоторую сумму. Не беспокойтесь, миссис Картер, я верну вам все до последнего пенни. Мы, правда, договорились на среду, но раз уж вам так невтерпеж, я отдам деньги раньше. Уолли просто помог мне пережить трудные времена. Вот что мне в нем нравилось. Щедрый был человек – душа нараспашку.

– Да, несложно прослыть щедрым за чужой счет! – процедила Эрминтруда. – Между прочим, меня еще никто и никогда не обвинял в скупости, поэтому не думайте, что я затеяла этот разговор, чтобы напомнить вам о деньгах. Меня это нисколько не волнует!

В воздухе отчетливо запахло грозой. Мэри сказала:

– Возможно, мистер Уайт, вас удивил вопрос миссис Картер, но дело в том, что мой покойный кузен дал нам понять, что вы и впрямь затеваете с ним какую-то сделку.

– Ну и что из этого? – воинственно спросил Уайт. – Мало ли с кем он заключал сделки?

– И нечего обижаться! – с нескрываемым возмущением произнесла Эрминтруда. – Вы уже не раз втягивали Уолли в сомнительные аферы, которые неизменно заканчивались потерей денег…

– Послушайте, миссис Картер, вы никогда не скрывали своего отношения ко мне. Я вас ничуть не виню – мы живем в свободной стране, и все вольны любить и не любить кого угодно. Однако если вы всерьез рассчитываете обвинить меня в каких-то аферах или – тем более – притянуть меня к убийству бедного Уолли, то у вас ничего не выйдет. Не на того напали. Если же вы, мадам, пригласили меня только затем, чтобы это сказать, то разрешите откланяться! Можете меня не провожать!

Эрминтруда даже бровью не повела, а вот Мэри вскочила и проводила разгневанного Уайта до парадных дверей. Когда она вернулась в гостиную, Вики сказала:

– Фи, какой-то он скользкий. Тебе так не показалось, Мэри?

– Нет, – покачала головой Мэри. – А за что вы так на него напустились, тетушка Эрми?

– Я абсолютно уверена, что у него рыльце в пушку, – мрачно произнесла Эрминтруда. – Я таких, как он, насквозь вижу. Ставлю десять против одного, что Уолли, останься он в живых, уже был бы втянут в какую-то грязную сделку. Причем наверняка потерял бы уйму денег.

– Пятьсот фунтов, – задумчиво произнесла Вики. – Да, Мэри, расскажи об этом инспектору!

– Даже не подумаю! – воскликнула Мэри. – Я уже жалею, что вообще затеяла этот разговор. К тому же Хью уверен, что инспектор мне не поверит.

– Ничего, пусть поломает голову, – злорадно произнесла Вики. – А если не справится – призовет на помощь ищеек из Ярда!

– Господи, нам только Скотленд-Ярда здесь не хватало! – всплеснула руками Эрминтруда. – Да и зачем, подумайте сами! Уолли они к жизни не вернут, а вот я еще одного дознания точно не переживу. Не говоря уж о том, что, начав ворошить грязное белье, они тут такого накопают, что всем чертям тошно станет!

Увы, в полиции думали иначе.

Уже на следующий день из Скотленд-Ярда во Фриттон приехал весьма деловитый и смекалистый инспектор в сопровождении молодого усердного сержанта и еще нескольких помощников.

Ни инспектору Куку, ни суперинтенданту Смоллу вовсе не улыбалось сдавать дела какому-то столичному задаваке, однако инспектор Хемингуэй с ходу сумел расположить их к себе своей обезоруживающей непосредственностью, вызывавшей столько нареканий у его лондонского начальства.

– Как славно все-таки поработать в провинции! – воскликнул никогда не унывающий инспектор Хемингуэй, который, дабы скоротать время утомительного путешествия из Лондона, уже по дороге внимательно ознакомился с материалами дела. – Да и случай такой занятный выдался: не каждый день приходится иметь дело с богатыми вдовами и русскими князьями.

– Собственно говоря, он не русский, а грузин, – ворчливо поправил его суперинтендант Смолл. – По его словам, во всяком случае.

– Извините, ошибся, – улыбнулся инспектор Хемингуэй. – Тем более что я это уже знал. По словам моего шефа, грузины в большинстве своем смуглые, не слишком высокие и с орлиными носами. Да и фамилия у него вполне грузинская, так что не исключено, что он говорит правду.

– Насчет смуглости и орлиного носа у него и впрямь все в порядке, – подтвердил инспектор Кук. – Однако он мне с первого взгляда не понравился.

– В вас говорит чисто британская спесь, – весело произнес инспектор Хемингуэй. Раскрыв привезенную с собой папку, он пробежал глазами первую машинописную страницу. – Что ж, давайте начнем. Поначалу мне хотелось бы ознакомиться с местными сплетнями. Насколько мне дали понять, убитый – не слишком большая потеря для семьи?

– Это точно! – выпалил инспектор Кук и, не дожидаясь понуканий, охотно, хотя и грубовато, обрисовал инспектору Хемингуэю портрет Уолли, под которым подписались бы все домочадцы покойного.

Выслушав его, инспектор Хемингуэй кивнул:

– Да, примерно так я и думал. Давайте поговорим теперь о подозреваемых. Начнем с вдовы. Что вам о ней известно?

– Немного, – с неохотой признался инспектор Кук. – Яркая блондинка, капризная и взбалмошная, хотя лично я против нее ничего не имею. Спросите кого угодно: вам подтвердят, что смерть Картера была ей как нельзя кстати. Все знают, что в течение последних трех лет вокруг нее увивался некий мистер Стил. Буквально пороги обивал. Причем сам-то он в наших краях без году неделя живет. Мрачная личность – неразговорчивый и все такое. До появления этого князя всех только и заботило, когда наконец миссис Картер разведется со своим незадачливым муженьком, чтобы свить гнездышко со Стилом. Однако приезд князя, похоже, все изменил. Остановился он в Пейлингсе и, по-моему, всерьез вознамерился сочетаться браком с миссис Картер. По его словам, Картер подозревал, что это Стил выстрелил в него на охоте.

– Вот как? А шипения вы при этом не услышали?

– Шипения? – тупо переспросил Кук.

– Шутка, – пояснил инспектор Хемингуэй. – Просто по описанию он напомнил мне библейского змея.

– Не знаю, – с сомнением протянул Кук. – Все, конечно, возможно, но, на мой взгляд, Картер со Стилом особой любви друг к другу не питали.

Инспектор Хемингуэй еще раз посмотрел на распечатку.

– Да, я вижу – алиби у Стила нет, – сказал он. – Хотя был на ферме, но свидетелями не обзавелся. По собственному опыту знаю – такое алиби расколоть труднее всего. Вот железное алиби или даже железобетонное – другое дело!

– А вот я склонен ему верить, – промолвил Кук. – По его словам, так он даже не подозревал, что Картер собирался идти в гости к Уайту. Вполне логично. А с какой стати он стал бы в противном случае караулить его в кустарнике?

– Как бы то ни было, не мешает как следует покопаться в его показаниях, – заметил инспектор Хемингуэй. – Ведь вы не можете утверждать наверняка, что он не был в курсе намерений Картера. Нужно опросить остальных.

– Да, но у меня все равно сложилось впечатление, что он не кривит душой. Он ведь даже не скрывает неприязни к Картеру.

– А вот мне это тем более подозрительно, – сказал инспектор Хемингуэй. – Я вообще с подозрением отношусь к крепким и молчаливым мужчинам, которые кичатся своей искренностью и ничего не скрывают. Кстати, как обстоят дела с алиби у нашего милейшего князя? Воразашили, кажется?

– Возарасшили, – поправил его Кук. – То есть, тьфу, Варасашвили.

– Язык сломаешь, – усмехнулся инспектор Хемингуэй. – Ну да ладно. Итак, он утверждает, что приехал к доктору Честеру примерно в то время, когда убили Картера. Причем слова его подтверждает служанка доктора. Что ж, очень славно. А почему она так уверена, хотел бы я знать?

– Служанку поколебать невозможно. Не успел я ее спросить, как она тут же выпалила, что князь приехал ровно без пяти пять.

– Откуда она это знает?

Инспектор Кук казался захваченным врасплох.

– Она ответила сразу, не задумываясь. По ее словам, князь приехал до того, как вернулся доктор, за несколько минут до пяти часов вечера.

– Меня это не убеждает, – произнес инспектор Хемингуэй. – Нужно перепроверить ее показания. А вот здесь, я вижу, вы поставили вопросительный знак напротив мисс Фэншоу. По правде говоря, я сомневаюсь, что женщины способны кого-то застрелить с умыслом, но кто знает эту современную молодежь!

– Да, с этой девицей вам придется держать ухо востро, – неожиданно для себя хихикнул инспектор Кук. – Между прочим, во время убийства она как раз находилась неподалеку в кустах. С борзой своей гуляла. Довольно молодая псинка – резвая и горластая. Мне кажется, она бы просто улаялась, учуяв поблизости чужака. Однако лая никто не слышал, хотя ветерок задувал. По-моему, в этом что-то есть, – глубокомысленно закончил он.

– Да, копнуть стоит, – охотно согласился инспектор Хемингуэй. – А могла эта девица перебраться через речушку иначе чем по мосту?

– Запросто, – сказал Кук. – Хотя, если на то пошло, мой сержант никаких следов на берегу не обнаружил. Видите ли, инспектор, примерно ярдах в тридцати от мостика ручей круто сворачивает к югу. Поэтому, вздумай кто там переправиться, с моста его бы не заметили. Понимаете, что я хочу сказать? Сразу за поворотом ручей образует небольшую заводь, а потом сужается – перепрыгнуть в том месте особого труда не составит. Не говоря уж о том, что девица была в брючках. По словам дворецкого, она очень привязана к матери, а раз так, то сбрасывать ее со счетов, на мой взгляд, не стоит.

Инспектор Хемингуэй задумчиво поджал губы.

– По большому счету мы должны подозревать всех, но если вы всерьез полагаете, что любая девочка, привязанная к матери, способна взять ружье и хладнокровно пристрелить своего отчима, то я вам не завидую. А что вы можете мне сказать про этого молодого парня, Бейкера?

По мере того как Кук рассказывал, инспектор Хемингуэй заметно оживлялся.

– Да, у вас тут не соскучишься, – произнес он наконец. – А еще говорят, что в Лондоне жизнь бьет ключом! Здесь она тогда просто кипит! Что ж, пора уже поехать и взглянуть на место преступления.

– Послать с вами кого-нибудь из моих парней? – предложил суперинтендант Смолл. – Хотя вы все равно ничего путного там не обнаружите. Там и искать-то нечего. Убийца бросил ружье и был таков, а земля такая твердая, что никаких следов нет.

– Кто знает, – загадочно произнес инспектор Хемингуэй.

В ожидании обещанного проводника он сказал своему сержанту, что полицейское расследование данного преступления можно заносить в учебники криминалистики.

– Неужели? – изумился сержант Уэйк. – Вы не шутите, сэр?

– С точки зрения допущенных ошибок, конечно, – пояснил инспектор Хемингуэй. – Откровения Молчуна Стила и показания служанки доктора никто даже не удосужился перепроверить. Поразительно, да?

В этот миг к ним присоединился совсем юный констебль, и все трое выехали в Пейлингс. Было почти пять часов вечера, когда их машина остановилась перед Дауэр-Хаусом. Джанет хлопотала в саду. Узнав о том, что за гости к ней пожаловали, она заметно изменилась в лице. Однако инспектор Хемингуэй, замечательно умевший располагать к себе людей, уже через пять минут сумел ее разговорить о воскресных событиях. Сержант терпеливо дожидался неподалеку, а безусый констебль переминался с ноги на ногу – олицетворение скуки. Наоборот, инспектор Хемингуэй слушал рассказ Джанет с живейшим интересом. Он узнал о ссоре Алана Уайта с отцом и о последующем бегстве юноши из дома, об одолженных Гарольду Уайту деньгах, о неприязни, которую питала Джанет к Картеру, а Алан к Сэмюелю Джоунсу; он также проведал о спокойствии, с которым Вики Фэншоу восприняла известие о смерти отчима; от него не укрылись даже спаленный чайник и пропавшие плюшки. И тем не менее по окончании затянувшейся беседы с Джанет даже сержанту Уэйку, относившемуся к инспектору Хемингуэю с величайшим пиететом, стало ясно: шеф потратил время впустую.

– Неужто инспектор Кук не предупредил вас, что у мисс Уайт язык без костей? – полюбопытствовал констебль. – Она кого угодно заговорит. Впрочем, ничего интересного она не знает.

– А я люблю потрепаться с болтушками, – миролюбиво произнес инспектор Хемингуэй. – Не раз мне удавалось вытянуть из них массу полезнейших сведений. Мисс Уайт, например, открыла мне глаза на многое из того, о чем умолчали ваши люди. Это и есть тот самый мостик?

– Да, сэр, и, если вы пойдете со мной, я готов показать вам место, где нашли ружье.

Констебль показал инспектору Хемингуэю не только это место, возле которого росло молодое деревце, но и вид, открывавшийся оттуда на мостик. Инспектор Хемингуэй кивнул и поинтересовался, не удалось ли найти еще что-нибудь, но констебль только помотал головой и предложил показать, каким путем воспользовался убийца, чтобы незаметно скрыться с места преступления. Земля там была усыпана опавшей листвой, образовывавшей кое-где неплотный ковер, и инспектор, споткнувшись о неприметный бугорок, ковырнул носком ботинка почву, обнажив какой-то мелкий предмет, мигом привлекший его внимание. Инспектор Хемингуэй нагнулся и поднял его. Это оказалась роговая заколка для волос.

– Похоже, вы не сбились с ног, осматривая местность? – язвительно осведомился он. – Придется поискать тщательнее – вдруг отыщем еще что-нибудь стоящее.

Сержант присоединился к инспектору и констеблю, однако результаты поиска, хотя и неожиданные, оказались не слишком вдохновляющими.

– Откровенно говоря, – произнес инспектор Хемингуэй, разглядывая пеструю коллекцию собранных предметов, – я с трудом представляю, как объяснить их происхождение. Где, например, вы подобрали этот драный сапог?

– Возле ограды у дороги, – ответил констебль.

– Должно быть, какой-то бродяга забросил. Судя по внешнему виду, он пролежал там не один месяц. Можете смело его выбросить, а заодно с ним и битую тарелку. Если вот эта проржавевшая штуковина – крышка от чайника, то она мне тоже ни к чему. Так, давайте теперь посмотрим, с чем мы остаемся?

– Сломанная пилка для ногтей, игрушечный магнитик-подковка и перочинный нож, – перечислил сержант.

Инспектор Хемингуэй задумчиво поскреб подбородок.

– М-да, настоящий винегрет, – протянул он. – Впрочем, кто его знает. Лично я не таскаю в карманах пилки для ногтей и магниты, но это вовсе не значит, что и другие поступают так же. Да и кому нужны сломанная пилка и ржавая крышка от чайника?

– Но место для мусорной свалки все-таки довольно странное, – пробормотал сержант. – Кстати говоря, знавал я одного парня, который не расставался с пилкой для ногтей. Холеный такой типчик, даже волосы завивал.

– Ничего удивительного, – с невозмутимым видом произнес инспектор Хемингуэй. – Все же пилочку я на всякий случай сохраню – вдруг пригодится.

– А как насчет магнита? – спросил Уэйк. – Его-то кто мог выбросить? Мне кажется, что его могли обронить какие-нибудь детишки, возившиеся в этих кустах.

– Залезшие в чужие владения? – вскинул брови констебль. – Впрочем, это не исключено, сэр, ограда ведь здесь совсем низкая.

– А кто еще, по-вашему, если не мальчишка, мог бы таскать в кармане такой магнитик? – спросил Хемингуэй.

– Представления не имею, сэр, – честно признался констебль. – Может, инженер какой…

– Лично меня наиболее заинтересовал перочинный нож, – вставил Уэйк. – На вид он совсем целехонький, так что вряд ли его выбросили за ненадобностью. А вот заколка, по-моему, тут ни при чем – такую кто угодно мог потерять. Мисс Уайт, например.

– Возможно, – согласился Хемингуэй. – Если так, она легко ее опознает. Однако, судя по внешнему виду, эта вещица пролежала здесь недолго. А вот теперь скажите, что вы думаете по этому поводу!

Он подвел сержанта к невысокому деревцу, возле которого было найдено ружье, и указал на бороздки, процарапавшие кору дюймах в восемнадцати от земли.

Уэйк недоуменно осмотрел бороздки.

– Трудно сказать, сэр, – вроде бы кто-то поцарапал дерево.

– А зачем? – осведомился Хемингуэй.

Сержант покачал головой:

– Понятия не имею, сэр. С деревьями ведь такое порой случается. А что, по-вашему, здесь что-то не так?

– Не знаю, – пожал плечами Хемингуэй. – Как бы то ни было, кора поцарапана недавно, а винтовка лежала буквально в двух шагах от этого деревца. Значит, мы не должны сбрасывать это обстоятельство со счетов. – Чуть помолчав, он добавил: – Ну что ж, ребята, будем считать, что на этом мы здесь закончили. Теперь я хотел бы осмотреть речушку.

Впрочем, речушкой инспектор Хемингуэй занимался недолго. Измерив на глаз расстояние между берегами, он вздохнул и отправился обследовать каменную ограду, отделявшую Дауэр-Хаус от дороги. Вернувшись затем на лужайку, где дожидалась Джанет, он показал девушке заколку и поинтересовался, не узнает ли она ее.

– Нет, это не моя, – покачала головой Джанет. – Я ведь ими никогда не пользуюсь.

– А кому, на ваш взгляд, она могла бы принадлежать, мисс Уайт?

– Ой, право, не знаю! То есть я никогда об этом не думала… Многие, наверное, закалывают волосы – Флоренс, например. Это наша горничная. Да, если вы нашли эту заколку в кустах, то, значит, я права и Флоренс действительно бегала туда встречаться со своим ухажером!

Однако Флоренс, когда ей предъявили заколку, не только ее не узнала, но и вообще категорически отрицала, что когда-либо лазила по прибрежным кустам. Да и с молодыми людьми она, по ее словам, никогда на территории Дауэр-Хауса не встречалась.

– Наврала, дрянная девка, с три короба, – сокрушался констебль, когда полицейские покинули Дауэр-Хаус. – Я сам знаю парня, с которым она встречается, – он навещает ее здесь едва ли не каждый вечер.

– Да, мне тоже показалось, что наша милая Флоренс из тех, кто соврет – недорого возьмет, – согласился инспектор Хемингуэй. – Причем уверен – она будет до конца стоять на своем. Мне когда-то пришлось допрашивать одну такую дамочку, которая заснула с горящей сигаретой в зубах и учинила в гостиничном номере пожар. Так вот, представьте: на допросе она уверяла, что, когда ложилась спать, постель уже горела!

Полицейские захохотали.

– Так, а где проживает наш милейший доктор Честер? – спросил инспектор Хемингуэй, дождавшись, пока смех умолкнет. – Я бы хотел побеседовать с его горничной.

Когда они приехали в деревню, доктора дома не оказалось. Открывший дверь слуга провел посетителей в гостиную и сказал, что пригласит миссис Фелпс. Вскоре вошла довольно приятная на вид женщина средних лет с голубыми глазами, которые она близоруко щурила. Срывающимся от волнения голосом она поспешила заверить инспектора Хемингуэя, что хотя ничего о смерти мистера Картера не знает, но тем не менее готова оказать следствию посильную помощь.

– Я только проверяю кое-какие показания, – пояснил Хемингуэй. – Насколько нам известно, в воскресенье к доктору приезжал князь, гость миссис Картер. Это так?

– Да, совершенно верно! Иностранец, но необычайно учтивый и обходительный. Доктор попросил меня накрыть чай на двоих, пока он покажет князю свои археологические находки. Кости там всякие и прочий мусор. Я бы в жизни такую гадость не стала…

– А в котором часу приехал князь? – прервал ее инспектор Хемингуэй.

– О, это очень просто! – расплылась миссис Фелпс. – Обычно-то я времени не замечаю, но сейчас скажу вам совершенно точно: без пяти минут пять!

Инспектор Хемингуэй и бровью не повел.

– Занятно, – словно невзначай произнес он, – как все-таки легко мы порой запоминаем какие-то вещи, когда другие тут же вылетают из головы. Почему, например, вы так уверены, миссис Фелпс?

– Сейчас объясню, – самодовольно закивала горничная. – У Томпсона как раз выдался выходной, и я была в кухне одна. Доктор, уезжая к больному, крикнул мне, что вернется до прихода князя.

– Вы не заметили, в котором часу это было?

– Нет, – с сожалением ответила миссис Фелпс, – тогда я на часы не посмотрела. Но должно быть, около половины пятого, потому что совсем скоро в дверь позвонили, и я, открыв, увидела перед собой иностранного господина. Я, разумеется, сразу догадалась, что это и есть князь, потому что он приехал на машине мисс Вики, да и изъяснялся с легким акцентом. Я его, понятно, пригласила войти и сказала, что доктор должен вот-вот вернуться. Я, конечно, разволновалась – не каждый же день приходится князей принимать. Я боялась, что он может обидеться, поэтому тут же сказала: «Извините, ваше высочество, доктор обещал вернуться до вашего прихода, но сами понимаете – больные есть больные». А он мило улыбнулся и ответил, что он сам, мол, виноват, поскольку приехал раньше назначенного времени. «Видите, – сказал, – еще и пяти нет». И показал мне свои очаровательные наручные часы, на которых было – я точно запомнила – без пяти пять. Так что, сами видите, я ничего не путаю. Эх и часики у него! Князь, одно слово!

– А вы, случайно, не обратили внимания на какие-нибудь домашние часы? – как бы вскользь осведомился инспектор Хемингуэй.

– С какой стати? – изумилась миссис Фелпс. – Не стал бы ведь князь меня обманывать! Я провела его в приемную и попросила подождать, а потом, минут десять – пятнадцать спустя, и доктор появился.

– Что ж, спасибо, это все, что я хотел у вас спросить, – ответил инспектор Хемингуэй и распрощался.

– М-да, – задумчиво произнес сержант Уэйк, – я бы сказал, что алиби светлейшего князя выглядит несколько странновато.

– Да, – кивнул инспектор Хемингуэй. – И столь же странновато в этом свете выглядит работа местной полиции. На мой взгляд, если на то пошло, алиби у нашего драгоценного князя вообще отсутствует!