Прошло несколько дней, прежде чем Дэвид получил от инспектора Стейнса следующее приглашение.

– Я счел необходимым попросить вас прийти, – сказал инспектор, – потому что хотел показать вам вот это.

Он кивнул на маленький медицинский флакончик на столе.

– Из химлаборатории, насколько я понимаю? – уточнил Дэвид.

– Именно. К счастью, они его сохранили. Как видите, снаружи сигнатура провизора, слева от напечатанной инструкции указана доза, справа стоит имя мисс Фринтон. Похоже на старый пузырек с лекарством.

– Маленький пузырек, – уточнил Дэвид. – Две унции. Наверняка тут был сироп от кашля или что-то в этом роде. Прописанная доза на прием – одна чайная ложка.

– Микстурка от кашля, думаете? А не может это быть лекарство на случай сердечного приступа?

– Менее вероятно. В нем был никотин?

– Был.

Дэвид взял письменный отчет. В растворе присутствовал никотин в достаточной концентрации, чтобы чайная ложка вызвала отравление.

– Обычная семейная аптека Шорнфорда, как я вижу, – произнес он, ставя пузырек на стол. – Что сказал ее владелец?

– Флакон был изготовлен согласно рецепту, отпущен позапрошлой зимой и содержал сироп от кашля.

– Так я же так и говорил.

– Мне только интересно, не этот ли флакон был использован для якобы сердечной микстуры, которую давал Хьюберт.

– Которая на самом деле никотин? Ну да, могли взять любой флакон, попавшийся под руку, если нужен был свежий раствор. В аптечке Урсулы наверняка было много пустых.

– Но как вы не понимаете? Мы же не можем доказать даже того, что флакон был обнаружен в Уэйкли! – простонал инспектор. – Его выдали мисс Фринтон полтора года назад, она его недавно послала этим химикам. Полагаю, их адрес она знала по старой связи Хьюберта с данной фирмой. Но насколько нам известно, она никому не сообщила, где его взяла. Иначе ее муж попер бы как танк.

– Меня поражает эта странность, – заметил Дэвид, – что она не рассказала Дункану. Разве что ее ужасала мысль обвинить дядю Хьюберта, пока нет полной уверенности. Но она получила отчет за два дня до смерти. И я не могу понять, как ей позволили завладеть флаконом. Да, и я полностью согласен с вашим аргументом. Строго говоря, он верен. Но вы же не полагаете всерьез, что флакон с раствором никотина Урсула получила в Лондоне? А только это возможно, если исключить Уэйкли. Надеюсь, аптекарь в Шорнфорде не допустил ошибки?

– Опять же мы вынуждены это предполагать. Но насчет Лондона ничего доказать не можем. Хотя я не так уверен. Один вероятный источник яда там имеется.

– Какой же?

– Доктор Морис Колмен. Вот он выдает липовое заключение другу Реджинальда, а вскоре после этого – липовое заключение для Урсулы. Хьюберт Фринтон знал, что заключение для друга Реджинальда фальшивое, и наверняка решил не упускать шанса показать Урсулу тому, кто его выдавал.

– Прямо как в романе, – сказал Дэвид. – Давайте дальше.

– Что могло помешать Хьюберту шантажировать Колмена тем, что ему известно? Он мог бы привести угрозу в действие, никак за себя не опасаясь, поскольку даже обычного для шантажиста затруднения у него не было бы.

– Это мысль. Хьюберт после приема Урсулы задержался у доктора Колмена. Марджори Каррингтон говорит, что Урсула выбежала оттуда, так ее разозлил Колмен, чей диагноз противоречил диагнозу доктора Клегга. Можно бы узнать у секретарши Колмена, сколько времени пробыл у него Хьюберт Фринтон после ухода Урсулы.

– Я узнал. На этом и основываю свои мысли. Фринтон оставался там полчаса и с тех пор еще три раза являлся на прием под предлогом своего ревматизма.

– Кстати, о ревматизме, – подхватил Дэвид. – Почему бы не Колмену вставить иглу в помаду? При хороших руках человеку, привыкшему работать с тонкими инструментами, смастерить такую смертельную западню нетрудно. Пока у нас нет ответа на вопрос, кто это сделал.

– Может, вы и правы. Я подумал примерно то же самое. Сперва Хьюберт Фринтон – не будем забывать, что он профессиональный химик, – сам приготовил слабый раствор никотина и время от времени давал племяннице несмертельные дозы, рассчитывая когда-нибудь дать летальную. Но для этого ему требовался крепкий раствор и иной способ.

– Именно. Подкожная инъекция вернее и быстрее.

– И был еще дополнительный мотив, – продолжил инспектор. – Известие о ее помолвке и перспективе замужества. Он говорит, будто не знал об их скорой женитьбе, но должен был понимать, что это вполне вероятно. Сейчас молодые люди после помолвки женятся, как правило, быстро.

– И он определенно знал о ее помолвке, хотя в разговоре со мной отрицал это, – подхватил Дэвид. – Точно так же он мог знать и о браке.

– Это могло дать ему повод завершить многолетнюю интригу убийством.

– Это – и то, что она нашла слабый раствор, вызывавший промежуточные приступы. Тут уж убить ее стало абсолютно необходимо. Если бы она даже не заподозрила, что во флаконе яд, то могла в любой момент принять его как микстуру от кашля и получить приступ, который наверняка связала бы с приемом.

– Правдоподобно, – согласился инспектор. – Но точно ли мы знаем, будто Хьюберту стало известно, что Урсула взяла флакон?

– Не знаем, – подумав, ответил Дэвид. – Но у меня есть чувство, что это очень важно. Если бы только я мог понять, чем именно.

– Факт есть факт, – сказал инспектор, – и состоит он в том, что, если мы хотим что-нибудь повесить на Хьюберта Фринтона, нам нужны конкретные улики. Урсула под конец его подозревала и имела для того основания. Если бы она сообщила Дункану про этот флакон и место, где его нашла, у нас бы уже просматривался арест. А так мы должны найти хоть что-нибудь: пропавший отчет лаборатории, другой флакон – что-то, ведущее прямо к Фринтону. Беда в том, что после смерти Урсулы прошло достаточно времени, чтобы замести все следы.

– Сразу после смерти все улики уничтожить было невозможно, – ответил Дэвид. – Потому что какой-то никотин в доме был. Или, что вероятнее, кто-то заранее приготовил для Дункана пропитанные сигареты, чтобы отдать ему, когда он приедет посмотреть на свои новые владения и обсудить дела с дядей покойной жены.

– Это верно, – подтвердил Стейнс. – В таком случае они повели себя чертовски беспечно, и меня бесит, что я не могу найти стопроцентные улики, указывающие на преступника. Вот почему я собираюсь поехать в Уэйкли и взять вас с собой.

– Что вы хотите там сделать?

– Встретиться с Хьюбертом и сказать ему прямо в лоб, что флакон в наших руках и оригинал отчета не обнаружен среди бумаг Урсулы, находившихся у Дункана.

– Может быть, Урсула его уничтожила.

– Она не стала бы.

– Могла бы, если бы боялась, что дядя Хьюберт его найдет. Всегда можно попросить в лаборатории дубликат.

– Тоже верно. В любом случае я не рассчитываю обнаружить отчет. Если Хьюберт виновен, то он ждет, что я в конце концов отыщу флакон. Коли знает, что Урсула его взяла. Он заранее приготовился имитировать полную неосведомленность и наверняка начнет обычные осторожные намеки на Дункана.

– Да, он намерен развивать эту идею.

– Я ему скажу, что Урсула могла найти флакон в Уэйкли или же иметь его в своем распоряжении в усадьбе, когда там был сироп от кашля, и увезти с собой в Лондон. Я потребую, чтобы мне дали допросить всех слуг. Их соберут, пока я буду разговаривать с Хьюбертом, а потом я поговорю с ними по одному, пока остальные вместе с Хьюбертом будут сидеть под наблюдением. Ваша работа – найти в доме тайник для этого флакона.

– Вы хотите сказать, что уже искали? – уточнил Дэвид.

– Я дважды обошел дом сверху донизу. Там шесть аптечек и медицинских шкафчиков. Один в главной ванной, другой в комнате домоправительницы, третий в старой спальне Урсулы плюс стенные шкафы в комнате Хьюберта (это сейф, но хранит он там не ценности, а лекарства), один в спальне горничной и один в коридоре, ведущем к задней двери. В последнем лишь средства первой помощи для кухонного и наружного персонала – бинты, пластыри, йод и так далее.

– А в комнате старой няни?

– Нет. Там я искал особо тщательно. У нее один выдвижной ящик полон всяких патентованных средств и пилюль, но шкафчика нет.

– Среди этого мусора она вполне могла бы держать яд, – задумчиво произнес Дэвид. – А Урсула вряд ли там смотрела, если подозревала Хьюберта Фринтона.

– Да, верно. И не могла заглянуть в сейф Фринтона, не взяв у него сперва ключ. Так что и там тоже он мог хранить яд.

– Так где же она его нашла?

– Вот и попытайтесь это выяснить. У вас, похоже, есть талант случайно находить верные ответы там, где пасуют усердная работа и тщательный анализ.

– Спасибо на добром слове, – скромно сказал Дэвид, и они направились к машине инспектора.

При подъезде к Уэйкли-Мэнор Стейнс велел шоферу остановиться сразу за воротами. Они с Дэвидом вышли и, пройдя по тропе через рощицу, нашли трех подчиненных инспектора, все еще работавших у колодца.

– Нашли что-нибудь? – поинтересовался Стейнс.

– Пока нет, сэр. Мы откачали воду до четырех футов, и Джо говорит, что на дне еще ила на фут, а под ним уже твердый предмет – он полагает, это может быть пропавшая крышка. Свалилась, когда стенка разрушилась.

– Как я и думал, – ответил Стейнс и поманил к себе Дэвида: – Не хотите ли взглянуть?

Он показал на дальнюю от ворот стену колодца – ту, по которой шел Дэвид, когда земля поддалась под ногой.

– Видите, венечные камни у края колодца отсутствуют. Ну, это я велел их вынуть, чтобы показать экспертам. Но у них изнутри были разбитые края.

Инспектор двинулся к подъездной аллее и, когда его люди уже не могли подслушать, добавил:

– Вы видели, как эта тяжелая крышка, поддерживаемая венцами из перекрывающихся кирпичей, протерла края и едва держалась. К тому же земля, листья и ветки добавляли ей тяжести. Она в любой момент должна была упасть; ваш вес оказался последней соломинкой, сломавшей спину верблюду.

– На самом деле я не добавил ей никакого веса, потому что осторожно нащупывал ногой дорогу, и всплеска тоже не последовало.

– Вы могли забыть об этом от неожиданного потрясения, – возразил инспектор.

– Я знаю, что вы считаете меня очень нервным, – сказал Дэвид. – У других людей иное мнение, но пусть будет так. И все равно могу вас заверить, что я слышал только легкое бульканье и ничего похожего на удары металлической крышки о каменные стены. Это неизбежно, пусть бы она даже встала вертикально и утонула без всплеска.

– Так вы думаете, она упала или была унесена заранее?

– Я считаю именно так. Но делать это заранее нет никакой необходимости. И по количеству ржавчины вы ничего не сможете заключить, если об этом подумали.

– Не об этом, – ответил инспектор. – А о тех кирпичах, что велел вчера вырезать. Интересно будет узнать, настоящие они или фальшивые. С виду совершенно настоящие.

– А мне интересно, когда их сюда поставили и кто, – сказал Дэвид. – Наверняка ночью, когда можно работать без помех. Горничные ночью побаиваются, так мне сказал мистер Фринтон, и после затемнения сидят дома – естественно, с закрытыми окнами. Имея нормальной длины ломик, чтобы поднять крышку и разбить кирпичи, можно сделать это без особых усилий. Потом крышка летит в колодец, отверстие перекрывается палками, землей и мхом, и вот у нас ложное покрытие. – Он нахмурился. – Хотя и опасно было готовить ее за день до срока.

– Не так опасно, как кажется, – ответил инспектор. – Садовник и мальчишки работали в огороде, выполняли какое-то специальное задание мистера Фринтона в теплице и до обеда там возились. А после обеда все они были выходные.

– Все сразу?

– Да. Старик не доверяет молодым и без своего пригляда до работы не допускает. Говорит, они только балуются и вреда приносят больше, чем пользы, если его нет. Так что мистер Фринтон дает им выходной в один и тот же день.

– Вы ни одной детали не упустите! – восхищенно сказал Дэвид.

Инспектор хмыкнул и двинулся по аллее.

Когда он вел свои отвлекающие беседы, Дэвиду представился еще один шанс восхититься тщательностью его работы. Слуг, включая старую няню, резко возражавшую против нарушения ее дневного отдыха, собрали под караул детектив-сержанта, приехавшего отдельно на полицейской машине. Сам мистер Фринтон принимал инспектора в библиотеке в своем обычном кресле возле камина. Как только предварительные приготовления закончились, Дэвид вышел из библиотеки и вернулся в холл.

Двери были закрыты, и гул голосов из-за одной из них свидетельствовал, что сержант пасет там свое стадо потенциальных свидетелей. Дэвид поднялся по широкой лестнице.

Он обошел поочередно все помещения на первой площадке, определяя их по превосходному описанию инспектора Стейнса и меблировке. Стенной сейф в комнате мистера Фринтона был заперт, но сейчас в нем определенно не имелось никаких изобличающих предметов, что бы ни успело тут побывать.

Второй этаж состоял в основном из свободных спален. В большой комнате окнами на террасу, видимо, когда-то была детская. Дэвид увидел старую и довольно потрепанную лошадку-качалку у стены и закрыл дверь, направившись к черной лестнице и комнатам слуг.

У горничной аптечкой служил привинченный к стене белый крашеный шкафчик с двумя полками. В нем содержалось большое разнообразие слабительных, флакон аспирина, витамины для пожилых «Филлосан» и согревающая шерсть, завернутая в носовой платок. В верхнем ящике у старой няни, отведенном под лекарства, нашлись две пачки листьев стручков сены, коробка порошков Зейдлица, темно-зеленый флакон масла гаультерии и россыпь старых рецептов на тонизирующие средства, микстуры от кашля и тому подобное. Дэвид проглядел несколько, поражаясь объему работы, который проделывали провизоры до наступления эры патентованных средств и стандартных микстур.

В этой части дома он не нашел ничего особо интересного. Обойдя по очереди все комнаты, Дэвид спустился на площадку второго этажа и отчасти из любопытства, отчасти из сентиментальной памяти о спальне собственных детей в Хэмпстеде – ее пришлось оставить с началом войны, а скоро она вообще станет ненужной, – открыл дверь детской и вошел.

У качалки, привлекшей его внимание, пружины давно ослабли, и она стояла прислоненная к стене. Несколько детских стульчиков вокруг низенького стола, на столе коробка с кубиками. Мебель когда-то была покрыта желтой краской, но выщербилась и поцарапалась за годы интенсивного использования. Решетка вокруг камина, высокий комод с выдвижными ящиками, буфет с полочкой под фарфор. В буфете не было печенья, но в ящиках нашлось несколько старых мягких игрушек, когда-то бывших кроликами, собачками или мишками и постепенно превратившихся от любящих объятий в бесформенные тряпки с висящими на ниточках глазами.

Все было знакомо и вызывало ностальгию, а в теперешних обстоятельствах – еще и печаль. Но это детская, царство старой няни, и именно здесь должен быть ключ к роли старухи во всей этой странной истории. Привязанность к Урсуле или ненависть к ней? Сообщничество по незнанию в преступлении, которого она не понимала, или страшная и неожиданная странная злоба?

Разговор с сестрой Андерсен произвел на Дэвида сильное впечатление. Он обдумывал ее рассказ, и мысли все время возвращались к старухе, сидевшей сейчас наверху.

Конечно же! Как он не подумал? Аптечка, шкафчик или полка должна быть во всякой порядочной детской. А здесь нет.

Дэвид оглядел стены. Картинки, старые и невыразительные, в основном зверюшки или дети викторианской эпохи, с развевающимися волосами, неумело играющие в мяч. Карта мира на гвозде напротив окна, рядом с камином – дартс, на котором был прикреплен бесхвостый ослик. Хвост – пучок перепутанной, поеденной молью шерсти – был приделан к дротику, воткнутому в ослика примерно в середине шеи.

Решив, что этот предмет интереснее картинок, Дэвид подошел поближе и сразу заметил, что обои по обе стороны дартс темнее, чем вокруг. Он быстро прикинул размер с помощью извлеченной из кармана веревочки и определил, какая из картин в комнате подходит по длине. Снял ее со стены и обнаружил под ней квадрат поменьше. Кто-то когда-то поменял местами ослика и эту картину. Прислонив ее к стене, Дэвид обнаружил под дартс дверцу шкафа, открывающуюся небольшим кольцом, утопленным в выемке.

Она была не заперта и поддалась легко. На первый взгляд за дверцей было пусто, но пробудившийся интерес и внимание к деталям не позволили Дэвиду отступить. Он ощупал небольшой шкафчик по углам, обнаружил лишь пушистые комки пыли и поднял измазанную белую бумажку, лежавшую на дне. Наградой за эти труды стал комок потверже пыли, но неотличимый от нее по виду. Отодрав его, Дэвид увидел, что это остаток ириски.

Первым побуждением было ее выбросить, но он этого не сделал, достал из кармана конверт и положил находку туда. Потом закрыл дверцу, повесил ослика на место и задумался, глядя на него, о своей находке.

Этот шкафчик, вероятно, служил когда-то аптечкой. Стейнс его не нашел, иначе указал бы в списке. Имеет ли это какое-либо значение? Не столь надежное место, как сейф Хьюберта, поскольку замка нет, но более удобное, чем верхний ящик в комнате няни. Был ли здесь когда-нибудь раствор никотина, замаскированный под что-то вроде сиропа от кашля, которым отравили Урсулу? Ириска в его кармане содержит тот же раствор или это древний реликт какого-то хранилища конфеток в детской? Тянучка домашнего приготовления – удобный носитель для снадобья. И вот этот сердечный приступ во время помолвки, когда Алан Дункан нашел Урсулу в саду. Она тогда ела тянучки, предложенные, может, преданной няней или протянутые в коробке дядей Хьюбертом перед тем, как он уехал на целый день? Урсула ничего не говорила про тянучки, но вообще была девушкой довольно скрытной.

Дэвид выдернул дротик, отступил на несколько шагов и закрыл глаза. Бедная Урсула. Скрытность, выработанная, вероятно, годами бунта против ненужных ограничений, стала последней каплей, решившей ее судьбу. Ее подозрения, несомненно, возбудили бы любопытство Алана и страх за ее безопасность, а это могло бы спасти ей жизнь.

Дэвид шагнул вперед и метнул дротик в доску. Когда он открыл глаза, чтобы посмотреть, куда попал, послышался скрип двери за спиной, и Дэвид резко повернулся. В комнате появилась старая няня.

Она держала руки за спиной и, наклонив голову, смотрела на Дэвида блестящими глазками из-под морщинистых век.

– Детство, конечно, – засмеялся он, – но не могу устоять против азартной игры. Сколько же лет назад этот ослик был новым?

– Это был подарок для мисс Урсулы, – медленно произнесла старуха.

– А шкафчику за ним сколько лет? – тем же тоном спросил Дэвид.

Старая няня ахнула, втянула ртом воздух и выпрямилась.

– Во времена мисс Урсулы им не пользовались.

– Он всегда был закрыт?

– Насколько я знаю, да.

– Тогда откуда вам известно, что он там есть?

Снова пауза.

– Видела, когда здесь клеили обои.

– А во времена мистера Реджинальда тут был шкафчик?

– Нет. Тогда он был закрыт.

– Но не осликом, который появился после мисс Урсулы.

– Картиной.

– А, да. Он был закрыт картиной с тех пор, как рабочие его вам открыли. Это видно, если посмотреть на стену. Так он, значит, и до того был закрыт картиной?

– Да.

– Той же самой?

– Возможно.

– А использовался ли шкафчик во времена мистера Хьюберта Фринтона? Я имею в виду – в его детстве?

– Да. Нет… я не знаю! По какому праву вы, молодой человек, вламываетесь ко мне в детскую и задаете вопросы? Вам здесь нечего делать. Сперва полиция, потом, даже не дав передохнуть, снова задают вопросы. Убирайтесь, вам нечего здесь делать!

– Что я здесь делаю – спросите у полиции. Но хочу задать вам еще один вопрос, сестра Браун. Обои вокруг ослика не выцвели, как повсюду. Значит, он висел не здесь, когда его подарили мисс Урсуле. А вот тут! – Дэвид показал туда, где стояла прислоненная им к стене картина. – Вон та картина и висела над шкафчиком. С того времени, как снова открыли детскую, и до самых последних дней. Зачем вы ее сняли и заменили осликом?

Старая няня втянула голову в плечи, будто ожидая удара.

– Вам нечего тут делать, – повторила она. Голос, слабый от старости, нес в себе такой заряд ненависти и злобы, что Дэвид отшатнулся. – Совсем нечего. Убирайтесь отсюда, молодой человек, и чем скорее, тем лучше и для вас, и для всех.