Глава 8

Джайлз обещал заехать за Мид без пятнадцати час. Но появился он в половине первого и увидел, что она готова к свиданию. Возможно, он и потерял память, но ведь она-то своей не теряла, и прибыл он слишком рано — за пятнадцать минут до назначенного времени. Мид была растрогана — в этом смысле он ничуть не изменился.

Она распахнула дверь еще до того, как перестал звонить звонок. И вот Джайлз перед ней, на пороге, — веселый, полный неиссякаемой энергии.

— Ты уже готова? Отлично! Тогда едем! Я подумал, лучше всего поехать за город. Я на машине и разжился бензином. Прекрасный, кстати, способ выяснить, кто тебе настоящий друг.

В этот момент в прихожей возникла миссис Андервуд. И не представить ей Джайлза было просто невозможно. Как-то избежать этого или отложить — об этом не могло быть и речи. Оказалось, что Мейбл Андервуд тоже подготовилась к этой встрече, хотела произвести впечатление и произвела. Волосы завиты, на лице макияж, фигура затянута корсетом, черный костюм, экстравагантная шляпка, на ногах узкие модные туфли жмут просто немилосердно. Она уже пожалела, что надела их. И манеры просто наилучшие, она протяжно произнесла немного в нос: «Майор Армитейдж. — А затем: — Слышала о вас столько хорошего от моей маленькой племянницы». Не преминула она упомянуть и о дяде Годфри: «Он, знаете ли, невероятно ей предан, относится как к родной дочери».

Мид почувствовала, что краснеет, и сердце у нее тревожно сжалось.

Но вот наконец они вышли. И Джайлз сказал:

— Давай не будет дожидаться лифта. Всего один этаж.

Как только они оказались на лестнице, он взял ее под руку, посмотрел сверху вниз — глаза его смеялись — и заметил:

— Я вроде бы не встречался с этой дамой прежде? Не думаю, чтобы человек смог вынести нечто подобное дважды. Она всегда так величественна и церемонна? Если да, то жаль — это страшно напрягает. Впрочем, дорогая, она ведь не собирается жить с нами, верно?

Мид весело рассмеялась. Успел ли он заметить, что назвал ее «дорогая»? Осознал ли полностью, что именно сейчас сказал? Или же просто оговорился? Или привык болтать, не отдавая себе отчета в сказанном? Впрочем, не важно. Ничто на свете не имеет значения, когда на тебя смотрят вот так. И у нее тоже развязался язык. Она прошептала:

— Тс! Открою тебе один секрет. Моя тетя — дочь фермера, а когда бывает сама собой, она такая добрая и милая. Она не знает, что я знаю, просто дядя Годфри мне как-то проболтался.

— Хотелось бы хоть одним глазком взглянуть, как она доит корову, — заметил Джайлз.

— Нет, она правда простая славная женщина. И когда дядя выйдет в отставку, они уедут в деревню и будут там гораздо счастливее. И мне не следовало смеяться над ней, это гадко, несправедливо. Она пытается казаться важной дамой, потому что считает — это хорошо для карьеры дяди Годфри. И была всегда чрезвычайно добра ко мне… ты не представляешь…

Тут он обнял ее за талию, перепрыгнул через последние три ступеньки, и они оказались в холле.

— Забудь об угрызениях совести, — дразнящим тоном произнес Джайлз. — Мы же едем веселиться, отдыхать, разве нет? Вперед!

На ступеньках при входе они столкнулись с Агнесс Лемминг. Она несла тяжелую сумку с покупками и выглядела такой измученной — впрочем, Агнесс всегда выглядела измученной. Пышные каштановые волосы втиснуты под черный берет, их почти не видно. Лицо бесцветное, под глазами темные круги. Одета в темно-пурпурный жакет и такого же цвета юбку — этот наряд был ей совершенно не к лицу. Походка тяжелая, шаркающая — едва волочит ноги. Не в характере Мид было пройти мимо и не поздороваться. И она сказала:

— Доброе утро. — А потом добавила: — Знакомьтесь, это майор Армитейдж.

Агнесс Лемминг улыбнулась. Улыбка у нее была очень приятная. А большие карие глаза так и светились добротой.

— Да, знаю. Очень рада. — Улыбка почти тотчас же увяла. И она торопливо добавила: — Боюсь, не могу задержаться и поболтать с вами. Мама будет беспокоиться, куда это я запропастилась. Но пришлось так долго стоять во всех этих очередях, народу в магазинах битком.

Отъехав от тротуара, Джайлз спросил:

— Кто она такая? Я должен ее знать или нет?

Мид покачала головой:

— Нет. Это Агнесс Лемминг. Живет в одной из квартир на первом этаже.

— Ее кто-то бьет? Точно говорю, бьет!

— Мать. Честно говоря, я считаю миссис Лемминг одной из самых эгоистичных особ в мире. Она превратила Агнесс в рабыню и помыкает ею с утра до вечера. Не представляю, как бедная девушка может все это переносить.

— Да она готова взорваться в любой момент, видно невооруженным глазом. Давай не будем о ней говорить. Давай говорить о нас. Сегодня ты выглядишь гораздо лучше. Хорошо выспалась?

Мид кивнула.

— И тебе не снилось, как мы с тобой тайно убегаем или нечто в этом роде?

— Вообще ничего не снилось.

Он искоса взглянул на нее и спросил:

— Слишком много видишь снов?

Она снова кивнула.

Он снял левую руку с руля, прикоснулся к ее руке.

— Теперь с этим покончено. Будем радоваться жизни. И ты расскажешь мне все, что говорила в Нью-Йорке, и я как-то постараюсь исправить ситуацию, если в том есть нужда.

Всего она ему, конечно, не рассказала, но наговорила достаточно. В основном то были воспоминания о приятном времяпрепровождении — о том, где они обедали, где танцевали, на какие спектакли ходили.

И вот во время ленча в одном из придорожных ресторанчиков она вдруг спросила его:

— А ты знаешь девушку по имени Карола Роланд?

Стоило ей назвать это имя, как она почувствовала: что-то произошло. Точно она сломала что-то, точно бросила камень в пруд и увидела, как отражавшаяся в нем картина — небо, деревья — вдруг исказилась, разбилась вдребезги. Но это было всего лишь ощущение. А в реальности она увидела, как насторожился Джайлз. В его ярко-голубых глазах блеснула и тут же пропала настороженная искорка, говорившая о том, что он встревожен этой новостью. Он ответил медленно:

— Знаешь, имя вроде бы знакомое… Но не припоминаю. Кто она такая?

— Вселилась в одну из квартир на самом верхнем этаже примерно месяц назад. Она актриса.

— Молодая?

— Ну, лет двадцать пять — двадцать шесть, может, немного старше, точно не знаю. Она очень хорошенькая.

— Опиши.

— Золотистые волосы, синие глаза, прекрасная фигура.

Он расхохотался.

— Джентльмены предпочитают блондинок! Из этого разряда? Нет, дорогая, она не в моем вкусе.

— Но она просто очень-очень хорошенькая! — в порыве благородства воскликнула Мид. — И… и ты не должен называть меня «дорогая».

— Я и не заметил… А почему, собственно, не должен? Вполне обычное обращение.

— Просто ты не вкладываешь в это слово истинного смысла. Вот почему, — ответила Мид.

Он усмехнулся:

— Перерыв на десерт! Вон идет официант. И сладости выглядят так соблазнительно. На твоем месте я бы заказал сыр… Мы оба будем сыр. Это серьезная еда и гораздо больше соответствует этической проблеме, нежели какое-то там желе, пригодное разве что в качестве геля для волос, или твердые, как камни, булочки. Вроде бы самый настоящий, честный, неподдельный чеддер, но совершенно незабываемая вещь. Какой-нибудь поэт, лауреат разных премий мог бы сочинить оду в его честь:

А теперь, когда мы снова вдвоем, почему я не могу называть тебя «дорогая»?

Она подняла на него глаза — в них сверкнула еле заметная искорка — и снова опустила.

— Я уже сказала почему.

— Разве?

— Потому что ты не вкладываешь в это слово его настоящий смысл.

Он принялся намазывать бисквит маслом.

— Послушай, ты что, пытаешься читать мои мысли? Если да, советую отложить это занятие. Попробуй что-нибудь попроще. Ну, к примеру, это масло или маргарин? На вид масло, на вкус больше смахивает на маргарин.

— Может, и то и другое. Масло пополам с маргарином.

— Может, и так. — Он наклонился к ней через стол. Глаза его смеялись. — Ну вот, ты сама это сказала. И то и другое пополам. Возможно, так оно и есть, дорогая!

— О!.. — чуть слышно выдохнула Мид.

Сердце громко билось. Она должна научиться играть в его игру, играть столь же легко и естественно, как это делает он. Вот только слишком уж она к нему неравнодушна. Как легко и приятно было бы вернуться назад, в те первые несколько волшебных дней их знакомства, когда они еще только играли в любовь. Джайлзу это удалось. И вдруг она почувствовала, что тоже сможет. Сможет вынести насмешку в его глазах и ответить тем же.

А он сказал:

— Синица в руках лучше, чем журавль в небе, верно? Поэтому закажем еще и пирожные. А пока их принесут, перейдем к самому интересному моменту — так мы помолвлены или нет? Потому что если да, я имею полное право называть тебя «дорогая», да и ты могла бы обращаться ко мне поласковее, не просто «Джайлз». А если нет, почему бы не исправить ситуацию? Кто-нибудь из нас расторгал помолвку? Может, ты? Нет, ты этого не делала, иначе бы не флиртовала со мной, не ходила по ресторанам. И не носила бы траур, считая, что я утонул, верно? Тогда, может, это я расторгнул помолвку? Ну, отвечай!

Она была не в силах смотреть в эти искрящиеся глаза. Ей хотелось смеяться и плакать. Хотелось выплакаться в его объятиях. И она ответила тихим дрожащим голосом:

— Разве наша помолвка… не расторглась сама по себе… когда ты все забыл?

— Конечно, нет! Ведь человек не в силах отменить естественный ход событий, просто забыв о них. Допустим, мы бы поженились, и тут вдруг — бац! — я теряю память и решаю, что мы не женаты. Ну, куда это годится? Ладно… рад, что ты хоть в этом со мной согласна. Мы помолвлены, и точка! И если хочешь, чтобы я перестал называть тебя «дорогая», придется тебе самой разорвать помолвку.

— Или тебе.

— Но с какой стати, дорогая? Мне страшно нравится, что мы помолвлены. Нет уж, если так хочется, разрывай сама. Я кольца тебе не дарил, нет?

— Нет.

— Жадность или нехватка времени? Кстати, когда именно произошла помолвка?

— В день отплытия.

— Как скучно и не артистично! Ни для чего не было времени. Ну, слава Богу, что хоть жадность тут ни при чем. Страшно жаль, что у тебя нет кольца, потому что ты могла бы сорвать его, бросить на стол и крикнуть: «Между нами все кончено!»

И тут они снова рассмеялись.

— Но я же могу и просто сказать: «Между нами все кончено».

— Нет, пока не надо, потерпи хотя бы до кофе. Испортишь все удовольствие. Послушай, у меня идея просто отличная! Вернемся в город, я куплю тебе кольцо, и тогда ты сможешь красиво и эффектно разорвать помолвку. Ну как, согласна?

— Полное безумие, — пробормотала Мид.

— Dulce est desipere in loco . Что в вольном переводе означает: делу время, потехе час. Пошли, черт с ним, с кофе. Он наверняка здесь паршивый. Ну, какое кольцо будем покупать — с изумрудом, сапфиром, бриллиантом, рубином? Что ты предпочитаешь?

Мид расхохоталась уже во весь голос.

— Ну и дурачок же ты, Джайлз!