Глава 19
Каролин в главной роли

Она поведала ему свою историю, сидя у догоравшего костра. Солнце ярко блестело на поверхности реки, но поскольку стояла еще ранняя весна, день был не слишком жарким. Как только она начала свой рассказ, в долине появился незнакомый человек, шагавший по тропе вместе с тремя тяжело дышавшими овчарками. На нем была старая фетровая шляпа, натянутая на самый нос, шерстяная куртка висела на плечах, а рубашка была расстегнута на пару пуговиц. Он держал в руках длинный хлыст и шагал легкой и размашистой походкой человека, который привык к долгой ходьбе и не чувствует усталости. На фоне ослепительно белой речной гальки его руки и лицо казались почти черными. Проходя мимо, он поздоровался с ними одним кивком. Собаки протрусили за ним с деловитым видом, широко разинув пасти и свесив набок языки.

«Наверно, он думает, что спугнул влюбленную парочку, – подумал Аллейн, – а совсем не…»

– …поэтому я была испугана, – продолжала Каролин, когда пастух исчез за поворотом. – А вчера утром между нами произошла еще одна сцена. Господи, неужели это было только вчера – в мой день рожденья! Хейли принес мне подарок. Я сказала ему что-то такое, из-за чего он снова начал кипятиться. Мы сидели у меня в гостиной. Альфи только что ушел. Все его мысли вертелись вокруг праздника, он небрежно поцеловал меня перед уходом и вообще вел себя немного по-хозяйски. Кажется, это разозлило Хейли. Он был раздражен и… как-то демонстративно агрессивен. Начал говорить, что его терпению пришел конец: примерно то же, что говорил всегда, но с особой страстью и решимостью. Жаль, что я не могу объяснить вам это во всех подробностях: если я просто передам его слова, вы не поймете, почему я так уверена в том, что Хейли невиновен. Вы подумаете, что я говорю так только потому, что у меня нет другого выхода.

– Все-таки попробуйте, – предложил Аллейн.

– Давайте я сначала расскажу вам о себе – о том, что я думала и делала, после того как Хейли ушел от меня вчера утром. Начнем с того, что я знала о шампанском. Мой бедный Пух! – Ее голос дрогнул, и на губах появилась слабая улыбка. – Он так старался держать все это в тайне, но не мог удержаться от намеков. Я понимала, что что-то готовится, и вчера утром, войдя в театр через служебный ход, застала их во время репетиции сюрприза. Там были он, Джордж, Гаскойн, Хейли и еще кто-то из рабочих. Эта… ужасная штуковина… Я говорю про шампанское… Наверное, она где-то там висела, но я ее не видела, а на другом конце троса болтался груз. Вернее, там было два груза, и Альфи сказал: «Это слишком тяжело. Один надо убрать». Я понятия не имела, что происходит, и просто следила за происходящим. Они меня не видели. Тед Гаскойн снял один груз, и второй тут же взлетел вверх. Они едва успели его поймать. Было очень забавно смотреть, как они суетятся вокруг троса. Альфи страшно ругался, а я продолжала наблюдать, думая, что потом буду подразнивать его на этот счет. Наконец они нашли нужный противовес – одну большую и тяжелую болванку. Надо сказать, что в первом акте мы использовали три груза. Два отвечали за мачты и трубы яхты, а третий – тот, что побольше, – опускал подъемный мост. Все были покрашены в разные цвета, чтобы легче их различать. Когда ими не пользовались, то оставляли наверху. Я слышала, как они обсуждали все это, стоя на сцене. На самом деле я стояла там недолго, всего пару минут, а потом он – мой муж – обернулся и увидел меня. Я спросила: «Эй, ребята, вы чем тут занимаетесь?» Он сразу напустил на себя таинственный вид, и я поняла, что это как-то связано со мной. Но я не стала говорить, что догадалась, а то он бы жутко расстроился.

Каролин замолчала и сжала губы. Потом подняла руку и крепко прижала ладонь ко рту.

– Постарайтесь успокоиться, – попросил Аллейн.

– Хорошо. Когда за столом я увидела трос, то подумала, что это как-то связано с той возней на сцене. А потом – потом!.. Мистер Аллейн, мне кажется, на минуту я потеряла рассудок. Я видела перед собой только три вещи, так отчетливо и ясно, как это бывает в кошмарных снах. Хейли, раздраженного и злого, вчера утром. Хейли, стоящего на сцене и следящего за тем, как вешают груз. И – то, что случилось потом. Самую последнюю картину. Я отослала его из гримерной, а потом избавилась от Сьюзи. Я решила сама посмотреть, что там и как. Я вернулась к сцене и услышала, как Тед все время повторяет: «Здесь что-то нечисто». Я подумала, он говорит с вами. Голова у меня работала ясно, но это была какая-то бредовая ясность. Я прошла в дальнюю часть сцены, сняла туфли и поднялась по лестнице. Забравшись на верхнюю платформу, я сразу увидела, что груза на крюке нет. Я вспомнила, как легкая болванка взлетела в воздух, и подумала: «Если я повешу ее на крюк, все подумают, что это был несчастный случай. Как будто в спешке после первового акта они повесили легкий груз вместо тяжелого». На сцене внизу было пусто. Я уже хотела приступить к делу, как вдруг услышала, как кто-то поднимается наверх по боковой лестнице. Хейли перед тем как раз ушел со сцены, и я подумала, что это он. Я застыла на месте, пока тот человек…

– Это был я, – вставил Аллейн.

– Вы! Господи, какая же я дурочка! Я думала, это Хейли. Вы ушли, продолжая карабкаться по лестнице. А я двинулась вдоль платформы. Сверху я видела сцену. Тед ушел встречать полицию – я слышала, как он с ними разговаривает. На сцене никого не осталось. Я прицепила легкую болванку – она была намного легче пустой бутылки. Потом спустилась вниз. Тед все еще говорил с детективами. Все перешли на сцену, вы стояли у первого входа. Прячась за задником, я проскользнула в коридор с гримерными. Когда я вошла к себе, Хейли уже был там. Он сказал, что ждал меня здесь, а я ответила, что искала его, и сразу отправила Хейли за Сьюзен, а потом за вами.

– Ну да, – кивнул Аллейн. – Все сходится. А теперь объясните, пожалуйста, что заставило вас передумать. Почему вы так уверены, что он невиновен?

– Наверное, это покажется вам странным, но все дело в тех словах, которые он сказал мне ночью, когда мы вернулись в отель. Он сказал: «Каролин, Альфреда убили. Это не несчастный случай. Кто-то подменил груз». Мы немного помолчали, и он добавил: «Если бы сегодня утром я узнал, что он умрет, то думал бы только о вас и о том, что я могу приобрести. Но сейчас – сейчас я могу думать только о нем». Как только он это сказал, в голове у меня что-то прояснилось. Я даже не могу это описать. Я просто поняла, что он тут ни при чем. И мне стало так стыдно за свои дурные мысли! Он продолжал с грустью говорить об Альфи и о наших первых годах вместе. А уходя, на прощание сказал… – У нее снова сорвался голос, и она нетерпеливо мотнула головой. – Он сказал: «Каролин, вы знаете, что я вас люблю, но теперь я рад, что мы не сделали ему ничего плохого».

Наступило глубокое молчание. Каролин, похоже, целиком ушла в свои мысли. Она выглядела более сосредоточенной, чем раньше, и Аллейн подумал, что, оставшись наедине с собой, Каролин привела мысли в порядок и обдумала то, что собиралась ему сказать. Он почувствовал, что она истощена и эмоционально, и физически.

– Давайте вернемся? – предложил он мягко.

– Сначала ответьте: вы понимаете, почему я так уверена в невиновности Хейли? То, что я вам сказала, имеет хоть какое-то значение?

– Да. Это произвело на меня большое впечатление. Я не сомневаюсь, что вы уверены в правдивости того, что говорите.

– А вы? Вы в этом уверены?

– Не забывайте, что я полицейский. Я считаю очень важным то, что вы сказали, но мне необходимо убедиться в наличии алиби на то время, которое предшествовало праздничному застолью.

– Для Хейли?

– Да, для Хэмблдона.

Аллейн покосился на нее. «Она что, совсем не думает о себе? – подумал он. – Не понимает, о чем я говорю? Или это просто какая-то хитрая игра?»

– Хейли был в своей гримерной, – сообщила Каролин. – Она рядом с моей. Я слышала, как он отпустил костюмера. Нет, нет, постойте! Дайте вспомнить. Вчера на допросе я думала только о том, что было после праздника, а не до. Подождите! Когда он сказал Бобу – своему костюмеру, – что тот может идти, я как раз говорила Минне, моей горничной, что справлюсь без нее. Она помогла мне снять платье, потом вышла в коридор и заговорила там с Бобом. Я крикнула ей, что надо поторапливаться и готовиться к вечеру, и она ушла, кажется, к Сьюзи. Потом – да, я позвала через стенку Хейли, и он мне ответил. Он ответил.

– О чем вы с ним говорили?

– О том, что… Постойте, о чем же мы говорили? Ах да! Я сказала: «Хейли, я только что вспомнила. Я пригласила Вудсов на праздник, но никто этого не знает. Ужасно, правда?» А он ответил: «Не Вудсов, а Форрестов». Я всегда путаю фамилии. Тогда я попросила его сходить и предупредить кого-нибудь насчет Форрестов, он ответил, что сходит, как только снимет грим. Он сказал, что испачкал краской воротник и хочет надеть новый. Нам приходилось почти кричать, чтобы слышать друг друга. Кто-нибудь наверняка нас слышал. Чья гримерная рядом с Хейли?

– Мы это выясним. Продолжайте. Что было дальше?

Она сидела, задумчиво подперев голову руками.

– Дальше? Сейчас подумаю. Боб ходил, насвистывая, по коридору. Я подумала: это в коридоре, значит, не страшно.

– То есть?

– Свистеть в гримерной – плохая примета. Боб стоял где-то возле выхода на сцену: я слышала, как он иногда обращался к рабочим. Я в тот момент еще подумала, что, похоже, он не собирается переодеваться к празднику. Боб – своеобразный человек, он давно у нас работает.

– Да, да, – быстро кивнул Аллейн. – Прошу вас, продолжайте. Расскажите мне все подробно, я хочу увидеть полную картину. Итак, все разошлись по своим комнатам и снимают грим. Боб стоит недалеко от вашей двери, перед выходом на сцену. Вы слышите, как он переговаривается с рабочими. Как долго он там стоял? Можете вспомнить?

Она удивленно посмотрела на него.

– Не знаю. А зачем… Постойте… о господи!

Ее лицо вдруг вспыхнуло волнением и радостью.

– Да, да, я вспомнила! Когда Хейли вышел в коридор, Боб еще был там. Я слышала, как Хейли спрашивал, почему он не идет на сцену. Боб ответил: «Не люблю навязываться, сэр. Мне там не место», – на что Хейли возразил: «Что за глупости, вы все приглашены. Пойдемте со мной, мы вместе сядем за стол». Это очень похоже на Хейли – он всегда внимателен к персоналу, часто общается с рабочими. Но Боб стал отнекиваться, сказал, что подождет Минну. Понимаете, о чем я говорю? Если бы Хейли вышел раньше и вернулся, то Боб бы его увидел, а когда он вышел на самом деле, то попросил Боба идти вместе с ним! Значит, Хейли не собирался лезть наверх. Господи, почему я не вспомнила это раньше!

– Действительно, жаль. Давайте продолжим. Как долго Боб оставался в коридоре?

– Я слышала, как другие разговаривали с ним, проходя мимо. Не помню кто именно. Это было еще до того, как Хейли вышел из гримерной. Не важно. Важно, что Хейли не стал бы просить Боба идти вместе с ним, если бы собирался подняться на колосники. К тому же я уверена, что тогда было уже слишком поздно. Если Хейли мог это сделать, то раньше, но тогда Боб бы его увидел.

– А когда вы сами вышли из гримерной, Боб был еще там?

– Нет. За мной пришли Хейли, Джордж и… Альфи. Мы встретились в коридоре.

– Объясните, пожалуйста, – попросил Аллейн, – почему вы так долго оставались в своей комнате?

В ее взгляде мелькнула тень прежнего лукавства. Он вспомнил эпизод в ночном поезде, когда она подглядывала за ним одним глазом.

– Я хотела прийти последней, – ответила она. – Ведь это была моя вечеринка.

– То есть вы нарочно затянули паузу?

– Разумеется. Я ждала, чтобы Боб ушел. Потом к нему подошла Минна, и я слышала, как они разговаривали в коридоре. Я хотела, чтобы на сцене были все – абсолютно все. – Она задумчиво взглянула на Аллейна. – Наверное, вам покажется странным, что я торчала в этой комнате только для того, чтобы устроить шоу, но я – Каролин Дэйкрес. Хотя вряд ли вы поймете.

– Я все прекрасно понимаю, – с неожиданной досадой воскликнул Аллейн, – но неужели вы не видите, что я пытаюсь обеспечить алиби для вас!

– Для меня? – Она невольно ахнула. Потом обескураженно пробормотала: – Ну да, конечно. Я совсем забыла, что нужно бояться за себя.

– Надеюсь, что вам нечего бояться. В любом случае мне нужно срочно поговорить с Бобом. Давайте собираться – мы возвращаемся.

Он встал и протянул ей руку.

Она оперлась на нее и легко вскочила на ноги. На секунду они замерли лицом друг к другу, держась за руки, словно двое влюбленных. Ее пальцы крепче сжали его руку.

Он подумал: «Черт! Как же она хороша».

Каролин сказала:

– Я хочу только одного, мистер Аллейн: чтобы вы поскорее сняли с нас все подозрения и я смогла предаться своей скорби.

– Я знаю.

– Все это так странно. Я все время думаю: «Вот придет Пух и подскажет мне, как решить эту проблему!» Мой разум признает потерю, а сердце – нет. Наверное, это звучит слишком пафосно, но я не могу подобрать других слов.

– Да, я понимаю.

Она все еще держала его за руку.

– Знаете, в такие минуты, когда переживаешь сильный шок, начинаешь открыто выражать свои чувства и мысли. Сейчас я чувствую – сама не знаю почему, – что мы с вами друзья.

– Конечно.

Она мягко улыбнулась и убрала руку.

– Ну что ж, идемте. Давайте вернемся – ко всему этому.

Он собрал корзину и ковер, и они вместе направились к машине под затихающий шум реки. Солнце уже касалось кромки холма, маленькую долину быстро заполняла тень. Каролин остановилась и посмотрела назад.

– Какое чудесное место, – вздохнула она. – Несмотря ни на что, я буду вспоминать его с радостью. Его словно не коснулся весь этот ужас.

– Да, – согласился Аллейн, – оно как будто из другого мира. Хотя мы здесь чужаки, но чувствуем себя как дома, правда?

– Правда. Здесь очень спокойно.

– Вы сильно устали?

– Боюсь, что да.

– Всю ночь не спали?

– Да.

Они сели в машину, пропахшую кожей и бензином, и выбрались с проселочной дороги на шоссе.

По дороге домой оба молчали. Аллейн думал про себя: «Да, я ей верю. Верю ее рассказу. Верю тому, что она чувствует так, как говорит: легкое дружеское расположение ко мне, не больше. Заметила ли она, как сильно меня потянуло к ней в эти несколько мгновений, или пыталась очаровать меня – по привычке? Любит ли она Хэмблдона? Возможно».

Он заставил себя выбросить из головы эти мысли и думать о деле. Если то, что она сказала о Бобе, правда, и если Боб окажется неглупым парнем, они смогут составить гораздо более точное представление о передвижениях актеров, чем рассчитывали раньше. Вернувшись домой, он еще раз внимательно рассмотрит план театра. Впрочем, Аллейн почти не сомневался, что единственный путь из гримерных на сцену идет через коридор, а значит, любой, кто попытался бы залезть по лестнице на колосники, должен был пройти мимо Боба, стоявшего посреди узкого прохода. Если бы только Боб вспомнил, как долго он там стоял!

Они догнали пастуха, ехавшего верхом на тощей кляче вдоль обочины. Три одышливых овчарки бежали рядом с ним в тени лошади. Мужчина снова одарил их скупым кивком и поднял руку. Холмы кружились вокруг шоссе, прячась друг за друга. На веранде обветшалой хижины промелькнула компания маори, весело помахавших им рукой. Они обогнали пару машин, еще несколько автомобилей пролетело им навстречу. Дома у шоссе теснились все плотнее, и вскоре с кромки последнего холма открылся вид на Миддлтон.

– Почти приехали, – обронил Аллейн, нарушив долгое молчание.

Актриса не ответила. Он повернулся к ней. Каролин сидела, свесив голову, как китайский мандарин, и кивала в такт мерно качавшейся машине. Она спала. На следующем повороте ее качнуло в его сторону. Он сдвинул брови и левой рукой прижал ее к своему плечу. Она так и не проснулась до тех пор, пока машина не остановилась у гостиницы.