Глава 14
Вариации на тему полицейского свистка
Брендон Вернон был стар не по годам. Как и многие актеры средних лет, он раньше времени приобрел глубокие морщины и складки вокруг носа и глаз, с беспощадной резкостью избороздившие лицо. Сизая щетина легким морозцем покрывала его бледный подбородок, а глаза, хотя и выражали насмешливую дерзость, были усталыми и тусклыми. Но как только он начинал говорить, все тут же забывали про его возраст, потому что голос у него был необыкновенный: сильный, чистый и очень выразительный. Вернон – из актеров старой школы, которых теперь можно встретить разве что в лондонском Уэст-Энде. Эти люди все еще верят в то, что голос можно использовать как инструмент, в любой роли прекрасно держатся на сцене и умеют говорить без лишней аффектации.
– Поздравляю, инспектор, – обратился он к Аллейну, – вы умеете держать интригу. Какая роль и какой эффектный выход!
– По правде говоря, меня это здорово смущает, мистер Вернон, – признался Аллейн. – Садитесь, прошу вас. Хотите сигарету?
– Я воспользуюсь «своей пустышкой», если вы не против. – Вернон достал трубку и кисет. – Какое счастье, – продолжал он, – что вы вызволили меня из гардеробной. Этот вздорный юнец дуется, как ребенок, а его напарник разговорчив настолько же, насколько разговорчива вареная морковь. Скукотища.
Он набил трубку и сунул ее в рот.
– Простите, что пришлось так долго ждать, – отозвался Аллейн.
– Не извиняйтесь. Обычное дело. Актеры полжизни проводят в ожидании. Скверная вышла история. Альфреда убили?
– Похоже, что так.
– Хм, – пробурчал Вернон. – Интересно, почему.
– Честно говоря, нам тоже.
– А мы, значит, все подозреваемые? Столько раз играл в криминальных драмах, но не думал, что придется столкнуться с этим в жизни. Думаю, вы хотите знать, что я делал до и после преступления?
– В общем, да, – с улыбкой подтвердил Аллейн.
– Тогда вперед, – сказал Вернон.
Аллейн задал ему несколько стандартных вопросов. Актер подтвердил то, что рассказали до него Ливерсидж и Бродхед. По окончании спектакля и сразу после трагедии он отправился прямо в гримерную, где к нему присоединились коллеги.
– Не знаю, можно ли это назвать алиби, – заключил он, посмотрев на Уэйда. – Если да, то, наверное, у меня все шансы оказаться невиновным.
– Так говорят детективные учебники, – кивнул Аллейн, – а уж они разбираются в таких вещах. Судя по тому, что я услышал, у вас железное алиби.
Вернон скорчил гримасу:
– Ну нет. Расслабляться не надо.
– Вы давно работаете в «Инкорпорейтед Плэйхаус», не так ли, мистер Вернон?
– Дайте вспомнить. Я начал в «Двойном стуке» еще на старой сцене. – Он задумался. – Десять лет. Десять лет в фирме. Большой срок для одного ангажемента.
– Наверное, вы самый старший член труппы?
– Пожалуй. Есть еще Сьюзи, но пару лет назад она уходила от нас в «Крысу и бобра».
– Да, я помню. Значит, вы хорошо знали мистера Мейера?
– Еще бы. Так же, как любой актер знает своего антрепренера. То есть очень хорошо с одной стороны и совсем плохо – с другой.
– Он вам нравился?
– Нравился? Да. Он был честным. Не врал актерам. Не обещал золотых гор – да и где их теперь возьмешь, – но платил хорошие деньги.
– Мистер Вернон, вам известны какие-либо инциденты в прошлом или настоящем, которые могут пролить свет на это дело?
– Нет.
– Вы считаете, что с фирмой все в порядке? В финансовом смысле?
– Думаю, да, – ответил Вернон. В его голосе послышалась легкая настороженность.
– Никаких сомнений?
– Слухи всегда есть. Я слышал, что несколько трупп, с которыми он работал, провалили гастроли. После этого он ввел почасовую оплату. И фирма чуть не обанкротилась. Но, насколько я знаю, он благополучно пережил и этот, и пару других похожих эпизодов.
– У мистера Мейера не было других деловых интересов, кроме этой фирмы?
– Понятия не имею. Спросите у Джорджа Мэйсона. Альфред был очень хорошим бизнесменом и не любил светских развлечений, так же, как и Каролин. Они жили очень тихо. Их интересовал только театр. Думаю, Альфред прикопил кое-что. Это только догадка, конечно.
– Понимаю. Так или иначе, скоро все выяснится.
– Меня удивляет, мистер Аллейн, кому вообще понадобилось убивать Альфреда Мейера. Уж точно не актерам. В нашем деле не так легко заработать, чтобы мы могли позволить себе убивать администраторов. – Он немного помолчал и пожал плечами. – Возможно, – добавил он, – кого-то могла навести на мысль эта история в театре.
– Какая история? – быстро спросил Аллейн.
– Та, что случилась в пятницу утром, когда мы сюда приехали. Вы не слышали? Один из рабочих сидел на колосниках и вешал груз на мачту. А старший механик и Тед Гаскойн стояли на сцене и о чем-то спорили. И вдруг тот парень наверху что-то накосячил и уронил груз. Тот грохнулся прямо между ними и проломил пол. Тед Гаскойн минут десять орал на беднягу, а Фред – старший механик – чуть не съел его живьем. Мы все сбежались поглазеть. Зрелище, доложу вам, было не для слабонервных. Стоят оба с белыми лицами и вопят как ненормальные.
– Ничего себе! – поддакнул Аллейн.
– Да. Попади он в кого-нибудь – уложил бы на месте. Огромная штуковина вроде свинцовой болванки – и тяжелая, как…
– Как жеробоам с шампанским, – подхватил Аллейн. – Потом ее использовали в качестве противовеса для бутыли.
– Неужели! – воскликнул Вернон.
– Вы знаете, как был устроен механизм с бутылкой?
– Я слышал, как старина Альфред распространялся на эту тему, но особо не вникал.
– А о том, что та болванка рухнула, знали все?
– Еще бы. Грохнуло на весь театр. Здание тряхнуло. Джордж прибежал из офиса, Вэл выскочила из гримерной в одних трусиках. Австралийцы чуть не бросили работу и не сбежали в Сидней. Все только об этом и судачили.
– Ясно, – кивнул Аллейн. Он обратился к Уэйду: – Хотите задать какой-нибудь вопрос мистеру Вернону, инспектор?
– Даже не знаю, что еще можно спросить, сэр, – добродушно отозвался Уэйд. – Однако… Мистер Вернон, раз уж вы так долго работали в компании, может, дадите нам, так сказать, домашний взгляд на всю эту историю?
Актер медленно повернулся в кресле и без особого энтузиазма взглянул на Уэйда.
– Боюсь, я не совсем уловил вашу мысль, – произнес он.
– Ну, вы же понимаете, мистер Вернон, что нам все равно придется наводить справки. Так сказать, совать свой нос в чужие дела. Такая уж у нас работа. Нам это нравится не больше, чем другим, но это наш долг. Например, можете ли вы описать нам семейную жизнь мистера и миссис Мейер: были ли они счастливой парой и все такое?
– Я понимаю большинство слов, если в них не больше двух слогов, и отлично вижу, к чему вы клоните, – ответил Вернон. – Да, я могу.
– И вас это не смущает?
– Нисколько.
– Прекрасно, сэр. Честный и прямой ответ. Значит, все эти разговоры насчет нее и мистера Хэмблдона – не просто слухи?
– Какие разговоры? И кто это говорит?
– Не волнуйтесь, мистер Вернон. Мы все сохраним в тайне.
– На что, черт возьми, вы намекаете? Что сохраните в тайне? Кто вам сказал про мисс Дэйкрес и мистера Хэмблдона?
– Ваши вопросы не совсем уместны, сэр. Мы просто хотим узнать…
– Если вы об этом жалком комедиантишке, – перебил Вернон, сердито глядя на Уэйда, – то имейте в виду: верить ему можно не больше, чем вонючему клопу. Грязное и мерзкое создание этот мистер Сент-Джон Акройд, урожденный Альберт Биггс, гнусный лжец и пустозвон! А уж актер и вовсе никудышный!
– Урожденный Альберт Биггс? – пробормотал Аллейн.
– Именно. И чем скорее он уберется обратно в свою парикмахерскую в Сент-Хеленс, тем лучше.
– Судя по всему, – спокойно заметил инспектор, – он уже рассказал вам о той беседе, которую подслушал у себя в гримерной.
– О, да! – ответил Вернон с подчеркнутой иронией, которую Аллейн уже не раз подмечал в актерской речи. – Да. Выложил мне все при первом же удобном случае. Мистер Акройд не упустит возможности покопаться в чужом белье, можете не сомневаться.
Аллейн улыбнулся:
– То есть это не более чем сплетня?
– Я не знаю, что сказал вам Акройд, но готов поклясться чем угодно, что Каролин Дэйкрес не стала бы крутить роман на стороне. Хейли мог ею увлечься, не спорю. И вполне возможно, он наговорил лишнего. Про это я ничего не знаю, но с ее стороны… Нет, не верю. Она из тех редких женщин, что умеют хранить верность.
С этими словами Вернон надул щеки и испустил тяжелый вздох.
– Именно это мы и хотели услышать, – вставил Уэйд. – Ваше мнение, сэр, не более того.
– Вы его услышали. И точно такого же мнения я обо всем, что мог наплести вам Акройд, включая грязные истории про Джорджа Мэйсона. Что-нибудь еще?
– В ближайшее время мы вызовем вас в участок для подписи ваших показаний, сэр.
– Понятно.
– На этом пока все.
– А наш комедиант уже подписал свою милую болтовню?
– Еще нет.
– Еще нет! Но он ее подпишет, будьте уверены, – с горечью заметил Вернон. Он встал и пожал руку Аллейну. – Я рад, что вы здесь, мистер Аллейн. Побреду-ка в свой «второй дом». Кровать там какая-то кривая и горбатая, и я все время скатываюсь. А матрац, кажется, набит теми печеными яблоками, которые все время готовит хозяйка. А вы говорите – противовес! Матфей, Иоанн и Марк с Лукой – благословите мой покой. Спокойной ночи. Спокойной ночи, инспектор Уэйд.
– Как называется ваш отель, сэр?
– «Уэндерби», инспектор. Тот еще борделло.
– Мне всегда говорили, что там очень уютно, – возразил Уэйд с обидчивостью провинциала. – А хозяйка…
– «Чмокни хозяйскую дочку, дружок, не то не получишь мой пирожок», – неожиданно пропел Вернон хриплым басом. – «Мой пирожок, мой пирожок, да, не получишь мой пирожок!»
Он высоко поднял брови, задрал воротник плаща, сдвинул шляпу набекрень и вышел в дверь.
– Паренек спятил, – с неприязнью буркнул Уэйд.
– Он превосходен, Уэйд. Настоящий актер старой школы. Теперь таких не делают.
– Сначала скорбит об убитом, а через две минуты уже валяет дурака. И отели у нас, между прочим, ничуть не хуже, чем в любом другом городе, – проворчал Уэйд. – Что он там сказал про «борделло»?
– Вероятно, это театральное жаргонное словечко, выражающее небрежное и легкомысленное отношение к хозяйке заведения.
– Он спятил, – повторил Уэйд. – Тащите сюда малыша, Касс. Молодого Палмера.
Когда Касс ушел, Уэйд встал и начал расхаживать по комнате.
– Холодновато, – пробормотал он.
Действительно, в помещении было холодно и душно. Огонь в камине погас, и тепла электронагревателя не хватало, чтобы справиться с ночным ветерком, задувавшим в дверную щель и плохо пригнанные рамы. Стены были пропитаны табачным дымом, смешанным с неуловимым, но въедливым запахом ветхости и пыли. Где-то снаружи в спящем городе пробило два часа.
– Ого! – невольно вырвалось у Аллейна.
– Хотите пойти домой, сэр? – спросил Уэйд.
– Нет, нет.
– Без проблем. Скажите, сэр… У вас есть какие-нибудь версии? Так, по свежим следам?
– Наверное, проще перечислить то, что мы можем вычеркнуть.
– Ну, хотя бы так.
Аллейн ответил не сразу, поэтому Уэйд заговорил первым:
– Я составил список всех, кто проходит по этому делу. Старушка мисс Макс. Ни мотива, ни возможности. Этот полоумный клоун, который тут сейчас сидел, Брендон Вернон. То же самое. Гаскойн, помощник режиссера. То же самое, судя по тому, что говорят свидетели. Тот забавный паренек, Сент-Джон Акройд, он же Биггс, если верить Вернону. Не в меру любопытный, но на убийцу не похож. К тому же мы знаем о всех его передвижениях. Девчонка Гэйнс. Можно, конечно, предположить, что, если у нее роман с Ливерсиджем, а Мейер собирался выгнать его из труппы, то мотив для преступления был, но… Я с трудом представляю себе, чтобы эта безмозглая шлюшка лазала по галереям и перевешивала грузы. А вы?
– Невероятная картина, – согласился Аллейн.
– Именно. Дальше становится интересней. Хэмблдон. Посмотрим на мистера Хейли Хэмблдона. Он потерял голову из-за женщины. Все твердят об этом в один голос. Причем продолжается это уже довольно долго. Если Акройд не соврал, Дэйкрес пообещала выйти за него замуж, но только в том случае, если Мейер будет мертв. Это мотив. Теперь насчет возможности. Хэмблдон мог забраться наверх после спектакля и снять груз. Он говорит, что пошел прямо в гримерную, чтобы смыть грим. Но при этом он отослал из комнаты гримера, после чего вполне мог вернуться на сцену, подняться по лестнице и сделать дело. После убийства он проводил Дэйкрес до ее гримерной. Она сказала, что хочет побыть одна, а через какое-то время послала за ним. В этом промежутке ничто не мешало ему залезть наверх и повесить груз обратно. Ведь так?
– Да, – ответил Аллейн.
– Теперь Каролин Дэйкрес. Тот же мотив. И та же возможность. Она последней пришла на вечеринку и попросила оставить ее одну после убийства. Не знаю, насколько хорошо она разбирается в подобных механизмах, но…
– Не стоит забывать, – вставил Аллейн, – что она была единственным членом труппы, который не знал про сюрприз с шампанским.
– Да, верно. Если только кто-нибудь не проболтался. Хм… Ладно, с ней все. Джордж Мэйсон. Мотив – он получает всю компанию, если она, конечно, чего-то стоит. С возможностью немного хуже. До начала спектакля он сидел в своем кабинете. Вахтер помнит, как Мэйсон выбежал оттуда и предупредил о прибытии гостей, а потом вернулся обратно. Те Покиха тоже видел его там. Вы запомнили, как он выходил из кабинета после вашего приезда. Чтобы попасть на сцену, ему пришлось бы пройти мимо вахтера и оказаться у всех на виду.
– В театре нет служебного прохода между сценой и зрительным залом?
– Что? Нет. Прохода нет. Короче, я не вижу, как он мог это сделать. После убийства Мэйсон ушел вместе с Те Покиха, а я, проходя мимо двери, видел его в кабинете. Мы еще уточним, когда от него ушел Те Покиха, но, похоже, эта версия маловероятна.
– Абсолютно невероятна, Уэйд.
– Пожалуй, – согласился Уэйд. – Перейдем к молодому Кортни Бродхеду. Если он украл деньги, а Мейер об этом знал, то мотив налицо. Если он соврал, что деньги ему одолжил Мейер, и боялся, что его ложь раскроется, – еще один мотив. Плюс эта истории в поезде…
– Нужно помнить, – заметил Аллейн, – что попытка покушения в поезде произошла раньше, чем мисс Гэйнс обнаружила пропажу денег.
– Черт! – воскликнул Уэйд. – Ладно, значит, это не проходит. Дальше – Ливерсидж. Мотив. Если он взял деньги, и Мейер об этом знал, а он знал, что Мейер знает, – тогда все сходится. Возможность. Оба раза он последним уходил со сцены. Значит, он мог. Вот, пожалуй, все, что я об этом думаю. А вы?
– А я, – подхватил Аллейн, – «скорблю, как вы, в душе любовь храня». Вам не кажется, что мистер Палмер немного задерживается?
Не успел он задать этот вопрос, как во дворе послышался страшный грохот. Внизу раздался топот ног, потом чей-то вскрик, удар и поток отборной брани.
Аллейн и Уэйд одновременно кинулись к двери, распахнули ее настежь и выскочили во двор. Над мокрой мостовой и крышами сияла полная луна, бросая яркий свет на могучую спину сержанта Касса. Голова и плечи полисмена скрывались в тени, и озадаченным детективам показалось, что он пытается вытащить свой череп из кирпичной стены, за которой находилась велосипедная стоянка. В то же время сержант со всей силы колотил ногами по земле, точно дворовый пес, раскапывающий яму, и из-под его подошв с шумом летели камешки и глина.
– Эй! – закричал Уэйд. – Что тут происходит?
– Ловите его! – отозвался Касс странно приглушенным голосом и еще быстрей заработал ногами. – Держите этого чертова… Этого… Вытащите меня! О господи! Вытащите меня отсюда!
Аллейн и Уэйд бросились к обезумевшему сержанту. Уэйд включил фонарь, и в луче его света они наконец увидели, в какую ловушку угодил Касс. Его голова и огромные плечи застряли в узком проходе между велостоянкой и соседним магазином. Полицейский шлем сполз со лба и закрыл ему лицо, словно металлическая маска, а толстые руки оказались плотно прижаты к бокам. Он не мог протиснуться ни вперед, ни назад и уже начал задыхаться.
– Вытащите меня, – взмолился он. – Нет, оставьте. Бегите за ним. Бегите за… О боже, вытащите меня!
– Бежать за кем? – спросил Уэйд. – Что за балаган вы устроили, сержант Касс?
– Ничего я не устроил, мистер Уэйд. Просто чертов юнец рванул за угол, а я не смог пролезть в эту щель. Он, наверное, уже давно удрал.
– Господи, ну вы и олух, Касс, – с сердцем воскликнул Уэйд. – Просто поверить не могу!
Он схватил сержанта за ремень и повернулся к Аллейну.
– Можете мне помочь, сэр?
Аллейн уже внутренне трясся от гомерического хохота, но сумел взять себя в руки, внимательней оглядел пленника и, покопавшись в деревянном сарайчике, нашел длинное бревно, которое они зажали между двумя стенами, чтобы немного ослабить их нажим. Касса, багрового и потного, извлекли наружу. Аллейн тут же скользнул в проход и повернул за угол сарайчика. Там оказалась еще одна дорожка, уводившая назад к театру. Он помчался дальше между каким-то ветхим заборчиком и кирпичной стеной реквизиторской. Дорожка привела его на задворки театра, миновала закрытую дверь и наконец вышла к узкой улочке. Здесь Аллейн остановился. Позади, на театральном дворике, послышался звук полицейского свистка. Улочка была абсолютно пустой, но через несколько секунд в ее дальнем конце появился полицейский. Аллейн окликнул его, и полисмен бросился к нему бегом.
– Что случилось? Кто свистел?
– Инспектор Уэйд и сержант Касс, – объяснил Аллейн. – Они там, во дворе театра. Скажите, мимо вас не проходил молодой человек в вечернем костюме?
– Да, только что. Свернул за угол. А в чем дело?
– Он от нас сбежал. Куда он направился?
– К отелю «Миддлтон». Постойте, сэр, а вы кто такой? Что вы тут делаете?
– Спросите Уэйда, – ответил Аллейн.
Инспектор аккуратно обогнул констебля и помчался дальше.
Вскоре он выбрался на главную улицу. Впереди появилось знакомое здание отеля. Через три минуты он уже расспрашивал ночного портье.
– Мистер Гордон Палмер уже вернулся?
– Да, сэр. Пришел минуту назад и поднялся к себе, в пятьдесят первый номер. Что-то не так, сэр? – спросил портье, глядя на испачканную рубашку детектива.
– Нет, все в порядке. Я последую его примеру.
Он оставил удивленного служащего за конторкой и взбежал по лестнице. Пятьдесят первый был на третьем этаже. Аллейн постучал в дверь. Никто не ответил, поэтому он вошел внутрь и включил свет.
Гордон Палмер сидел на краю кровати. На нем был вечерний костюм. В руках он держал бокал.
– Пьете в темноте? – спросил Аллейн.
Гордон пару раз открыл рот, но не смог выдавить из себя ни слова.
– По правде говоря, – добавил Аллейн, – вы ведете себя на редкость глупо. Хотите, чтобы вас посадили за решетку?
– Убирайтесь к черту.
– С удовольствием. От вас разит виски, и выглядите вы отвратительно. Но сначала послушайте, что я скажу. Как вы уже знаете, я инспектор Скотленд-Ярда. В рамках расследования мне придется заниматься разными вещами, связанными с этим делом. В том числе – написать письмо вашему отцу. Что именно я в нем скажу, будет зависеть от нашего завтрашнего разговора. Сейчас слишком поздно, и у нас нет времени для беседы. Поэтому пока я просто запру вас в комнате и дам как следует подумать. Имейте в виду, что от вашего окна до мостовой не меньше пятидесяти футов. Спокойной ночи.
