Сноб-убийца
Глава 1
Одним из вечных сюжетов, переходящих из поколения в поколение, остается история о беспутном аристократе и прекрасной девушке из народа. Причем девушку, выражаясь современным языком, убирают, как только она надоест. По этой причине, когда подобное происшествие случилось в наши дни в Лондоне, весь мир сразу заинтересовался. Иностранцы ошибочно расценили событие как испытание для британского правосудия.
Правда заключается в том, что на каждого человека, слышавшего о графе Брендоне, приходилось не меньше тысячи тех, кто видел и успел полюбить или, напротив, осудить Нелли Хайд. Она и вправду была дочерью поденного рабочего, в то время как Брендон действительно родовитый аристократ, хотя и абсолютно нераспутный.
В то время когда скандал разгорелся в полную силу, сэр Джеймс Харидж из Скотленд-Ярда оказался почетным гостем на ленче клуба «Ротари». Свою заурядную речь он произнес, вовсе не подозревая, что убийство Нелли Хайд придало его милым банальностям потрясающую силу и острую актуальность. Сэр Джеймс заявил, что в настоящее время не бывает нераскрытых убийств, хотя постановления судей порой не позволяют вынести преступнику обвинительный приговор. Один прямолинейный торговец хлопком тут же спросил:
– Означает ли это, что судьи выносят постановления в пользу подозреваемых, если они близки к судебным кругам? Я имею в виду – поскольку случай особый, – не препятствует ли что-то осуществлению правосудия в отношении лорда Брендона за убийство бедной Нелли Хайд? Иностранцы считают нас снобами. Хотелось бы узнать, справедливо ли подобное мнение, когда речь идет о явном преступлении?
В зале поднялся шум. Торговца хлопком изгнали из клуба за оскорбление почетного гостя. Более того, торжественный ленч клуба «Ротари» хоть и является событием закрытым и привилегированным, по закону остается общественным собранием. Лорд Брендон немедленно подал иск о клевете, потребовав возмещения морального ущерба в размере одного фартинга и извинений или пятьдесят тысяч фунтов в пользу фонда помощи актерам. Униженный исключением из клуба, самолюбивый торговец хлопком в свою очередь потребовал немедленного восстановления в правах. Вопреки совету адвоката, он отказался признать клевету и извиниться, а вместо этого заявил, что добьется подтверждения собственной правоты. Проще говоря, борец за социальную справедливость фактически заключил пари на пятьдесят тысяч фунтов и заявил, что докажет виновность лорда Брендона.
В своей речи адвокат ответчика обратился к известным фактам убийства. Нелли Хайд была найдена мертвой в своей квартире в Вестминстере – в холле, возле входной двери. Ее задушили проволокой, на которой в гостиной висела картина. Драгоценности Брендона, временно находившиеся в распоряжении убитой, исчезли, что послужило основанием считать мотивом преступления ограбление. Тело обнаружила горничная, придя на работу в одиннадцать утра. Смерть наступила за восемь-двенадцать часов до этого.
– От моего клиента не требуется доказывать, что лорд Брендон действительно убил эту женщину, – пояснил адвокат. – Ему необходимо доказать, что любой разумный человек должен сделать следующий логический вывод: лорд Брендон удушил Нелли Хайд с помощью проволоки от картины – вещественное доказательство номер три – и собственноручно изъял фамильные драгоценности с целью поддержать версию ограбления и убийства неизвестным лицом или группой неизвестных лиц.
Формальный допрос показал, что в течение трех лет лорд Брендон являлся любовником покойной; что шестого декабря 1928 года, то есть за четыре дня до убийства, он объявил о грядущей свадьбе – как устно, так и в виде публикации сообщения в газете «Таймс».
Затем последовал перекрестный допрос, примечательный тем, что каждый данный графом ответ полностью соответствовал истине.
– Лорд Брендон, напомню о свидетельстве, представленном вами на коронерском суде. Вы передали мисс Хайд фамильные украшения. Они были на ней в тот момент, когда в одиннадцать вечера десятого декабря она вернулась в свою квартиру, но в одиннадцать тридцать, когда вы вместе ужинали с герцогом Мейсборо, украшений уже не было. Около полуночи вы покинули квартиру вместе с герцогом. Смогли бы вы отлучиться из гостиной на пару минут без ведома герцога, чтобы забрать драгоценности?
– О да! Я знал, где они хранились.
– А была ли возможность в то же самое время создать в спальне беспорядок, чтобы показать, что вор действовал в спешке?
– Полагаю, это вполне возможно.
– Благодарю вас, лорд Брендон. Относительно украшений больше вопросов нет. Перейдем к картине. В своих свидетельских показаниях вы заявили, что, после того как картина упала со стены, вы собственноручно выдернули из рамы проволоку. Зачем?
– Проволока торчала так неловко, что дядюшка даже споткнулся, поэтому я вытащил вторую скобу и свернул проволоку. Не помню, что я с ней сделал.
В ответ на вопрос граф признал, что мог бы незаметно для других положить проволоку в карман.
В глазах публики торговец хлопком уже выиграл свое дело, однако адвокат, предвидя возможные препятствия, продолжил допрос:
– Вы являетесь капитаном лейб-гвардии его величества с отличным послужным списком, не так ли?
– Да, я офицер лейб-гвардейского полка, в звании капитана.
– Прав ли я, полагая, что согласно установленному правилу после женитьбы на Нелли Хайд, ныне покойной, вам пришлось бы оставить прославленный полк?
– Да.
– Далее: если бы бракосочетание состоялось, – продолжил развивать свою мысль адвокат, – вы бы лишились годового дохода в двадцать тысяч фунтов?
– Да.
– А теперь, лорд Брендон, я задам вопрос, на который, как, несомненно, укажет ваш адвокат, вы можете не отвечать, если не хотите. – Последовала значительная пауза. – Лорд Брендон, действительно ли вы собирались жениться на Нелли Хайд?
Это один из тех вопросов, на которые мы теперь можем ответить лучше, чем сам лорд Брендон, в том случае, если сумеем отвлечься от мысли о беспутном аристократе.
Глава 2
Генри Ашуин, одиннадцатый граф Брендон (не станем перечислять его шотландские, ирландские и континентальные титулы), представлял собой типичный образец мужчины, существующий в любой стране. Классовым сознанием он обладал исключительно в той мере, в какой признавал необходимость общественной дисциплины для себя, не требуя того же от людей, не входящих в его круг.
В семнадцать лет, являясь членом крошечного сообщества старшеклассников, которые диктовали правила жизни в Итоне, он пренебрежительно отнесся к императору Германии, когда в 1911 году, во время коронационного визита, тот посетил знаменитую школу. Порицаний со стороны руководства Генри не боялся – их и не было. Все, включая самого кайзера, знали, что юноша действовал в рамках правил своего класса, нарушить которые не имел ни малейшей возможности. В начале войны 1914–1918 годов Генри, тогда студент университета, получил звание гвардейского кадета. После окончания учебы звание было подтверждено, и это, выражаясь гражданским языком, означало, что человек способен держать рот на замке даже в самых критических обстоятельствах: в условиях голода и жажды, издевательств со стороны сержантского состава и оскорблений со стороны офицеров. По прошествии четырех лет военной службы звание стало постоянным – немалая честь для двадцатипятилетнего молодого человека.
Поместье Брендонов находилось на западе страны и по площади вчетверо превосходило Лондон. В руках толкового управляющего доходы процветающего хозяйства успешно покрывали расходы. Поместье предназначалось в наследство старшему сыну, так же как семейные драгоценности, однако другое поместье оставалось свободным от наследования, и в свое время отец Генри продал его вместе с месторождениями угля и руды. После уплаты налогов Генри получил в свое распоряжение ежегодный доход в двадцать тысяч фунтов, выплачиваемый по усмотрению доверенного лица, коим был его дядя, герцог Мейсборо. Нелишне заметить, что Генри также считался наследником герцогства Мейсборо.
С Нелли Хайд граф Брендон познакомился в 1925 году, через три года после начала ее выступлений в мюзик-холлах в качестве комедийной актрисы. Хорошенькая, хотя далеко не красавица, Нелли представляла собой одну из редких личностей, в полной мере воплощавших гений простонародья. Ее вульгарность, почти лишенная непристойности, имела оттенок одухотворенности. В 1924 году, выступая в парламенте с речью по вопросу подготовки бюджета, министр финансов процитировал один из успешных номеров мисс Хайд под названием «Никогда не храни деньги на каминной полке».
Решив принять ухаживания лорда Брендона, Нелли отправила в отставку всех остальных любовников и сняла на собственное имя квартиру в Вестминстере, где граф мог чувствовать себя как дома.
Служба офицера лейб-гвардии доставляла неудобства лишь три месяца в году, так что молодые люди много времени проводили вместе. Отношения были свободными от корысти. Генри дарил подруге обычные подарки, а когда замечал валявшийся на видном месте счет, немедленно его оплачивал. Нелли не обращала внимания на подобные мелочи, поскольку располагала значительным доходом и отличалась небрежностью в денежных вопросах.
Каждый уважал образ жизни другого и до определенной степени восхищался его положением в обществе. Комнату, которую занимал в квартире Генри, украшали многочисленные сценические фотографии Нелли. Та в свою очередь заявила права на общую территорию и украсила стену гостиной картиной, написанной с фотографии лорда Брендона в момент церемонии формального вступления во владение собственностью.
Мисс Хайд отказывалась оплачивать работу художника до тех пор, пока тот не довел образ до мгновенного и полного узнавания.
Кризис разразился во время ленча. В последнее время Нелли заметно нервничала. Звуковые фильмы Голливуда составили мощную конкуренцию привычным развлечениям и практически уничтожили мюзик-холлы. Дополнительным оскорблением стало предложение выступать между сеансами.
Генри предупредил, что в следующее воскресенье его не будет дома, и добавил:
– В пятницу вечером на неделю уезжаю с дядей в деревню. Хотим провести три дня на охоте.
– Охота на лис! В красных сюртуках с золотыми пуговицами и в черных цилиндрах! Или так одеваются только слуги? Да, кстати! Хотела сказать еще вчера, но что-то отвлекло – скорее всего ты! Так вот, дорогой: страшно сожалею и все такое прочее, но придется пожениться.
– Нам с тобой? Зачем? С какой стати?
– Догадайся сам, глупый! Иначе я бы так не спешила. Но можешь не напрягаться. Вовсе не мечтаю стать леди Траляля. Ничего такого не нужно. Имя Нелли Хайд вполне меня устраивает. Помяни мое слово: этот кинематограф надолго не задержится, так что можно будет жить как живем. Если родится девочка, оставлю ее у себя, а если мальчик – отдам тебе. Воспитаешь сына настоящим джентльменом, выберешь подходящий колледж и все прочее, что пожелаешь. Так будет честно, потому что тебя это касается в той же мере, что и меня. – Генри многословием не отличался, так что в ответ на новость лишь что-то невнятно проворчал, а Нелли продолжала без умолку болтать: – Таковы условия сделки – запомни, и я готова честно выполнить свои обязательства. Насчет моих родственников не беспокойся: родственников в обычном понимании у меня нет. Остался только бедный папочка, да и тот вот уже двадцать лет не выходит из дурдома, как когда-то его отец.
– Что еще за дурдом, черт возьми?
– Лечебница для психов, разумеется! Можно подумать, не знаешь! И не забывай жевать, а не то подавишься.
Генри откинулся на спинку стула и, не вставая, зажег сигарету. В официальном отчете, осевшем в департаменте нераскрытых дел после долгих скитаний по кабинетам, этой сигарете посвящено четыре страницы. Первая содержит анализ привычек графа и доказывает, что курил он исключительно за чашкой кофе и после ванны. Три остальные развивают версию о том, что решение об убийстве Нелли было принято как раз во время молчаливого курения сигареты в нетипичных обстоятельствах. Впрочем, данная версия не учитывает того факта, что Генри не мог предвидеть последовательности событий, связанных с неожиданно упавшей со стены картиной. Нарушив воцарившееся молчание, Нелли спросила:
– Как ты собираешься поступить, дорогой? Теперь, когда узнал радостную новость?
– Дам в «Таймс» объявление о помолвке. Вернусь вечером, до твоего ухода в театр.
Важно отметить, что граф действительно отправился прямиком в «Таймс», чтобы оплатить сообщение.
Нелли выступала в одном из театров Уэст-Энда, который все еще придерживался традиций привычного мюзик-холла. Когда она собиралась на спектакль, Генри вошел в комнату и положил на туалетный столик фамильные драгоценности славного рода Брендонов: тиару, ожерелье, подвеску в форме звезды и браслет. Нелли интуитивно поняла, что это такое, хотя прежде никогда не слышала о старинных украшениях и не предполагала, что в истории Англии они играют хоть и крохотную, но заметную роль. Несколько секунд она изумленно молчала, потом все же спросила:
– Зачем ты принес сюда эти вещи?
Зачем? Впоследствии этот вопрос повторялся тысячи раз. Даже сейчас трудно представить, что драгоценности стали звеном уже спланированного убийства.
– Закон не позволяет мне подарить тебе семейные сокровища, а не то я бы именно так и поступил. Можешь считать их своими до конца жизни – моей жизни, – а потом они перейдут к нашему сыну, если родится мальчик. Не желаешь ли примерить?
– Ни за что! Ничего, кроме несчастья, эти блестящие побрякушки не принесут. Я ведь уже сказала, что не настолько глупа, чтобы притворяться графиней Брендон.
Генри молчал. Нелли пристально посмотрела на бриллианты, и бриллианты победили.
– Хорошо! Пожалуй, все-таки разок примерю! – Она потянулась к украшениям, и рядом с сияющими кристаллами руки ее показались безобразными, но стоило ей надеть драгоценности, как произошло настоящее чудо.
– Проклятье! – воскликнул Генри. Яркая внешность подруги таинственным образом уравновесила чрезмерный блеск бриллиантов. – Моя мать ненавидела эти украшения, но тебе они идут. Чертовски идут!
– Генри! – Никогда еще Нелли не выглядела такой хорошенькой. – Пожалуй, мне все-таки удастся справиться с ролью графини. Чувствую себя другим человеком. Наверное, подействовали волшебные вещицы. Сегодня вторым номером мне предстоит играть подругу дяди Фреда, и твои побрякушки сослужат отличную службу. Можно будет их надеть?
Генри не возражал. Вечером, пока Нелли выступала на сцене в фамильных драгоценностях Брендонов, он обсуждал с дядей, герцогом Мейсборо, свое, а заодно и ее, будущее.
Глава 3
Стороннему наблюдателю беседа дяди и племянника показалась бы нытьем двух снобов или, в лучшем случае, бессмысленным диалогом рыцарей древнего ордена, который веками отстаивал собственные интересы и привилегии, но утратил силу и сейчас не имеет значения ни для кого, кроме дюжины безмозглых почитателей.
Однако подобный подход не учитывает того факта, что точка зрения, которая одному представляется безмозглой, другому служит религиозным идеалом, который он готов защищать ценой собственного имущества, чести, а порой, в моменты помешательства, даже ценой собственной жизни.
– Мой дорогой друг! – воскликнул герцог, обращаясь к племяннику таким тоном, словно тот только что сообщил о тяжкой утрате. – Понятия не имею, какого черта нам делать. Ведь теперь тебе придется покинуть лейб-гвардию. – Мысль казалась нестерпимой, поскольку сам герцог с гордостью носил звание отставного гвардейского подполковника. – Неужели собираешься жениться?
– Нельзя же бросить ее в таком положении.
– Разумеется, нельзя! В наши дни вопросы морали стали невероятно сложными. С одной стороны, молодая женщина с ее неоспоримыми притязаниями – полагаю, они и в самом деле неоспоримы? – а с другой, граф Брендон, не говоря уже о герцоге Мейсборо, чьи притязания, мой мальчик, в равной степени неоспоримы.
– Замкнутый круг! – отозвался Генри. – Где-то он непременно должен разорваться. Право, не знаю, как выпутаться.
– Если она плохая женщина, то согласится на сделку, – рассудил герцог. – А если хорошая, то не захочет портить тебе жизнь и… опять же согласится на сделку.
– Ни то ни другое. Она очень похожа на нас.
– Все бы ничего, если бы не семейный диагноз, – покачал головой герцог. – Подумать только: и дед, и отец – сумасшедшие. Все остальное уже неважно. Что же, черт возьми, делать? Судя по всему, рыцарский орден в опасности. Социалисты нас любят, а вот коммунисты даже во сне мечтают о появлении сумасшедшего герцога.
Источник убийства следует искать именно в этом разговоре, хотя абсурдно предполагать, что герцог сознательно подстрекал наследника к преступлению, которое воспринял бы с должным ужасом. Следующее замечание Генри оказалось неудачным.
– Думаю, уже совсем скоро они нас прикончат. Мы устарели.
– Устаревшими мы могли считаться во времена королевы Виктории, – обиженно возразил дядюшка. – А сейчас снова начинаем приносить пользу. Посмотри на того, кто поднимается в Германии, на Гитлера. Скорее всего Гинденбургу придется сделать его канцлером. И тогда весь мир ждет новая война. Все смешается и закипит в едином котле. А потом окажется, что всем вокруг заправляет техника, а настоящих манер уже нет. Наступит рай для механиков, но никто не будет знать, что делать, когда моторы выключены. А мы создаем в обществе преемственность: показываем, как сохранить голову на плечах, как наполнить жизнь развлечениями и красотой, вместо того чтобы быстро и ловко перегрызть друг другу глотки. Что, если я сам поговорю с молодой леди – разумеется, в твоем присутствии?
– Разговаривать с ней непросто, но почему бы не попробовать? Приходи в пятницу на ужин, а потом вместе поедем в Мейсборо. Нелли возвращается из театра около одиннадцати.
Убийство произошло именно в вечер пятницы.
Провожая племянника к выходу, старик остановился возле портрета третьего герцога Мейсборо, который вполне мог бы оказаться портретом Генри в костюме эпохи Стюартов, и с усмешкой сказал:
– О, это был тот еще мошенник! Одолжил Карлу II денег и шантажировал Нелл Гвин, чтобы та заставила короля построить каналы, а потом начал возить по этим каналам уголь и таким образом основал промышленность. Относился к делу со всей ответственностью, а Карл отплатил ему тем, что женил его на одной из своих бывших любовниц. Крайне неудачный брак продолжался всего три недели. Злодей придумал выход: переоделся разбойником с большой дороги и прикончил благоверную. – Герцог с нежностью провел ладонью по золоченой раме. – Сейчас как раз пишу его биографию. Учти, Генри: если женишься, придется урезать твой доход. Необдуманный и неподобающий брак послужит поводом для финансового ограничения, что четко прописано в документах о наследстве, но, разумеется, всегда можешь рассчитывать на мою поддержку. Если худшее все-таки произойдет, постараюсь что-нибудь придумать с твоим банком, а пока подождем: посмотрим, что удастся сделать в пятницу вечером.
Глава 4
В пятницу вечером ничего сделать не удалось – впрочем, по вине Нелли, а не герцога. Как правило, вернувшись с работы, она выпивала бутылку крепкого портера, но сегодня с горя добавила парочку порций виски.
– Выступила просто ужасно, – пожаловалась она Генри, который ждал дома. – Во всем виноваты драгоценности. Принесли несчастье, как я и говорила. Выйдя из такси, увидела, как в переулок к служебному входу шмыгнул вор, которого все называют Одиноким Джимом за то, что всегда действует в одиночку. Поговаривают, что в Хайгейте он задушил шнурком пожилую даму и забрал бриллианты. А ведь это бывший дружок Агги. Если она проболтается о драгоценностях, добра не жди.
Генри выяснил, что Агги – это театральная костюмерша.
– Неужели ты сказала ей, что надела сокровища Брендонов?
– Может быть, и обмолвилась. С кем же еще поделиться, если не с костюмершей? Забери все это, Генри, сейчас же. – Она положила колье графу на ладонь, тиару засунула в один карман, а звезду и браслет – в другой.
Генри вошел в свою комнату, где, готовые к отъезду в Мейсборо, уже стояли современный чемодан и старинный темно-коричневый саквояж, освободил саквояж от ремней, расстегнул, аккуратно положил драгоценности, снова застегнул и затянул ремни. Нелли тем временем собиралась выпить джин с апельсиновым соком для успокоения.
Еще одним стаканом джина с апельсиновым соком она отметила важное знакомство с близким родственником жениха. Для нее доза оказалась излишней, так что последний час своей жизни несчастная провела в состоянии пьяного возбуждения. Герцога Мейсборо приняла смущенно, назвала «ваша светлость» и спросила, не желает ли тот «разделить скромный ужин», однако вскоре отказалась от излишних церемоний, начала разговаривать с гостем как с добрым приятелем и смешить до слез, пока не расчувствовалась и не впала в плаксивую сентиментальность.
– Послушай, дядюшка. Прости, что не называю герцогом. Может быть, сомневаешься насчет нашего с Генри счастья? Уж я-то знаю, что к чему. Давно знаю. Спроси племянничка – он подтвердит. Посмотри вот на эту картину, где наследник принимает графский титул. Потратила на нее сорок фунтов, но совсем не жалею. И это означает, что не опозорю Брендонов перед целым миром.
Герцог пробормотал что-то невнятное. Начинать серьезный разговор не имело смысла.
– Чудесная картина! – с пьяным энтузиазмом воскликнула Нелли. – Сразу видно, что к чему. Подойди ближе, дядюшка, и посмотри внимательно. Уверена: тебе понравится.
Она заставила герцога сосредоточиться на нелепой картине, а для важности даже положила руку на угол рамы, применив больше силы, чем собиралась, и в результате картина сорвалась. Генри поспешил на помощь: замел в совок осколки стекла, поднял картину и поставил возле стены, однако, несмотря на все старания племянника, Мейсборо зацепил ногой проволоку и едва не упал. Брендон вытащил из рамы вторую скобу и принялся наматывать проволоку на руку, когда герцог произнес:
– Думаю, Генри, нам пора. Уже пробило полночь, а ехать предстоит почти целый час. Скажи Марплу, чтобы погрузил твой багаж.
– Позвоню из холла, а вещи из комнаты вынесу сам.
– И попроси, чтобы горничная убрала со стола, – вставила Нелли.
По внутреннему телефону Генри позвонил швейцару и поручил передать шоферу герцога, чтобы тот поднялся в квартиру.
– Шофер побоится отлучиться, милорд. Полиция придирается, когда здесь останавливаются и бросают машины без присмотра. Так что лучше я поднимусь за чемоданами сам.
Генри поблагодарил и положил трубку, так и не попросив горничную убрать со стола. Позже, давая свидетельские показания, он объяснил адвокату, что забыл о поручении Нелли. Барристер решил, что граф собирался убить любовницу и немедленно уйти из квартиры, а потому не хотел, чтобы тело было обнаружено сразу, однако ему было неизвестно, что произошло за те несколько минут, что последовали за телефонным разговором со швейцаром.
Положив трубку, Брендон попытался вернуться в свою комнату, однако не смог: кто-то запер дверь изнутри. Тогда он дернул дверь в комнату Нелли, но и та не поддалась. Графу пришлось пройти в спальню Нелли через ванную, и его взору предстал вопиющий беспорядок. Два ящика комода были выпотрошены, вещи валялись на полу, третий ящик выдвинут. Ничего не тронув, через настежь распахнутую внутреннюю дверь граф прошел к себе.
Саквояж был открыт, и не оставалось сомнений, что драгоценности Брендонов украдены. Сама Нелли все это время не выходила из гостиной. Сразу вспомнился ее рассказ о похитителе бриллиантов по прозвищу Одинокий Джим.
Первой в голову пришла мысль немедленно позвонить в полицию, второй – закрыть саквояж. В этот момент выяснилось, что ремни обрезаны, а не расстегнуты, – явно для того, чтобы не оставить отпечатков пальцев при расстегивании пряжек. Граф наклонился, вытащил из-под кровати второй саквояж – не коричневый, а ярко-желтый, – и хотел было переложить вещи, но обнаружил внутри запасную военную форму.
Обрезанные ремни подсказали, как следует поступить. Брендон вошел в ванную, сунул руки под кран и, пока вода еще капала с мокрых ладоней, поменял ремни, продев отрезанные куски в отверстия на желтом саквояже, и оставил его посреди комнаты. Целые ремни он застегнул на коричневом саквояже, где лежали собранные к отъезду вещи, и запер замок, который чудесным образом не пострадал.
Внешнюю дверь комнаты Нелли Генри оставил закрытой на ключ, а вышел через свою дверь, которую пришлось отпереть. Швейцар уже поднялся в квартиру. Нелли стояла возле своей двери, взявшись за ручку. Герцог бормотал что-то учтивое насчет необыкновенно приятного вечера.
Швейцар взял чемоданы и первым направился к лифту, расположенному на лестничной площадке недалеко от квартиры.
– До свидания, мисс Хайд, а лучше – спокойной ночи, Нелли. И еще раз спасибо за приятный вечер.
– Спокойной ночи, дядюшка. Заглядывай, когда будешь проезжать мимо. Пока, Генри. Постараюсь до твоего возвращения вести себя хорошо.
Она подняла голову в ожидании поцелуя, и герцог деликатно отвернулся, а спустя несколько секунд услышал слова племянника:
– Хорошо, дорогая. Я закрою дверь.
Затем Генри подошел к дяде, и они вместе направились к лифту, где обоих ждал швейцар.
– Лорд Брендон, сколько времени миновало между тем моментом, когда герцог отвернулся, и тем, когда вы присоединились к нему в коридоре? – осведомился адвокат во время судебного заседания.
– Не знаю. – Граф казался задумчивым, но после долгой паузы все же добавил: – Примерно десять-пятнадцать секунд.
– Десять-пятнадцать секунд! – повторил адвокат. – Насколько мне известно, во время последней войны вы получили повышение по службе за то, что задушили немецкого часового, позволив товарищам захватить врасплох пулеметную точку. Это так?
– Нет. – А затем с откровенностью, кажущейся по меньшей мере странной, Генри добавил: – Но я понимаю, к чему вы клоните. Во время боевой подготовки меня действительно учили, что надо делать, чтобы мгновенно задушить, не позволив жертве даже вскрикнуть.
Адвокат нахмурился. Своим высокомерно-прямым ответом граф лишил его возможности блеснуть эрудицией.
– В таком случае, лорд Брендон, сколько времени потребуется, чтобы лишить жизни человека с помощью, предположим, проволоки, на которой еще недавно висела картина?
– Около секунды. А может, и того меньше, – ответил Генри.
– Спасибо, лорд Брендон. Больше у меня вопросов нет.
Адвокат сел. Часы показывали половину шестого, и судья объявил, что заседание продолжится завтра. Репортеры уже готовили сообщения, не сомневаясь, что граф Брендон не только проиграет дело, но неизбежно будет предан суду и обвинен в убийстве. Высокопоставленное общество содрогнулось, так как герцог Мейсборо оказался впутанным в некрасивую историю. Герцогский титул отличается особой чистотой и строгостью. Ни разу в истории он не был куплен или даже пожалован за выдающиеся заслуги – с тех пор как после разгрома Наполеона в битве при Ватерлоо Артур Уэлсли получил титул герцога Веллингтона.
В коридоре адвокат заверил торговца хлопком, что, по его мнению, дело пройдет без осложнений, не подозревая, что в это самое время осложнение уже назрело. Вернувшись в кабинет, он принялся обдумывать речь, которую завтра собирался произнести перед присяжными. Выступить следовало безупречно. Брендон мог задушить девушку в полной тишине и положить тело за дверью и при этом иметь еще фору в пять-шесть секунд. Следовало также отметить старый избитый трюк с похищением собственных драгоценностей. Тиара, колье и браслеты не были обычными ювелирными изделиями, поскольку составляли часть наследия графства Брендон, и ни один вор не покусился бы на них: достаточно посмотреть справочник, и все желание тут же пропадет. А если бы какой-нибудь растяпа польстился на блеск бриллиантов, то ни один скупщик не только не принял бы их, но тотчас сообщил о них в полицию.
В пятнадцать минут седьмого в кабинет адвоката ворвался младший сотрудник Скотленд-Ярда, с которым тот поддерживал дружеские отношения.
– В этот раз вам не повезло, мистер Мандерс! В Саутгемптоне поймали Одинокого Джима вместе с драгоценностями Брендона за исключением двух бриллиантов, пропавших из колье.
Одинокий Джим признался в краже украшений, но не в убийстве. Заявил, что в одиннадцать двадцать проник в квартиру через пожарный выход, а ушел тем же путем в одиннадцать тридцать пять. Заглянув в спальню мисс Хайд и проверив все ящики, перебрался в соседнюю комнату и обнаружил драгоценности в запертом саквояже – после того как разрезал ремни и вскрыл замок отмычкой. О двух отсутствующих бриллиантах он ничего не знал.
Адвокат Одинокого Джима подтвердил, что в спальне Нелли ящики действительно были выдвинуты, а в соседней комнате остался саквояж с разрезанными ремнями, однако попытка подчеркнуть правдивость подзащитного встретила препятствие в виде двух отсутствующих бриллиантов.
Адвокат обвинения в своей докладной записке признался, что пропавшие камни его озадачили. К делу о краже они явно не имели отношения. Предчувствуя некую косвенную связь с убийством, он заговорил о них на перекрестном допросе.
– Вы стремитесь убедить присяжных в том, что выкладываете на стол все карты, но в то же время уклоняетесь от ответа на вопрос, что сделали с двумя пропавшими бриллиантами. Потрудитесь объяснить…
– А я уже сказал, что ничего с ними не делал, – упрямо перебил Одинокий Джим. – В колье не хватало двух камней – это я заметил сразу, как только вернулся домой.
– Вы слышали показания лорда Брендона и Агнес Коуп, театральной костюмерши. Еще в одиннадцать вечера все бриллианты оставались на своих местах. Вы утверждаете, что совершили кражу спустя полчаса. Должны ли присяжные поверить, что за это короткое время в квартиру проник другой вор и удовольствовался двумя бриллиантами, когда мог забрать все сразу?
Подсудимый не ответил. Своим предположением адвокат обвинения ошеломил его, и адвокат тут же понял, что совершил тактическую ошибку. Всех присутствующих накрыла волна сочувствия: создалось впечатление, что Одинокий Джим и в самом деле говорил правду, а бурная реакция подсудимого, последовавшая, едва тот покинул место для дачи свидетельских показаний, разжалобила окончательно. Репортеры писали, что выглядел бедняга поистине жалким: корчился, как будто его только что избили, и вообще походил не на искушенного похитителя бриллиантов, а на мелкого воришку из трущоб.
– Вы делаете работу, за которую вам платят, и я знаю, что меня ждет! – выкрикнул подсудимый. – Но все равно, отвечая на вопросы, я не произнес ни слова лжи!
Даже некоторые из представителей полиции в этот момент подумали, что дело об убийстве Нелли Хайд рассыпалось. Впрочем, на этот случай у них в запасе имелось дело об убийстве и ограблении пожилой леди в Хайгейте, однако оно так и не потребовалось. Одинокий Джим не смог представить свидетельств или косвенных доказательств, способных опровергнуть обвинение, которое состояло в следующем: Одинокий Джим проник в квартиру после полуночи – то есть уже после того, как оттуда ушли Брендон и Мейсборо, – и осуществил свой зловещий замысел. Судья обвинил его в убийстве Нелли Хайд, и спустя предусмотренное законом время преступник был повешен.
Глава 5
Аристократы всего мира вздохнули с облегчением. Отныне рыцарскому ордену не грозило общее презрение. Маятник тяжело качнулся в сторону, благоприятную для лорда Брендона. Неосторожные ответы во время дачи показаний были признаны нерасчетливой честностью ни в чем не повинного человека. Щедрый отказ от притязаний к торговцу хлопком подчеркнул благородство характера. Неприличное сожительство с Нелли Хайд без церковного благословения утратило актуальность. Безрассудное обращение с драгоценностями забылось. Граф сохранил офицерский чин в лейб-гвардии и наследственное положение в замкнутом обществе, которое туманно называется высшим.
Некоторое время Брендон жил очень тихо и искренне оплакивал Нелли, хотя многие полагают, что это невозможно. Спустя два года после казни Одинокого Джима граф обручился с леди Эйлин Джерман – восхитительной чистой девушкой двадцати пяти лет, чей отец, каноник граф Дучестер, занимал пост скромного сельского священника. В июне влюбленные обвенчались в церкви Сент-Маргарет, все в том же Вестминстере, и на целых три месяца отправились в Европу, чтобы насладиться медовым периодом.
Тем временем, вопреки предсказанию бедной Нелли, звуковое кино захватило Лондон и фактически убило старые мюзик-холлы. Факт этот значительно повлиял на жизнь лорда и леди Брендон, хотя ни граф, ни графиня не посмотрели ни единого фильма.
В августе 1931 года в Скотленд-Ярд позвонил владелец одного из ломбардов Уэст-Энда и рассказал, что некая сомнительная особа, назвавшаяся Агнес Коуп, попросила ссуду в сто фунтов под залог двух бриллиантов чистейшей воды. Хозяин ломбарда нашел благовидный предлог, чтобы оставить камни у себя.
Скотленд-Ярд проверил имя и адрес: все совпало. Агнес Коуп оказалась театральной костюмершей, чьей последней клиенткой числилась покойная Нелли Хайд. Поскольку два бриллианта, в свое время пропавшие из колье графа Брендона, так и не были найдены, досье уже перекочевало в Департамент нераскрытых дел. Инспектор Рейсон немедленно посетил Агнес Коуп, но та наотрез отказалась понять, по какому поводу ее беспокоят.
– Квитанцию предъявить не могу, но это вовсе не означает, что камни украдены мной. Храню их давным-давно, и никогда бы не рассталась, если бы эти проклятые кинофильмы не разрушили всю театральную жизнь и не лишили меня работы.
– Да, согласен: несправедливо по отношению к театру, – однако прогресс не остановить! Скажите лишь одно, Агги: когда Одинокий Джим отдал вам бриллианты?
– Отдал? – с жаром воскликнула Агнес. – Да вы шутите! Он ничего мне никогда не дарил! – И вдруг, словно устав лгать и изворачиваться, добавила: – Я заплатила ему сорок фунтов.
– Когда?
– Ровно через месяц после убийства бедняжки Нелли. Джим пытался продать камни, но покупать сомнительный товар никто не хотел и тогда он в отчаянии пришел ко мне.
– А вы их взяли, зная, что это часть драгоценностей Брендонов, отмеченных печатью убийства? Очень нехорошо, Агги.
– Ничего подобного. Если посмотреть на вещи здраво, то все нормально. Я думала, что Брендон прикончил Нелли и украл собственные украшения: точно так считали и вы, джентльмены, – и все равно прямо спросила Джима, связаны ли камни с этой историей, потому что имела особые основания подозревать обман. Однако он сказал, что никакой связи нет.
– И вы поверили, Агги? Через месяц после ограбления и убийства?
– Да, поверила. И до сих пор верю. – Она помолчала и добавила: – Он так часто врал, что сразу было понятно, когда говорил правду.
Рейсон оставил замечание без ответа и вернулся к предыдущему, более существенному:
– В чем же заключались ваши особые основания подозревать, что бриллианты могли принадлежать Брендону?
На этот вопрос последовал обширный, полный подробностей и имен, ответ. В отчете Рейсон сократил текст, оставив только самое важное из того, что говорила Агнес Коун, но все равно получилось внушительно:
«Долгое время Нелли очень нервничала, понимая, что обстоятельства складываются не так удачно, как прежде. В последний вечер своей жизни, подходя к театру, бедняжка наткнулась на Джима и очень испугалась. Драгоценности она надела на первый выход, а вернувшись в гримерную, чтобы переодеться, со слезами на глазах пожаловалась: «Меня чуть не освистали. Во всем виноваты эти заколдованные камни – они приносят несчастье». Впервые в жизни я увидела всегда веселую, беззаботную Нелли по-настоящему испуганной. Пока снимала с нее платье, она расстегнула колье и случайно уронила, но не на ковер, а на твердый паркетный пол. Колье так и осталось лежать, пока я не закончила переодевать ее к следующему номеру. Едва Нелли ушла, я подняла украшение и, увидев, что гнезда двух камней повреждены, ковырнула их ногтем. Камни слегка подались, но не выпали, поэтому я оставила их на месте. Когда Нелли вернулась в гримерную после выступления, я предупредила: «Дорогая, как только увидишь лорда Брендона, сразу верни драгоценности и скажи, чтобы он поручил ювелиру укрепить камни, иначе неприятностей не оберешься». Но она, должно быть, забыла о моих словах и только после ухода графа положила гарнитур в его саквояж. Ничего глупее нельзя было придумать. Бедняжка!»
Личные впечатления о том, говорят ли люди правду, лгут или фантазируют, редко принимаются полицейским управлением в качестве реального свидетельства.
– Боюсь, Агги, придется арестовать вас. Можете заключать пари на собственную жизнь и продолжать утверждать, что бриллианты не принадлежат Брендону, но скоро мы выясним правду.
Рейсон навел справки и узнал, что граф и графиня Брендон находятся в отъезде, прибудут из Европы в Саутгемптон во вторник вечером и сразу отправятся в поместье, где вскоре соберутся гости, чтобы приятно провести время и славно поохотиться.
Глава 6
За три месяца свадебного путешествия по Европе граф и графиня наслаждались уединением лишь пару недель. Лорд Брендон добросовестно исполнял обязанности светского посла своей страны: в 30-е годы подобная миссия все еще считалась политически важной. На Балканах состоялась королевская свадьба, и на торжестве такого масштаба графиня не могла обойтись без фамильных драгоценностей. Потом пришлось надеть бриллианты еще раз – в Бельгии, в последнюю неделю путешествия.
Генри лично заботился о сохранности украшений. В машине по дороге из Саутгемптона они лежали рядом, в небольшом чемоданчике. Приехав в поместье, Брендон сразу убрал драгоценности в сейф, чтобы по возвращении в Лондон сдать в банковское хранилище. Граф воспринимал наследие предков как тяжкую обузу, а графиня видела в фамильных сокровищах лишь безвкусное старье, портившее очаровательную внешность современной леди.
В среду утром инспектор Рейсон явился в поместье Брендонов в сопровождении коллеги Эдвардса, специалиста по драгоценностям.
После того как посетители представились, показали удостоверения и объяснили цель визита, граф привел их в библиотеку и отпер сейф.
– Эти камни из колье, не так ли? Пришлось заново вставить два бриллианта, поскольку украшения оказались нужны. Честно говоря, мне жаль, что проклятое дело снова всплыло, хотя усилия полиции достойны уважения.
Рейсон пробормотал какую-то банальность, а сержант уголовной полиции Эдвардс внимательно осмотрел колье и заключил:
– Эти два камня никогда здесь не сидели.
Рейсон постарался скрыть разочарование. В департаменте нераскрытых дел расследования никогда не проходили гладко. Прежде чем попасть к следователю, настоящие улики успевали совершить не один кульбит. В данном случае утверждение эксперта означало, что Одинокий Джим сказал Агнес Коуп правду. Что, если он все время говорил правду?
– Что ж, кажется, теперь я вне подозрений, не так ли? – добродушно заключил Брендон, возвращая колье в сейф.
– Хм… Боюсь, наши люди возобновят расследование, – покачал головой Рейсон. – В любом случае ехать в Лондон вам не придется, лорд Брендон. Они сами приедут сюда.
– О господи! Зачем втягивать меня в историю, если камни принадлежат кому-то другому?
До графини лишь доходили слухи о печальном происшествии с Нелли Хайд, и графу очень не хотелось привлекать внимание жены к неблаговидным деталям.
– Тот факт, что камни не ваши, – пояснил Рейсон, – говорит следствию, что Одинокий Джим не врал, утверждая, что в украденном им колье не хватало двух бриллиантов. Если помните, уже было доказано, что, когда в одиннадцать вечера мисс Хайд вернулась домой, колье было целым. А это означает, что отсутствующие камни вынуты уже в квартире. То есть сделать это могли лишь двое: или сама мисс Хайд, или вы.
– Но для каждого из нас такое поведение нелепо!
– Настолько нелепо, что специалисты постараются выяснить действительный ход событий. Конечно, найти истину не просто: потребуется немало усилий. Десять шансов против одного за то, что эксперты захотят исследовать все вещи, которые находились в квартире.
– У меня не осталось ничего – разумеется, кроме пары саквояжей, чемодана, футляра для географических карт и армейской походной кровати.
– Чтобы все это осмотреть, опытным сотрудникам много времени не потребуется, – заверил Рейсон перед уходом. – Если не ошибаюсь, местный поезд отправляется в час пятнадцать.
– А вы не могли бы осмотреть вещи прямо сейчас и оставить меня в покое? – попросил Генри. – Мой «даймлер» отвезет вас в Тонтон, откуда идет удобный поезд. К тому же приближается время ленча.
От ленча Рейсон не отказался. Тем временем дворецкий мобилизовал лакея и двух горничных, и уже через пять минут в библиотеку принесли затребованные графом вещи: походную кровать, футляр для географических карт, чемодан и два саквояжа. Как только слуги ушли, Рейсон обратил внимание на саквояжи. Один из них радовал глаз глубоким коричневым цветом, а другой раздражал резкой желтизной. Рейсон взял в руки коричневый саквояж.
– Кажется, я узнаю эту вещь, лорд Брендон. Не она ли фигурировала в качестве вещественного доказательства на процессе по делу Одинокого Джима?
– Нет. Там присутствовал желтый саквояж.
Рейсон взглянул на собеседника с таким выражением, словно сомневался в справедливости утверждения. Дело в том, что сбоку саквояжа стояла буква Б между двумя точками, но вторая точка со временем стерлась. Инспектор вспомнил, что прочитал по этому поводу в досье в показаниях швейцара:
«Потом я отнес вниз вещи его светлости – чемодан и саквояж. Саквояж могу узнать без труда, потому что заметил точку, стоявшую не после буквы, а перед ней».
– Находился ли коричневый саквояж в квартире во время совершения убийства? – уточнил Рейсон.
– Нет, – ответил Генри. – Уходя, я забрал его с собой. Там лежали вещи, необходимые для отъезда в Мейсборо.
– Ага! Значит, можно смело отставить его в сторону. Нам нужен желтый – тот, который оставался в квартире. Одинокий Джим разрезал на нем ремни и обнаружил бриллианты.
Инспектор положил саквояж на письменный стол.
– Прежде чем приступить к осмотру вещи, лорд Брендон, поделюсь некоторыми соображениями. Первое: нам известно, что, когда Одинокий Джим украл колье, два бриллианта еще оставались на месте. Второе: логично признать, что вор не лгал, утверждая, что, когда принес добычу к себе домой, бриллиантов уже не было. Отлично! Остается единственная возможность: два бриллианта выпали из своих гнезд в момент похищения, и Джим не заметил пропажи! Скажете, что это невозможно? Позволю себе возразить: возможно, потому что камни, по словам Агнес Коуп, держались непрочно.
Сержант уголовной полиции Эдвардс слушал рассказ с неподдельным интересом, а Брендон заметно скучал. Рейсон невозмутимо продолжил:
– Если моя версия справедлива, значит, колье случайно задело внутреннюю часть замка, и от резкого движения камни выпали.
Брендон недоверчиво вскинул брови:
– В таком случае, полагаете, бриллианты до сих пор в саквояже? После почти трех лет путешествий, сборов и разборов?
– Посмотрите, Эдвардс, – распорядился Рейсон. – Проверьте под замком. Поищите дырку в подкладке.
Эдвардс открыл желтый саквояж.
– Ничего не нахожу, инспектор. Дыры в подкладке нет. Боюсь, что и через подкладку ничего не чувствую. Нет, сэр. Готов утверждать, что в этом саквояже бриллиантов нет.
Рейсон театрально упал в кресло и сокрушенно вздохнул:
– Подобные казусы постоянно случаются в моей работе, лорд Брендон. Выстраиваешь прекрасную стройную версию и тут же оказываешься в дураках! Я был абсолютно уверен, что единственное место на земле, где могут находиться утерянные бриллианты, – это саквояж, куда они случайно упали. Что ж, Эдвардс, заодно проверьте-ка и другой, коричневый.
– Довольно бессмысленно, не так ли? – заметил Брендон. – Я ведь уже сказал, что в полночь забрал его с собой.
– Все равно проверьте, Эдвардс, – приказал инспектор.
Сержант уголовной полиции убрал со стола желтый саквояж, поставил на его место коричневый и через мгновение удивленно воскликнул:
– Ого! А здесь действительно дырка в подкладке – как раз там, где вы предположили, мистер Рейсон!
– Отлично. Ощупайте подкладку, а когда почувствуете бриллианты, разрежьте. – В голосе инспектора слышалось нескрываемое торжество. – Лорд Брендон, вы даже не догадываетесь, сколько хлопот доставляют преступники, когда вдруг неведомо почему говорят правду. Мы-то всегда готовы услышать ложь…
– Здесь что-то есть, мистер Рейсон! – взволнованно перебил сержант Эдвардс и достал складной нож. – Бриллианты. Два!
Легко представить их лица: возбужденное – Эдвардса, и все еще с выражением скуки – Брендона. Внезапно наступившую тишину нарушил спокойный голос инспектора:
– Насколько я помню, граф, вы сказали, что в полночь взяли этот саквояж с собой. Если выяснится, что бриллианты соответствуют пустующим гнездам, значит, Одинокий Джим совершил налет еще до вашего отъезда в Мейсборо. Остается одно: услышать заключение Эдвардса, «сидели» ли, как он выражается, камни в колье.
– Вот это да! Умно, мистер Рейсон, очень умно. Ничего не скажешь! – изумленно пробормотал хозяин и подошел к сейфу, но, вместо того чтобы достать колье, резко захлопнул дверцу, быстро набрал одному ему ведомую комбинацию цифр и молча повернулся к инспектору.
В глазах обоих светилось абсолютное понимание. Для графа Брендона аристократическое спокойствие вовсе не было позой.
– Этот человек – Одинокий Джим – убил в Хайгейте женщину. Так?
– Можете считать, что так. И все равно был бы повешен. Боюсь, однако, что данное обстоятельство не снимет с вас обвинения, связанного с введением суда в заблуждение, следствием которого стала несправедливая казнь Одинокого Джима.
– В переводе на человеческий язык ваши слова означают, что меня обвинят в двойном убийстве: Одинокого Джима и Нелли Хайд, – но лишь после того, как мистер Эдвардс докажет, что два камушка могли – хм – «сидеть» в колье. Для получения судебного ордера на вскрытие сейфа требуется двадцать четыре часа, не так ли?
Рейсон кивнул, и граф Брендон звонком вызвал дворецкого:
– Немедленно предоставьте этим джентльменам ленч в утренней комнате и подготовьте «даймлер», чтобы к двум тридцати он отвез их в Тонтон, на станцию.
– Хорошо, милорд.
Ордер на обыск угрожал общественным презрением, а потому унизительного акта следовало избежать. Трудно решиться покинуть Эйлин, не простившись, но иного выхода не было.
– Дорогая, сможешь занять себя сегодня днем, до чая? – спросил супругу достопочтенный Генри Ашуин, граф Брендон, рыцарь ордена Подвязки, распорядитель королевских развлечений, законный наследник герцогства Мейсборо. – Хочу заняться пистолетами, чтобы успеть ко вторнику. Всегда чищу оружие сам.
В присутствии Эйлин муж попросил дворецкого передать шоферу, чтобы тот прислал бензин в рюмке для яйца – отмыть руки после работы.
Никто, кроме сотрудников департамента нераскрытых дел, не усомнился, что граф Брендон действительно собрался чистить пистолеты, но совершенно случайно вышиб себе мозги.