118
Октябрь 2007 года
Эбби ехала в гору. Справа открытые луга с редкими кустами и единственной рощицей невысоких деревьев, дальше меловые утесы, вертикально обрывающиеся в Ла-Манш. Самые протяженные, высокие и крутые во всей Англии. Слева почти непрерывные мили сельскохозяйственных угодий. Вдали петляющая через поля проселочная дорога. Асфальт совсем черный, со сверкающей рваной белой полосой посередине. Как будто сегодня для нее специально заново покрасили.
Сержант Брэнсон сказал, что Рики напрасно выбрал это место, а почему – пока не понятно. Кажется, наоборот, очень умно. Где б он ни был, видит любой объект, движущийся в любом направлении.
Может быть, детектив просто хотел ее подбодрить. Что в данный момент и требуется, черт побери.
Примерно в полумиле слева виднелось строение, почти на самой высшей точке, с какой-то вывеской на столбе – паб или отель. Подъехав поближе, Эбби увидела красную черепичную крышу и каменные стены. Потом разглядела надпись: «Отель Бичи-Хед».
Рики велел въехать на стоянку у этого отеля и ждать от него сообщений. Ровно в 10:30.
Кругом пусто. Перед зданием застекленная автобусная остановка с бело-голубой табличкой, на которой написано крупными буквами: «Самаритяне всегда здесь, днем и ночью».
Ниже два номера телефона.
Рядом оранжево-желтый ларек на колесах с мороженым – окошечко открыто. Чуть дальше грузовик «Бритиш телеком» с двоими мужчинами в касках, в ярких, издали видных жилетах, которые возятся с радиомачтой. У заднего входа в отель две маленькие машины, должно быть принадлежащие персоналу.
Эбби повернула налево, остановилась в дальнем конце парковки, заглушила мотор. Через несколько секунд зазвонил телефон.
– Хорошо, – похвалил Рики. – Молодец. Красивая дорога, правда?
– Где ты? – спросила она, оглядываясь по сторонам. – Где мама?
– Где марки?
– У меня.
– А мама у меня. Любуется видами.
– Я хочу ее видеть.
– Я хочу видеть марки.
– Нет, пока не увижу, что с мамой все в порядке.
– Передаю трубку.
Последовало молчание. Слышался вой ветра. Потом зазвучал голос матери, слабый, дрожащий, призрачный:
– Эбби?..
– Мама!
– Эбби, это ты? – Она заплакала. – Прошу тебя, пожалуйста, умоляю…
– Я за тобой приехала. Люблю тебя.
– Пожалуйста, дай мне таблетки. Мне нужны таблетки. Пожалуйста, Эбби, почему ты их мне не даешь?..
Больше невозможно слушать, сердце разрывается от боли. Снова заговорил Рики:
– Заводи мотор. Я не разъединяюсь.
Эбби повернула ключ зажигания. Мотор громко затрещал.
– Выезжай со стоянки и сверни направо. Через пятьдесят ярдов увидишь грузовик, который поднимается на утесы. Подъедешь к нему.
Эбби резко вильнула, «хонда» покачнулась на кочках. Колеса на миг завертелись, оторвались от сыпучего гравия, скользнули по траве. Стало ясно, почему Рики требовал взять напрокат внедорожник. Хотя непонятно, почему именно дизельный. Вряд ли он в данный момент думает об экономии на горючем. Справа мелькнул знак с предупреждением: «Обрыв».
– Видишь перед собой кусты и деревья?
Впереди в сотне ярдов на склоне, сбегающем к обрыву, клонятся под ветром кусты и деревья.
– Вижу.
– Остановись.
Эбби остановила машину.
– Поставь на ручной тормоз. Мотор пусть работает. Присмотрись. Мы здесь. Задние колеса фургона на краю обрыва. Если мне что-нибудь не понравится, зашвырну мамочку в самый зад кузова, отпущу тормоза. Поняла?
Эбби выдавила:
– Да.
– Не слышу.
– Я говорю да!
Слышался гул, словно ветер дул в трубку, и глухие стуки. Что-то зашевелилось в деревьях. Первым появился бородатый Рики, в бейсболке, в плотной шерстяной куртке. Потом – у Эбби чуть сердце не выскочило – она увидела хрупкую крошечную фигурку перепуганной матери в розовом халате, который был на ней при их последнем свидании.
Ветер трепал полы халата, седые волосы вздымались над головой струйками сигаретного дыма. Она пошатывалась, Рики держал ее под руку.
Эбби сквозь слезы смотрела в лобовое стекло. Все бы сделала, все, что угодно, только бы держать сейчас маму в объятиях.
И убить Рики.
Хотелось ударить по акселератору, налететь на него, смолоть в кашу.
Но они уже скрываются за деревьями. Рики грубо дергает мать за руку. Ветви окутали их, как туманом.
Эбби вцепилась в ручку дверцы, чтобы не выскочить, не побежать за ними. Только сдерживалась, испуганная угрозами, уверенная теперь больше прежнего, что Рики с удовольствием убьет маму.
Возможно, такому извращенцу это будет даже приятнее, чем вернуть марки.
Где сержант Брэнсон со своей командой? Уверял, что они будут близко. Хорошо спрятались. Не видно ни души.
Будем надеяться, Рики тоже никого не видит.
Но полицейские слушают. Конечно же слышали его слова и угрозы. И поэтому не станут кидаться за мерзавцем и хватать его, правда? Не станут рисковать, чтобы он не пустил фургон под откос.
Рики снова заговорил:
– Ну, довольна?
– Пожалуйста, сейчас же отдай ее мне. Марки у меня.
– Вот что ты сделаешь, Эбби. Слушай внимательно. Повторять не стану. Ясно?
– Да.
– Мотор пусть работает, оставь в машине включенный телефон, чтоб я слышал. Выйди, дверцу оставь открытой. Возьми марки, сделай ко мне двадцать шагов и остановись. Я сам подойду. Заберу марки, сяду в твою машину. Ты пойдешь к фургону. Там найдешь мать в полном порядке. Будь предельно внимательна. Поняла?
– Да.
– Пока ты идешь к фургону, я осмотрю коллекцию. Если что-нибудь мне не понравится, сразу въеду в фургон, одним хорошим ударом сброшу с обрыва. Договорились?
– Да. Тебе все понравится.
Не желая чересчур крутить головой на случай, если Рики наблюдает в бинокль, Эбби по возможности огляделась, но увидела только пустые поля, по которым гулял ветер, колыша траву, небольшую круглую кирпичную постройку – нечто вроде обзорной беседки с несколькими пустыми скамейками, отдельные кустики, где человеку не спрятаться. Где же полиция и сержант Брэнсон?
Через пару минут вновь послышался голос Рики:
– Теперь выходи из машины и делай, что я сказал.
Эбби толкнула не поддававшуюся под ветром дверцу, крикнула в панике:
– Дверь закрывается…
– Заклинь чем-нибудь!
– Чем?
– Дура! Что-нибудь наверняка есть в машине. Инструкция, квитанции на прокат… Я хочу видеть, что дверца открыта. Слежу за тобой.
Она выхватила конверт с документами из кармашка на дверце, широко ее распахнула, помахала бумагами, чтобы он видел, и вылезла. Сильный порыв ветра чуть не сбил ее с ног. Ручка вырвалась, дверца захлопнулась. Эбби ее снова открыла, сложила конверт вдвое, сунула в паз, захватила пакет с марками. Дверца закрылась неплотно.
Сделала к кустам и деревьям двадцать неверных шагов на ветру, который больно рвал волосы, дул в уши, трепал одежду. Во рту у нее пересохло, тело окаменело от страха, но душа наливалась злостью. Кругом по-прежнему никого. Кроме Рики, шагавшего к ней.
Он с мрачной удовлетворенной ухмылкой протянул за конвертом руку, проворчал:
– Почти пора, черт побери, – и жадно его выхватил.
И тогда она со всей силой, с накопившейся ненавистью, с размаху ударила его правым коленом в мошонку. С такой силой, что сама почуяла адскую боль.
