76

Люк сидел на полу в гостиной, сжимая в руках джойстик от игровой приставки. Он не отрывал взгляда от экрана. Фиби сидела рядом, тоже абсолютно поглощенная игрой. Каждые несколько секунд она подавала брату команды.

Человечек в длинном плаще карабкался по бесконечной готической лестнице; время от времени открывались дубовые двери и из них появлялись странные существа, некоторые страшные, некоторые красивые, некоторые просто ни на что не похожие. Иногда Люк по команде Фиби нажимал на кнопку, и человечек наклонялся или резко поворачивался на сто восемьдесят градусов.

Может быть, Наоми просто показалось, но все же отношение Шейлы Микаэлидис к ним как будто изменилось. За последние дни она определенно смягчилась. Психолог тихо стояла в дальнем конце комнаты и молча наблюдала за Люком и Фиби, время от времени делая пометки в своем блокноте. Два дня подряд она провела вместе с ними в яслях для детей с особенностями поведения, а сегодня пришла к ним домой.

В первый раз за все время кто-то подробно исследовал поведение Люка и Фиби, и Наоми надеялась, что они наконец-то смогут получить четкий профессиональный совет насчет того, как себя с ними вести.

Шейла стояла в дверях ванной, пока Джон и Наоми купали, вытирали и одевали детей. Люк и Фиби относились к присутствию психолога так же, как и к большинству явлений в жизни, — они ее не замечали. С таким же успехом она могла бы быть невидимой.

Чуть позже они уселись за столом в кухне. Шейла Микаэлидис положила свой блокнот на колени. Вид у нее был сконфуженный. Она помешала ложечкой кофе, помедлила, потом взяла имбирное печенье, предложенное Наоми. Потом наконец заговорила:

— Доктор и миссис Клаэссон, должна сказать вам, что я очень и очень обеспокоена. Полагаю, вы могли бы внести кое-какие изменения в процесс воспитания ваших детей, но, по моим наблюдениям, корень проблемы кроется не в этом.

— Какие изменения? — с некоторым вызовом спросила Наоми.

— Что вы имеете в виду, корень проблемы? — одновременно спросил Джон.

— Ну… — Шейла положила печенье на край тарелки и неуверенно посмотрела на пар, поднимающийся от чашки с кофе. — Мне еще нужно время, чтобы обдумать все, что я увидела, и я бы хотела проконсультироваться кое с кем из моих коллег. Но уже сейчас я могу сказать, что ваши дети явно не испытывают к вам любви и привязанности в той степени, которая естественна для детей их возраста. Близнецы склонны замыкаться друг на друге и могут пребывать в таком состоянии дольше, чем дети, не имеющие братьев и сестер, но Люку и Фиби уже почти три года. — Она сделала паузу и взглянула на Джона и Наоми. — Они ведут себя крайне холодно и отстраненно. Обычно это свидетельствует о том, что в семье существуют определенные проблемы…

— Проблемы? Какого рода проблемы? — перебила Наоми.

— Насилие в семье.

Наоми открыла рот, готовая взорваться, но Джон сжал ее руку:

— Милая, успокойся.

— Я ни в коем случае не хочу сказать, что это ваш случай. Я не заметила ничего, что говорило бы о плохом обращении с детьми. Я думаю, что вы очень заботливые и любящие родители.

Повисло неловкое молчание. Психолог перелистала свои заметки.

— Что вы имели в виду, когда говорили об изменениях в процессе воспитания детей? — спросила Наоми.

— Ну, например, возьмем первое утро, когда я приехала к вам, до того, как мы отправились в ясли. Вы вышли из кухни и оставили меня наедине с Люком и Фиби. Они не выказали ни малейших признаков испуга, а я была для них абсолютно незнакомым человеком. Дети, которые имеют тесную связь со своими родителями, склонны гораздо больше бояться незнакомцев, чем те, кто этой связи не имеет.

— Да я пытаюсь наладить связь с ними с момента их рождения! — воскликнула Наоми.

Шейла Микаэлидис кивнула. Ее лицо приняло еще более озабоченное выражение.

— Думаю, здесь я могла бы дать вам пару советов. Но существует куда более важная проблема, и происходит она совсем не от недостаточно тесной связи между вами и вашими детьми.

Наоми внимательно посмотрела на нее. Когда они в первый раз встретились с психологом, она выглядела важной и уверенной в себе, почти заносчивой. Сейчас она явно нервничала, вертела в руках печенье, потирала ладони, хмурилась. Ее лицо то и дело напрягалось, как будто она боролась с какими-то внутренними сомнениями.

— Я наблюдала за Люком и Фиби вместе и порознь. Я смотрела, как они решают поставленные задачи, и старалась проверить их память и логическое мышление, что было нелегко, учитывая недостаток вербального общения. Я обнаружила, что по уровню интеллектуального развития они намного превосходят свой возраст. Иногда мне кажется, что они проводят опыты на всем, что их окружает. Большую часть времени они отстранены и погружены в себя, в остальное же время занимаются самоутверждением. Они пытаются сделать это на вас, на детях в своей группе, на ком угодно. Поскольку с морскими свинками им это делать неинтересно, Люк и Фиби дразнят их. Они будто проверяют, как далеко они могут зайти. Такое ощущение, что они постоянно испытывают чью-нибудь стойкость. Я никак не могу определить, какой у них тип мышления, потому что они реагируют на совершенно иные сигналы, чем все люди. Вдобавок у них свои собственные правила общения. На моем опыте такого еще не было.

— Вы имеете в виду этот их странный язык? — спросил Джон.

— И это тоже. Когда вы рассказали мне об этом, я была настроена скептически. Теперь начинаю вам верить.

— Как можно это объяснить?

— Их поглощенность друг другом, до такой степени, что они редко вступают в контакт с вами и никогда — с другими детьми, плюс эти уникальные способности… Все это похоже на симптомы аутизма. Сначала я отмела такое предположение, но теперь оно кажется мне все более вероятным. Во всяком случае, необходимо обследование. Я бы рекомендовала сделать томограмму.

— Аутизм? — в ужасе переспросила Наоми. — Вы думаете, у них аутизм?

— Боюсь, это одно из возможных объяснений. Но с ними совершенно точно не все в порядке.

Наоми посмотрела на Джона. Он пожал ей руку.

— Одна из самых примитивных способностей живого существа, и человека в частности, — распознавать и перенимать нормы поведения в социуме. Один из тестов, которые я провела, показал, что у Люка и Фиби эта способность либо отсутствует, либо развита очень слабо.

— Что это значит? — спросил Джон.

— Кажется, ваши дети не понимают, что считается нормальным поведением в обществе.

Джон еще крепче сжал руку Наоми и посмотрел на психолога:

— Что нам делать дальше?

— Мне необходимо подумать. Как один из вариантов — на некоторое время поместить Люка и Фиби в специальный интернат на обследование.

— Ни за что, — отрезала Наоми и обернулась к Джону за поддержкой. Он секунду поколебался, но согласно кивнул.

— Я ни в коей мере не хочу, чтобы вы воспринимали это как нечто негативное, — продолжила психолог. — Если ваши дети необыкновенно одаренные — а я подозреваю, что это именно так, — то им будет даже полезно провести некоторое время с такими же, как они. Могу посоветовать один очень хороший…

— Извините, — прервала ее Наоми. — Но это совершенно исключено. Мы даже не хотим это обсуждать. Мы их родители. Какие бы проблемы они ни имели, мы будем решать их своими средствами, чего бы нам это ни стоило.

— Что ж, тогда предложите им принципиально иное времяпрепровождение. Возможно, нужно изменить режим дня.

— Что конкретно нам нужно сделать? — спросил Джон.

— Предоставьте им игрушки и развлечения, рассчитанные на детей гораздо старшего возраста. Думаю, стоит купить им компьютер. Компьютеры их завораживают. Поэтому они не подпускали никого к компьютеру в яслях.

— Шейла, — серьезно сказал Джон. — Пожалуйста, скажите прямо. Что бы вы делали на нашем месте? Если бы это были ваши дети?

— Мне нужно как следует обдумать ситуацию. Обсудить ее с коллегами — строго конфиденциально, разумеется. Просмотреть кое-какие материалы. Я бы очень хотела предоставить вам какое-нибудь волшебное решение, но, увы, не могу. Его просто не существует. Признаюсь честно — вам придется очень нелегко.