Книга: Четвертая обезьяна
Назад: 44 Портер — день второй, 4.58
Дальше: 46 Портер — день второй, 6.53

45
Дневник

Отец похвалил меня за то, как я упаковал вещи.
Когда он приехал домой, я около часа ждал его снаружи с бейсбольной битой в руке.
Я не особенно любил бейсбол; более того, меня нельзя было назвать спортсменом. Но отец объяснил, как важен внешний вид, и я собирался соответствовать его наставлениям по полной программе. Мама велела мне следить, не едет ли кто посторонний. Не мог же я просто слоняться у дома, глядя на лужайку, верно? Так пусть все думают, будто я играю в бейсбол. Я подбрасывал мяч в воздух и ловил его левой рукой, потом правой, потом снова левой — профессионалы никогда не перестают тренироваться.
Хотя я очень старался не думать о той фотографии, она все время стояла у меня перед глазами; стоило мне зажмуриться, как я видел голых маму и миссис Картер, которые сплелись в объятии. Я снова принимался подбрасывать мяч и считал, сколько раз его поймал — заодно пытаясь навести порядок в мыслях. Я приказывал себе не зацикливаться на снимке, который до сих пор лежал у мамы в кармане, если только она не перепрятала его в более укромное местечко.
Подъехав к дому, отец одобрительно кивнул мне и поднял руку. Я чуть подкрутил мяч и подал ему. Он поймал мяч с ловкостью игрока Главной лиги. Вертя мяч между пальцами, подошел ко мне и спросил:
— Трудный сегодня был день?
Отец часто говорил шифром и обучил тому же меня. Мы с ним, бывало, говорили о совершенно невинных вещах, прекрасно понимая, что речь идет совершенно о другом.
— Да так, то одно, то другое, — ответил я, стараясь не улыбаться.
Я быстро покосился на машину Картеров и обратно — так быстро, что уловить движение глаз было практически невозможно, но отец все заметил; я понял это по едва заметной усмешке у него на губах.
Он посмотрел на небо. Солнце садилось, готовясь к ночному сну.
— Знаешь, друг, по-моему, ночь сегодня будет чудесной. Спрошу-ка маму, не хочет ли она прокатиться. Приглашу ее на свидание в большом городе. Как думаешь, сумеешь ты присмотреть за домом, пока нас не будет?
К тому времени я прекрасно умел читать между строк и понял: отец собирался куда-то перегнать машину Картеров и избавиться от нее. Мама же должна была поехать следом на своей машине, чтобы ему было на чем вернуться домой. А моя задача — присматривать за миссис Картер, пока их не будет.
— Конечно, папа! Можешь на меня рассчитывать!
Он бросил мне мячик и взъерошил волосы:
— Какой ты у меня молодец!
Я смотрел ему вслед. Вот он вошел в дом, а через десять минут вышел. Мама шла за ним следом. Проходя мимо, она бросила на меня встревоженный взгляд и подошла к машине Картеров. Дверца хлопнула со скрипом. По-прежнему не сводя с меня взгляда, мама поправила зеркало заднего вида. Отец стоял возле своего «порше», вертя между пальцами ключ.
— Мы не надолго, приятель. Пара часов самое большее. К сожалению, мама не успела приготовить ужин; может, соорудишь себе что-нибудь сам?
Я кивнул. Днем мама испекла дивный пирог с персиками и поставила форму на подоконник остывать. Кроме того, в буфете у нас всегда были запасы арахисовой пасты и желе; вполне достаточно для того, чтобы устроить настоящий пир. Во всяком случае, с голоду я точно не умру.
— Развлекайтесь! — произнес я своим самым лучшим «взрослым» голосом.
Отец улыбнулся, надел свою любимую шляпу и сел за руль. Взревел мотор; он выехал на дорогу и скрылся за поворотом на Бейкер-стрит. Мама не сразу поехала за ним. Я повернулся к дому Картеров и увидел, что она даже не завела мотор. Она сидела на водительском месте, не сводя с меня пристального взгляда, от которого мне стало не по себе. Я не вру; мне казалось, будто из маминых глаз выходят лучи лазера и прожигают меня насквозь. И все же я не отводил взгляда. Отец всегда учил, как важно сохранять зрительный контакт, сколь бы неудобно тебе ни было. Но в конце концов я не выдержал и отвернулся. Тогда мама завела мотор, включила первую передачу — заскрежетали шестеренки — и покатила за отцом.
На дорожке, ведущей к дому Картеров, поднялась пыль. В лучах заходящего солнца все выглядело очень красиво: мерцающий свет над гравием.
Я бросил мячик и вошел в дом.
Я услышал удары еще до того, как вошел на кухню, — из подвала доносились громкий лязг и металлический скрежет.
Я потянулся к дверной ручке; в глубине души я надеялся, что дверь в подвал окажется запертой. Но она была открыта; медная ручка повернулась, и дверь распахнулась. Снизу доносилось ритмичное звяканье.
Я спустился вниз.
Миссис Картер стояла на полу, рядом с пятном крови. Она напомнила мне большую летучую мышь. Ей как-то удалось приподнять раскладушку с той стороны, где она была к ней прикована, и она молотила ею о трубу. Каждый удар сопровождался стоном; через какое-то время она уронила раскладушку на пол и развернулась. Просто чудо, что она во время такого маневра не сломала руку — ведь вторая ее рука была по-прежнему прикована к водопроводной трубе!
Когда раскладушка била по трубе, миссис Картер содрогалась всем телом. Наверное, каждый удар причинял ей сильную боль.
Если она меня и увидела, то ничего не сказала; она продолжала молотить. Волосы растрепались, на лбу выступил пот.
— Так вы нам затопите подвал, — заметил я. — Если разобьете водопроводную трубу, вода хлынет в подвал и заполнит его в течение часа, а вы… прикованы к трубе и раскладушке, поэтому утонете первая.
Она глубоко вздохнула и в очередной раз грохнула раскладушкой об пол, решив, видимо, немного отдохнуть.
— Если я разобью трубу, то сниму наручник и выберусь отсюда!
— Прежде чем сломаться, труба просто треснет, и в подвал хлынет вода. Вам и сейчас трудно управляться с раскладушкой; представляете, насколько будет тяжелее делать то же самое, стоя в холодной воде? Я не говорю, что вы плохо придумали. Просто в вашем плане имеются небольшие изъяны, вот и все. Может быть, прежде чем продолжите, неплохо будет немного подумать. Вам ведь все равно не помешает передышка.
Миссис Картер выпустила раскладушку. Браслет впивался ей в руку и тащил вниз, но она не садилась.
— Надеюсь, ты не станешь мне мешать?
Я пожал плечами:
— Мне даже интересно посмотреть, что будет дальше.
Миссис Картер уставилась на меня в упор; глаза у нее покраснели и наполнились слезами. Она тяжело дышала. Интересно, подумал я, давно ли она все придумала. Наверное, мама не обращала на нее внимания. Судя по тому, как женщина выбилась из сил, она молотит по трубе не первый час.
— Значит, тебе наплевать, что я умру в вашем подвале?
Я промолчал.
— Если я утону или меня убьют твои родители, тебе будет наплевать? Что я такого сделала? Чем заслужила? Я никого не обижала… Наоборот, если помнишь, меня избил муж.
Она с трудом села на край раскладушки и помрачнела.
Очень странно! Хотя миссис Картер была старше меня, иногда я мельком видел в ее лице ту девушку, какой она была раньше. Иногда мне даже казалось, что она младше меня; она словно превращалась в испуганную девчонку, которая не знает, что ее ждет, и надеется, что кто-нибудь — взрослый мужчина или мальчик, такой как я, — придет и спасет ее.
Теперь, с высоты своего взрослого положения, я понимаю, что видел то же выражение бесчисленное множество раз. Попадая в беду, люди рассчитывают, ждут, что им кто-нибудь поможет. Наверное, такие ожидания возникают потому, что именно так все происходит в кино или на телеэкране. Герой всегда прибывает в последний момент (в классических сериалах, где серии длятся час, он появляется примерно на пятьдесят второй минуте). Он побеждает преступников и спасает тех, кто попал в беду, от верной смерти, после того как те совсем отчаялись. Слезы, объятия, иногда поцелуи — и перерыв на рекламу перед самыми титрами.
В настоящей жизни так не бывает. Я видел, как люди прощались с жизнью; их было много, больше, чем я могу сосчитать. В самом конце у всех появляется такое же выжидательное выражение; они смотрят на дверь и ждут, что вот-вот появится их спаситель. Только он не приходит. В настоящей жизни спасти себя можно только самому.
Ей удалось отбить с трубы кусочек краски, и больше ничего. На самой трубе не появилось даже вмятины. Правда, она старалась, и именно это показалось мне важным. Когда они сдаются, игра быстро надоедает.
Я понимал, что она сдастся. Рано или поздно. Они всегда сдаются.
— А может, я вовсе и не хочу разбить трубу, — сказала она. — Может, я хочу разбить раскладушку! — Она помахала правой рукой и дернула цепь наручников.
Я нахмурился:
— Но даже если вы отделаетесь от раскладушки, вторая ваша рука все равно останется прикована к водопроводной трубе. Чем вам это поможет? Вы по-прежнему останетесь прикованной к трубе, только вам не на чем будет спать. Так что ваши действия приведут к обратным результатам.
Она обхватила пальцами металлический каркас раскладушки и поджала губы:
— Я возьму трубку и сломаю шею твоей матери. Потом отниму у нее ключи и выберусь отсюда.
Я склонил голову набок. Ее новый план был лучше, чем предыдущий, но и в нем имелись изъяны.
— А что, если мама не носит с собой ключей? Что, если они у отца? А может, они вообще остаются наверху, на кухне, на гвоздике у двери черного хода? Зачем брать их сюда с собой? В конце концов, совсем нетрудно без ведома человека снять у него что-нибудь с руки или вынуть из кармана!
В доказательство своих слов я поднял руку и разжал пальцы. У меня на ладони лежали ее часы — крошечные, марки «Таймекс», с фальшивыми бриллиантами.
— Как? — ахнула она. — Когда ты успел?
Я невольно хихикнул:
— Подобрал с пола. Наверное, ремешок перетерся.
Я бросил часы на раскладушку.
— Значит, тебе все равно, что я собираюсь причинить боль твоим родителям, чтобы выбраться отсюда?
— Ваша реакция вполне естественна. Не могу винить вас, за такие мысли. Если загнать в угол зверя, он тоже будет кусаться и царапаться, чтобы вырваться на волю. А человек по большому счету ничем не отличается от зверя: инстинкт самосохранения и так далее, — ответил я. — Будь я на вашем месте и будь у меня возможность прямо сейчас причинить вам боль, непременно так бы и поступил. Более того, боль, которую способен причинить я, была бы гораздо хуже. Так оно всегда бывает. Мы наносим друг другу удары, один за другим, один за другим, пока кто-то не сдается. Наверное, вам стоит подумать вот над чем: кто сдастся первым? Вы или мои родители? Вы или я? Потому что, в конечном счете, если вы не верите в то, что вы сильнее, чем ваш противник, драка — напрасная трата сил. В таком случае разумнее направить свои силы в другое русло и попробовать что-нибудь еще.
Миссис Картер покосилась на часы, но не сделала попытки взять их.
— Если ты отпустишь меня, мне не придется причинять боль ни твоей маме, ни твоему отцу. И им тоже не понадобится причинять боль мне; я никому ничего не скажу, обещаю! Саймон был плохим человеком; он сам напросился. Твои родители оказали мне услугу. Они освободили меня. Я их должница. Им не нужно из-за меня волноваться. Обещаю тебе, я не причиню вам вреда. И все останутся в выигрыше.
— Вы нарушили правила, — тихо напомнил я. — К сожалению, у всего есть последствия.
— Почему я нарушила правила? Потому, что позволила мужу избить меня?
— Лучше задуматься, за что вас избил муж.
Еще одна слеза пролилась из ее глаза и покатилась по щеке. Она пыталась вытереть ее, но из-за наручников не дотягивалась до лица.
Сев на край раскладушки, я достал из заднего кармана носовой платок и вытер слезу. Она посмотрела на меня, но ничего не сказала.
— Я нашел фотографию.
— Какую фотографию?
— По-моему, вы прекрасно знаете какую.
Она побледнела:
— Ты должен ее спрятать!
— Со мной была мама; теперь фотография у нее. Не знаю, что она с ней сделала.
— Отец ее не видел?
— Еще нет, — ответил я. — Но это не значит, что он ее не увидит.
— Но ведь ты ему не скажешь?
Я не ответил; видимо, она все поняла по моему лицу.
— Если он увидит ту фотографию, он сделает больно не только мне; плохо придется и твоей матери. Ты этого хочешь?
Я снова промолчал.
Назад: 44 Портер — день второй, 4.58
Дальше: 46 Портер — день второй, 6.53