2
Линн Беккет позвонила в подъезде медицинского кабинета, ясно осознавая, что доктор Росс Хантер – одна из немногочисленных постоянных величин в ее жизни. Фактически, если честно сказать, трудно припомнить что-нибудь другое столь же постоянное. За исключением неудач. Беды определенно преследуют. Она всегда умела совершать ошибки. Поистине блистательно. Запросто может угробить всю Англию.
Если описывать жизнь в двух словах, то получится череда катастроф протяженностью в тридцать семь лет, начавшихся с мелочей вроде отсеченного дверцей машины кончика указательного пальца в семилетнем возрасте и неуклонно с тех пор усложнявшихся. Сначала Линн не оправдала ожиданий родителей, потом мужа, теперь в качестве матери-одиночки искусно обманывает ожидания дочери.
Приемная доктора Хантера располагалась в большой эдвардианской вилле на тихой Хоув-стрит, которая некогда вся была жилой. Множество великолепных домов рядовой застройки давно снесены, вместо них выросли блочные многоквартирные ульи, а в уцелевших зданиях разместились конторы, врачебные кабинеты.
Линн вошла в знакомый вестибюль с запахом политуры со слабой примесью антисептиков, увидела в дальнем конце за столом секретаршу, которая разговаривала по телефону, и прошмыгнула в комнату ожидания.
За пятнадцать с лишним лет в просторной, но сумрачной комнате ничего не изменилось. То же пятно от протечки на оштукатуренном потолке, по форме слегка напоминающее Австралию, то же каучуковое растение в горшке перед камином, тот же затхлый запах, разношерстные стулья, диванчики, словно купленные в незапамятные времена на аукционной распродаже вещей, конфискованных за долги. Кажется даже, будто журналы на круглом дубовом столике годами не обновляются.
Она взглянула на дряхлого старика, утонувшего в кресле с выпирающими пружинами. Он крепко держался за воткнутую в ковер палку, словно боялся окончательно провалиться. Рядом с ним нетерпеливый с виду мужчина лет тридцати в синем пиджаке с замшевым воротником сосредоточенно жевал жвачку.
На стеллаже, как всегда, навалены брошюры, одна из которых советует бросить курить, хотя Линн в данный момент с взвинченными до предела нервами охотно последовала бы совету курить больше прежнего. На столике лежит свежий номер «Таймс», но в таком состоянии на газете не сосредоточишься. После вчерашнего звонка секретарши доктора Хантера с просьбой явиться утром пораньше Линн даже глаз не сомкнула. Потом ее затрясло от резко упавшего сахара в крови. Лекарство она приняла, но за завтраком с неимоверным усилием проглотила лишь ложку.
Усевшись на краешке жесткого стула с прямой спинкой, Линн полезла в сумочку, нашла пару таблеток глюкозы, сунула в рот. Зачем доктор Хантер ее срочно вызвал? Из-за результатов анализа крови, сделанного на прошлой неделе, или – скорее всего – из-за Кейтлин? В прежних пугающих случаях, когда она, например, обнаружила у себя на груди уплотнение или с ужасом увидела в безобразном поведении дочери признаки мозговой опухоли, он звонил сам, сообщая хорошие новости о биопсии, сканировании, анализах – нечего беспокоиться. Словно можно когда-нибудь не беспокоиться насчет Кейтлин.
Линн закинула ногу на ногу, снова опустила. Она хорошо оделась – в свой лучший костюм из шерсти и кашемира, купленный на январской распродаже, с длинным синим вязаным кардиганом и черными брюками. На ногах черные замшевые сапожки. Никогда себе не признается, что старается хорошо выглядеть перед доктором. Конечно, не сногсшибательно – это искусство давно позабыто заодно с уверенностью в себе, – но по крайней мере привлекательно. Вместе с доброй половиной других пациенток она издавна втайне обожает доктора Хантера, хотя никогда не осмелится выдать себя.
После разрыва с Мэлом самооценка рухнула ниже плинтуса. В тридцать семь лет она еще вполне симпатичная и, по мнению многих подруг, брата, покойной сестры, была бы еще симпатичнее, если бы хоть отчасти набрала потерянный вес. Вид явно изможденный, осунувшийся – достаточно взглянуть в зеркало. Высохла от постоянных тревог, особенно за Кейтлин на протяжении шести с лишним лет.
Когда дочке исполнилось девять, у нее впервые обнаружили заболевание печени. С тех пор они обе как будто находятся в длинном темном туннеле. Бесконечные визиты к специалистам. Анализы. Короткие периоды в больнице здесь, в Суссексе, и более долгие – один почти на год – в специализированном печеночном отделении Королевской больницы Южного Лондона. Операции по имплантации эндопротезов в желчные протоки. Операции по их удалению. Бесчисленные переливания крови. Кейтлин так обессилела от болезни, что регулярно засыпала в классе. Не смогла играть на любимом саксофоне, когда ей стало трудно дышать. В подростковом возрасте начала озлобляться, проявлять непослушание, и чем дальше, тем больше. Постоянно требует объяснения – почему я?..
Линн не может ответить на этот вопрос.
Уже не сосчитать, сколько раз она сидела в ужасе в отделении скорой помощи Королевской больницы графства Суссекс, пока медики занимались ее дочерью. В тринадцать лет та стащила из домашнего бара бутылку водки, после чего пришлось промывать желудок. В четырнадцать свалилась с крыши, накурившись гашиша. В другой раз явилась в спальню матери в два часа ночи с остекленевшими глазами, обливаясь потом и стуча в ознобе зубами. Сообщила, что какой-то подонок в Брайтоне дал ей таблетку экстези и у нее болит голова.
Доктор Хантер всякий раз приезжал в больницу, сидел с Кейтлин, пока не убеждался, что опасность миновала. Это не входит в его обязанности, да такой уж он человек.
Дверь открылась, он вышел – высокий, элегантный, в костюме в тонкую полоску, с прекрасной осанкой. Приятное лицо обрамляют волнистые волосы цвета перца с солью, ласковые заботливые зеленые глаза частично прячутся за стеклами очков в форме полумесяца.
– Линн! – сказал он. Его обычно сильный звонкий голос прозвучал нынче утром непривычно глухо. – Зайдите.
У Росса Хантера две резко различные манеры приветствовать пациентов. За все годы Линн видела только теплую искреннюю улыбку, которая говорит: рад снова вас видеть. Прежде на его лице никогда не было тоскливой гримасы с прикушенной нижней губой, которую он ненавидит и держит в чулане.
Сегодня она вышла на свет.